Сталинский менеджмент – исторический фон

Так можно назвать систему управления организациями, существовавшую у нас в стране в 30-е, 40-е и в начале 50-х годов. Эта система сложилась в условиях тоталитарного строя, установившегося в 1929-1930 гг. Она имела свои яркие проявления в управлении страной в целом.

Важнейшими чертами управления на государственном уровне в годы сталинизма были:

- тоталитарный характер государства: власть пронизывала общество сверху до самого низу и контролировала всё вплоть до личной жизни и частных разговоров (ранее, как уже говорилось, государство было авторитарным);

- полное сращивание партийного, профсоюзного, государственного, хозяйственного аппарата (в предшествующие годы некоторое разграничение этих функций отчасти компенсировало принципиальное отсутствие разделения властей);

- идеологический патернализм: идеология была построена на том, что власть (любого уровня) является для каждого человека как бы отцом родным, заботливым, но строгим и справедливым;

- идеологический милитаризм: страна находится во враждебном окружении, война с которым неизбежна, а поэтому необходима бдительность, железная дисциплина и т.д.; вспомним песни того времени, причём лучшие: «пусть он землю бережёт родную» – из песни о любящей девушке; «когда настанет час бить врагов...» – из песни о спорте; «дни работы жаркие, на бои похожие» – из песни о начале трудового пути и прочее;

- репрессивный характер государства (о сталинских репрессиях, о 1937 годе как их кульминации, о ярлыках «вредители», «враги народа», о ГУЛаге, о таких зловещих фигурах, как Ягода, Ежов, Вышинский, Ульрих, Берия, Абакумов и др., и без данного текста написано немало – надо только не лениться искать и читать);

- восстановление рабовладельческих и крепостнических отношений в стране и, в частности, по отношению к трудовым ресурсам.

Вот последнее положение необходимо развить поподробнее.

Сталинский переворот (в сталинское время его гордо именовали «Великим переломом»; в годы перестройки многие серьёзные историки приняли это название, вкладывая в него противоположный смысл: стране переломили хребет), произведённый в 1929 г., заключался прежде всего в переходе к сплошной и насильственной коллективизации. До этого года в деревне уже существовали колхозы как формы кооперации труда, существовали на добровольной основе и наряду с другими формами: ТОЗами (товариществами по совместной обработке земли), коммунами и др. После 1929 г. осталась только одна форма, и преследовала она цель не столько организации труда, сколько закрепощения крестьян и возложения на них коллективных обязанностей перед государством на основе круговой поруки.

Практически всё крестьянство было загнано в колхозы. Установился особый порядок оплаты труда в колхозах; формально он близок к хорошо известной форме коэффициента трудового участия (КТУ): в течение всего сельскохозяйственного сезона крестьянам лишь ставились отметки о выполненной работе («трудодни»), а поздней осенью пропорционально числу трудодней распределялся весь фонд заработной платы (как правило, в натуральной форме, очень редко и только частично – в денежной). При этом колхоз должен был сначала рассчитаться с государством, затем выждать максимальное время – не потребует ли государство дополнительных выплат, и лишь когда можно было быть уверенным, что новых поборов не последует, дозволялось из оставшегося расплатиться с работниками. Если какой-нибудь председатель производил расчёт с колхозниками «слишком рано», это называлось «разбазариванием средств» и влекло за собой наказание.

Закрепощение колхозников закреплялось введённой в начале 30-х годов паспортной системой. По закону, граждане СССР обязаны были иметь паспорта, но только живущие в городских поселениях. Жители сельской местности паспортов не имели, а следовательно, не могли по своей воле сменить место жительства, в частности, перебраться в город.

С 1940 г. началось фактическое закрепощение и горожан: было запрещено «самовольное» оставление места работы (т.е. попросту смена работы) «без уважительных причин».

Примерно с 1929-1930 гг. всё активнее использовался труд заключённых, а самих заключённых становилось всё больше. Это был фактически рабский труд, причём близкий не к античному или американскому рабству, в целом чуть более «мягкому» (на последнее скорее походил труд крестьян-барщинников в России в последние сотню лет крепостничества). Это больше напоминало труд государственных рабов в Древнем Египте, на строительстве пирамид или каналов – где раб мог быть в любой момент избит или убит, а единственным позитивным стимулом была надежда сегодня сохранить жизнь, где рабы (пленные) поступали в неограниченных количествах, и их жизнь практически не представляла для надсмотрщиков ни малейшей ценности.

Ещё далеко не всё известно об экономической стороне гулаговской системы. В качестве иллюстрации, позволяющей составить некоторое представление о роли рабского сектора в экономике страны, достаточно напомнить, что в 30-е и 40-е годы такие известные предприятия, как «Лензолото» или Норильский медно-никелевый комбинат, входили в систему не Министерства цветной металлургии, как позднее, а Министерства внутренних дел (печально известного НКВД). Рабы-заключённые добывали золото, руды, уголь, валили лес, строили города, дороги и каналы – словом, их вклад в общественное производство по объёмам был сопоставим с вкладом «свободных» рабочих.