2017-11-01
250
В 1999 году особенно остро проявились некоторые относительно новые факторы, которые, вероятнее всего, будут определять международное положение Беларуси в течение ближайших нескольких лет.
Прежде всего - это углубление европейской интеграции и подготовка ЕС к широкомасштабному расширению уже в 2003 году. Введенная 1.01.1999 года единая европейская валюта - ишь один из аспектов нового успешного витка европейской интеграции. Более важно то, что в тени войны НАТО против Югославии стала необратимой интеграция в ЕС стран юго-восточной Европы. В ходе ряда международных встреч, которые прошли в 1999 году страны ЕС решили оказать массированную экономическую помощь странам юго-восточной Европы и ускорить темпы подготовки этих государств к членству в Европейском Союзе.
С другой стороны, в ходе саммита стран ЕС в Хельсинки в очередь на вступление в ЕС поставлена Турция, которой было отказано в таком праве в 1997 году. То есть в 1999 году ЕС определил более широкие границы для своего потенциального роста, нежели это предполагалось когда бы то ни было в прошлом.
|
|
|
Подготовка ЕС к расширению требует не только ускорения экономического роста в странах, стоящих в очереди на членство в объединенной Европе. Расширение ЕС требует также глубоких внутренних реформ внутри самой объединенной Европы. Ныне уже практически ничто не может остановить полную замену маастрихтских соглашений Амстердамским договором 1997 года, который трансформирует ЕС из рыхлого сообщества независимых государств в пока еще рыхлую, но уже федерацию.
Подготовка к членству в ЕС православных Румынии, Болгарии и Кипра резко усиливает внутри Европейского Союза православную составляющую. Вкупе с православным по традиции большинством славянского населения стран Балтии, православными гражданами Польши и Словакии, эмигрантами из бывшего СССР, осевшими в развитых странах ЕС, православная составляющая может оказаться заметное влияние на трансформацию многих сторон европейской интеграции. Как минимум, можно ожидать уменьшения влияния тех политических сил, которые понимают Европейский Союз как католическо-протестантское по культуре и традиции образование. Решение о подготовке к членству в ЕС Турции еще более ослабляет позиции тех, кто мыслит объединенную Европу как продукт прежде всего Западной цивилизации, позиции тех, кто мыслит цивилизационными категориями вообще.
То есть в 1999 году к границам Беларуси неумолимо и мощно приблизился процесс Европейской интеграции. А сам ЕС в свою очередь стал трансформироваться в более благожелательном для Беларуси направлении, нежели было до того.
|
|
|
Упадок России, трансформации РФ в комплекс депрессивных регионов, специализированных на добыче того или иного вида сырья в интересах развитых западных и азиатских государств превращает Восточную Европу в "добычу" Запада. Мир стал монополярным сначала на региональном уровне - в Европе.
Источник силы Запада в Восточной Европе на ближайшие 10-15 лет покоится в процессе европейской интеграции.
Европейская интеграция создала самый привлекательный в масштабе Евразии рынок капиталов, именно туда происходит отток инвестиционных ресурсов из стран бывшего восточного блока и СССР. Западные производители, как уже отмечалось, подавляют остатки промышленной мощи Восточной Европы. Восток попадает во все более глубокую технологическую зависимость от Запада.
Но самое главное - быстро увеличивается разрыв в уровнях развития ЕС и стран бывшего СССР. Ныне ЕС тратит огромные средства на модернизацию собственной экономической инфраструктуры, системы образования и научные исследования, на становление единой европейской финансовой системы и выравнивание уровней развития разных стран и регионов ЕС. Однако уже через 5-10 лет начнется отдача от столь грандиозных проектов как БТС или ямальские газопроводы. Уменьшится доля инвестиций, которые поглощаются долгосрочными проектами. В результате, через 5-10 лет ЕС вероятнее всего, перейдет к активной экспансии по всем направлениям. В том числе и на востоке Европы и в России.
К тому времени - через 5-10 лет - деиндустриализация на месте бывшего СССР дойдет едва ли не до конца. Россия и другие страны бывшего Восточного блока окончательно лишатся продовольственной и даже экологической безопасности, попадут в полную технологическую зависимость от Запада. Уже сегодня видно, как экспансия Запада на уровне небольших инвестиций меняет экономическую географию Восточной Европы. Наиболее развитыми становятся те регионы и страны, которые расположены поблизости от восточной границы ЕС и интегрированы в европейскую экономическую систему: польская Силезия, Познань, Чехия, Словения, Хорватия.
Далее эта тенденция будет нарастать и через 5-10 лет мы получим в Европе новое федеративное образование в виде расширившегося мощного ЕС. ЕС ликвидирует нынешнее безвременье Восточной Европы, стимулирует новую волну индустриализации в регионе. Но новая индустрия будет также обслуживать интересы нового Союза и союзного центра, как в послевоенные годы до распада СССР индустриализация Восточной Европы обслуживала интересы Советского Союза. По мере расширения ЕС и втягивания в его орбиту все новых восточно-европейских стран меняется социально-экономическая структура этих стран. Вместо сегодняшней дезинтеграции постепенно приходит порядок и сила власти. А вместо либеральных или националистических "культурников" - профессиональный бюрократ, инженер и рабочий.
По мере реализации трансъевропейских коридоров растет геополитическое значение РБ. Значит, вряд ли Запад или Россия могут быть заинтересованы в конфликте на территории РБ. Использование иных направлений коммуникационных потоков - маловероятно хотя бы потому, что остановить реализацию многомиллиардных проектов уже реально невозможно.
У трансъевропейских проектов есть еще две важных для Беларуси стороны. Возрастает энергетическая насыщенность территории РБ. После строительства ямальских газопроводов, поворота на Беларусь БТС, создания Балтийского энергетического кольца РБ станет наиболее насыщенной энергетическими коммуникациями страной в Восточной Европе. Естественно подобный показатель стимулирует сохранение Беларусью крупного промышленного производства.
Политическая стабильность, гарантированная крупными трансъевропейскими проектами автоматически влечет за собою сохранение Беларусью крупного производства. Так как за счет европейских трасс поддерживается стабильность режима, который в свою очередь внутри страны опирается на связанные с крупным производством социальные слои.
|
|
|
Общей устойчивости белорусской социально-экономической и политической системы, вероятно, хватит до тех пор, пока процесс европейской интеграции перейдет в стадию внешней экспансии. Вот тогда, лет через 5-10 появится перспектива за счет новых европейских возможностей совершить быстрый технологический рывок на белорусских промышленных предприятиях, выйти за пределы индустриального развития в постиндустриальную стадию. Тогда-то и появится перспектива к быстрой смене нынешнего режима новым, более близким Европе по идеологии и внешнеполитической ориентации.
А пока белорусское общество в широкой демократизации просто не нуждается. Белорусское общество сейчас поддерживает сильную власть. Чем-то Беларусь отдаленно напоминает Латинскую Америку, в странах которой правят политики, поставленные у власти крупными западными транснациональными корпорациями, осевшими в этих странах. Просто здесь ТНК - крупные заводы - не иностранные, а свои собственные.
Какие перспективы открываются перед Беларусью в среднесрочной перспективе на Западе? Напомним, что в ЕС сейчас состоит 15 западноевропейских стран с численностью населения в 360 миллионов человек (в России 147 миллионов, в СССР было перед его распадом -- 270 миллионов). ВВП Евросоюза превосходит ВВП СССР в момент расцвета Советского государства в начале 80-х годов. ВВП Евросоюза превосходит ныне даже ВВП США. Емкость внутреннего рынка Евросоюза сейчас наибольшая в мире. Даже емкость рынка системы НАФТА (США, Канада, Мексика) и стран Азиатско-Тихоокеанского Региона уступает ЕС.
Европейский Союз образовался только в 1991 году после заключения в голландском городе Маастрихт политического и финансового союза 12 западноевропейских стран. Намеченные тогда интеграционные программы требуют очень значительных капиталовложений. Эти программы должны привести к формированию в Западной Европе такого экономического ядра, которое будет просто технологически неразделимо. Во многих чертах ЕСовские программы напоминают те, которые существовали в СССР.
|
|
|
Так, в Евросоюзе к 1999 году вводится в оборот единая валюта, постепенно устраняются внутренние границы для движения рабочей силы, информации, товаров и капитала, создается единая система обороны и органы управления сообществом (Европарламент, Европейская Комиссия -правительство ЕС и т.п.).
Будущего Беларуси особенно касаются программы ЕС в области инфраструктуры. До 2008 года должны быть построены или модернизированы свыше 10 тысяч км железных и шоссейных дорог. Благодаря этим дорогам кардинально изменится внутренняя транспортная инфраструктура Западной Европы. Появится возможность формирования единой транспортной системы ЕС, которая будет в основных чертах управляться из единого центра.
То же будет сделано с топливной инфраструктурой. ЕС предполагает создать до 2003-2010 года нечто, напоминающее бывшее Единое Энергетическое Кольцо СССР. Европейский ТЭК будет опираться на единую систему трубопроводов, которая сможет обеспечить удовлетворение европейских государств в топливе, поступающем из разных регионов.
Источниками поступления топлива в ЕС определены арабские государства (прежде всего Северная Африка), Северное море и территория бывшего СССР.
Все инфраструктурные проекты ЕС делятся на две группы: проекты внутри ЕС и вне его, направленные на облегчение доступа Европейских стран к сырьевым регионам и соседним с ЕС рынкам сбыта.
Практически все ЕСовские программы выполняются без особых отклонений от графика. Более того, темпы евроинтеграции превзошли ожидания: после 1991 года к Союзу присоединились три новых государства (с 1.01.1995 года - Финляндия, Австрия, Швеция). В течение ближайших нескольких лет ожидается присоединение нескольких восточноевропейских государств.
В Восточной Европе разворачивается самая дорогостоящая и самая значимая для будущего Европейского Союза строительная программа. Здесь предполагается строительство или коренная реконструкция 11 транспортных коридоров, а также -- строительство новых трубопроводов и других коммуникационных линий.
В нашем регионе реализуются не только ЕСовские инфраструктурные проекты. Есть и проекты регионального уровня. Скажем, дорога Гдыня - Лодзь - Вена или транспортный коридор Петербург-Москва-Симферполь в России.
Проекты ЕС в нашем регионе должны быть поэтапно реализованы до 2008 года. Примерно к этому времени закончатся интеграционные программы внутри ЕС. То есть в самом обозримом будущем мы можем получить на месте сегодняшнего Европейского Союза геополитическую единицу, которая по своей экономической структуре будет трудноразделима, ее ресурсы высвобождены для вливаний за своими пределами, а инфраструктура в близлежащих регионах -- приспособлена к мощному инвестиционному рывку в разные стороны. Особенно в сторону России.
К тому времени энергетическая и прочая зависимость ЕС от бесперебойной эксплуатации российских природных ресурсов может быть столь велика, что потребует признания России сферой жизненных интересов Запада. А, значит, можно будет ожидать установления состояния устойчивого стратегического партнерства между Западом и Москвой. Направления этого партнерства могут быть разными: совместная эксплуатация природных ресурсов Севера и Сибири, сдерживание исламского фундаментализма и китайского "гегемонизма" (или китайской нестабильности), возможно, особое значение приобретет совместная охрана внешней среды. При этом не имеет особого значения, каким путем у власти в РФ может держаться прозападная политическая группировка.
Безусловно, 2008 год сам по себе не будет поворотной датой в истории человечества. Сближение Запада и России, усиление присутствия Европейского капитала за пределами ЕС нарастают постепенно по мере высвобождения в Европе ресурсов для крупных инвестиционных программ на Востоке.
Уже сегодня мы видим этот процесс. Около 60 процентов российского экспорта составляют поставки топлива. Еще около 15 процентов - металлы. В основном сырье отправляется в Европу. Практически все перспективные российские экспортные проекты предусматривают наращивание поставок сырья именно в Европу.
Характеристика наиболее крупных из них дана в предшествующих разделах.
Реализация этих проектов требует соответствующего политического обеспечения. А также - создания новых коммуникационных линий для доставки сырья в Европу. Судя по уже объявленным маршрутам прохождения этих новых коммуникаций экономическая география Европы претерпит значительные изменения. необходимо еще раз акцентировать внимание на том, что сейчас топливо и другое сырье отправляется из России в Европу в основном по системе магистральных трубопроводов и других коммуникаций в северной Украине, через порты Вентспилса и Новороссийска. После реализации намеченных проектов значение украинских коммуникаций резко уменьшится. Ни один из новых российско-европейских проектов не предусматривает транзита через Украину.
Предстоящее строительство двух газопроводов из полуострова Ямал в Германию через Беларусь и Польшу составит половину всего газового экспорта России в дальнее зарубежье. Большинство же новых топливных проектов рассчитано на рост добычи нефти, а не газа. То есть даже если газовый экспорт России сохранится на сегодняшнем уровне и не будет переориентированных с традиционных путей на Беларусь, то доля белорусского транзита все равно составит около трети от всей возросшей цифры. Доля российского газа в общем потреблении этого сырья после реализации ямальских проектов достигнет в Германии почти 40 процентов, в Австрии - около половины, в Чехии, Польше, Словакии, Беларуси общее потребление газа увеличится примерно в два раза. Практически весь газ в Средней Европе по-прежнему будет российским. Значительная часть сырья дойдет также до Франции, Италии, Нидерландов.
Однако перспективные планы ЕС относительно российского газа еще более грандиозны. Согласно опубликованному в 1995 году в Брюсселе докладу личных представителей глав государств ЕС по вопросам транспортных коммуникаций, в случае удачи с белорусскими газопроводами предусматривается проведение вдоль них новых ниток. Эти дополнительные новые трубы должны быть рассчитаны на 300-360 миллиардов кубометров. Через Беларусь тогда пойдет едва ли весь российский газовый транзит.
Не исключено, что часть печерской нефти будет отправляться в Европу по новому трубопроводу, который может пройти через Беларусь и Польшу в Германию или по крайней мере, к нефтяному терминалу Гданьска. Сегодняшняя мощность гданьского терминала 20-25 млн. тонн в год. Однако предусматривается его расширение, пока в основном для экспорта ямальского газа.
При снижении значения Украины в качестве транзитного государства растет значение Беларуси, Польши и Болгарии.
По другим видам трансъевропейских коммуникаций тенденция примерно такая же: значение Украины падает, значение Беларуси и балтийских морских коммуникаций растет. Строительство новых трансъевропейских артерий не зависит от Беларуси, Украины или какой-либо иной транзитной страны. Это - инициатива, потребность и средства Запада, в меньшей степени - России.
По мере реализации программы европейской интеграции и программы освоения ЕС природных ресурсов России надо ожидать кардинального изменения всей геополитической структуры Европы.
Возможно, основным результатом этой трансформации может стать ликвидация на неопределенно долгое время предпосылок к новому расколу Старого Света на противостоящие блоки. Мощь Европейского Союза, вероятно, вырастет настолько, что говорить о реальности формирования нового самостоятельного европейского полюса вокруг Москвы сможет только мечтатель. Ведь пока Европа создает новые дороги, технологии и производства, Россия переживает структурный кризис. Запад все быстрее вырывается вперед в технологическом и экономическом плане, а Россия, к сожалению, все более отстает. Самостоятельно преодолеть это отставание Москве будет почти невозможно.
Кроме того, Россия втянута в сложные отношения с мусульманским миром. У Москвы нет четко очерченных границ с миром ислама. В РФ проживает до 20 миллионов мусульман. Причем темпы демографического прироста у исламских народов гораздо выше, чем у славян. Россия самостоятельно не в состоянии элементарно устоять в соприкосновении с этим динамичным культурным материком и сохранить славянскую или даже просто европейскую идентичность. Даже успешные в военном плане кампании в Таджикистане и Чечне, близкие отношения с Казахстаном и Узбекистаном не смогли остановить бегства из этих стран европейцев. В Таджикистане европейцев уже практически не осталось. В Чечне их - гораздо менее половины от уровня 1991 года. Узбекистан в 1994 году занимал первое место в СНГ по количеству покинувших его вынужденных переселенцев. В 1995 году его оттеснил на второе место Казахстан (350 тысяч переселенцев, из Узбекистана -- 250 тысяч).
Москва нуждается в стратегическом партнерстве с Западом и чем более российского сырья будет уходить в Европу, тем скорее Запад станет для России надежным тылом.
С другой стороны, кроме Запада никто не в состоянии предоставить России столь необходимые ей инвестиции для наращивания своего экспорта и элементарного выживания своей страны. Только касательно топливных экспортных проектов речь идет об инвестициях в пределах 600 миллиардов долларов. Таких средств в России нет.
Вероятно, перед нами процесс, напоминающий ситуацию в Европе, наступившую после разгрома Наполеона. Тогда ведущие европейские державы несколько десятилетий совместными усилиями поддерживали в Старом Свете мир и порядок как они его понимали. Священный союз победивших монархов развязал руки его участникам для наращивания промышленности и особенно экспансии за пределами Европы. Именно тогда быстро встали на ноги колониальные империи нового нефеодального типа у Англии, Франции, России.
Сейчас речь о колониальной экспансии не идет. Но развязанные руки на Западе вполне могут позволить России устоять перед лицом угрозы со стороны мира ислама. Отличие от ситуации времен Священного Союза может быть только в том, что тогда Россия была равноправным участником европейской интеграции, а сегодня - только подчиненной, хотя и очень важной частью его. Таким образом, на наших глазах быстро формируется однополюсная Европа, где ядром выступает Европейский Союз.
Другим геополитическим последствием успеха европейской интеграции и освоения природных ресурсов России может быть расширение европейского геополитического ядра на восток. Подобное расширение является не следствием борьбы правых сил. Такое расширение ЕСовского ядра диктуется прежде всего экономическими закономерностями.
В ходе европейской интеграции происходит насыщение транспортными коммуникациями и энергоресурсами региона, расположенного между ЕС и Россией, что само по себе создает предпосылки к возникновению в этом регионе особо льготного инвестиционного климата для промышленных инвестиций.
С другой стороны, и ЕС и Россия объективно заинтересованы в поддержании здесь политической стабильности. Без политической стабильности в Беларуси, Украине, Польше, странах Балтии нормальный транзит между Россией и ЕС невозможен. Чем более мощным и интегрированным целым будет становиться ЕС, чем более российского сырья будет поступать в Европу, чем более будут модернизированы трансъевропейские коммуникации, тем более шансов на политическую стабильность получат страны Средней Европы. А, значит, они станут более привлекательными для иностранных инвестиций.
Наконец, в Средней Европе еще очень долгое время будут находится значительные ресурсы дешевой рабочей силы. Эти ресурсы складываются из бывших промышленных рабочих, которые остались не у дел после краха среднеевропейской индустрии. Другим ресурсом дешевой рабочей силы является деревня. Доля деревенских жителей здесь составляет до 30 процентов от всего населения. В некоторых местностях - Западной Украине и Западной Беларуси в первую очередь - доля сельских жителей достигает почти половины.
Сегодня у Запада нет средств для широкомасштабных инвестиций в Средней Европе - обширном регионе, где проживает больше населения, чем в России, хотя у Средней Европы нет столь нужных ЕС сырьевых ресурсов, как в России. Наконец, Среднюю Европу невозможно "поднять" по частям. Социально-экономическая структура всего региона более-менее однотипна. Рывок в развитии одной его части способен немедленно вызвать обострение отношений с соседями. С другой стороны, почти невозможно представить себе изолированный от соседей быстрый экономический прогресс одного или нескольких среднеевропейских государств. одна только транспортная инфраструктура здесь настолько взаимосвязана, что соседям "передовика" несложно вернуть на землю путем, скажем, увеличения транзитных платежей для его грузов. Среднюю Европу надо "поднимать" всю сразу. А на столь масштабные проекты сейчас у Запада средств нет.
Потенциальные инвестиции в нашем регионе съедаются интеграционными программами ЕС и НАФТА в Северной Америке. НАФТА -- это напоминающая евроинтеграцию программа по созданию самой крупной по территории и численности населения в мире зоны свободной торговли между США, Канадой и Мексикой. Запад также вынужден тратить значительные усилия на стабилизацию положения в России. Без стабильной России с ее сырьем никакой стабильной Средней Европы быть не может априори. И потому до завершения хотя бы самых важных европейских интеграционных программ у Средней Европы будущего нет.
После 2003-2008 годов ситуация грозит полностью измениться. У ЕС высвободятся ресурсы, через Среднюю Европу пролягут коммуникации, Россия переживет своих мечтательных патриотов иррационального имперского типа. Тогда и можно ожидать начала промышленного рывка в наших странах.
Уже сегодня можно более-менее уверенно прогнозировать некоторые параметры этого приближающегося экономического подъема.
Прежде всего, вероятно, Средняя Европа останется регионом, специализированным на переработке поступающего из России сырья. Только собственниками промышленных предприятий теперь станут в основном иностранные инвесторы. Производство на базе местных сырьевых ресурсов или сырья из других регионов будет находиться на втором плане по сравнению с российским.
Средняя Европа через 10 лет обречена на новую индустриализацию, а не на информационную революцию, которая охватила развитые западные страны. В Средней Европе к моменту возможного начала промышленного рывка в первом десятилетии XXI века произойдет деградация системы образования и квалификации рабочей силы для работы на сложных промышленных производствах. К сожалению, вероятнее всего, не будут производится в значительных масштабах новые технологии.
Использование российского сырья превращает этот регион в естественного союзника развитых Европейских стран. Ведь как благополучие Западной Европы, так и благополучие Средней Европы будут зависеть от стабильного доступа к российскому сырью. Обе части Европы объективно будут заинтересованы в слабой относительно них России. Западная и Средняя Европа и сегодня заинтересованы в слабой России. Но сегодня у них нет ни времени ни средств на реализацию этой задачи на деле. Хотя после завершения маастрихтских программ такие средства появятся. Тогда и возникнет у Средней Европы шанс еще один раз получить свою долю прибыли от эксплуатации природных ресурсов той страны, которая все послевоенные годы предоставляла эти ресурсы своим союзникам по Восточному блоку самостоятельно и добровольно.
Общий геополитический интерес на Востоке может стать крайне важным стимулом для расширения Европейского Союза за счет бывших союзников СССР некоторых бывших советских республик. Куда более важным стимулом, чем иллюзорная опасность этим государствам со стороны ослабевшей Москвы.
По сути по мере притока в Среднюю Европу инвестиций с Запада надо ожидать расширения сюда континентального европейского промышленного ядра, которое будет обеспечивать геополитическую устойчивость всей европейской цивилизации. Границами же такого промышленного суперрегиона на Западе, вероятно, можно считать Германию и Австрию включительно. Франция, Италия, Голландия, Испания, Великобритания обладают значительными самостоятельными каналами присутствия в странах третьего мира. Потому они не могут считаться однозначной частью именно континентального промышленного ядра переработчиков ввозимого сырья.
Впрочем, границы этого континентального ядра вероятно будут формироваться поэтапно. Внутри него будут устанавливаться своя специализация, выделяться свои внутренние управленческие центры, существовать собственная периферия. Вероятно Германия и близлежащие регионы других развитых стран будут развиваться как преимущественно центры производства новых технологий и услуг. А восточноевропейские страны, вероятно, обречены на промышленную специализацию.
Если не углубляться в эти внутренние градации, то, быть может, в качестве геополитической границы между будущей Европой и Россией можно будет признать прилегающую с востока к границе Беларуси широкую полосу малонаселенной территории России, Чернобыльскую зону и левобережную Украину (особенно Донбасс).
Все три региона являются обширными зонами экономического и экологического бедствия. Разрешение стоящих перед этими регионами проблем требует очень значительных ресурсов. Нет никаких шансов, что такие ресурсы в ближайшие десятилетия найдутся. Западные капиталовложения будут оседать, скорее, в регионах с более благоприятным инвестиционным климатом в западных частях Украины и Беларуси, а также - вдоль трансъевропейских коммуникаций и в транспортных узлах на этих коммуникациях. Кроме того, не исключено, что именно эти регионы бедствия будут порождать группы политической элиты, исповедующей антизападную идеологию. Такие антизападные элитные группировки не смогут рассчитывать на привлечение в свои регионы значительных западных инвестиций.
Промышленный рывок в Средней Европе, вероятно, будет происходить на базе внедрения здесь относительно новых производственных технологий. К моменту начала такого рывка в Средней Европе деиндустриализация должна уничтожить значительную часть местной советской промышленности. Новые производства, вероятно, будут создаваться не в старых промышленных центрах на востоке, скажем, Украины и Беларуси. Скорее стоит ожидать, что новые производства будут возникать близ границы с Германией или с Польшей (на Украине и в Беларуси), а также -- у морских портов на Балтике. Именно в этих регионах уже сегодня наилучший инвестиционный климат в этих странах.
Создание новых производств почти всегда происходит за счет изначального внедрения новых технологий. Тем более, что интеграция Средней Европы в единое европейское экономическое пространство будет означать резкое расширение емкости европейского рынка вообще. А, значит, более-менее свободная конкуренция будет просто заставлять инвесторов работать здесь серьезно.
Потенциальная специализация этих производств по некоторым параметрам уже примерно ясна. Это, в частности, нефтеперерабатывающая и химическая промышленность. Насыщенность Средней Европы топливными коммуникациями разных типов предопределяет хорошие условия для становления здесь дополнительных комплексов перерабатывающих производств. Тем более, что химическое производство экологически опасно и в развитых странах Европы экологические движения обычно достаточно влиятельны, чтобы вытеснять со своих территорий вредные производства в более отсталые государства. Кстати, ныне именно химическая и нефтеперерабатывающая промышленность - наиболее стабильная и динамичная части промышленного комплекса стран Средней Европы, в частности и Беларуси.
Именно промышленная, а не технологическая, экономическая специализация Средней Европы предопределяет стремление промышленных корпораций, оседающих тут, получить прямой доступ к источникам сырья на территории России. Местные политические элиты обладают значительными каналами влияния на принятие решений в России и странах региона Каспийского моря. Эти старые наработанные связи -- один из самых интересных моментов развитии Средней Европы. Среднеевропейские государства, особенно Беларусь и Украина, вероятно, могут выступать своего рода точками опоры Запада при его закреплении на рынках и в политической системе России. Собственно, связи в России остаются, наверное, одним из самых важных козырей в руках местных элит перед западными инвесторами, дабы те хоть что-то оставили "местным" в управлении на их Родине.
От успеха местных элит в борьбе за влияние в России будет зависеть тип и структура экономических систем в Средней Европе. Если местным политическим элитам удастся добить конкурентные производства в России, тогда российский рынок будет в значительной мере обслуживаться промышленными центрами, которые сконцентрируются в Средней Европе. В конечном счете, именно стремление сохранить свою промышленность за счет российской, закачать в свою экономику западные инвестиции для работы на российском рынке уже долгое время лежит в основе белорусской экономической политики.
Правда, Беларусь несколько выбивается из общей схемы развития Средней Европы. В Беларуси очень велики предпосылки к сохранению заметной части советского промышленного потенциала до широкомасштабного притока западных инвестиций. Главным образом, благодаря без преувеличения уникальному геополитическому положению.
Именно через Беларусь предполагается провести целый веер трансевропейских коммуникаций, которые должны ослабить зависимость ЕС и России от Украины. Положительное действие эффекта европейской интеграции относительно РБ может начаться раньше и быть более мощным, чем в других соседних странах.
Социально-экономическая структура РБ настолько "завязана" на крупную промышленность, что здесь практически невозможны любые программы развития за счет ликвидации национальной крупной промышленности. Политическая стабильность в РБ требует от Запада и России неких действий, которые помогут выжить части этой промышленности.
Теоретически у Беларуси наибольшие шансы в Средней Европе миновать стадию полной постсоветской деиндустриализации. Минск может продолжительное время форсировать выход своей промышленности на рынки стран третьего мира и лоббировать свои интересы в России силами российской имперской оппозиции.
Однако далее - все равно Беларусь оказывается в зоне формирования широкого европейского континентального промышленного ядра. Просто в отличие, скажем от Германии Минск еще может отформировать самостоятельную систему доступа к источникам сырья через систему крупных российско-белорусских корпораций. И если Беларусь этой возможностью сумеет воспользоваться, то тогда, возможно, через 10-15 лет наше государство надо будет сравнивать не с Германией, а - с Голландией или Францией. Именно у этих стран есть ТНК, которые обеспечивают им самостоятельный доступ к своим сферам влияния за пределами Европы. А где свои "Славнефть" или "Тоталь" у Германии?
Сближение с Россией может помочь только выжить, пока у Запада нет средств на вливания в Беларусь. Надо бояться потерять не независимость, а - крупную промышленность. Без своей индустрии Беларусь имеет все шансы погрузиться в затяжной политический хаос и в скором времени полностью потерять самостоятельность относительно не России, а - Запада. Интеграцию РБ в объединенную Европу остановить невозможно. Думать надо скорее о том, чтобы эта интеграция была максимально почетной и выгодной.
Создание Европейского Союза коренным образом изменило геополитическую ситуацию, в которой развивается Беларусь. Даже если бы при этом не распался Советский Союз последствия возникновения единой Европы имели бы для Беларуси едва ли не революционные последствия. В том числе и для всей системы внутрибелорусских межрегиональных взаимоотношений.
Во-первых, на западе от Беларуси возник и практически приблизился к ее границам самый мощный в Евразии социально-экономический организм. Экономическое притяжение Беларуси с этому организму вполне естественно. Но в первую очередь выгоды от соседства со столь мощным образованием пожинают жители Западной Беларуси и особенно ее приграничной полосы. Часто своего рода посредником между Беларусью и ЕС выступает Польша. В этом смысле показательна часто цитируемая в польских СМИ официальная статистика. Вот уже не менее пяти лет граждане Беларуси занимают третье место среди граждан других стран по посещениям Польши (после граждан Германии и Чехии). Граждане Беларуси также занимают третье место по общей сумме потраченной на территории валюты и по количеству потраченных на территории Польши денег на одного посетившего гражданина. Около 80 процентов всех покупок к Польше белорусами совершается на польской территории на глубину до 20 км от совместной границы. То есть даже на уровне мелкой торговли соседство с богатым западом обогащает в первую очередь западных белорусов. Соответственно именно Западная Беларусь менее всего пострадала в ходе распада СССР и начавшегося на постсоветском пространстве экономического кризиса. На Западе было меньше промышленных предприятий, чем на Востоке, население сохранило очень тесные связи с окрестными деревнями, негативные последствия от упадка сельскохозяйственного производства наступают для крестьян медленнее, чем безработица для рабочих в случае остановки их завода. Чернобыльская авария затронула в первую очередь Восток. Близость Запада позволила дополнительно уменьшить степень накала постперестроечных проблем и обеспечить в западной Беларуси относительную политическую стабильность.
Подобное явление наблюдается и в Польше в прилегающих к Германии районах. Наибольшие инвестиции, наилучшие возможности найти работу в Польше имеются вблизи немецкой границы. Особенность белорусской ситуации по сравнению с Польшей в том, что не вся линия белорусско-польской границы является одинаковым по мощи стимулятором экономической активности на белорусской территории. Приграничная полоса четко делится Беловежской пущей на две части: регион Бреста и регион Гродно. Со стороны Гродно к Беларуси примыкает самый отсталый в экономическом плане регион Польши. Примерно столь же отсталой, утерявшей промышленный потенциал является и расположенная поблизости часть Литвы, а также - Калининградская область России. Пока ни в северо-западной Польше, ни в Литве, ни в Калининградской области даже не предполагается промышленный рывок. А, значит, следует ожидать, что в регионе Гродно вряд ли будет возникать основание для концентрации промышленного производства и стремительного роста этого города.
Иная ситуация сложилась близ Бреста. Этот белорусский город оказался на линии самого важного коммуникационного проекта Европейского Союза на Востоке Европы. Согласно решениям конференции стран ЕС на о. Корфу и о. Крит в 1994 году было решено развернуть строительство целой сети трансъевропейских коридоров в сторону России и от Балтийского моря к Черному. Четыре наиболее важных проекта из этой серии должны пройти через Беларусь вблизи Бреста: железнодорожная и шоссейная магистраль Мадрид-Берлин-Минск-Москва, два газопровода из полуострова Ямал в Германию, линия сверхмощной ЛЭП в рамках проекта Балтийское Кольцо (из России в Германию) и линия оптико-волоконной связи. Кроме того, Беларусь должны пересечь еще два “критских” коридора: Рига(Санкт-Петербург)-Витебск-Гомель-Киев(Одесса) и Клайпеда-Вильнюс-Минск-Гомель-Киев(Одесса).
Брест и сегодня обладает очень развитыми коммуникационными возможностями по пяти направлениям: на Берлин, Гданьск, Львов, Москву, Краков и мощными погранпереходами. Дальнейшее же развитие транспортных потоков через этот города создают еще более благоприятные условия для его быстрого экономического роста. Тем более, что именно в Брестской области расположены, вероятно, наибольшие в Беларуси миграционные ресурсы для пополнения городов деревенскими жителями. Сельское население Брестской области является одной из наиболее подвижных групп населения, ибо: в ряде районов здесь остро заметна аграрная перенаселенность (регион Пинска) и высокая скрытая безработица в деревне, деревня относительно молодая, часть области оказалась в зоне радиационного загрязнения, над областью витает угроза заболачивания. В конечном счете, если исходить из обычной практики, когда в развитой европейской стране в деревне проживает 3-12 процентов населения, то надо признать, что любой экономический рост в Беларуси сам по себе вызовет миграцию из деревни (прежде всего западно-белорусской деревни) свыше половины сегодняшней численности ее населения. В Западной Беларуси, напомним, в деревне проживает около половины жителей и еще около 20 процентов - в городках с численностью населения до 100 тысяч человек. Надо также учитывать, что схожие факторы, подстегивающие миграцию в города имеются и в прилегающих районах Украины, но своего городского центра, способного соперничать по степени притяжения к себе деревенской молодежи близ белорусской границы на Украине нет.
Рост Бреста запрограммирован благоприятными геополитическими предпосылками, сложившимися в этом регионе. Но в системе межрегиональных отношений в Беларуси рост Бреста влечет за собою сложную внутреннюю перестановку сил и чреват межрегиональными осложнениями:
1. Рост Бреста подстегивается сегодня не за счет восточно-белорусских промышленных областей, как это предполагалось незадолго до начала политики перестройки, а - за счет новых факторов. За счет европейской интеграции прежде всего. То есть имевшаяся ранее в Беларуси внутренняя региональная консолидация вокруг восточно-белорусского промышленного очага ростом Бреста размывается. Формируются предпосылки для возникновения феномена белорусского Львова - альтернативного Минску проевропейского по геополитической ориентации регионального центра. Однако подобная геополитическая ориентация вовсе необязательно будет сопровождаться прозападной идеологической и культурной ориентацией местного населения и региональной элиты.
2. Система трансъевропейских коммуникаций стимулирует в Беларуси не только рост Бреста, но и создание относительно благоприятного экономического климата именно в тех регионах, через которые эти коммуникации пройдут. В частности, в Минске, в Витебской области и в районе Молодечно, который превращается в город-дублер Вильнюса, в ворота Беларуси к портам Клайпеды и Калининграда. Тем самым европейская интеграция ломает существовавшую во времена СССР внутрирегиональную структуру. Вместо сочетания индустриального Востока и аграрного Запада в Беларуси в качестве ведущей формируется своего рода ось из региональных элит Брестской, Минской и Витебской областей. Тем самым формируется потенциальная напряженность между интересами чернобыльских элит и элит “оси”. Превращение именно западно-белорусского Бреста в своего рода аналог Гомелю времен существования СССР, перетягивание именно в западную Беларусь жизнеспособных элементов промышленности и экономики вообще может дополнительно осложнить взаимодействие остающихся восточно-белорусских элит чернобыльского региона со всей западной Беларусью и Минском. Тем более, что этот процесс разворачивается на фоне общего упадка промышленности на Востоке изменения демографического соотношения культурных групп белорусов. Мы видим эту перманентную напряженность, например, в виде борьбы вокруг создания в Бресте перспективной свободной экономической зоны.
3. Рост именно Бреста осложняет перспективы католического и, особенно, польского движения в западной Беларуси, так как именно в Брестской области расположен базовый массив православных общин в Беларуси, а местное население сохранило традиционно настороженное отношение к польской идеологии и к католицизму. Католическое меньшинство в Брестской области весьма незначительно и не обладает внутренним потенциалом к миссионерскому распространению за пределы уже сложившихся общин. Кроме того, в случае роста Бреста произойдет усиление уже сегодня влиятельных в этом регионе протестантов за счет переселения в город множества их молодых единоверцев из полесских деревень. На второй план устойчиво отходят католические регионы и особенно Гродно. Могут усилиться противоречия между этими двумя областями Западной Беларуси. Брест вполне реально может превратиться в центр антикатолических сил в масштабе всего государства, а антикатолицизм в разных формах может превратиться в одну из идеологических доминант местной элиты.
4. Наконец, рост именно Бреста может не стыковаться с интересами национально-ориентированной части белорусского общества, так как этот город может вырасти за счет небелорусскоязычной части белорусов. К тому же в массе православных по вероисповеданию и живущих за счет удачного расположения города на транзитному пути с Запада в Россию. Местная элита не может быть проводником последовательно антироссийской идеологии и политической ориентации. Уже потому выросший по своему значению Брест вряд ли станет центром национально-ориентированной идеологии, а вот затмить собою в этом плане Гродно - сможет вполне. Брест по сравнению с другими городами Беларуси слабо включен в национально-ориентированную историческую схему и маловероятно, чтобы ориентированное на виленскую традицию белорусское национальное движение смогло бы адекватно интегрировать феномен этого города в свое миропонимание. В зависимости от влияния католически ориентированных сил в Минске может развиваться культурная ориентация брестской элиты. В случае недостаточного внимания к Бресту со стороны национально ориентированных сил в столице, в этом регионе могут получить развитие как промосковские тенденции, так и местные сепаратистские идеологии украинского или местного (ятвяжского, как было в конце 80-х годов) типа. Хотя, вероятнее всего, местная элита останется опорой той власти, которая будет подавлять национально-ориентированные силы, не предлагая взамен некоей четко выраженной и самодостаточной идеологии.
