Дело королевича Вальдемара»

Речь Посполитая, завладевшая в конце Смуты Смоленщиной и Северщиной, воспринималась как главный враг России, но русское правительство не забывало и о Швеции, которая отняла российские земли у Невы, Финского залива и Ладоги. Швеция имела давние противоречия с Данией, поэтому Датское королевство в случае войны со шведами могло выступить союзником России. Данию как возможного союзника рассматривал еще Борис Годунов, намеревавшийся выдать свою дочь Ксению за представителя датской династии. Кстати, в царствование Михаила в 1637 г. гроб с телом жениха Ксении принца Ганса (Иоганна) был отправлен на родину. Русско-датский союз, направленный против Швеции, мог расставить новые акценты и в отношениях с Польшей, противницей Швеции.

После возвращения Филарета из плена в 1619 г. ради возникновения этих перспектив были сделаны попытки оформить династический союз царя Михаила с правящей датской династией. С этой целью в 1621 г. ездил в Данию А.М. Львов. Выбор Москвы пал на жившую при датском королевском дворе принцессу Доротею Августу, дочь голштинского герцога (умершего к тому времени). Однако занемогший король Христиан не принял русского посла, что свидетельствовало не столько о серьезности его болезни, сколько о нежелательности подобного династического брака.

В России это поняли и кинулись искать царскую невесту в других странах Запада. В 1621 г. в качестве русского посланника во Франции оказался купец Юрий Родионов, которому поручили разведать, нельзя ли там найти невесту для царя Михаила. Дело вышло пустым, поэтому искать царскую невесту отправились в Швецию, что могло опять-таки серьезно перекроить внешнеполитический курс России. В январе 1623 г. со шведами пытались вести переговоры о браке Михаила и сестры бранденбургского курфюрста Екатерины. Преградой оказалось нежелание русской стороны соглашаться на смешанный брак православного и протестантки. Кроме того, Швецию интересовало прямое участие России в войне с Речью Посполитой, о чем свидетельствовали отправленные королем Густавом-Адольфом в Москву посольства 1626 г., 1629 г. и начала 1630-х гг., а Москва, чувствуя свою военную слабость, немедленно начинать такую войну отказывалась. Ссылались на неистекший срок русско-польского перемирия.

В 1630 г. в Москву приезжали венгерские дипломаты с предложением создать коалицию, направленную против Австрии и Речи Посполитой. В ее состав предполагалось включить Россию, Трансильванию, Швецию и Турцию. В итоге Москва пошла на заключение в 1631 г. русско-шведской коалиции. В мае 1631 г. Швеция выступила против австрийского императора, а в 1632 г. Россия начала Смоленскую войну против Речи Посполитой, которая закончилась для Москвы практически безрезультатно.

Разнонаправленные поиски царской невесты для Михаила Романова в Европе объяснялись не только внешнеполитическими задачами России, главная из которых состояла в попытке найти западноевропейских союзников, но и необходимостью подкрепить авторитет выборного царя внутри страны и за ее пределами. Династическая связь с какой-либо правящей королевской фамилией стала бы весомым вкладом в это дело. Царский титул Михаила, как и государев титул его отца патриарха Филарета еще не означали, что Романовы стали наследственной династией России. Появление самозванцев, привлекших к себе внимание за границей и питавших невыгодные Романовым слухи внутри России, тому явное доказательство. Однако поиск европейской партии для Михаила не увенчался успехом. Только в конце своего царствования Михаил решил вернуться к вопросу о династическом союзе, но речь шла уже о браке его дочери Ирины.

Выбор опять пал на Данию. Царь Михаил Федорович желал выдать свою дочь за отпрыска Ольденбургской династии. В истории русско-датских связей, после брака племянницы Ивана Грозного с датским принцем Магнусом, сватовства датского принца Ганса к дочери Бориса Годунова и сватовства самого Михаила к Доротее-Августе - это была уже четвертая попытка создания русско-датского династического союза.

С 1639 г. в Москве прорабатывали идею брака царевны Ирины и датского королевича Вальдемара Христиана Гильденлеве. Последний носил титул графа Шлезвиг-Голштинского. Он был рожден от второго морганатического брака датского короля Христиана IV с Христиной Мунк. Стоит сказать, что голштинскими герцогами являлись и все прежние иностранные кандидаты в женихи для царевен. «Датский вектор» явно раздражал Стокгольм, и он несколько раз отказывал российским послам в разрешении проехать дальше в Европу через шведскую территорию. А когда в переговоры о браке Ирины и Вальдемара вмешался в качестве посредника польский король Владислав, Стокгольм объявил Дании войну (1643).

Сам принц Вальдемар в 1641 г. уже посещал Москву в составе датского посольства. Это дало ему возможность приглядеться к Московии, а царю Михаилу к возможному зарубежному зятю. По вероисповеданию Вальдемар был лютеранином, и это оказалось решающим моментом в провале нового династического и внешнеполитического проекта.

Проект брака Ирины и Вальдемара расколол придворную элиту на две враждующие «партии»[597]. Царь Михаил в своем замысле замужества Ирины опирался на боярина Ф.И. Шереметева. Партию противников брака возглавил дворецкий А.М. Львов и патриарх Иоасаф, а после смерти Иоасафа в 1640 г. его преемник патриарх Иосиф. К противникам брака подключилось окружение царевича Алексея Михайловича, возглавляемое его «дядькой» (воспитателем) Борисом Морозовым. Сам Морозов слыл сторонником европейских новшеств. Впрочем, в исторической литературе высказаны и сдержанные оценки в отношении европейских симпатий Морозова[598]. Так или иначе, но известно, что голландский купец Андрей Виниус был вхож в его дом, советовал боярину во многих его хозяйственных делах. Приверженность Морозова «партии» противников брака Ирины и Вальдемара была иной, нежели у Львова и патриарха. Последние являлись «идейными ненавистниками немцев» по религиозным соображениям. Морозов же видел в Вальдемаре угрозу для своего воспитанника как наследника трона. В 1613 г. на престол избрали лично Михаила, а не династию Романовых. Царь Михаил принял на себя обязательство править с Боярской думой и Земским Собором. Поэтому вопрос о наследнике Михаила формально был открыт и должен был быть окончательно оформлен также решением Земского собора.

Боярин Морозов в силу своего положения воспитателя царевича Алексея и перспектив личной карьеры оказался сторонником наследственной монархии. Но его позиция отражала и стихийно развивавшуюся тенденцию к восстановлению наследственной монархии, которая логично вытекала из вотчинного уклада и стремилась к самодержавию. Постепенное складывание российского внутреннего рынка, шедшее в XVII в. на базе развития хозяйственной специализации районов и возникновения между ними прочных торговых связей, создало, наконец, надежный экономический фундамент московской централизации.

Еще одним, субъективным моментом, привязавшим «партию царевича Алексея» к «партии противников династического брака» его сестры, явились слухи о «подменности» Алексея. Шептались, будто бы царица родила девочку, но, боясь гнева Михаила, согласилась заменить ее младенцем мужского пола. Эти слухи были настолько стабильные, что досаждали Алексею Михайловичу даже в годы его собственного царствования. Кроме того в царствование Михаила постоянно муссировались слухи о других претендентах на русский престол. Князь Львов доносил из Речи Посполитой, что при канцлере Сапеге обретается мальчик, которого многие здесь считают сыном Марины Мнишек. (В действительности этот «лжецаревич» оказался сыном шляхтича Лубы.) Другой «царевич», якобы сын Василия Шуйского, также бродил по Речи Посполитой. Еще один самозванец объявился у турецкого султана, где рассказывал историю о том, что он бежал из России в Персию, но был захвачен и продан в рабство разбойниками.

Русская сторона полагала, что королевич Вальдемар перейдет в православие. На этом настаивал в Дании российский посол С.М. Проестев. К 1642 г. его переговоры зашли в тупик. Копенгаген готов был договариваться лишь о смешанном династическом браке графа Голштинского. Тогда партия сторонников смешанного брака решила привлечь в качестве посредника более гибкого переговорщика. Таким виделся торговавший в России гамбургский купец, голландец по происхождению, Петер Марселис, который к тому же с 1640 г. был фактором (официальным представителем) датского короля Христиана IV в Москве. В декабре 1642 г. царь Михаил Федорович предложил Марселису быть посредником в переговорах (в 1641 г. Марселис уже возглавлял одно из русских посольств в Данию[599]). Очевидно, что Марселис сумел убедить царя в необходимости признать за Вальдемаром и его свитой право на свободу выбора их вероисповедания в России. Заверение на данный счет Марселис наверное получил, иначе бессмысленным становилось его посольство к Христиану IV.

Возможно, ради заключения русско-датского союза Михаил готов был пойти на лютеранско-православный брак своей дочери. В середине XVII в. дочь православного молдавского воеводы Василия Лупула вышла замуж за польского короля католика Яна Радзивилла. Это смешанный брак был утвержден константинопольским патриархом как законный[600]. Случаи такие и с русскими были. Дочь Ивана III Елена, оставаясь православной, являлась супругой польско-литовского монарха католика Александра. Принц Магнус, лютеранин, был женат на православной племяннице Ивана IV. Судя по всему, смешанным планировался брак Ксении Годуновой и Ганса (умерший в Москве герцог Голштинский Ганс был младшим братом датского короля Христиана IV и приходился дядей Вальдемару). Но скорее всего царь хитрил. Нужно было заманить королевича в Россию, а дальше надеялись, что его удастся убедить или принудить поменять веру. Сильным аргументом могло стать царское обещание сделать детей Ирины и Вальдемара, а возможно и их самих наследниками русского престола «второй очереди» в случае кончины царевича Алексея (его младший брат Иван умер неожиданно). Правда автор одного из недавно вышедших и доскональных исследаваний, посвященных царю Алексею Михайловичу Тишайшему И.Л. Андреев считает, что «…трудно согласиться со встречающейся иногда трактовкой всего дела, как с попытской посадить Вальдемара на российский престол мимо наследника, царевича Алексея Михайловича». Отвергает И.Л. Андреев и версию, что потребовалось это «…якобы для того, чтобы ограничить самодержавие на условиях клятвоцеловальных записей, периодически появлявшихся еще в годы Смуты»[601]. Е.И. Филина, напротив, полагает, что «вопрос о престолонаследии, четкий порядок которого так и не был выработан, остро встал в конце царствовавания Михаила Федоровича…Наследственный порядок передачи престола уже стал не единственным. В Смутное время возникла новая традиция выбора государя на Земском соборе, заимствованная из Польши. Таким образом, вопрос о механизме передачи власти оставался открытым. Это и стало поводом для разгоревшейся политической борьбы»[602]. Как мы видим, данный аспект «дела Вальдемара» требует отдельного исследования, но что бесспорно, так это то, что одной из главных причин попыток заключить династический брак Вальдемара и Ирины был вопрос внешнеполитический, причем как с русской, так и с датской стороны. Дания, ведя неудачно войну с Швецией, желала военной помощи России. Россия, одним из давших соперников которой была Швеция, представлялась в этом плане логичным союзником. Для России, утратившей в пользу Швеции в конце Смуты выход в Балтийское море, любой враг Швеции, а особенно такой давний, как Дания, мог быть помощником.

Петер Марселис понимал, в какую опасную игру он ввязался. Зная, что «партия Львова–Морозова» не сложит оружие, он взял с царя поручительство о неприкосновенности своей семьи[603]. Тратил на посольство не казенные средства, а деньги своего шурина полуангличанина-полунемца с датскими родственными связями Вильяма Барнсли, брата Анны Барнсли. Вильям был удержан в Москве при отпуске на родину его отца, богатого английского купца. В посольстве Марселиса Вильям состоял гонцом[604]. В случае успеха дела с замужеством царевны его ожидала головокружительная карьера при дворе Вальдемара и Ирины. Провал грозил ему не только потерей всего состояния, но и полной личной катастрофой. За 1643 г. Марселис дважды побывал в Копенгагене. Христиан IV пожаловал ему датское дворянство и согласился отпустить сына в Россию. В Москве участники посольства, включая гонца Ульяна (Вильяма Барнсли), получили награды.

Между тем борьба сторонников и противников смешанного брака царевны достигла апогея. Патриарх Иосиф, видя деятельное участие в переговорах Марселиса, главы кальвинистской общины Немецкой слободы, начал кампанию против протестантов. Он добился разрушения одной лютеранской и одной кальвинистской кирх в столице. Родственники Марселиса (сестра его жены Елизавета, в русских документах Алена, в девичестве Барнсли, и ее муж, крупный купец и многолетний компаньон Марселиса — Хармен Фентцель) проиграли дело своей собственной беглой холопке Софье[605]. В разбирательстве участвовали царь Михаил, его жена Евдокия Лукьяновна и, наконец, патриарх Иосиф. Делу был придан статус расследования о религиозном насилии.

«Немцы» — Елизавета и Хармен Фентцели настаивали, что их служанка (трапезундская гречанка, попавшая в Россию как «сарынь», т.е. казачья добыча) была прежде мусульманкой. У них в доме она приняла немецкую веру и немецкое имя Софья, носила немецкое платье. Потом Софья сбежала, причем, по версии Хармена, прихватив с собой кое-что из хозяйского добра. Рабыня утверждала, что она была православной. Хозяйка Елизавета Фентцель принуждала ее нарушать православные посты, за отказ прогнала, лишив немецкой одежды. Кто здесь был прав - установить уже невозможно. Неправыми признали близких к царскому двору «немцев», что на фоне обычной судебной практики явилось делом исключительным. Рабыню крестили в православие. Фентцели лишились холопки, т.к. с 1627 г. иностранцы не могли держать православную прислугу.

Королевич Вальдемар торжественно въехал в Москву в январе 1644 г. Царь встретил его с распростертыми объятиями. По решению Михаила Вальдемар, став мужем его дочери, должен был занять в царской семье «третью ступень» после самого Михаила и его сына Алексея. В пожизненное владение королевичу отходили бы богатые торговые города Суздаль и Ярославль. В соответствии с копенгагенскими договоренностями граф Шлезвиг-Голштинский стал формировать свой двор. Из Дании он привез 300 человек. Многие «московские немцы», протестанты и православные, вошли в его двор. Вильям Барнсли состоял там как дворянин и казначей. Граф давал в Москве пиры, посещаемые многими русскими вельможами. С удовольствием на них присутствовал и 14-летний царевич Алексей. В отличие от своего «дядьки» он выражал Вальдемару большую симпатию и однажды выгнал с пира Бориса Ивановича Морозова за то, что тот навязчиво, скорее всего с прицелом на ссору, начал в гостях у Вальдемара диспут о вере[606].

Но дальше дело не заладилось. Патриарх Иосиф дал понять, что не будет венчать царевну с лютеранином. Духовенство настаивало на переходе королевича в православие. Христиан IV информировал, что готов отказаться от брака, но не от веры своего сына. Царь Михаил и «партия» Шереметева увидели последнюю надежду в организации религиозных диспутов[607]. Надеялись, что по ходу их принявшие православие «московские немцы старого выезда» - Дмитрий Андреевич Францбеков и другие - убедят королевича принять православие. Просили о том и вернувшиеся из-за рубежа «перебежчики» Матвей Шляковский и Иван Салтыков.

Опосредованно пыталась участвовать в диспутах польская сторона, ратовавшая за смешенный брак принца и царевны. Неудавшийся московский царь, король Речи Посполитой Владислав IV прорабатывал идею объединения сил Дании, Речи Посполитой и России против Швеции в войне за Прибалтику. (Эта идея реализуется лишь в годы Северной войны 1700–1721 гг.) Владислав IV, пытаясь доказать, что перекрещивание христиан недопустимо канонически, обратился при посредничестве киевского митрополита Петра Могилы и молдавского господаря Василия Лупы за «третейским судом» к константинопольскому патриарху Парфению I. Но тот поддержал мнение русского патриарха. Далее польский король оказывал поддержку Христиану IV только тем, что просил русское правительство отпустить королевича Вальдемара на родину.

Окружение Вальдемара в Москве само разделилось на две «партии». Вельможи, приехавшие с королевичем из Дании, и казначей Вильям Барнсли убеждали Вальдемара не менять веру. Отношения между двумя «партиями» внутри двора Вальдемара в Москве становились все более враждебными.

На наш взгляд, Христиан IV смирился с мыслью о невозможности заключения династического союза и желал лишь скорее вернуть сына-лютеранина домой. Современный историк И.Л. Андреев высказал предположение, что датский король был не прочь пожертвовать верой сына, лишь бы добиться через его брак с царевной Ириной деятельной помощи России в Датско-шведской войне. «…упрямство Вальдемара, - пишет И.Л. Андреев, - при всем протестантском патриотизме, вызывало в Копенгагене вздохи сожаления, достаточно сильные, чтобы их услышал сын короля»[608]. Однако никаких доказательств такой позиции Христиана IV исследователь не привел. Вопрос явно требует дальнейшего изучения, что же абсолютно ясно, так это то, что в Москве в течение полутора лет явно удерживали королевича. Вальдемар не готов был перейти в православие ради женитьбы и уже 26 февраля 1644 г. попросил отпустить его на родину, русские, обвинив принца в «нечестном» поведении, продолжали настаивать на браке с обязательной сменой веры. В итоге в ночь на 9 мая Вальдемар попытался сбежать из Москвы, но был задержан стрельцами у Тверских ворот. Вальдемару удалось прорваться на свой московский двор. (Для принца и его свиты в Кремле на месте старого дворца Бориса Годунова была возведена трехэтажная деревянная хоромина.) Только один его слуга остался в руках стрельцов. Следующий поступок свидетельствует одновременно о горячности, честности и мальчишестве королевича. Зная, что стрельцы поведут «пленного» в Кремль, Вальдемар устроил на них в Кремле же засаду. Датчани напали на стрельцов. Шпагами ранили 6 человек, убили одного. Вину за убитого взял на себя сам принц.

Понятно, какое возмущение у противников брака вызвал этот эпизод. Однако царь Михаил Федорович продолжал переговоры. На одном из совешаний с боярами царь услышал то, что возможно и желал. Князь Семен Шаховской предложил оставить королевича «в Московском государстве некрещену», женить на царевне, а в будущем надеяться, что, как сказано в Послание апостола Павла к коринфянам, «святится муж неверен от жены верны». Боярам предложение Шаховского показалось просто неприемлемым и Шаховской под их давлением был отправлен воеводой в Усть-Колу, потом в Устюг, а в 1647 он уже был в ссылке в Томске. Надзор за принцем и его свитой ужесточили, но продолжили тешить гостя охотами, пирами, вместе с царевичем Алексеем он наблюдал за приездом в Москву турецкого и персидского посла, вел с царским сыном дружеские беседы. А 17 сентября 1644 г. Вальдемар принимал царя Михаила и царевича Алексея у себя. Причем когда русская сторона потребовала, чтобы по московскому обычаю все были без оружия, датчане объявиле, что это противоречит их представлениям о дворянской чести и охране царского величества. В итоге «немцам» было разрешено остаться при шпагах и русские, включая царя и царевича, пришли с оружием. Борис Морозов попытался на этом пиру опять поднять вопрос о перемене королевичем веры, но принц ответил, что готов за любовь царя Михаила к нему платить ответной любовью и кровью, но не верой! Подвыпивший Морозов продолжал настаивать уже к негодованию не только Вальдемара, но и самого царя, а кончилось дело трагикомично. Царевич Алексей, явно симпатизирующий Вальдемару, схватил своего дядьку-воспитателя в охапку и выкинул вон из залы.

Зимой и весной 1645 г. общение царя и царевича с принцем продолжилось, но дело явно зашло в тупик. По некоторым данным Михаил Федорович предложил Вальдемару оставаться в России без брака с Ириной и «стать ему, как сын». «На это принц ответил, что он не холоп и насильно никому служить не хочет»[609].

Конец этой истории положила скоропостижная смерть 49-летнего Михаила Федоровича, случившаяся 13 июля 1645 г. Перед кончиной он благословил на царство царевича Алексея. Земский собор «обрал» его на царство. Алексей, в отличие от отца, не давал собору никаких обещаний относительно ограничения своей власти. Реальная власть в начале его правления (до Соляного бунта 1648 г.) сосредоточилась в руках боярина Бориса Морозова.

Графа-лютеранина Вальдемара с почетом отпустили домой вместе со всем его протестантским двором. Исключение составил лишь казначей Вильям Барнсли, который, возможно из-за желания вернуть хоть что-то из своего состояния, потраченного на сватовство Вальдемара, решил задержаться в России. С отбытием графа Вальдемара началась расправа с его русскими сторонниками. Окружению нового царя надо было истребить даже воспоминания о том, что несостоявшаяся чета могла иметь некие потенциальные права на наследование престола. Всякие разговоры о том, что смешанный брак задумал сам царь Михаил Федорович, теперь представлялись как клевета на почившего монарха. Как мы уже отметили выше, известный вольнодумец и поклонник Запада князь Семен Шаховской оказался 1647 г. в томской ссылке, а за намеки на «правду» в «деле Вальдемара» в 1649 г. как «еретик» и пособник королевича был приговорен к сожжению, замененному ссылкой в Соль-Вычегодскую[610]. В ссылки угодили все придворные, входившие в «партию» Ф.И. Шереметева, включая И.Н. Хованского (сослан в 1645)[611] и родственника царя боярина С.Л. Стрешнева (сослан в 1647).

В опалу попал Петер Марселис. Уничтожить его было трудно. «Немец» являлся официальным представителем датской и шведской корон в Москве, да и невыгодно. Марселис был незаменим при покупке крупных партий оружия для русской армии. Марселису досталось «по мелочи». У него с компаньонами отняли Тульский железоделательный завод, лишили монопольного права на закупку ворвани. Повод к последнему дала коллективная челобитная 1646 г. русских гостей, призывавших ликвидировать эту привилегию западноевропейцев как подрывающую позиции русского купечества[612]. Впрочем вскоре Марселис смог вернуть утерянные высоты при царском дворе, чего нельзя сказать о брате его жены Вильяме Барнсли. Бывший казначей Вальдемара угодил в 1646 г. в тюремное заключение в Сибири, где потом протекла вся его жизнь.

«Дело Вальдемара» испортило отношения Москвы с Копенгагеном. Датский монарх даже разорвал дипломатические отношения с Россией, не приняв в 1646 г. первое посольство Алексея Михайловича, возглавляемое П.Ф. Волконским. С трудом шли в Копенгагене переговоры 1647 г. нового русского посла Б.Ф. Болтина. Разочарование датского двора в России вызывалось на деле не столько принуждением Вальдемара к смене веры, сколько тем, что попытка династического брака не привела к оказанию Россией реальной военной помощи Дании в ее войне с Швецией. В 1645 г. Дания вынуждена была заключить со шведами мир в Брёзембо, который лишил ее островов Эзель и Готланд, а также права собирать со шведов пошлины за проход Зундского пролива, обеспечивающего вход в Балтийское море со стороны Атлантики. Однако взаимная внешнеполитическая выгода толкала Данию и Россию на доброжелательный нейтралитет и даже помощь друг другу. После вступления в 1648 г. на престол нового короля Фредерика III (сводного брата Вальдемара) датская корона неоднократно покупала с разрешения царя Алексея большие партии российского зерна. Взамен Дания продавала Москве крупные партии оружия, не чинила препятствий в найме на русскую службу офицеров и других специалистов. Будущее вхождение России и Дании в антишведский Северный союз имело неплохое основание, заложенное в XVII в.

Когда датский резидент в России Марселис за махинации с медными деньгами угодил в России в тюрьму, Фредерик III по просьбе Габриэля Марселиса, брата заключенного, дважды (в 1663 г. и в 1664 г.) ходатайствовал о прощении узника. Правда, освободил Петера Марселиса царь Алексей Михайлович, видимо, по другим соображениям: в 1665 г. ему потребовался дипломат, который мог бы склонить бранденбургского курфюрста выступить в роли посредника в мирных переговорах России и Речи Посполитой по поводу окончания войны за Украину. Марселис вместе с московским торговым иноземцем Дитрихом Ангеларом был отправлен к трем западноевропейским монархам: императору Священной Римской империи, датскому королю и бранденбургскому курфюрсту. Марселис и Ангелар удачно справились со своей миссией. Они вернулись в Москву в 1667 г. Тогда же было заключено выгодное для России Андрусовское перемирие.