Что же можно в результате сказать?

1, Орншным понятием, надо считать язык. Это действительно важнейшее средство человеческого общения. Тем самым язык — это достояние коллектива и предмет истории. Язык объединяет в срезе Данного времени все разнообразие говоров и диалектов, раз­нообразия классовой, сословной и профессиональной речи,' раз­новидности устной и письменной формы речи. Нет языка инди­вида, и язык не может быть достоянием индивида, потому что он объединяет индивидов и разные группировки индивидов, которые могут очень по-разному использовать общий язык в случае отбора и понимания слов, грамматических конструкций и даже произно-' шенйя. Поэтому существуют реально в современности и истории такие языки, как русский, английский, французский, китайский, арабский и др., и можно говорить о современном русском языке и о древнерусском, и даже об общеславянском.

2. Речевой акт — это индивидуальное и каждый раз но­вое употребление языка как средства общения различных индиви­дов. Речевой акт должен быть обязательно двусторонним: говоре­ние — слушание; что составляет-неразрывное единство, обуслов­ливающее взаимопонимание (см. выше, § 3). Речевой акт — прежде всего процесс, которой изучается физиологами, акустиками, пси­хологами и языковедами. Речевой акт может быть не только услы­шан (при устной речи), но и записан (при письменной), а также, в случае устного речевого общения, зафиксирован на магнитофон­ной пленке. Речевой акт тем самым доступен изучению и описа­нию с разных точек зрения и по методам разных наук.

3. Самое трудное определить, чтотакое р е ч ь. Прежде всего это не язык и не отдельный речевой акт. Мы говорим об устной и письменной речи, и это вполне правомерно, мы говорим о речи ребенка, школьника, о речи молодежи, о сценической речи, об орфоэпической речи, о прямой и косвенной речи, о деловой и художественной речи, о монологической и диалогической речи и т. д. Все это разные использования возможностей языка, отобра­жения для того или иного задания, это разные формы применения языка в различных ситуациях общения. И все это является пред­метом языковедения. Тогда как «психофизический механизм» — предмет физиологии, психологии и акустики, данными которых лингвист должен пользоваться.

В непосредственном наблюдении лингвисту дан речевой акт (будь то звучащий разговор или печатный текст) так же, как пси­хологу и физиологу, но в отличие от последних, для которых рече­вой акт и речь „являются конечным объектом, для лингвиста это лишь отправной пункт. Лингвист должен, так сказать, «остано­вить» данный в непосредственном наблюдении процесс речи, по­нять «остановленное» как проявление языка в его структуре, опре­делить все единицы этой структуры в их системных отношениях и тем самым получить вторичный и конечный объект лингвисти­ки — язык в целом [36], который он может включить в совершенно иной процесс — исторический.

5. СИНХРОНИЯ И ДИАХРОНИЯ

В XIX в. достойным объектом лингвистики как науки считали древние языки и поиски «праязыка». Изучение живых языков предоставляли школе, резко отграничивая эту область от науки. Успехи диалектологии, описывающей живые говоры, изучение языков народов, живущих в колониальной зависимости, и потреб­ность в более серьезной постановке преподавания родного и ино­странных языков выдвинули перед лингвистами новые задачи: со­здать методы научного описания данного состояния языка без ог­лядки на его происхождение и прошлое.

Практика вызвала и теоретическое осмысление. Крупнейшие ученые конца XIX—начала XX в. — Ф. Ф. Фортунатов, И. А. Бо- дуэн де Куртенэ, Ф. де Соссюр и другие — выдвинули теоретичес­кие основы научного описания данного языка в данную эпоху. Ф. Ф. Фортунатов разработал принципы описательной грамматики^[37], И. А. Бодуэн де Куртенэ разделял лингвистику на статическую (описательную) и динамическую (историческую), раз­личая в фонетике и грамматике явления сосуществования (Nebeneinander — «рядом друг с другом») и последования (NaCheinander — «следом друг за другом»)^[38]. Но, пожалуй, наибо­лее подробно рассмотрел этот вопрос Ф. де Соссюр.

, Основной его тезис состоит в том, что «в каждый данный мо­мент речевая деятельность предполагает и установившуюся систе­му, и эволюцию; в любую минуту язык есть и живая деятельность, и продукт прошлого»^[39]. Отсюда вытекает идея синхронии и диа­хронии.

Синхронйя^[40] представляет собой «ось одновременности <...>, касающуюся отношений между сосуществующими вещами, отку­да исключено всякое вмешательство времени», а диахрония¹—«ось последовательности <...>, на которой никогда нельзя увидеть боль-, ше одной вещи зараз, а по которой располагаются все явления оси со всеми их изменениями»².

Краткое Существительное прилагательное собирательное гол-ъ <s_____________ => гол-ь t I" гол <___________ > гол'

Для иллюстрации этих положений возьмем две эпохи русского языка — древнерусскую и современную:

Эпоха А (древнерусская)

?¹

Эпоха Б (современная)

В древнерусском языке краткое прилагательное и однокорне­вое существительное собирательное различались конечными глас­ными: в прилагательном ъ, в существительном ь³ (в связи с чем предыдущий согласный перед ъ был тверже, а перед ь — мягче; но это не различало слов).

В современном русском языке такие пары остались, но их раз­личие опирается на иное звуковое явление, в связи с тем что ко­нечные ъ и ь отпали; сейчас в паре гол — голь различителем служат конечные согласные: в прилагательном — твердая, а в существи­тельном — мягкая. Таким образом, установилась новая синхрония (горизонтальная ось), сохранившая прежнее отношение, но выра­жается оно иначе благодаря Тому, что по диахронии (вертикальная ось) гол-ъ превратилось в гол, а гол-ъ — в гол'⁴.

Другой аналогичный пример приведем из французского языка.

 

¹ См.: Фортунатов Ф. Ф. О преподавании грамматики русского языка в средней школе // Русский филологический вестник. 1905. № 2. Или: Фортунатов Ф. Ф. Избранные труды. М.: Учпедгиз, 1957. Т. 2.

² См.: Бодуэн де Куртенэ И. А. Опыт теории фонетических альтернаций // Избранные труды по общему языкознанию. М-., 1963. Т. 1. С. 267 и сл.

³Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики / Русский пер. А. М. Сухотина, 1933. С. 34.

⁴ От греческого syn — «совместно» и chronos — «время», т. е. «одновремен­ность».

Прилагательное Прилагательное

мужского рода женского рода

fin [фин] <-------------------------------------- > fine [фине]

г ■ г

Единственное Множественное число число fot [фот] > foti [фоти] г ^ г

fin [фё] > fine [фин]^[41]

Третий пример из английского языка.

foot [фут] < > feet [фит]

Эпоха А (западногерманская)

Эпоха Б (современный анг­лийский язык)

Синхрония — это как бы горизонтальный срез, т. е. состояние языка в данный момент как готовой системы взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов: лексических, грамматических и фонетических, которые обладают ценностью, или значимостью (valeur де Соссюра), независимо от их происхождения, а только в силу соотношений между собой внутри целого — системы.

Диахрония — это путь во времени, который проделывает каж­дый элемент языка в отдельности, видоизменяясь в истории.

Эпоха А (старофранцузская)

Эпоха Б (современная)

Таким образом, по де Соссюру, синхрония связана с системой, но изъята из отношений времени, диахрония же связана с време­нем, но изъята из отношений системы. Иными словами: «...диа­хрония рассматривается как область единичных явлений, а язык как система изучается лишь в сфере синхронии. Иначе говоря, развитие языка изображается как изменение лишь отдельных еди­ничных явлений, а не как изменение системы, тогда как система изучается лишь в ее данности.в определенный момент...»^[42]

На основании такого понимания Соссюр делает вывод, что синхронию и диахронию в языке должны изучать две разные науки¹.

В чем здесь прав и в чем не прав Соссюр?

Прав он в том, что синхронический и диахронический аспекты и языке — реальность и их следует различать; что практически «синхронический аспект важнее диахронического, так как для го­ворящей массы только он — подлинная реальность»^[43].

Действительно, всякий «говорящий» на данном языке нахо­дится в сфере синхронии, он относится к данному языку как к послушному орудию, механизм которого ему надо знать, чтобы удобнее им владеть, и ему нет никакого дела до исторической фонетики, исторической грамматики и истории слов. Эти сведе­ния могли бы только помешать его практической заинтересован­ности в языке. Тот, кто называет «лошадь» лошадью, а «собаку» собакой, вряд ли выиграет, если узнает, что первое слово заимство­вано у тюркских народов, а второе — у иранских, или, тем более, если он узнает, что разговорное слово кавардак — «беспорядок» в казахском языке (откуда оно заимствовано) значит «кусочки жаре­ного мяса». Такие знания могут в ряде случаев лишь сбить с толку говорящего и помешать ему правильно выражать свои мысли. Что дает говорящему для владения языком знание того, что раньше было не столам, а столомъ (дат. п. мн. ч.) и не столов, а столь (род. п. мн. ч.)? Почти ничего. Даже такой простой факт, как то, что слова гнезда, звезды писались до 1917 г. через Ъ, не нужен говорящему (и пишущему).

Но в такой постановке речь идет только о пользовании языком и о систематизации его функционирования в описательном язы­коведении, а не о познании его развития.

При любом изучении мы не можем забывать, что основное требование диалектики в науке состоит в том, чтобы изучать явле­ния и в связи, и в развитии. Разрыв синхронии и диахронии, про­возглашенный Соссюром, дважды нарушает это положение, ибо,сго синхроническое изучение языка рассматривает явления в связи, но вне развития, а диахроническое изучение рассматривает явления в развитии, но вне связи.

Справедливо в ответ на это писал А. И. Смирницкий: «1) Изменение любой единицы происходит не как изменение изолированной единицы, не как изолированного факта, а как час­ти системы. Следовательно, линия синхронии, Т. е. одновременно существующей системы, не может не приниматься во внимание при изучении изменений языка, т. е. прй диахроническом изу­чении.. / ' -

2) Язык определенной эпохи — это. язЬйс, существующий вО времени, т. е. заключающий в себе момент диахронии... так как ф&ктор времени по самому существу входит в язык. Таким обра"- зом, синхроническая система языка Неизбежно должна рассмат­риваться во времени»^[44].

В результате разрыва синхронии и диахронии, ввиду явной бес- плодности диахронического изучения выдернутых из системы изо­лированных фактов, многие зарубежные последователи Соссюра провозгласили а х р о н и ю, т. е. совсем исключили фактор' вре­мени из изучения языка.

Каков же правильный выход из данного положения? Конечно, не возврат к старому неразличению бывшего и настоящего _s сосу­ществующего в системе и следующего одно на смену другому во времени, и прежде всего не отказ от понятия системы^[45].

Об этом ложном шаге А. И. Смирницкий писал: «...подменять определение существующего соотношения определением того, из чего оно получилось, означало бы смешение прошлого с настоя­щим, допущение анахронизма, следовательно, было бы антиисторическим подходом»^[46].

Две «оси», намеченные Соссюром, действительно взаимно ис­ключают друг друга, и никакой речи об их «единстве» быть не может. Это два различных аспекта. Но противопоставление их не­равномерно, так как синхронический аспект для целого ряда лин- теистических потребностей может быть самодовлеющим и исчер­пывающим (для составления алфавитов, реформирования орфо­графии, выработки транскрипции и транслитерации¹, для машин­ного перевода, наконец, для составления нормативных описатель­ных и сопоставительных грамматик, а также для разработки мето­дики обучения родному и неродному языку), тогйа как диахрони­ческий аспект лишь подсобный, вспомогательный прием изуче­ния историй языка. Ни в коем случае нельзя отожествить диахро­нию и историю языка, так как диахрония может показать лишь развертывание и эволюцию отдельных, разрозненных, не связан­ных в систему й Изолированных от структуры языка фактов. ' 'г}.') Но так как язык в каждом ярусе своей структуры образует сис­тему, все моменты ■ которой взаимосвязаны и только Ъ силу этого получают свою характеристику, то подлинная история языка в целом, используя предварительные данные диахронического опи­сания, должна быть изложена в аспекте минимум двусинхронном: эпохи А и эпохи Б; тогда предварительно найденные диахрони­ческие факты превратятся в историко-синхронические и язык в своей, истории предстанет как структура и система.

Итак, следуетизучать.и понимать язык как систе­му не только в его настоящем, - но и в его прошлом, т.е.. изучать его явления и в связи друг с другом, и в развитии одновременно, отмечая в каждом состоянии языка явле­ния, уходящие в прошлое, и явления, нарождающиеся на фоне стабилизовавшихся, нормальных для данного состояния языка яв­лений.

Различение структурных ярусов языка или его разделов: лекси­ки, грамматики, фонетики — основано не только на различии са­мих единиц этих разделов: слов, форм, звуков, но и на качестве той абстракции, которая их определяет.

Абстракция в языке присутствует в любом языковом факте, без этого язык не мог бы быть «языком». Но ее роль и ее характер в разных ярусах структуры языка различны.

а) Лексическая абстракция состоит в том, что сло­во — самая конкретная единица языка — соотнесено не прямо с

«Письмо».

¹ См. подробнее в гл. V — 4 2047

вещью, которую это слово может называть, но с целым классом вещей. Это касается не только нарицательных (дом, человек), но и собственных имен (Александр, Марья, Заречье, Спасск, Комсомольск). Нарицательные и собственные имена — это разные степени того же качества лексической абстракции.

б) Грамматическая абстракция не касается ве­щей и отдельных фиксированных понятий. На первый взгляд она просто «уже» лексической (ср., такие случаи лексической абстрак­ции, как, жизнь, бытие, и такие случаи грамматической абстрак­ции, как суффикс -ик- в-словах столик, садик^ или такие флексии, как -а в словах стола, профессора, коня, края), однако это неверно. Грамматическая абстракция имеет инор качество; присоединить суффикс -ик- или флексию -а можно к любым по Своему значению корням и основам (садик и фунтик, столам рыбака); грамматичес­кая абстракция безразлична к лексической и имеет особое качест­во — это абстракция признаков и отношений.

в) Фонетическая абстракция — явление опять же иного качества; она безразлична и к лексической, и к граМматй- ческой абстракции. Так, из фонем [т], [к], [у] можно «составить» слово тку и слово тук, и слово кут; фонема [а] может быть флек­сией и именительного падежа единственного числа женского рода (жена), и родительного падежа единственного числа мужского и среднего рода (стола, окна), и именительного падежа множествен­ного числа (дома, окна) и т. п.

Эти отличия качества лексической, грамматической и фонети­ческой абстракции и предопределяют различие единиц разных ярусов языковой структуры.

шления и о

§ 6. СВЯЗЬ ЯЗЫКОВЕДЕНИЯ С ДРУГИМИ НАУКАМИ

Язык связан со всей совокупностью чувственного и мысли­тельного поведения человека, с его организацией как живого су­щества (природными условиями его жизнй), с его бытом, с обще­ством, в котором жиЬет человек, с его творчеством — техничес­ким, умственным, художественным, с историей человеческого обт щества, поэтому и наука о языке, лингвистика, связанас очень многими науками: точными, естественными и гуманитарными.

1) Так как язык — это прежде всего коммуникативная система знаков, то наиболее тесные связи у языка с наукой об общей тео­рии знаков, с семиотикой[47]. Семиотика как общая дисцип­лина не связана со специфическими средствами и возможностями языка, но она призвана исследовать любые знаковые системы как средства обозначения и передачи значения. Семиотика -изучает любые знаковые системы: как простейшие типа кодов (телеграф­ный код, приемы морской и воздушной сигнализации, знаки ре­гулировки для такси),,так и более сложные (сигнализация живот­ных, различные приемы письменности и шифров, знаковая природа географических карт, чертежей, <а также пальцевая техника глухонемых) и> наконец, знаковую'систему языка.

Для/языковедёния важйы общие положения семиотики о зна­ках, об'их различительные признаках, о группировке и классифи­кации знаков," о возможностях комбинаций знаков и образования «знаковых цепей» и йх Членимости на звенья, об Опознавании и распознавании знаков, о принципах дешифровки зашифрованных текстов или дешифровки текстов на неизвестных языках.

Разработка общих положений семиотики во многом может об­легчить работу языковедов по установлению знаковых закономер­ностей языка.

2) Так как язык — общественное явление, то наука о языке связана с рядом общественных наук, и прежде всего с сч> циологией. Учение о строении общества, его функциони­ровании и его эволюции и развитии может дать лингвистике многое в связи с тем, как тот или иной язык используется различными социальными объединениями (классами, представителями различ­ных социальных прослоек, профессиональных групп), как отра­жается на языке разделение и объединение социальных общнос­тей, переселение племен и народов (миграция), образование тер­ риториально -социальных групп в пределах одного языка (диалек­ты) или между разными языками (языковые союзы). Чрезвычайно важным для языковедения является понимание соотношения язы­ка и основных общественных категорий: базисов, надстроек, клас­сов, орудий труда. Только после сопоставления с общественными категориями можног понять своеобразие функционирования и эво­люции языка.

3) Так как язык неразрывно связан с мышлением, то наука о языке.связана с логикой, наукой о законах мышления и о

формах мысли. Тесная связь с логикой и использование логичес­кого аппарата определений и обозначений в лингвистике отнюдь конечно, не значат, что логические категории (понятие, суждение' умозаключение и т. п.) должны совпадать с языковыми категория­ми (морфема, слово, предложение), однако соотносительность этих Двух планов не подлежит сомнению, хотя далеко не все, что есть в логике, должно быть и в языке, и тем более языковые явления далеко выходят за пределы логики. Тем не менее такие логические определения, как определение понятия, его содержания и объема его обязательных признаков, необходимы лингвисту для опреде­ления слова, его значения, видов многозначности слова (см гл II -

«Лексикология», § 7-17), формула aRb в логике-отношений рассматривающая отношение (R - relatio) каких-либо двух члйгов

ния» VTSf ГГсГ^Г определении синтагмы («словосочета­ния», см. гл. IV, § 59-61), не говоря уже об общем учении о моде­лях в языке, в чем лингвист может опираться на учение о логичес­ком моделировании. '

ТаК КаК языковеДение имеет своим предметом не только ' язык, но и речь, а речь - это психофизический процесс то есте­ственно ставить вопрос о соотношении языковедения, с одной сто­роны, и психологии и физиологии -сдругой w а) Мышление человека как процесс, равно как и чувствования И другие проявления его поведения, изучает психология. В конце Х1А-начале XX в. многие языковеды, желая избежать неправиль­ной точки зрения на язык как природный организм, старались утвердить лингвистику как науку психологическую, рассматривая все самые существенные явления языка.как психические Однако такая точка зрения не могла быть правомерной, так как явления языка (фонемы, морфемы, слова, предложения) не то же самое что представления о них в сознании говорящего, и тем самым язык не может быть объектом психологии. Психология может изучать речевые акты как процесс, становление речи ребенка, развитие речи школьника и т. п. Поэтому в любом учебнике психологии имеется раздел «Психология речи», описывающий речевое поведение человека. Лингвист же, в основном имеющий дело с ' языком, получает нужные ему данные из наблюдаемой им речи и поэтому обязан считаться с данными психологии, хотя и речь лин­гвист.изучает не так, как психолог.