Западноевропейцы в России в начале Смутного времени

Западноевропейцы, посвященные в придворные тайны, составляли, конечно, меньшинство от общего числа западноевропейцев в России. Основная масса иностранцев была далека от дворца, занятая повседневной службой или торговыми делами.

Служилые московские иноземцы

По данным Жака Маржерета, одного из 3-х капитанов иностранной охраны царя, в 1600–1607 гг. на московской службе находилось до 2500 «немцев», поляков и греков. Насколько они были ценны говорит тот факт, что рядовые «немцы» получали денежные оклады от 12 до 60 рублей в год, что попадало в вилку окладов столичных дворян (от 20 до 100 рублей). Некоторые капитаны были пожалованы окладами в 120 рублей и земельными дачами от 600 до 1000 четвертей (равносильно думному чину окольничего)[40]. Рядовые русские конники дворянского ополчения получали поместья в провинции размером от 100 до 300 четвертей, а денежные оклады размером в 4–6 рублей — один раз в 6–7 лет[41].

Западноевропейцам часто поручали дела первой государственной важности. С сосланным Богданом Бельским в пограничье к османскому Азову были отправлены служилые иностранцы - инженеры и военные. Они участвовали в возведении здесь порубежной крепости Царёв-Борисов, но попутно присматривали за ссыльным Богданом Бельским. От Конрада Буссова мы знаем, что именно эти служилые иноземцы сообщили в Москву о крамольных словах ссыльного, заявившего, что в Москве — царь Борис Фёдорович, а он, Бельский, «теперь царь в Борисграде»[42]. За эту реплику Богдана Бельского доставили в Москву и приговорили к унизительной и болезненной казни. «Одному шотландскому капитану по имени Габриэль царь приказал вырвать у самозваного царя пригоршнями всю густую длинную бороду…»[43], после чего Бельского отправили в новую ссылку.

Много иностранцев были приписаны к Посольскому приказу. В 1593 г. имперского посла Николая Варкоча встречал на подъезде к Москве в деревне Мамоново переводчик Посольского приказа ливонец Георг Майнерс[44]. Константинопольского патриарха Иеремию в Смоленске в 1588 г. встречали два переводчика из Посольского приказа — греки Иван из Ипира и Константин Сфотий[45]. Последний слыл лучшим драгоманом. Кроме греческого и русского он знал турецкий, грузинский и татарский языки. Известно, что по мере успехов в 1604–1605 гг. Лжедмитрия, силы которого после каждого поражения воскресали, словно Феникс из пепла, Борис стал задумываться о возможном обращении за помощью к иностранным державам. По сообщению Исаака Массы, для зондажа на этот счёт в Швецию ездил немец, переводчик Посольского приказа Ганс Ангеляр. Он должен был выведать, «что говорят о Дмитрии и какого держатся о сем мнении и, для крайности, поискать какого-нибудь принца, который бы принял начальство над московским войском; но этот Ганс Ангеляр не возвратился из Швеции, и полагают, что король Карл заточил его в темницу и казнил неведомо за что»[46]. Мы полагаем, что расправились с переводчиком как со шпионом.