Буддизм – погаси себя сам

Буддизм не признает никакого постоянного существования, считая, что все пребывает в становлении и исчезновении.

Поэтому Будда отрицает и существование души – ведь никаких устойчивых, постоянно существующих субстанций нет, есть только неустойчивые качества и состояния (дхармы), из которых состоят все воспринимаемые явления. В появлении и исчезновении этих явлений нет никакой причинности, они просто выносятся за скобки как несущественные.

Причинность нужно искать в другом, а именно в учении о переселении душ и кармическом воздаянии. (Схема 29) (А, с. 16 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002).

Буддизм разделяет учение Упанишад о единстве брахмана и атмана.

Брахман – пантеистическое начало, первопричина бытия, пронизывающее собой весь мир.

Атманом называют человеческую душу. Это переходное состояние, отделяющее и ограничивающее. Это иллюзия человеческой самости, независимости, внешней свободы, Эго.

Глубочайшая истина, которая может открыться человеку – атман и брахман по сути своей есть одно. Существует лишь единое во всем присутствующее мировое начало, в которое душа вплетена как и все сущее.

Человек принудительно рождается вновь в новом обличии в зависимости от совершенных им поступков (карма). Цепь новых рождений (сансара) не кончается, покуда поступки обусловливают круговорот переселения души. Сансара означает вовлеченность человека в ход мировых явлений. В его основе лежит нравственный миропорядок.

Однако наряду с этим есть возможность избавления от круга перерождений – воздержание от всяких деяний и страстей (аскеза). Через аскезу обретается знание.

Поскольку не существует души как устойчивой субстанции, новое живое существо, возникающее в результате деяний предыдущего, не тождественно с ним ни в душевном, ни в телесном отношении. Оно есть, скорее, лишь звено в причинной цепи деяний, продолжающейся за пределы смерти и ведущей к новой жизни.

Причинная связь такова (Схема 30) (А, с. 20 // Философия: dtv-Atlas. М., 2002):

из (1) неведения возникают (2) кармообразующие движущие силы, а из них – (3) сознание и отсюда (4) имя и телесная форма (индивид), а потом появляются (5) чувства и тем самым (6) контакт (чувственное восприятие) с внешним миром; из ощущения возникает (8) жажда (алчность), а с ней (9) влечение к жизни, в результате – (10) кармическое становление и (11) новое рождение, а затем (12) старение и смерть.

В чем наше неведение? В том, что мы не знаем четырех вещей:

- жизнь есть страдание;

- причины страдания – влечение к жизни;

- избавление от страданий – погашение влечения к жизни;

- есть путь, чтобы погасить это влечение.

Путь из восьми этапов:

- истинное воззрение (понять смысл 4 истин);

- истинное намерение (принять эти истины как личную жизненную программу);

- истинная речь (воздержание от лжи внешней и внутренней, блокировка житейской логики);

- истинные поступки (ахимса – ненанесение умышленного вреда живому);

- истинный образ жизни (кармическая чистка, исправление своего прошлого и будущего в настоящем);

- истинное усилие (постоянная бдительность, душевное бодрствование, работа над собой);

- истинное внимание (обращать внимание только на то, что вечно, не делать новых зацепок за преходящее, суетное, возвращающее в сансару);

- истинное сосредоточение (медитация).

 

Уильям Джонстон

 

Христианский дзэн

Наставник спросил его, как он занимается медитацией. «Молча сижу в присутствии Бога без слов, мыслей, образов», – ответил Джонстон. «Ваш Бог всюду?» - спросил наставник. – «Да». – «Завернитесь в Бога». Джонстон внутренне пережил это. «Очень хорошо, - сказал наставник. – Продолжайте. Просто оставайтесь так. И когда-нибудь вы почувствуете, что Бог исчез и остался только мистер Джонстон». Джонстон ответил: «Бог не исчезнет. Может исчезнуть Джонстон и тогда останется только Бог». – «Да, да, - сказал наставник. – Это все равно. Это именно то, что я имел в виду». Безразлично – Бог исчезнет или мистер Джонстон исчезнет. Должна исчезнуть двойственность.

 

Тот, кто познал благородные истины и прошел по восьмеричному пути, добивается спасения. Конечная цель – вхождение в нирвану (полное угасание, прекращение перерождений).

Созвучные мотивы мы можем найти и в европейской философии, например, у немецкого философа Артура Шопенгауэра (XIX в.).Он говорил о различии эмпирического и интеллигибельного характеров человека. Интеллигибельный характер есть свободная объективация единой воли; он определяет неизменное сущностное ядро отдельного человека. На фоне этого предзаданного характера внешние воздействия возбуждают переменчивые мотивы, из которых с необходимостью складываются поступки. В таковых проявляется эмпирический характер: он несвободен, поскольку есть лишь подчиненное законам природы проявление лежащей в его основе воли.

Человек совершает поступки не потому, что сначала познает, а потом хочет, а потому, что познает, чего он хочет (т.е. познает свою волю).

Все существа произошли по единой воле и, стало быть, в своей глубине тождественны друг другу. В других людях мы видим самих себя, в их страданиях – свои собственные. Это относится не только к людям, но и ко всем живым существам. Чем больше сознание человека овладевает жизнью, тем глубже он понимает, что всякая жизнь есть страдание. Воля стремится к удовлетворению и свершению. Но ни то ни другое в мире недостижимо: всякое удовлетворение недолговечно, и ни одно стремление не удовлетворяется достижением цели. Мера страдания неисчерпаема и растет вместе с сознанием.

Шопенгауэр: «...Наше существование счастливее всего тогда, когда мы его меньше всего замечаем: отсюда следует то, что лучше было бы совсем не существовать». Такой вывод – в пользу несуществования – может быть сделан только благодаря разуму и рациональному познанию. Однако, придя к такому выводу, мы почему-то не спешим тут же покончить с собой. Почему? Да потому что нами руководит в конечном счете не разум, а неразумная воля к жизни, и она-то не соглашается с этими доводами разума. Познание и воля чужды и враждебны друг другу. Конечное сознание индивида показывает воле ее бесконечную сущность несовершенным, искаженным образом. Отсюда кажется, например, что если разобьют зеркало, в которое я смотрюсь, то вместе с ним и уничтожусь я сам. В этом источник иллюзии, что вместе со смертью интеллекта человека погибает и сама его жизнь.

На основе этого складываются две установки в отношении жизни. В утверждении воли человек сознательно видит жизнь такой, какова она есть, и принимает свою судьбу со всем, что произошло и еще произойдет. В отрицании воли он стремится преодолеть страдание, гася волю к жизни. Именно по этому пути, по Шопенгауэру, шли индийские и христианские аскеты.

 

Задумаемся над вопросом: чем биологически человек отличается от животного? Ответ не так прост, как кажется. Будем рассуждать. Животное вполне правильно пользуется своими силами с момента появления на свет, поэтому оно не может вредить само себе. Из этого следует, что животное совсем не нуждается в специальном уходе. Если бы, например, животное, появившись на свет, закричало, как это делают дети, то оно обязательно сделалось бы добычей хищников. Можно сказать, что природа позаботилась о животном во всем. Она снабдила животных специфическими морфологическими признаками и жесткой программой поведения, обусловленной инстинктами, т.е. всем тем, что обеспечивало бы их адаптацию к окружающей среде обитания. У человека же все принципиально иначе. Иммануил Кант писал: «Человеческий род должен своими усилиями постепенно, из самого себя, вырабатывать все свойства, присущие человеческой природе. Одно поколение воспитывает другое. При этом самое первое начало можно искать как в диком, так и во вполне развитом состоянии». Что же это может быть? Животное благодаря своему инстинкту имеет уже все, т.е. как бы чужой разум позаботился для него обо всем. Человеку же нужен свой собственный разум. Он сам вырабатывает план своего поведения, инстинкты над ним не властны. О человеке всегда должны заботиться другие, поэтому он и создает принципиально иную, нежели природа, комфортную для себя среду обитания, называемую культурой.

Как правило, свойства биологического происхождения в равной мере присущи всем людям. Данные свойства характеризуют человека как индивидуальность. Свойства же социального происхождения у всех людей разные и именно они характеризуют человека как личность. Австрийский психолог Виктор Франкл писал: «Однажды я сформулировал, что, будучи профессором в двух областях, неврологии и психиатрии, я хорошо сознаю, до какой степени человек зависит от биологических, психологических и социальных условий. Но, кроме того, что я профессор в двух областях науки, я еще человек, выживший в четырех концентрационных лагерях, и потому являюсь свидетелем того, до какой неожиданной степени человек способен бросить вызов самым тяжелым условиям, какие только можно себе представить». Зигмунд Фрейд отмечал по этому поводу: «Давайте попробуем поставить некоторое количество самых различных людей в одинаковые условия голода. С возрастанием голода все индивидуальные различия сотрутся, и вместо них появится однообразное выражение неукротимого побуждения». «В концентрационных лагерях, однако, – писал В. Франкл, – истинным было противоположное. Люди стали более различными. Маски были сорваны с животных – и со святых. Голод был одним и тем же, но люди были различны. В счет шли не калории».

Если человек хочет, чтобы его поступки были разумны, он не должен допустить разгула своих иррациональных страстей. Интеллект остается таковым даже тогда, когда ему отведена отрицательная роль. Разум пытается дать знание о реальной действительности, как она есть, а не какой мы хотим ее видеть в интересах нашего дела – и потому он оказывается действенным лишь настолько, насколько одерживает победу над иррациональными страстями, т.е. настолько, насколько человек действительно становится человеком, и слепые страсти перестают быть главной движущей силой его поведения.

Все-таки, говоря о природе человека, мы должны подчеркнуть неповторимый синтез биологического и социального в ней. Например, наша внешность отражает те или иные социокультурные нормы и идеалы, присущие современной эпохе. Моде подвержено не только социальное в человеке, но и биологическое, т.к. человек активно «трансформирует» свое тело в соответствии с теми или иными культурными стереотипами (сейчас в моде подтянутые, спортивные фигуры). Тем не менее, наша внешность жестко обусловлена определенным генетическим набором и в общем и целом может быть рассчитана по законам Менделя, как внешность щенка или цыпленка. Или, другой пример – наш пол. С точки зрения биологического – это нечто интимное и сугубо индивидуальное. Но, с другой стороны, пол-гендер – это особая культура, обусловленная характером одежды, типом поведения, особым этикетом, местом и функциями в обществе и еще многим другим.