Фуко и французский марксизм

В период с конца 1940-х по конец 1970-х гг. КПФ радикаль­ным и впечатляющим образом утрачивает свое былое влияние — за это время она, в частности, потеряла половину своего электора­та. В тот краткий период, когда Фуко числится в КПФ (1950— 1953 гг.), последняя является мощной политической силой, по крайней мере согласно показателям на выборах (около 25% голо­сов от числа проголосовавших), но она занимает скорее нечто вроде позиции народного трибуна, осуществляющего своеобраз­ное право вето, нежели позицию правящей партии⁹. Правда, КПФ участвовала в формировании правительства и входила в его состав начиная с момента Освобождения, но это длилось очень недолго — до начала периода холодной войны. Затем КПФ начи­нает медленно, но верно утрачивать свои электоральные позиции, и этот процесс еще более ускоряется после вторжения советских войск в Афганистан; Генеральный секретарь Центрального Коми­тета партии Жорж Марше оправдывает это вторжение в телеви­зионном интервью, которое он дает в Москве.

Но постепенно теряя поддержку избирателей, КПФ одновре­менно парадоксальным образом начинает играть все более важную роль на политической сцене в рамках концепции альянса с Социа­листической партией Франсуа Миттерана, который рассчитывает на взаимопонимание с КПФ в перспективе создания совместного правительства, что должно помочь левым прийти к власти. Не­смотря на разногласия между партнерами, желаемый результат будет достигнут в 1981 г. В среде социалистов в этот период сосу­ществует несколько разных традиций — с одной стороны, течения резко антикоммунистические, с другой — течения, причисляю­щие себя к традиции революционного марксизма, которая видела в Советском Союзе, несмотря ни на что, государство более пред­почтительное, нежели государства капиталистические (и здесь история Советского Союза часто интерпретировалась — в терми­нах, близких к троцкистским, — как история «выродившегося» или «бюрократизировавшегося» рабочего государства); как бы то ни было, поскольку социалисты для сохранения власти отныне нуждаются в коммунистах, они предпочитают занимать прими­рительную позицию. В контексте этой зависимости от партнера, участие которого в правительстве или по крайней мере общая поддержка являются для социалистов очень важными факторами

успеха, понятно, почему Лионэль Жоспэн (будущий премьер-ми­нистр левого правительства в 1997 г., получившего название «коа­лиционного» и включавшего в себя министров-коммунистов), который становится в 1981 г. Генеральным секретарем Социали­стической партии, критикует тех, кто протестует против установ­ления в Польше военного положения в декабре 1981 г.

Не следует недооценивать степень недоверия, которое Фуко испытывал по отношению к КПФ и к коммунистам. Приведу еще один небольшой пример: говоря о молчании, которым француз­ские коммунисты встретили публикацию книги «История безу­мия» в момент, который Фуко называет «постсталинским стали­низмом», Фуко, хотя и с осторожностью, выдвигает предположе­ние о том, что интеллектуалы из КПФ и близкие к ней не хотели поднимать проблему «дисциплинарной сети общества» («quadril­lage disciplinaire de la société»), поскольку они предчувствовали проблему гулага, и, вообще говоря, партия сама функциониро­вала как уменьшенная копия дисциплинарной машины (Dits et écrits... T. 3. P. 142) — Фуко, как известно, испытал это на собст­венном опыте. Как мы видим, Фуко принимал всерьез проблему идеологического проникновения сталинизма во французское об­щество, и одновременно свою собственную творческую деятель­ность он понимал как способ разрыва с тоталитарным миром.

Примерно в тот же период, когда Фуко работает над книгой «Слова и вещи» (опубликованной в 1966 г.), начинают выходить в свет основные работы Альтюссера, сформировавшие впоследст­вии целое движение, целью которого стало новое прочтение тек­стов Маркса — в частности для того, чтобы найти в них объясне­ние сталинизму. В работах Альтюссера сталинизм предстает не как одно из следствий марксизма, но, наоборот, как результат незнания «истинного» марксизма.