Неклассические понятия в культурной антропологии

Смена культурных парадигм, наблюдаемая в настоящее время в глобальном мас- штабе, породила необходимость ввести в рамки предметной области социальных наук новые факты, представления и обозначающие их понятия, которые сконцентрировались в рамках постмодерна. Прежде всего, следует выделить класс понятий, отражающих не только культурную неоднородность человечества, но и представление о том, что движение культур в историческом масштабе времени не имеет универсальной формы, как это утверждалось в рамках эволюционизма и циклизма. В неклассическом лексиконе динамика культур и культурных феноменов описывается понятием «ризома». Эта метафора, заимствованная из ботаники, указывает на то, что функциональные, структурные, семантические изменения в культурах осуществляются не предустановленным об- разом, но в многообразии вероятностных направлений. Единственной закономерностью в этом отношении можно считать представление о том, что изменения и их последствия распространяются в том направлении, где препятствия их осуществлению оказываются минимальными. Совершенно очевидно, что такая концептуализация совершенно по-иному, чем эволюционизм, позволяет трактовать культурное многообразие и его постоянную воспроизводимость, которые носят название культурного плюрализма. Ее неизбежность и сам факт сосуществования множества культурных кодов даже в рамках одной культуры побуждают исследователей искать механизмы, обусловливающие бесконфликтный характер межкультурных отношений. В ответ на это сложилось понятие «культура другого», заменившее ранее распространенную дихотомию «свой — чужой». Концепция «другого» подразумевает признание участниками взаимодействий и коммуникаций прав друг друга на собственную идентичность, самобытность и функциональную автономию. Более того, предполагается, что стороны не только считаются с такими различиями, но и стараются понять их причины и смысл. В контексте таких представлений особую значимость приобретает понятие культурного релятивизма. Речь идет о том, что ни одно культурное ядро, ни одна нормативная или ценностная система не может претендовать на абсолютную позицию в масштабах как локальных культурных контактов, так и процессов глобализации. Каждая из них выделяется и оценивается в соотношении с другими с точки зрения сходств и различий, и именно в таком познавательном поле осмысляется их относительная специфичность. В его рамках также по-иному рассматривается и сам факт культурного многообразия. Так, в классических терминах смешение культурных стилей в пределах какой- либо одной композиции артефактов именовалось «эклектикой» и считалось недо- пустимым с точки зрения доминирующего в культуре стиля или оценивалось как признак дурного вкуса или некомпетентности. С современной точки зрения такое смешение считается «естественным», неизбежным в рамках сложных культур и называется в искусстве полистилистикой, а в науке — программным эклектизмом. Речь идет о том, что каждый, кто решает какую- либо культурную задачу, может использовать принципы формообразования, приемы, элементы композиций и содержания из любых стилей или познавательных парадигм. Важно, чтобы они были логически сопоставимыми и полностью соответствовали характеру решаемой задачи. То же относится и к другой, неполитической трактовке мультикультурализма. Это понятие используется для указания на соприсутствие в одной и той же пространственно-временной ситуации артефактов из разных культур. И такое положение дел считается «нормальным». При изучении культур в рамках постмодерна сместился фокус внимания. С точки зрения классической парадигмы наиболее важным считалось изучение ядра культуры и утверждалось, что именно оно сохраняет культуру как системную целостность. В настоящее время в связи с повышенным интересом к плюральности каждой отдельной культуры и источникам ее динамики акцент сместился в сторону маргиналь- ных явлений и групп. Имеется в виду, что кроме общепринятых способов культурной активности и общепризнанных норм и ценностей существуют и иные, которые по тем или иным причинам отличаются от них. При этом с позиции представлений о культуре «другого» такие отличия не рассматриваются как «отклонения», а предметом изучения являются факторы их порождения, механизмы поддержания и способы влияния на более широкий культурный контекст. Если раньше с этой точки зрения исследовались только этнические меньшинства в классическом понимании, то теперь этот круг значительно расширился. С понятием молодежных субкультур связывается не просто выявление межпоколенных различий, но максимально возможная для наблюдения полнота организации социокультурной жизни молодых как самостоятельной культурной единицы с собственными закономерностями воспроизведения и динамики. С таких же позиций рассматриваются гендерные субкультуры с преимущественным вниманием к структуре и содержанию женских ролей в разных типах культур и с их изменением в контексте разных исторических эпох, в т.ч. в связи с распространением процессов глобализации.

Иным стал взгляд на душевные заболевания, которые более не считаются разрушением психики, но анализируются с точки зрения их внутренней логики. Особое внимание проявляется к так называемой культуре бедности. Если прежде выстраивались программы по ее искоренению или по крайней мере преодолению, то сейчас выявляются причины ее воспроизведения в исторических масштабах и неустранимости даже в самых богатых модернизированных странах. Продолжаются исследования криминальных субкультур, однако и в этой области произошли определенные тематические изменения. Наряду с традиционными типами преступлений особое внимание уделяется таким новым их типам, как терроризм и правонарушения, связанные с информационными технологиями. Наконец, еще одна нетрадиционная область изучения культуры связана с поня- тием «виртуальная реальность». Им обозначается вся та область культурных феноменов, которая порождается воображением и фантазией людей и составляющие которой не имеют прямого утилитарного или прагматического значения. В классических исследованиях она считалась второстепенной по отношению к повседневной реальности, и с ней связывались болезненные переживания людей, трансформируемые в приемлемые благодаря действию компенсаторных механизмов, выделенных в рамках психоанализа — замещение, перенесение, вытекание и т. п. В настоящее время эта область реальности считается столь же важной частью культурной реальности, как и ее обыденная или социетально-институциональная компоненты. Ее стали рассматривать и с точки зрения социальной функциональности. Так, воображение связывается со способностью людей оперировать символами, замещающими реальные ситуации и совокупности артефактов таким образом, чтобы составлять из них новые ментальные композиции. Это позволяет отделить возможные, вероятные, допустимые комбинации от неприемлемых по тем или иным причинам. На уровне фантазий люди могут представлять себе самые невероятные вещи и события, которые в принципе невозможны в повседневной реальности. Такого рода активность важна для людей при необходимости преодолеть стресс монотонии, т. е. выйти за пределы рутинных действий и представлений. Процедуры такого рода носят название остранения и подразумевают умение занять новую позицию по отношению к окружению, при которой его первичные и незамечаемые черты попадают в сферу внимания и видятся в необычном («странном») свете. Единицами анализа такой реальности считаются симулякры, или продукты воображения, в той или иной степени моделирующие («симулирующие») вероятные или возможные реальные события; а также фантазмы — плоды фантазии, из которых выстраивают- ся несуществующие и невозможные миры. Для этого уровня реальности характерна условность. Речь идет о том, что ее феномены имеют значение и смысл при определенных условиях. Во-первых, при при- менении процедуры остранения. Во-вторых, при использовании соответствующих операциональных единиц. В-третьих, при понимании того, что порождаемые фантазией или воображением конструкты не могут быть прямо перенесены из виртуального мира в повседневную реальность. В то же время у такого рода образований есть определенные преимущества перед реальными объектами и ситуациями с точки зрения возможности их изменения. Изменения в реальности могут быть связаны с риском их негативных последствий и необратимости. На виртуальном уровне символические заместители реальных артефактов и их композиций могут подвергаться деконструкции, т. е. разъятию на составляющие с целью понять значение и смысл каждой из них в контексте деконструируемой целостности. Такое понимание обеспечивает возможность представить себе, что можно или следует сделать с ними: реконструировать в ту же целостность, трансформировать во что-то другое или же отказаться от нее. По-видимому, именно на этом уровне и в контексте коммуникаций между людьми осуществляются процессы, обозначаемые как социальное конструирование реальности.

См. также статьи: Антропология и другие науки о культуре и обществе (общий обзор); Культурная (социальная) антропология: состояние и динамика развития; Методология культурно-антропологических исследований; Культурная (социальная) антропология: предмет и теоретические основания; Структура культурной (соци- альной) антропологии.

Лит.: Культурология: ХХ век: Энциклопедия: В 2 т. СПб., 1998; Морфология культуры. Структура и динамика. М., 1994; Орлова Э.А. Культурная (социальная) антропология. М., 2004; Dictionary of concepts in cultural anthropology. N.Y., 1991; Encyclopedia of cul- tural anthropology. N.Y., 1996; Encyclopedia of social and cultural anthropology. N.Y.; L., 2002; Social and cultural anthropology: The key concepts. N.Y.; L., 2001. Э.А. Орлова