Тема 13: культура XX века

 

В XX веке стало явным предсказанные еще Шпенглером кризисное состояние техногенной цивилизации, возникшей на развалинах средневековья. Ее особенностью были особые отношения человека и природы: высшими ценностями культуры признавались могущество человека, прогресс, обновление. Развитие техники и технологии как орудий господства человека над природой стало главной целью общественного развития. В результате постоянное наращивание материального богатства на основе обновления техники превратило человека в простое орудие эффективной экономической деятельности.

Мыслители XX в. говорят о процессе деградации культуры. Ожидание грядущих катастроф, понимание остроты и глобальных масштабов кризиса пронизывает творчество западных и российских философов, социологов, культурологов. Однако характеристики, определение и пути выхода из кризисной ситуации по-разному видятся в западноевропейской и российской философской традиции.

Большинство российских и западноевропейских философов едины в понимании XX в. как гибельного для культуры. Однако между ними есть разница в определении сущности кризиса. По мнению Н.Бердяева, социокультурный кризис в России воспри­нимается глубже и эмоциональнее. Направленность на социальные преобразования здесь часто отождествлялась с религиозным преображением жизни, сводилась к «явлению чуда» в судьбе народа. Спасение человека заключено в нем самом, в возникновении воли к преображению жизни, к восстановлению утраченной связи с Богом. С. Л. Франк утверждал, что человечество нуждается в истинной вере, существующей на уровне неосознанных устремлений воли к чему-то абсолютному, подлинному. И.А.Ильин обращал внимание на глубину воздействия кризиса на фундаментальные основы бытия русского человека (что является более существенной причиной русской революции, чем политический или экономический аспект). Для русского менталитета характерен напряженный поиск глубинных, абсолютных оснований выхода из кризиса культуры. В российской философской мысли существует представление об особой роли России в преодолении кризиса культуры и религиозной ориентации в ходе этого преодоления.

Для западной рационалистической традиции (А.Вебер, Э.Гуссерль, X.Ортега-и-Гассет, Р.Гвардини и др.) европейский кризис — это кризис прежде всего рационалистических и гуманистических установок. Задача заключается в том, чтобы преодолеть негативные явления и сохранить традиционные ценности культуры Ренессанса и Просвещения. Спасение человечества видится не в религиозном преображении человека, а в возвращении к рационалистическим и гуманистическим ценностям эпохи нового времени (и античности). Э.Гуссерль писал, что кризис европейской культуры закончится либо закатом Европы, если она отойдет от рационального осмысления жизни и впадет в «варварскую ненависть» к духу, либо возрождением Европы, благодаря «духу философии» и «героизму разума». А.Вебер считает, что именно «духовное начало» должно стать столь сильным, чтобы снова определять путь общественного развития. Никакие материальные условия бытия не должны диктовать свою волю человечеству. Главная задача — «вернуть каждый европейский народ самому себе».

Р.Гвардини утверждает, что кризис современной цивилизации заключается прежде всего в «утрате гуманного». Отношения между человеком и природой носят все более опосредованный характер. Болезнь XXв. — дефицит переживания живого человеческого чувства. А человек, по мнению Гвардини, это прежде всего «то, что он переживает». Выход есть: необходимо сосредоточиться на своем «внутреннем ядре» и попытаться спасти самое существенное в культуре — личность человека, его индивидуальность.

Западные философы XX в. говорили о неизбежности кризисного состояния в развитии европейской культуры: М.Хайдеггер («забвение бытия»), Г.Марсель («конец человека»), Т.Адорно («поражение за­падной культуры»). В современной философии и культуро­логии данные представления подкрепляются в концепции «глобального кризиса» человечества и его культуры. Оживились апокалипсические настроения — «комплекс кануна», конца Света. Это связано не только с «круглой датой» и магией чисел, но и с тем цивилизационным сдвигом в развитии, который переживает современное человечество.

В совре­менной культурологии и философии обсуждается вопрос: что представляет собой современный этап — гибель культуры или начало ее обновления. П.Сорокин рассматривал кризис не как конечное, а как переходное состояние в развитии культуры. Для него кризис культуры оказывается одновременно становлением новых культурных ориентиров и идеалов, специфичных для новой культурной суперсистемы. При этом разрушение социокультурной це­лостности не ведет к ее окончательному уничтожению, по­скольку определенные ее элементы входят в новую культурную систему. Современный кризис — это не смерть культуры вообще, а кризис определенной, исторически ограниченной социокультурной суперсистемы.

Существуют и более пессимистические точки зрения на кризис культуры. П.Сорокин, например, подчеркивает уникальность и замкнутость культурных типов. При этом и содержание, и форма этих типов не могут передаваться «по наследству» от одной культуры к другой. Каждая культура «локальна», и ее кризис есть последняя стадия в развитии. «Биография культуры» включает не только осуществление ее «душевных возможностей», период «цветения и плодоношения», но и неизбежную старость, оскудение, гибель. В результате живая душа культуры превращается в мумию, неспособную к дальнейшему развитию. Культура лишь однажды зарождается, живет и умирает. Действительно, «смерть» любой целостности всегда выглядит как достижение «пределов ее роста».

В настоящее время формируется третья точка зрения на кризисный характер современности. Наша культура уже не рассматривается как особый период, как кульминационная точка патологического развития общества. Кризисность современной культуры является ее свойством, ведь техногенная цивилизация в непрерывной погоне за новизной (в технике, науке, экономике, искусстве) вынуждена все время «перестраиваться». Ломка старого и возникновение нового — это и есть кризис. Современный человек оказывается в роли непрерывно догоняющего непрерывно набирающего скорость прогресса. Кризис становится постоянной составляющей образа жизни индивида, живущего на рубеже XX и XXI вв. В Древнем Китае одно из самых неприятных пожеланий звучало так: «Чтоб ты жил в эпоху перемен»; здесь отразилась установка традиционного общества на стабильность, постоянство, психологический комфорт. Современный же человек живет в эпоху глобальных неконтролируемых перемен.

«Быстрые технологии», «инновационная экономика», «гонка за новизной», «ускорение научно-технического прогресса» — формулы культуры техногенного общества. Вера в бесконечное прогрессивное развитие общества, в безграничные возможности науки послужила основой для величайших культурных достижений XX в. — выхода в Космос, откры­тия возможностей мирного атома, создания новых информационных технологий. Однако мир «быстрых перемен», непрерывных новаций неуютен и некомфортен для индивида, это мир глобальных катастроф, мировых войн, мир грядущего апокалипсиса.

Ощущение чуждости и абсурдности происходящих событий пронизывают индивидуальное сознание человека. Быстрые изменения приводят к тому, что индивид как бы покидает свой «дом», где все понятно и знакомо, и внезапно оказывается в «чужой» стране. С одной стороны, это заставляет человека задумываться о той культурной составляющей, которая была привычна, не замечалась в старом обществе. «Старая», традиционная культура была «естественной», и человек использовал ее нормы, ценности и правила поведе­ния, не рефлексируя (подобно мольеровскому Журдену, говорил прозой, не осознавая этого). Резкие изменения заставляют четче осознавать уходящие в прошлое культурные нормы и ценности, сравнивать их с новыми, спонтанно возникающими.

Столкновение старой и новой систем ценностей ведет к возникновению «культурного шока». Сущность его - в остром конфликте старых и новых ценностей, ориентаций и идеалов, норм поведения на уровне индивидуального сознания. Он возникает, если человек вдруг переселяется из одной культурной среды в другую. Исследование подобных явлений осуществлялось в основном в ходе изучения эмиграции и способов приспособления эмигрантов к новым условиям. О культурном шоке можно говорить, характеризуя социокультурный кризис. Огромные массы населения оказываются выброшенными из активной социальной деятельности. Б.Дубин, характеризуя «перестроечный» период российской истории, писал: «Мы как бы эмигрировали из СССР в Россию, многим с этим трудно смириться». Люди осознают свою чужеродность и оказываются эмигрантами в собственной стране. Это ведет к активному поиску выхода из ситуации, одним из которых является добровольная самоизоляция, уход в своеобразное культурное гетто, живущее на основе старых культурных ценностей.

В ходе частичной ассимиляции происходит «разрыв» жизненных сфер индивида. Человек жертвует своими идеалами и убеждениями ради успешной деятельности в той или иной сфере жизни. Так, на работе он вписывается в чуждую систему норм поведения, а в семье, в отношениях с друзьями или в религиозной сфере отдает дань своему истинному Я. Возможен и вариант полной приспособляемости, ассимиляции, когда человек безоговорочно принимает новые правила игры, отказывается от своего прошлого, порывает с прежней социальностью. Такое перерождение мы наблюдаем на примере многочисленных «выдвиженцев» на роль капиталистов, «новых русских» из среды партноменклатуры. Утрата индивидом своего Я, потеря «биографии» ведет к поиску культурных форм поведенческих ориентаций, соответствующих стратегии жизненного успеха. Как показал Г.Зиммель, люди, теряя долговременные мотивационные ориентиры, склонны к «приключению», авантюризму. Приключение предполагает интенсивность переживаний, действий, «выключенность» на некоторое время из общего течения жизни, которая не устраивает индивида. Авантюрист живет и ощущает себя полноценным индивидом только в эти временные периоды, содержащие в себе множество событий и явлений. При этом различные авантюры не имеют друг с другом содержательной связи. Такого рода типажи возрождаются в периоды бурных революционных изменений общества. Им нечего терять, они, как бабочки, летят от одного яркого события к другому. Несмотря на внешнюю занимательность жизни, авантюрист в содержательном смысле не имеет собственной биографии, поскольку она распадается на ряд малосвязанных друг с другом эпизодов. Его ощущение себя в качестве полнокровно живущей личности возможно лишь в рамках очередной авантюры. В современной России подобный типаж встречается часто.

В.Зомбарт, один из исследователей истории «современного экономического человека», зафиксировал проявление авантюризма переходных эпох в фигуре спекулянта-предпринимателя. Финансовые пирамиды не являются изобретением современной России. Д.Дефо, на которого ссылается автор «Буржуа», перечисляет огромное количество разного рода шарлатанских компаний; страсть к созданию новых предприятий в первые десятилетия XVIII в. охватила, как эпидемия, Францию и Англию. Фигура спекулянта выходит на сцену исторического развития, при этом основа его могущества заключена в нем самом. Спекулянт с авантюристическим складом мышления страстно переживает за судьбу будущего предприятия. Он искренне верит в успех и в своих мечтах видит себя могущественным, богатым и почитаемым человеком, его мечты грандиозны. Живет он «в постоянной горячке», преувеличенная вера в собственные идеи поддерживает и возбуждает его дух. Этим он зажигает других, поскольку способен рисовать грандиозные поэтические картины будущего успеха. Люди верят в обещания, золотые горы. Спекулянт-авантюрист будит могучие инстинкты, заставляя их себе служить. «Игра есть душа, пламя, согревающее всю деятельность». Разрыв социальных связей и отношений, разрушение социальных организаций, через принадлежность к кото­рым человек воспринимает себя в качестве социального и культурного индивида, приводят к обостренному восприятию своего Я как одинокого, беззащитного, находящегося во власти враждебных стихий.

Потеря чувства социальной общности ведет к полной изолированности. Социокультурное одиночество часто приводит к явлениям невротического типа, массовым депрессиям и даже шизофрении. В этих условиях индивид готов связывать себя с другими через самые нелепые предрассудки и суеверия. Возникает огромное количество религиозных сект, экстремистских политических группировок, восстанавливаются давно уже забытые организации. Извращенные религиозные формы, активизация национализма, мистицизма — способы избежать изоляции, связать себя с другими людьми и так восстановить чувство безопасности. Глубокая неудовлетворенность «человека-одиночки» своим бытием ведет к опасным последствиям.

Потеря чувства безопасности и социокультурное одиночество - черты состояния не только человека толпы, вовлеченного помимо его воли в процессы глубинного коренного изменения общества. Та социальная группа, которая выигрывает в результате происходящих изменений, «всплывает» наверх, также оказывается жертвой изменений. Э.Фромм, анализируя социокультурный кризис Ренессанса, утверждает: «Есть все основания сомневаться в том, что полновластные хозяева капитализма эпохи Возрождения были так счастливы и уверены в себе, как это часто изображают. По-видимому, новая свобода принесла им не только возросшее чувство силы, но и возросшую изоляцию, сомнения, скептицизм и, как результат всего этого, тревогу» (Фромм Э.«Бегство от свободы».). Управление массами и борьба с конкурентами отравляют чувство уверенности и безопасности. «Выигравшие» в процессе слома старого и возникновения нового сами становятся объектами собственных манипуляций, как и все остальные. Данное обстоятельство — возникновение в эпоху кризисного состояния общества масштабных психологических манипуляций, превращение самих манипуляторов в объект манипуляций, всеобщая потеря чувства безопасности — в современных условиях еще более обостряется в связи с возможностями информационного общества.

Философы и мыслители в XX в. отмечали примитивизацию культуры в ходе разрушительного кризиса. «...Крушатся старые идеалы, блекнут прежние надежды и настойчивые ожидания... А главное — непоправимо и глубоко колеблется наша вера в современную культуру; из ее устоев вдруг выглянуло на нас такое страшное звериное лицо, что невольно отвернулись от него с отвращением и недоумением» (Лопатин Л. М. Современное значение философских идей кн. С. Н. Трубецкого //Вопр. филос. и псих. М.,1916.). Одним из показателей «варваризации» кризисного общества является возвращение в современность из исторического небытия типов людей далекого прошлого. В условиях социальных и национальных конфликтов, возникающих на обширном пространстве «постсоветской» империи, возрождается такой тип авантюриста, как «вояка», существовавший на протяжении прошедших кризисных веков в виде наемного солдата, кондотьера, ландскнехта. Распад жизненных условий ведет к тому, что оказывается проще и эффективнее добывать жизненные блага путем насилия, чем работая. Труд требует рабочих навыков, знаний, учеба в современных условиях оказывается тяжелым делом и в материальном, и в интеллектуальном плане. Обращаться с оружием проще. «Вояка» возвращается в мир современной культуры, обладая традиционной установкой на мародерство, но прикрываясь призывами борьбы за национальную свободу или лозунгами робингудовского типа. Он покинул мир производственной культуры, и свои предпринимательские способности может реализовать в различных мафиозных, кормящихся «от войны» структурах. Открытая и скрытая экспроприация, шантаж становятся основными способами его деятельности (Карл Шлегель).

В период социокультурного кризиса, что зафиксировано еще в эпоху первой мировой войны, миф о насилии и его героях всегда возрождался. Считалось, что в «стальных грозах» (Э.Юнгер) современной цивилизации мир очистится и спасется. Ж.Сорель утверждал, что именно на фронте человек вступает в открытую форму своего суще­ствования, когда буржуазный мещанский уклад разрушается, и мужчина может себя реализовать прежде всего в качестве целостного родового существа. Он может испытать себя в экстремальных условиях, того, что не дано к мирной жизни, с лихвою хватает на войне: человек узнает о себе как о человеке — о своем мужестве или трусости, готовности убивать или умирать, — а не как о представителе цивилизованной нации. Война провозглашается естественным способом существования человека. О по­добном способе мышления писала X.Арендт: стремление к всеобщему равенству, преодолению классовых и социальных привилегий приводит к страстному желанию вой­ны как уравнителя всех в смерти. Мещанская банальность и тривиальность может быть взорвана через террористическую деятельность, через мини-войну в рамках мирного общества. Терроризм при этом оказывается способом самовыражения, а не способом достижения определенных целей.

Любые социальные и экономические трудности ведут к возрождению не сдерживаемых никакими табу инстинктов авантюрно-хищнического толка. К. Шлегель считает, что возрождение духа насилия не является спецификой постсоветского развития. И в самых развитых странах мира возникает явление, которое можно назвать «молекулярной гражданской войной» (Г.М.Энценсбергер). Общества распадаются на территории, где царит благополучие, осуществляется жесткий государственный контроль, основанный на культурном согласии граждан, и территории, где господствует «кулачное право». Это явление, по мнению К. Шлегеля, наблюдается в Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе, в пригородах Парижа, Марселя, на территории Германии. Здесь в зонах насилия организуются вооруженные банды подростков, растет преступность, учащаются нападения на «чужаков». Разбогатеть можно, прежде всего прибегая к насилию. (Недаром в таком виде спорта, как профессиональный бокс, занято большое количество «уличных бойцов», привыкших к насилию и сделавших из него свою профессию). Проблемы «молекулярной гражданской войны» связаны с социальной и культурной дифференциацией общества. Архаизация поведения, реанимация варварства - следствие разрушения жизненного уклада, отсутствия традиционно почитаемых сдерживающих культурных ценностей и запросов.

Техногенная цивилизация претендовала на создание универсальной, общечеловеческой культуры, к которой должны прийти «все страны и все народы». Но универсальность культуры привела к глобализации проблем, порожденных современной западной цивилизацией. В культуре XX в. развилось противоречие, проявившееся в противостоянии двух установок: сциентистской и антисциентистской. В основе сциентизма (от лат. scientia – «знание», «наука») лежит представление о научном знании как о наивысшей культурной ценности. Наука как абсолютный эталон способна решить все проблемы, стоящие перед человечеством, — экономические, политические, моральные: науке все подвластно. Действительно, современная наука проникла во все поры современного общества, пронизывая собой не только производство, но и политику, административную и военную сферы. Но в мире, кроме науки, существуют искусство, вера, человеческие чувства и отношения. Антисциентизм появился как реакция на преувеличение роли науки. Для него характерно принижение значения научного знания, обвинения науки в том, что она вызвала всевозможные кризисы (экономический, экологический, национальный): «Наука — чума XX века». Возникла ситуация, которую описал Ч. Сноу: «...На одном полюсе — художественная интеллигенция, на другом — ученые, и как наиболее яркие представители этой группы — физики. Их разделяет стена непонимания и иногда (особенно среди молодежи) аптипатии и вражды... У них странное, извращенное представление друг о друге. Они настолько по-разному относятся к одним и тем же вещам, что не могут найти общий язык даже в области чувств» (Сноу Ч. Две культуры. М., 1973).

Сложившийся первоначально в Европе, а потом распространившийся по всему миру тип научно-технической культуры много дал человеку для развития его свободы. Но он имеет и недостатки. Техногенная цивилизация основана на таком взаимоотношении меж­ду человеком и природой, при котором природа является объектом человеческой деятельности, объектом неограниченной эксплуатации. Цель состоит в том, чтобы накапливать все больше материальных благ, богатств и на этой основе решать все человеческие проблемы, в том числе социальные, культурные и другие. Техногенной цивилизации присуще представле­ние о том, что природа неисчерпаема именно как объект ее эксплуатации человеком. Понимание глубины экономического кризиса кладет конец такому представлению. Идейное и научно-теоретическое движение последних десятилетий поставило проблему создания новой экологической культуры. Экологический кризис намечает границы существующего типа экономического развития. Речь идет о необходимости новых отношений с природой и между людьми.

Современные ответы на конкретные мировоззренческие вопросы звучат пессимистически.

Астрономия показала, что Земля не является центром Солнечной системы, и Солнечная система только часть нашей Галактики, незначительный фрагмент Космоса в целом, и за пределами Млечного пути существуют миллиарды галактик. Для антропоцентризма прошлых веков, когда человек ставился в центр Вселенной, этот факт катастрофичен. Рушится миф об уникальных качествах человека, уникальности существования жизни во Вселенной. Теперь человека нельзя рассматривать как средоточие вселенских сил. Человечество - пылинка на окраине бытия. Современная культура запрещает мыслить антропоцентрически.

Разрушается представление о необратимости и нарастании общественного прогресса. Со времен бомбардировки Хиросимы и Нагасаки ценность науки и научно-технического прогресса поставлена под вопрос. Время диктует критическое отношение к возможностям научного знания, точные науки уже не считаются главными. Отсюда - переживаемое человечеством чувство бессилия перед вызванными им неуправляемыми силами научно-технического прогресса, которое отражается, например, в пессимистической философии экзистенциализма, где существование человека носит трагический и безысходный характер.

В XX в. человек столкнулся с проблемами, от решения которых зависит судьба земной цивилизации. Эти пробле­мы названы глобальными (от лат. globus - «земной шар»). То, что судьбы человека и человечества составляют единое целое, показала уже первая мировая война. Для мировой войны не существует границ государства, тыл и фронт - единое целое. Недаром одно из ярких философских учений XX в. о ноосфере возникло именно в это время. «Первая мировая война 1914—1918 гг. лично в моей научной работе отразилась самым решающим образом. Она изменила в корне мое геологическое миропонимание» (Вернадский В. И. Несколько слов о ноосфере //Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М.,1988). Именно «в атмосфере этой войны» возникла идея о том, что ноосфера - завершающее состояние эволюции биосферы, где человек представлен как крупнейшая геологическая сила, изменяющая лик Земли.

Перед человеком ХХI века встает вопрос: должен ли он полагаться на стихийный эволюционный процесс развития общества, или же мир нуждается в коренных целенаправленных изменениях.

Человечество осознает «ограниченность некоторых видов ресурсов», «исчерпание по регионам», существование «экономических границ». Существует опасность в бесконтрольном использовании различного рода ресурсов: возникает непомерная нагрузка на экологическую сферу. Речь идет об уничтожении лесов, о парниковом эффекте, уменьшении озонового слоя. Вместе с тем, проблема голода, питьевой воды, неграмотности, отставания развивающихся стран требует продолжения экономического роста, невозможного без увеличения потребления энергии и ресурсов. Увеличивается риск от гигантских катастроф (типа чернобыльской). Современная промышленная и энергетическая инфраструктура уязвима со стороны воздействия природных стихийных сил и социальных катаклизмов (войн и революций). Таким образом, затраты на научно-технический прогресс велики, а отдача его мала. К кризисам внутриобщественного характера относится проблема несправедливого распределения отрицательных воздействий научно-технического прогресса на различные слои населения и страны и регионы мира. Так, страны, обладающие богатыми энергоресурсами, осуществляют их первичную обработку, создавая гигантскую нагрузку на экологию. Процветающие слои населения создают себе условия жизни, отгораживающие их от экологических неприятностей. Таким образом, они перекладывают экологический риск на другие социальные группы. Все это ведет к дестабилизации социального организма.

Основатель Римского клуба Аурелио Печчеи говорил о проблемах, которые пересекают границы и распространяются по всей планете, невзирая на конкретные социально-политические условия: «Из всего этого следует заключение, что наша так любящая расти система сама же обрекла себя на путь, лишающий ее этой возможности. Вывод напрашивается сам собой, что абсолютно нереалистично ставить в этом культурном и функциональном беспорядке какие бы то ни было новые амбициозные цели глобального роста. Человечество оказалось в порочном кругу» (Печчеи А. Человеческие качества. М., 1980).

В чем причины возникновения глобальных проблем?

Во-первых, это целостность современного мира, которая обеспечивается глубинными политическими и экономическими связями. Зримым их проявлением были мировые войны. Война, начавшаяся на границах Польши и Германии, пришла в Африку, на Ближний и Дальний Восток, в Тихоокеанский бассейн, в Крым и на Кавказ. Все оказались участниками единой исторической драмы. В мясорубке войн перемалывалось все, что индивидуализировало и разделяло людей: границы, политические пристрастия, национальные особенности. Н. Бердяев писал, что в поднявшемся «мировом вихре в ускоренном темпе движения» все смещается со своих мест. Но в этом вихре могут погибнуть и величайшие ценности, может «не устоять человек, может быть разодран в клочья».

Во-вторых, кризис мировой цивилизации связан с возросшей экономической мощью человека, который никогда не взимал с природы столько дани, как теперь. За последние 100 лет промышленное производство планеты приумножилось более чем в 50 раз, при этом 4/5 этого прироста получено с 1950 г. Сегодня мировая экономика создает валовой продукции на сумму около 13 трлн. долл., в ближайшие полстолетия эта цифра может увеличиться еще в 5—10 раз. Воздействия человека по своим последствиям сейчас сопоставимы с самыми грозными силами природы. Еще Циолковский считал, что будущее человечество полностью перестроит нашу планету и станет силой, преобразующей Космос. Сейчас человек, обладающий мощью планетарного масштаба, похож на ученика чародея, который вызвал волшебные силы, но не может их укротить.

Потому, в-третьих, одной из причин возникновении глобальных проблем является неравномерность развития стран и культуры. Экономическая и политическая взаимозависимость стран дополняется информационной. Благодаря телевидению, спутниковой связи, компьютерным системам события и открытия в мире воспринимаются и распространяются мгновенно. А люди, использующие информацию, не просто живут в странах с различным политическим строем, по уровню развития они обитают в разных исторических культурных эпохах. Родоплеменная община из бассейна Амазонки или тропической Африки находится на расстоянии всего нескольких часов полета от Байконура, откуда человек стартует в Космос. И в сознании отдельных людей причудливо сочетаются пласты различных культур. Сейчас мировое сообщество особенно озабочено проблемой ядерного терроризма, выступает против распространения ядерного оружия.

Может ли человек решить стоящие перед ним глобальные проблемы? Некоторые специалисты предрекают гибель человечеству уже в ближайшие 30—50 лет. Но из исторического опыта развития общества и культу­ры известно, что человечество всегда ставило перед собой только те задачи, которые могло разрешить. Возможно, что и сейчас, столкнувшись с глобальными проблемами, оно преодолеет препятствия, воз­никшие в ходе исторического процесса.