Сущность «трех эпох» развития отношения к сакральному (по работе Дж.Ваттимо «После христианства»)

В трех эпохах с точки зрения Иоахима, воплощена схема истории

Три эпохи:

1. рабства/закона (ссылка на Жирара – он описывал архаическую религию)

2. эпоха любви/сыновьего послушания

3. эпоха духа/свободы

(отец, сын и святой дух – три лика троицы – три эпохи)

Иоахим не считает, что наша эпоха – эпоха духа, но он говорит, что она скоро наступит, т.к. события которые происходят сейчас соответствуют событиям, описанным в библии например возникновение бенедектенского монашества)

Секуляризация – процесс приближающий наступление третьей эпохи, завершение метафизики и «открытие» бытия как события.

 

Исчезновение священного в мире — это единственно возможный акт утверждения трансценденции, абсолютной «инаковости» библейского Бога и событиями, описываемыми в Библии.

 

Мысль Ваттимо: нужно дойти до аттеизма, чтобы мог появиться просто Бог.

Дух – не субстанция, а источник деятельности. Нужно найти Бога внутри себя. Архаические боги – выдуманные.

А Бог - это следствие нашего духовного акта, а не наоборот.

Человек – источник духа в самом себе.

 

 

Второй вариант:

 

Три этапа взаимодействия с Богом (с точки зрения Иохима):

1. Тотальность (=рабство; Бог-отец) – Жирар (описывает архическую религию с её жертвоприношениями) => человеку нужен был сильный господин (Фаербах: религия – проекция вовне)

Эпоха любви/сыновьего послушания (Бог – сын) – христианство

Эпоха свободы (Святой Дух)

Секуляризация – движение к эпохе свободы. НО она еще не наступила.

Иоахим не считает, что наша эпоха – эпоха духа, но он говорит, что она скоро наступит,

т.к. события которые происходят сейчас соответствуют событиям, описанным в библии

например возникновение бенедектенского монашества)

Секуляризация – процесс приближающий наступление третьей эпохи, завершение

метафизики и «открытие» бытия как события.

Апокалиптический смысл европейской субъективности в повести Дж.Конрада «Сердце тьмы»

Краткое содержание

На поверхности перед нами рассказ повествователя Чарли Марлоу о его путешествии в глубь экваториальной Африки, на торговую станцию европейской компании, чтобы забрать скопившийся там товар — слоновую кость — и вывезти оттуда больного агента компании, мистера Курца. Повесть может быть прочитана как рассказ о приключениях Марлоу в сердце Африки, но ее отличает такая сложность организации, что повествование воспринимается одновременно как философская повесть, к тому же дающая возможность для прямо противоположных, взаимоисключающих прочтений.

Вот принципиально новая черта литературы наступающего ХХ века — небывалая степень концентрации проблем и плюралистичность, неоднозначность их идейного и художественного решений. После века господства позитивистской самоуверенности, когда казалось, что наука и литература уже нашли или вот-вот найдут окончательные ответы на все вопросы, наступает век эпистемологического сомнения, то есть сомнения в познаваемости мира и человеческой души. Мир в литературе модернизма предстает как извечно враждебный человеку хаос, познание этого мира затруднено, а в полноте своей и недоступно, и только искусство (а в литературе — слово) выступает средством упорядочивания мира. Только искусство, как считают модернисты, предлагает целостную модель действительности, и модель эта должна быть столь же сложна, столь же внутренне противоречива, как сама жизнь, как секреты человеческой души. Для этой новой концепции мира и человека понадобились новые способы художественной выразительности, новые способы взаимодействия с читателем. Один из создателей модернизма — Конрад — сочетает склонность к эффектному авантюрному сюжету, характерному для обычного приключенческого романа, с поразительным богатством содержания и резким усложнением повествовательной структуры.

На первой странице повести Чарли Марлоу и его друзья с борта яхты, стоящей в устье Темзы, наблюдают за закатом, сгущающимся на западе над Лондоном: "...шар солнца должен был вот-вот угаснуть, пораженный насмерть прикосновением мрака, нависшего над толпами людей", — так незаметно в зрелище величественного заката вводится центральная метафора повести, метафора тьмы. Этот закат заставляет Марлоу в ожидании отлива, когда можно будет войти в реку, начать свою историю. Его фантазии о молодом римлянине, который много веков назад высадился на этих самых низких берегах реки на окраине Римской империи, при первом чтении могут показаться не имеющими отношения к дальнейшему развитию сюжета, однако этот безымянный образ — первый набросок современного империалиста Курца, обуреваемого сходными страстями на берегах другой безымянной реки. Марлоу рассказывает о том, как нанялся речным капитаном в колониальную компанию. В здании компании в скучной европейской столице его поражают две женщины, лихорадочно вяжущие в приемной: они "охраняют врата тьмы и словно вяжут саван из черной шерсти". У читателя сразу возникает ассоциация, которая напрямую не предложена в тексте, — ассоциация с античными богинями судьбы, вяжущими нити людских жизней. Возникает ощущение фатальной предопределенности происходящего. На борту парохода, плывущего в Африку, Марлоу поражает равнодушие к человеческой жизни: кто-то тонет при выгрузке в прибое, идет нелепый обстрел пустынного берега французской канонеркой — как говорят, усмиряют туземцев-бунтовщиков. Его первое впечатление по прибытии на место — шестеро скованных чернокожих, "преступники", не знающие, в чем они виновны, потому что им неведомо понятие закона.