Культ и мораль ведаизма и брахманизма

Если в религиозном миросозерцании ведаизма и брах­манизма замечается самое резкое различие, то относительно культа и морали этого нельзя сказать. Конечно, браманизм внес и сюда некоторые своеобразные особенности, но при всем том провести здесь резкую грань между брахманизмом и ведаизмом едва-ли возможно. Закрепление кастового строя и развитое учениеоб аскетических подвигах, как пути к избавления от зла мирскойжизни,— вот те главный особенности брахманизма, на который придется обратить внимание.

Ведийская религия в сравнении с позднейшим брахманизмом отличается, как мы уже говорили, более жизнерадостным характером. Индус ведийского периода, живший непосредственным созерцанием благодатной природы, считал себя как бы другом богов, с которыми он поддерживал постоянное живое общение через культ. В его глазахжертва и богослужебныецеремонии были веселым пиром, на котором присутствуют боги в роли почетных гостей; для них приготовлялось особое место на священной траве; им подавались лучшие дары природы—мясо животных, молоко, масло, печеный хлеб и главным образом священ­ный и таинственный напиток сома, в роде пива, приготовляющийся из стеблей одного растения (Asclepias); их услаждали песнопениями, музыкой, танцами и благовониями. Всякая жертва служила выражением гостеприимства и чувства радости по случаю прибытия дорогих гостей. Но впрочем сюда примешивался и чисто практически расчёт:богидолжны отплатить своим поклонникам за угощение своей помощью и защитой от болезней и несчастий. В ведийских гимнах и молитвах эта расчётливая мысль выражаетсяс резкою откровенностью: «я даю, и ты дай! Вот тебе масло где же твои дар? Если бы, о Индра, я был так-же могущественен, как ты, то, о всещедрый, я богато одарил бы певца; я не допустил бы его бедствия и пришел бы на помощь тому, кто изо дня в день превозносит меня». Принесение в жертву животных, особенно в позднейшее время, практиковалось сравнительно очень редко: здесь обнаружилось всегдашнее стремление индусов к сохранению жизни, что особенно выразилось в буддизме и позднейших философских школах. Даже принося животное в жертву, индус утешал себя мыслью, что он не причиняет неприятности животному: при заклании жертвы брамин обыкновенно говорил: «ты не умираешь, тебе не будет причинено страдание, к богам идешь ты на прекрасном коне».

В ведийский период жертвы приносились, по видимому, не в храмах, о которых в Ведах не упоминается, а в домах или под открытым небом, где устраивались простые жертвенники или палатки. При каждом жертвоприношении самое важное придавалось разжиганию огня, который в древнюю эпоху добывался путем трения дерева о дерево. Вообще всякая молитва, всякое обрядовое действие передавались и сопровождались чрезвычайно сложным ритуалом, от точного выполнения которого поставлялась в зависимость действенность жертвы. Приносящий жертву должен был приготовиться к ней сложными обрядами очищения и освящения, к которым относились омовения, пост, воздержание от супружеского общения, стрижка волос, бороды и т.д. Перед великим жертвоприношением требовался особенно строгий и продолжительный пост, который длился до тех пор, «пока у приносящего жертву не потемнеет в глазах и у него не останется только кожа на костях». Такие же строгие требования предъявлялись и к жрецам; перед совершением священного действия «они обязаны были вымыться, натереться благовониями, одеться и препоясаться, а во время обряда должны были соблюдать бесчисленные предписания относительно размерности шага и положения тела, обращать внимание на стороны света и соблюдать определенный очерк различных обрядовых возгласов и таинственного молчания; к этому присоединялась еще трудная обязанность произносить песнопения и изречения без малейших ошибок, соединяя их с соответствующими действиями» (Эд. Леманн). Но главным образом от жрецов требовалась телесная чистота. Вообще очищения и омовениязанимали у индусов чрезвычайно важное место. Они требовались на каждом шагу в виду многочисленности тех случаев, когда человек под­вергается осквернению; в жизни так много, по убеждению индусов, нечистоты, что уберечься от ней человеку совершенно не возможно: труп умершего, чужеземец, человек другой низшей касты, выделения собственного тела, пот, вла­га из глаз, даже затоптанное место, на котором. Сохранились признаки пребывания здесь зверя или человека, в роде костей, волос, ногтей и т. д., всеэто может осквернитьчеловека чрез прикосновение. Средствами очищения кроме воды считался коровий помет и вообще все, что имеет связь с коровой, признававшейся самым священным животным, очистительная свойства коровы казались настолько великими, что умерший мог даже освободиться, по народному верованию от всех своих грехов, если в его гроб положит коровий хвост. Реки считались вообще священными и потому обладающими очистительными свойствами, но высшее очищение приписывалось омовению в реке Ганге.

Домашние жертвоприношения совершались самими домо­хозяевами; они состояли в разведении огня священного очага и приготовление кушаний для богов; вообще домашний культ отличался простотою. Но общественные моления и жертвоприношения, в виду чрезвычайной сложности обрядовых действий и требовавшие точного выполнены: их, со­вершались только опытными жрецами под наблюдением брамина, т. е- верховного жреца. Каждый шаг, каждое движениежреца были определены точными предписаниями: как приготовить место для алтаря и обвести его предохранитель­ною бороздою, как подоить корову, молоко и масло которойприносились в жертву, как размолоть зерно и приготовить хлеб для богов, как разрезать мясо и сварить его, это требовало особого, довольно сложного церемониала.

Очередные общественные жертвоприношения совершались жрецами каждодневно утром и вечером, но они большею частью ограничивались зажиганием трех огней и принесением богам молока. Сложнее были священный действия в новолуние и полнолуние каждого месяца; здесь приношения богам были более обильными, хотя они также состояли преиму­щественно из растительных и молочных продуктов. Три годичных праздника в начале весны, дождливого времени и осени сопровождались уже кровавой жертвой. Но самыми торжественными праздниками были «прославление огня» и ве­ликое жертвоприношение коня. Весенний праздник—прославление огня,—посвященный богу Агни, состоял в пении соответствующих гимнов богам и принесением им в жертву молока, хлеба и одиннадцати козлов; но важ­нейшую часть праздника составляло выжимание из стеблей растения сока сомы, сопровождавшееся сложной церемонией очищения добытого напитка, добавления к нему различных примесей и разливания его в соответствующие сосуды. Квеликому жертвоприношению коня приготовлялись в течении целого года, предназначенный к жертве конь, после совершения над ним церемонии омовения, обходил всю стра­ну в сопровождены 400 юношей; жрецы налагали на себя строгий пост и охраняли себя от всякого осквернения. Праздник коня был временем общего народного веселья, кото­рое доходило до разгула; «здесь все, что может быть на­звано общественным весельем, проявлялось с полной сво­бодой, и жизненный этикет становился несколько менее стеснительным. Состязания в конских бегах и игра в кости, которым индусы предавались со страстью и которым давал­ся религиозный оттенок, представления фокусников и пля­ски танцовщиц, рассказывание сказок, загадывание загадок и пение песен,—все это соединялось в пестрой народной жизни» (Эд. Леманн).

Уже и сам по себе культ индусов носил характер какого-то волшебства, при посредстве которого хотели подчинить богов воле людей. Но независимо от этого, заклинания, заговоры и волшебные средства пользовались у индусов чрезвычайным значением; к ним прибегали не только в домашней жизни для освобождения от злых духов в случае болезни и различных несчастий, но и при событиях общественной важности, напр., во время войны, эпидемий, засухи и т.д. Вера в силу волшебства доходила до того, что при посредстве его надеялись возвращать к жизни умерших, обеспечивать долгую жизнь, освобождаться от вины и греха и т.д. И на жрецов индусы смотрели, даже в сравнительно позднюю эпоху, как на чародеев и гадателей, владеющих таинственными средствами и способных направлять события жизни по своему желанию; может быть, отчасти благодаря этой вере народа в силу волшебства и во всемогущество жертвы, брамины и приобрели такое значение, что заняли господствующее положение в ряду других каст.

Погребете умерших совершалось у индусов в различные времена не одинаково. По видимому, в древнейшийпериодумершие погребались в земле, на что указываетсохранившаяся вВедах молитва, о том, чтобы земля не давила покойника, а дала ему просторное и удобное убежище. Но последствии общее распространено получил обычайсжигать трупы умерших. Что способствовало закрепление этого обычая, сказать трудно; может быть, сжигание покойника служило для индуса конкретным выражением его веры в соединении человека после смерти с божеством и главным образом с богом огня и бессмертия Агни; с другой стороны в сожжении трупа умершего лучше всего могла выражаться мысль о вознесении почившего в небесное жилище богов вместе с пламенем и дымом погребального костра. О практиковавшемся у индусов сожжении вдовы вместе с трупом умершего мужа в Ведах ничего не говорится; на этом основании предполагают, что этот жестокий обычай практиковался, по крайней мере в ведийскую эпоху, сравнительно очень редко.

Ведийская религия выступает пред нами с ясно выраженным этическим характером: высшее назначение человека полагается здесь не в одном служении богам, но и в нравственной деятельности. Особенно высоко ценятся в Ведах семейные добродетели так как и сам брак считается божественным учреждением. Женщина у индусов не была так принижена, как у других народов: как ни жесток был обычай сжигать вдов вместе с умершими мужьями, но он, по видимому, вытекал из возвышенного взгляда на брак, как на вечный, нерасторжимый союз между двумя лицами. Особенно строго охранялось целомудрие девушек, которые при отсутствии родителей и близких родственников вверялись попечению всей общины.

Этические требования Вед вытекают из чисто религиозных основ. Высокоморальный характер Варуны, который следит за деятельностью людей и изливает свой гнев на недостойных и порочных, налагал нравственный отпечаток и на служение ему. Благодаря этому в ведийской религии довольно заметно выступает идея искупления: очень часто молитвы содержать в себе прошения не об одних только земных благах, но и о прощении соделанных грехов. Вот одна из таких молитв: «Если мы совершили какое нибуд беззаконие ведением или неведением, избавьте нас от них, о великодушные боги!» Однако нужно сказать, что мораль Вед основывается главным образом только на принципе справедливости и носит формальный, чисто юридически характер: не внутренняя настроенность сердца, а только внешние поступки человека подлежать нравственной ответственности; поэтому для избавления от греха считается достаточным принести соответствующую жертву. Но во всяком случае и под этими грубыми формами скрывается благородное основное чувство, сознающее, что человек должен охранять чистоту своей души и что есть такое совершенство, которое составляет высшую цель человеческой жизни и должно быть приобретаемо, не смотря на все трудности и лишения» (Эдв. Лемманн).

Брахманизм заимствовал культовый строй всецело из ведаизма; Веды, как богослужебный книги (самхиты), сохранили и теперь все свое значение; может быть богослужебное значение их даже возросло, так как в культе стали видеть внешнее выражение того таинственного Брамана, имя которого тожественно со словом молитва. В этот период древние боги потеряли свое сильное влияние на дух народа; люди перестали искать своих богов на небе или в грозе, а устремили свое внимание на длинные церемонии, совершаемые жрецом, на гимны, которые он пел пред жертвенником, или же на аскетизм, который он проводил в своей жизни» (Мензисъ).

Как на частную особенность брахманистического культа нужно указать на приурочение, богослужебных действий к храмам, которые появляются повсюду в значительном количестве. Эти храмы отличались изяществом отделки и значительными размерами. Внутри храмов господствовал полнейший мрак, который как бы конкретно выражал таинственную и непостижимую сущность божества; стремление придать храмам возможно большую таинственность заставила индусов устраивать храмы в горах в сплошной каменной массе; таковы эллорская пещеры, возбуждающая удивление без- граничным количеством потраченного на них труда.

Вся религиозная жизнь сосредоточивается теперь в касте браминов, которые получили такое преобладающее значение, что заняли в глазах народа место как бы земных богов: они одни владели религиозной тайной, они одни имели власть над богами через посредство всесильной жертвы. Уже в ведийский период индусы начинают группироваться в касты, но окончательное закрепление кастового строя совершилось уже в эпоху брахманизма. По мнениюнекоторых ученых, первоначальное деление на касты обусловливалось различием в цвете кожи отдельных племен, из которых образовался индусский народ; на это указывает будтобы значениеиндийского слова варна (цвета), соответствующая слову каста. Но вероятнее всего, деление на касты в значительной мере способствовало естественное разделение занятий, вызванное ходом культуры. Прежде всего выделились брамины, т. е. жрецы, как совершители культа; чем больше росло значение этого культа, тем более возвышался и авторитета браминов: если само существование богов зависите от жертвы, то, стало быть, их судьба в некоторой мере находится в руках жреческой касты. Вызванная переселением на берега Ганга борьба индусов с туземным населением заставила сделать военное дело специальной обязанностью особого класса людей; чем упорнее и продолжительнее были войны, тем сплоченнее между собою и обособленнее от других слоев населения становился класс воинов; таким путем образовалась каста кшатриев, которая кроме воинских занятий приняла на себя вместе с царями и вождями ведение всего государственная дела; кштарии —это индусское дворянство, вся жизнь которого проходит на войне, охоте и удовольствиях. Вся остальная часть туземного населения, т.е. рабочая народная масса, составилатретью касту вайшьев; к этой касте принадлежали земледельцы, скотоводы, купцы, слуги и промышленники всякого рода. Но кроме этихкаст, члены которых признавались дважды рожденными (движды), существовал еще особый класс презренных рабов; это судры. Как ни были принижены вайшья в глазах браминов и кшатриев, но все же они составляли в некотором роде благородное сословие в сравнении с судрами, которые, как отверженная порода людей, вызывали в высших кастах большее презрение к себе, чем животных.

Разделение на касты получило впоследствии миологическоеоправдание. Более демократическая версия мифа передает, что все люди первоначально были браминами, т. е. святыми людьми; но затемвоинские наклонности, заботы о житейских нуждах и рабская угодливость разделили людей, не столько по роду занятий, сколько по нравственным качествам, на четыре класса. Но другая версия, обязанная своим происхождением, очевидно, браминам, относит деление людей на касты к самому творениючеловеческого рода: брамины вместе с Ведами вышли из уст Брамы, кштарии из его рук, вайшья из его бедр и презренные судры из его ног.

Помимо указанных причин авторитет браминов в значительной мере поддерживался еще тем, чего они в глазах народа являлись мудрецами и руководителями в высшему знанию.«Подобно тому, как европейское юношество, странствуя от университета в университет, искало наиболее знаменитыхсвоим краснорйчиемъ и ученостью профессоров, так же точно и в древней Индии юноши странствовали повсюду, отыскивая наиболее прославленных учителей, которым могли бы отдаваться в вольное духовное рабство с наибольшим доверием» (проф. Введенский). Впрочем их учениками могли быть только лица, готовые на тяжкие подвиги, вследствии чего не только вайшья, но и кштарии редко шли к ним в ученье; наибольшийконтингент учеников образовывался из браминской же касты. Обучение начиналось с семилетнего возраста и состояло главным образом в изучении Вед. Ученики были послушным орудием в руках учителей и исполняли при них обязанности слуг: они варили, им пищу, совершали домашние работы, стерегли скот, собирали по их приказаниям милостыню.

Обычная житейская мораль брахманизма была целиком заимствована из ведаизма. Но такт как центр религиозной жизни был сосредоточен в секте браминов, то и нравственный требования в Упанишадах и законах Ману имели в виду почти исключительно поведение браминов. Это предпочтение браминов даже и в области нравственной жизни составляешь одну из слабых сторон брахманистичской морали: только брамины призваны к нравственному совершенствование; людям из других каст, даже кшатриям и вайшьям, предопределен греховный путь, а судры везде изображаются презренными существами, не имеющими никакого права на участие в нравственной и религиозной жизни. Нужно однако сказать, что нравственныетребования, обращенный к браминам, отличаются в браманизме не только строгостью, но и возвышенным характером. «Пусть он (брамин), говорится в законах Ману, терпеливо переносит жестокие слова, пусть никого не оскорбляет, пусть не будет ничьим врагом ради этого преходящего тела. Пусть не выказываешь гнева в ответ гневающемуся человеку, пусть благословляет, когда его проклинают».

Но не в этих общих нравственных принципах браманизм полагает путь спасения. На первый план он выдвигает подвиги аскетизма, которые стоят в тесной связи с общим мировоззрением брахманизма. Жизнь есть зло, вот основной его мотив, определяющий и жизненный путь человека; жить и страдать для индуса было одно. Уже в позднейших частях Вед слышится эта пессимистическая нота. «Что за удовольствие можно находить в этом бренном теле, полном нечистом, сложенном из костей, кожи, жил, мускулов, крови, желчи? Что за удовольствие в теле, где гнездятся страстныежелания, гнев, страх, ненависть, зависть? Что за удовольствие в жизни, где голод и жажда, болезнь и страдание, возрастание и умаление, и смерть? Что такое великие люди, бывшие на земле,—цари, вожди, где они? Не исчезли ли со своим безграничным счастьем? Я как жаба на иссохшем потоке. Ты один, Исвара, мое прибежище». И чем дальше, тем сильнее звучишь этот скорбный мотив. Но если жизнь есть зло, то человек тем дальше будет от этого зла, чем меньше он будет принимать учувствовать в поддержании жизни; не деятельность, направленная к усовершению жизни, а отрешение от ее—вот истинный путь спасения. Освобождение от желаний и даже от сознания должно составлять основное стремление человека.

Путь к такому освобождению есть путь тапаса, путь подвига: тапас есть действие, направленное к тому, чтобы подавить в себе всякого рода желания и стремления и достигнуть того высшего покоя, когда «человек подобно слепому не видит, подобно глухому не слышит, подобно дереву бесчувствен и неподвижен». Первая ступень тапаса есть так называемая саньяза. Ищущий спасения от зла жизни брамин должен первую часть своей жизни посвятить учению под руководством мудрого брамана; затем он должен перенести подвиг семейной жизни и благоустроения дома; далее, ищущий совершенства обязан в преклонных летах оставить семью и удалиться в лес для уединенных подвигов; последнее правило саньязы заключается в требовании—отказаться от всякой собственности и жить исключительно только подаянием.

Но все эти подвиги саньязы есть только внешняя подготовительная ступень к высшему аскетизму, путь которого определяется теоретическими основоположениями брахманизма. Душа человеческая по своей сущности является тожественной с Атманом, который, отказавшись от состояния свободы, как бы заключил себя в человеческое тело. В этом связанном состоянии Атман переживает четыре момента: бодрствования, дремоты с сновидениями, глубокого сна без грез и пробуждения от сна, но с сохранением чувства блаженного успокоения во сне. Этим определяется и путь спасения человека: он должен пережить те-же четыре момента, чтобы в конце концов слиться с Брахманом—Атманом и успокоится в нем. На этомоснована так называемая йога («соединеше»), учение о которой зародилось в эпоху брахманизма, хотя с полною подробностью было развито только в последующее время. Йога—это высшая ступень подвига, путь соединения с мировой сущностью Брахманом—Атманом. На этом пути человек должен пройти восемь отдельных ступеней; в число подвигов входят не только средства к воспитанию нравственного характера (целомудрие, воздержание от лжи, отречение от богатства и всякой собственности, душевная и телесная чистота), не только углубление в тайны высшего знания (изучение Вед, богомыслие), но и подавление своих чувств и сознания путем особых аскетических приёмов; к таким приемамъ относятся: продолжительное сиденье в прямом и неподвижном положении, сосредоточение внимания на одном предмете, самоуглубленное размышление с непрерывным повторением таинственного слога Ом. Этот путь, по верованию брахманистов, приводить человека в такое состояние, что для него наступает полная отрешенность от телесной природы и совершенное слияние с Брахманом—Атманом. На почве таких аскетических требований и развились те страшные формы физического и духовного самоистязания и самоумерщвления, о которых так много говорится в описаниях жизни индусских аскетов и которые встретили особенно благодарную почву в позднейшем индуизме.