Александр Николаевич Радищев. Вольность 7 страница

МЕДНОЕ "Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой люли, люли, люли,люди..." Хоровод молодых баб и девок; пляшут; подойдем поближе, - говорил ясам себе, развертывая найденные бумаги моего приятеля. Но я читал следующее.Не мог дойти до хоровода. Уши мои задернулись печалию, и радостный гласнехитростного веселия до сердца моего не проник. О мой друг! Где бы ты нибыл, внемли и суди {А. М. Кутузов, к которому обращается Радищев, находилсяс 1789 г. в Берлине. Далее следуют записки, принадлежавшие автору "Проектовв будущем" ("Хотилов", "Выдропуск").}. Каждую неделю два раза вся Российская империя извещается {Единственныерусские газеты "Санкт-Петербургские ведомости" и "Московские ведомости"выходили дважды в неделю.}, что Н. Н. или Б. Б. в несостоянии или не хочетплатить того, что занял, или взял, или чего от него требуют. Занятое либопроиграно, проезжено, прожито, проедено, пропито, про... или раздарено,потеряно в огне или воде, или Н. Н. или Б. Б. другими какими-либо случаямивошел в долг или под взыскание. То и другое наравне в ведомостях приемлется.Публикуется: "Сего... дня полуночи в 10 часов, по определению уездного судаили городового магистрата, продаваться будет с публичного торга отставногокапитана Г... недвижимое имение, дом, состоящий в... части, под э.., и принем шесть душ мужеского и женского полу; продажа будет при оном доме.Желающие могут осмотреть заблаговременно". На дешевое охотников всегда много. Наступил день и час продажи.Покупщики съезжаются. В зале, где оная производится, стоят неподвижны напродажу осужденные. Старик лет в 75, опершись на вязовой дубинке, жаждет угадать, комусудьба его отдаст в руки, кто закроет его глаза. С отцом господина своего онбыл в Крымском походе, при фельдмаршале Минихе; в Франкфуртскую баталию онраненого своего господина унес на плечах из строю {Имеются в виду походфельдмаршала Миниха (1683-1767) в Крым (1736) и победа русских приКунерсдорфе (1759), открывшая путь к Франкфурту-на-Одере в Семилетнюю войну(1756-1763).}. Возвратясь домой, был дядькою своего молодого барина. Вомладенчестве он спас его от утопления, бросаясь за ним в реку, куда сейупал, переезжая на пароме, и с опасностию своей жизни спас его. В юношествевыкупил его из тюрьмы, куда посажен был за долги в бытность свою в гвардииунтер-офицером. Старуха 80 лет, жена его, была кормилицею матери своего молодогобарина; его была нянькою и имела надзирание за домом до самого того часа,как выведена на сие торжище. Во все время службы своея ничего у господ своихне утратила, ничем не покорыстовалась, никогда не лгала, а если иногда имдосадила, то разве своим праводушием. Женщина лет в 40, вдова, кормилица молодого своего барина. И доднесьчувствует она еще к нему некоторую нежность. В жилах его льется ее кровь.Она ему вторая мать, и ей он более животом своим обязан, нежели своейприродной матери. Сия зачала его в веселии, о младенчестве его не радела.Кормилица и нянька его были воспитанницы {Воспитанницы - здесь:воспитательницы.}. Они с ним расстаются, как с сыном. Молодица 18 лет, дочь ее и внучка стариков. Зверь лютый, чудовище,изверг! Посмотри на нее, посмотри на румяные ее ланиты, на слезы, лиющиесяиз ее прелестных очей. Не ты ли, не возмогши прельщением и обещаниямиуловить ее невинности, ни устрашить ее непоколебимости угрозами и казнию,наконец употребил обман, обвенчав ее за спутника твоих мерзостей, и в видеего насладился веселием, которого она делить с тобой гнушалася. Она узналаобман твой. Венчанный с нею не коснулся более ее ложа, и ты, лишен ставтвоея утехи, употребил насилие. Четыре злодея, исполнители твоея воли, держаруки ее и ноги... но сего не окончаем. На челе ее скорбь, в глазах отчаяние.Она держит младенца, плачевный плод обмана или насилия, но живой слепокпрелюбодейного его отца. Родив его позабыла отцово зверство, и сердце началочувствовать к нему нежность. Она боится, чтобы не попасть в руки емуподобного, Младенец... Твой сын, варвар, твоя кровь. Иль думаешь, что где не былообряда церковного, тут нет и обязанности? Иль думаешь, что данное поприказанию твоему благословение наемным извещателем слова божия сочетованиеих утвердило, иль думаешь, что насильственное венчание во храме божием можетназваться союзом? Всесильный мерзит принуждением, он услаждается желаниямисердечными. Они одни непорочны, О! колико между нами прелюбодейств ирастления совершается во имя отца радостей и утешителя скорбей, при егосвидетелях, недостойных своего сана. Детина лет в 25, венчанный ее муж, спутник и наперсник {Наперсник -любимец.} своего господина. Зверство и мщение в его глазах. Раскаивается освоих к господину своему угождениях. В кармане его нож, он его схватилкрепко; мысль его отгадать нетрудно... Бесплодное рвение. Достанешьсядругому. Рука господина твоего, носящаяся над главою раба непрестанно,согнет выю твою на всякое угождение. Глад, стужа, зной, казнь, все будетпротив тебя. Твой разум чужд благородных мыслей. Ты умереть не умеешь. Тысклонишься и будешь раб духом, как и состоянием. А если бы восхотелпротивиться, умрешь в оковах томною смертию. Судии между вами нет. Незахочет мучитель твой сам тебя наказывать. Он будет твой обвинитель. Отдасттебя градскому правосудию. - Правосудие! - где обвиняемый не имеет почтивласти оправдаться. - Пройдем мимо других несчастных, выведенных на торжище. Едва ужасоносный молот {Ужасоносный молот - молоток аукционера.}испустил тупой свой звук и четверо несчастных узнали свою участь, - слезы,рыдание, стон пронзили уши всего собрания. Наитвердейшие были тронуты.Окаменелые сердца! Почто бесплодное соболезнование? О квакеры! {Квакеры -религиозная секта в Англии и США. Их лозунги: любовь к ближним исамоусовершенствование. Выступали за свободу негров.} Если бы мы имели вашудушу, мы бы сложилися и, купив сих несчастных, даровали бы им свободу. Живмногие лета в объятиях один другого, несчастные сии к поносной продажевосчувствуют тоску разлуки. Но если закон иль, лучше сказать, обычайварварский, ибо в законе того не писано, дозволяет толикое человечествупосмеяние, какое право имеете продавать сего младенца? Оннезаконнорожденный. Закон его освобождает. Постойте, я буду доноситель; яизбавлю его. Если бы с ним мог спасти и других! О счастие! Почто ты такобидело меня в твоем разделе? Днесь жажду вкусити прелестного твоего взора,впервые ощущать начинаю страсть к богатству. - Сердце мое столь былостеснено, что, выскочив из среды собрания и отдав несчастным последнююгривну из кошелька, побежал вон. На лестнице встретился мне одинчужестранец, мой друг. - Что тебе сделалось? Ты плачешь? - Возвратись, - сказал я ему, - не будь свидетелем срамного позорища.Ты проклинал некогда обычай варварский в продаже черных невольников вотдаленных селениях твоего отечества; возвратись, - повторил я, - не будьсвидетелем нашего затмения и да не возвестиши стыда нашего твоимсогражданам, беседуя с ними о наших нравах. - Не могу сему я верить, - сказал мне мой друг, - невозможно, чтобытам, где мыслить и верить дозволяется всякому кто как хочет, столь постыдноесуществовало обыкновение. - Не дивись, - сказал я ему, - установление свободы в исповеданииобидит одних попов и чернецов, да и те скорее пожелают приобрести себе овцу,нежели овцу во Христово стадо. Но свобода сельских жителей обидит, как тоговорят, право собственности. А все те, кто бы мог свободе поборствовать,все великие отчинники {Великие отчинники - владельцы громадных имений(отчин, вотчин).}, и свободы не от их советов ожидать должно, но от самойтяжести порабощения. ТВЕРЬ - Стихотворство у нас, - говорил товарищ мой трактирного обеда, - вразных смыслах как оно приемлется, далеко еще отстоит величия. Поэзия былопробудилась, но ныне паки дремлет, а стихосложение шагнуло один раз и сталов пень. Ломоносов, уразумев смешное в польском одеянии наших стихов {Польскоеодеяние стихов - силлабическое стихосложение (основано на равенстве слогов встроках) - влияние западной, в частности польской, поэзии. Ломоносов иТредиаковский писали тоническим стихом, соблюдающим равенство ударений встроке. Радищев выступает против канонизации ямба, за разнообразие размероврусского стиха.}, снял с них несродное им полукафтанье. Подав хорошиепримеры новых стихов, надел на последователей своих узду великого примера, иникто доселе отшатнуться от него не дерзнул. По несчастию случилося, чтоСумароков в то же время был; и был отменный стихотворец. Он употреблял стихипо примеру Ломоносова, и ныне - все вслед за ними не воображают, чтобыдругие стихи быть могли, как ямбы, как такие, какими писали сии обазнаменитые мужи. Хотя оба сии стихотворцы преподавали правила другихстихосложений, а Сумароков и во всех родах оставил примеры, но они стольмаловажны, что ни от кого подражания не заслужили. Если бы Ломоносов{Имеются в виду произведения Ломоносова "Ода, выбранная из Иова" (вольноепереложение отрывков из Библии) и "Преложения псалмов" (переложениерелигиозных морально-поучительных песнопений, составляющих Псалтырь).}преложил Иова или псалмопевца дактилями или если бы Сумароков "Семиру" или"Дмитрия" {"Семира" (1768) и "Дмитрий Самозванец" (1771) - трагедии А. П.Сумарокова (1718-1777).} написал хореями, то Херасков вздумал бы, что можнописать другими стихами опричь ямбов, и более бы славы в семилетнем своемприобрел труде {Семилетний труд поэта М. М. Хераскова (1733-1807) - поэма"Россияда" (1771-1779), для которой образцами служили "Энеида" Вергилия, атакже "Илиада" и "Одиссея" Омира (Гомера).}, описав взятие Казанисвойственным эпопеи стихосложением. Не дивлюсь, что древний треух наВиргилия надет ломоносовским покроем; но желал бы я, чтобы Омир между намине в ямбах явился, но в стихах, подобных его, - ексаметрах {Ексаметры -гекзаметры.}, - и Костров {Костров Е. И. (ок. 1750-1796) - переводчик"Илиады".}, хотя не стихотворец, а переводчик, сделал бы эпоху в нашемстихосложении, ускорив шествие самой поэзии целым поколением. Но не один Ломоносов и Сумароков остановили российское стихосложение.Неутомимый возовик Тредиаковский немало к тому способствовал своею"Тилемахидою" {"Тилемахида" написана русским гекзаметром (шестистопнымстихом без рифмы с пятью дактилями и одним хореем).}. Теперь дать примернового стихосложения очень трудно, ибо примеры в добром и худомстихосложении глубокий пустили корень. Парнас окружен ямбами, и рифмы стоятвезде на карауле. Кто бы ни задумал писать дактилями, тому тотчасТредиаковского приставят дядькою, и прекраснейшее дитя долго казаться будетуродом, доколе не родится Мильтона, Шекеспира или Вольтера. Тогда иТредиаковского выроют из поросшей мхом забвения могилы, в "Тилемахиде"найдутся добрые стихи и будут в пример поставляемы. Долго благой перемене в стихосложении препятствовать будет привыкшееухо ко краесловию {Краесловие - рифма.}. Слышав долгое время единогласное встихах окончание, безрифмие покажется грубо, негладко и нестройно. Таковооно и будет, доколе французский язык будет в России больше других языков вупотреблении. Чувства наши, как гибкое и молодое дерево, можно выраститьпрямо и криво, по произволению. Сверх же того в стихотворении, так как и вовсех вещах, может господствовать мода, и если она хотя несколько имеет всебе естественного, то принята будет без прекословия. Но все модноемгновенно, а особливо в стихотворстве. Блеск наружный может заржаветь, ноистинная красота не поблекнет никогда. Омир, Виргилий, Мильтон, Расин,Вольтер, Шекеспир, Тассо и многие другие читаны будут, доколе не истребитсярод человеческий {Мильтон Джон (1608-1674) - английский поэт, РасинЖан-Батист (1639-1699) - французский драматург, Тассо Торквато (1544-1595) -итальянский поэт.}. Излишним почитаю я беседовать с вами о разных стихах, российскому языкусвойственных. Что такое ямб, хорей, дактиль или анапест, всяк знает, еслинемного кто разумеет правила стихосложения. Но то бы было не излишнее, еслибы я мог дать примеры в разных родах достаточные. Но силы мои и разумениекоротки. Если совет мой может что-либо сделать, то я бы сказал, чтороссийское стихотворство, да и сам российский язык гораздо обогатились бы,если бы переводы стихотворных сочинений делали не всегда ямбами. Гораздо быэпической поэме свойственнее было, если бы перевод "Генриады" не был вямбах, а ямбы некраесловные хуже прозы. Все вышесказанное изрек пирный мой товарищ одним духом и с толикоюповоротливостью языка, что я не успел ничего ему сказать на возражение, хотямного кой-чего имел на защищение ямбов и всех тех, которые ими писали. - Я и сам, - продолжал он, - заразительному последовал примеру исочинял стихи ямбами, но то были оды. Вот остаток одной из них, все прочиесгорели в огне; да и оставшуюся та же ожидает участь, как и сосестр еепостигшая. В Москве не хотели ее напечатать по двум причинам: первая, чтосмысл в стихах неясен и много стихов топорной работы, другая, что предметстихов несвойствен нашей земле. Я еду теперь в Петербург просить о изданииее в свет, ласкаяся, яко нежный отец своего дитяти, что ради последнейпричины, для коей ее в Москве печатать не хотели, снисходительно воззрят напервую. Если вам не в тягость будет прочесть некоторые строфы, - сказал онмне, подавая бумагу. Я ее развернул и читал следующее: Вольность... Ода... -За одно название отказали мне издание сих стихов. Но я очень помню, что вНаказе о сочинении нового уложения, говоря о вольности, сказано: "Вольностиюназывать должно то, что все одинаковым повинуются законам". Следственно, овольности у нас говорить вместно. 1 О! дар небес благословенный, Источник всех великих дел; О вольность, вольность, дар бесценный! Позволь, чтоб раб тебя воспел. Исполни сердце твоим жаром, В нем сильных мышц твоих ударом Во свет рабства тьму претвори, Да Брут {*} и Телль {**} еще проснутся, Седяй во власти, да смятутся От гласа твоего цари. {* Брут Марк Юний (I в. до н. э.) - глава заговора против Цезаря,участвовал в его убийстве. В XVIII в. этот представитель реакционной знатиказался идеальным республиканцем.} {** Телль Вильгельм - легендарный стрелок, борец за освобождениеШвейцарии от австрийского ига.} Сию строфу обвинили для двух причин: за стих "во свет рабства тьмупретвори". Он очень туг и труден на изречение ради частого повторения буквыТ и ради соития частого согласных букв: "бства тьму претв" - на десятьсогласных три гласных, а на российском языке толико же можно писатьсладостно, как и на итальянском... Согласен... хотя иные почитали стих сейудачным, находя в негладкости стиха изобразительное выражение трудностисамого действия... Но вот другой: "Да смятутся от гласа твоего цари". Желатьсмятения царю есть то же, что желать ему зла; следовательно... Но я не хочувам наскучить всеми примечаниями, на стихи мои сделанными. Многие,признаюсь, из них были справедливы. Позвольте, чтобы я вашим был чтецом. 2 Я в свет изшел, и ты со мною". Сию строфу пройдем мимо. Вот ее содержанье: человек во всем от рождениясвободен... 3 Но что ж претит моей свободе? Желаньям зрю везде предел; Возникла обща власть в народе, Соборный {*} всех властей удел. Ей общество во всем послушно, Повсюду с ней единодушно. Для пользы общей нет препон. Во власти всех своей зрю долю, Свою творю, творя всех волю: Вот что есть в обществе закон. {* Соборный - общий.} 4 В средине злачныя долины, Среди тягченных жатвой нив, Где нежны процветают крины {*}, Средь мирных под сеньми олив, Паросска мрамора белее {**}, Яснейша дня лучей светлее Стоит прозрачный всюду храм. Там жертва лжива не курится, Там надпись пламенная зрится: "Конец невинности бедам". {* Крины - лилии.} {** Остров Парос славился своим мрамором.} 5 Оливной ветвию венчанно {*} На твердом камени седяй, Безжалостно и хладнокровно Глухое божество..... {* Оливная (оливковая) ветвь - символ мира.} и пр.; изображается закон в виде божества во храме, коего стражи сутьистина и правосудие. 6 Возводит строгие зеницы, Льет радость, трепет вкруг себя; Равно на все взирает лицы, Ни ненавидя, ни любя. Он лести чужд, лицеприятства, Породы, знатности, богатства, Гнушаясь жертванныя тли {*}; Родства не знает, ни приязни, Равно делит и мзду и казни; Он образ божий на земли. {* Гнушаясь жертвенныя тли... - гнушаясь даров, взяток.} 7 И се чудовище ужасно, Как гидра, сто имея глав, Умильно и в слезах всечасно, Но полны челюсти отрав. Земные власти попирает, Главою неба досязает, "Его отчизна там", - гласит. Призраки, тьму повсюду сеет, Обманывать и льстить умеет И слепо верить всем велит. 8 Покрывши разум темнотою И всюду вея ползкий яд... {*} {* Ползкий яд - яд пресмыкательства.} Изображение священного суеверия, отъемлющего у человекачувствительность, влекущее его в ярем порабощения и заблуждения, во бронюего облекшее! Бояться истины велел... Власть называет оное наветом божества; рассудок - обманом. 9 Воззрим мы в области обширны, Где тусклый трон стоит рабства... В мире и тишине суеверие священное и политическое, подкрепляя другдруга, Союзно {*} общество гнетут. Одно сковать рассудок тщится, Другое волю стерть стремится; "На пользу общую", - рекут. {* Союзно - совместно.} 10 Покоя рабского под сенью Плодов златых не возрастет! Где все ума претит стремленью, Великость там не прозябет. И все злые следствия рабства, как-то: беспечность, леность, коварство,голод и пр. 11 Чело надменное вознесши, Схватив железный скипетр, царь, На громком троне властно севши, В народе зрит лишь подлу тварь. Живот и смерть в руке имея: "По воле, - рек, - щажу злодея, Я властию могу дарить; Где я смеюсь, там все смеется; Нахмурюсь грозно, все смятется. Живешь тогда, велю коль жить". 12 И мы внимаем хладнокровно... как алчный змий, ругаяся всем, отравляет дни веселия и утех. Но хотявокруг твоего престола все стоят преклонше колена, трепещи, се мстительгрядет, прорицая вольность... 13 Возникнет рать повсюду бранна, Надежда всех вооружит; В крови мучителя венчанна Омыть свой стыд уж всяк спешит. Меч остр, я зрю, везде сверкает; В различных видах смерть летает, Над гордою главой паря. Ликуйте, склепанны народы; Се право мщенное природы На плаху возвело царя. 14 И нощи се завесу лживой Со треском мощно разодрав, Кичливой власти и строптивой Огромный истукан поправ, Сковав сторучна исполина, Влечет его, как гражданина, К престолу, где народ воссел: "Преступник власти, мною данной! Вещай, злодей, мною венчанный; Против меня восстать как смел?" 15 "Тебя облек я во порфиру {*} Равенство в обществе блюсти, Вдовицу призирать и сиру, От бед невинность чтоб спасти, Отцом ей быть чадолюбивым; Но мстителем непримиримым Пороку, лже и клевете; Заслуги честью награждати, Устройством зло предупреждати, Хранити нравы в чистоте". {* Порфира - длинная пурпурная мантия, символ власти монарха.} 16 "Покрыл я море кораблями..." Дал способ к приобретению богатств и благоденствии. Желал я, чтобыземледелец не был пленник на своей ниве и тебя бы благословлял... 17 "Своих кровей я без пощады Гремящую воздвигнул рать; Я медны изваял громады {*}, Злодеев внешних чтоб карать. Тебе велел повиноваться, С тобою к славе устремляться. Для пользы всех мне можно все. Земные недра раздираю, Металл блестящий извлекаю На украшение твое". {* Медны громады - орудия.} 18 "Но ты, забыв мне клятву данну, Забыв, что я избрал тебя Себе в утеху быть венчанну, Возмнил, что ты господь, не я; Мечом мои расторг уставы, Безгласными поверг все правы, Стыдиться истине велел, Расчистил мерзостям дорогу, Взывать стал не ко мне, но к богу, А мной гнушаться восхотел". 19 "Кровавым потом доставая Плод, кой я в пищу насадил, С тобою крохи разделяя, Своей натуги не щадил; Тебе сокровищей всех мало! На что ж, скажи, их недостало, Что рубище с меня сорвал? Дарить любимца, полна лести! Жену, чуждающуся чести! Иль злату богом ты признал?" 20 "В отличность знак изобретенный {*} Ты начал наглости дарить; В злодея меч мой изощренный {**} Ты стал невинности сулить; Сгружденные полки в защиту На брань ведешь ли знамениту За человечество карать? В кровавых борешься долинах, Дабы, упившися в Афинах: Ирой! - зевав, могли сказать". {* В отличность знак... - орден.} {** Изощренный - здесь: изостренный, отточенный.} 21 "Злодей, злодеев всех лютейший..." Ты все совокупил злодеяния и жало свое в меня устремил... "Умри! умри же ты стократ", - Народ вещал... Великий муж, коварства полный, Ханжа, и льстец, и святотать! Един ты в свет столь благотворный Пример великий мог подать. Я чту, Кромвель {*}, в тебе злодея, Что, власть в руке своей имея, Ты твердь свободы сокрушил. Но научил ты в род и роды, Как могут мстить себя народы: Ты Карла на суде казнил... {* Кромвель Оливер (1599-1658) - диктатор эпохи английской буржуазнойреволюции, во время которой по приговору парламента был обезглавлен корольКарл I (1600-1649).} 23 И се глас вольности раздается во все концы. На вече весь течет народ; Престол чугунный разрушает, Самсон как древле сотрясает Исполненный коварств чертог {*}. Законом строит твердь природы. Велик, велик ты, дух свободы, Зиждителей, как сам есть бог! {* Самсон - библейский богатырь, обрушивший на своих врагов сводыхрама.} 24 В следующих одиннадцати строфах заключается описание царства свободы идействия ее, то есть сохранность, спокойствие, благоденствие, величие... Но страсти, изощряя злобу... превращает спокойствие граждан в пагубу Отца на сына воздвигают, Союзы брачны раздирают, и все следствия безмерного желания властвовати... 35. 36. 37 Описание пагубных следствий роскоши. Междоусобий. Гражданская брань.Марий, Сулла {Марий Гай (157-86 до н. э.) - римский полководец, стремившийсястать диктатором, боровшийся с Суллой за власть. Сулла Луций Корнелий(138--78 до н. э.) - римский диктатор.}, Август... Тревожну вольность усыпил. Чугунный скиптр обвил цветами... Следствие того - порабощение... 38. 39 Таков есть закон природы; из мучительства рождается вольность, извольности рабство... 40 На что сему дивиться? И человек родится на то, чтобы умереть... Следующие 8 строф содержат прорицания о будущем жребии отечества,которое разделится на части, и тем скорее, чем будет пространнее. Но времяеще не пришло. Когда же оно наступит, тогда Встрещат заклепы тяжкой ночи. Упругая власть при издыхании приставит стражу к слову и соберет всесвои силы, дабы последним махом раздавить возникающую вольность... Но человечество возревет в оковах и, направляемое надеждою свободы инестребимым природы правом, двинется... И власть приведена будет в трепет.Тогда всех сил сложение, тогда тяжелая власть... Развеется в одно мгновенье. О день, избраннейший всех дней! 50 Мне слышится уж глас природы, Начальный глас, глас божества. Мрачная твердь позыбнулась, и вольность воссияла. - Вот и конец, - сказал мне новомодный стихотворец. Я очень тому порадовался и хотел было ему сказать, может быть,неприятное на стихи его возражение, но колокольчик возвестил мне, что вдороге складнее поспешать на почтовых клячах, нежели карабкаться на Пегаса{Пегас - символ поэтического вдохновения, в греческой мифологии - крылатыйконь. От его удара копытом из скалы Геликон забил источник Ипокрена.}, когдаон с норовом. ГОРОДНЯ Въезжая в сию деревню, не стихотворческим пением слух мой был ударяем,но пронзающим сердца воплем жен, детей и старцев. Встав из моей кибитки,отпустил я ее к почтовому двору, любопытствуя узнать причину приметного наулице смятения. Подошед к одной куче, узнал я, что рекрутский набор был причиноюрыдания и слез многих толпящихся. Из многих селений казенных и помещичьихсошлися отправляемые на отдачу рекруты. В одной толпе старуха лет пятидесяти, держа за голову двадцатилетнегопарня, вопила: - Любезное мое дитятко, на кого ты меня покидаешь? Кому ты поручаешьдом родительский? Поля наши порастут травою, мохом - наша хижина. Я, беднаяпрестарелая мать твоя, скитаться должна по миру. Кто согреет мою дряхлостьот холода, кто укроет ее от зноя? Кто напоит меня и накормит? Да все то нестоль сердцу тягостно; кто закроет мои очи при издыхании? Кто примет моеродительское благословение? Кто тело предаст общей нашей матери, сыройземле? Кто придет воспомянуть меня над могилою? Не канет на нее твоя горячаяслеза; не будет мне отрады той. Подле старухи стояла девка уже взрослая. Она также вопила: - Прости, мой друг сердечный, прости, мое красное солнушко. Мне, твоейневесте нареченной, не будет больше утехи, ни веселья. Не позавидуют мнеподруги мои. Не взойдет надо мною солнце для радости. Горевать ты меняпокидаешь ни вдовою, ни мужнею женою. Хотя бы бесчеловечные наши старостыхоть дали бы нам обвенчатися; хотя бы ты, мой милый друг, хотя бы одну уснулноченьку, уснул бы на белой моей груди. Авось ли бы бог меня помиловал и далбы мне паренька на утешение. Парень им говорил: - Перестаньте плакать, перестаньте рвать мое сердце. Зовет нас государьна службу. На меня пал жеребей. Воля божия. Кому не умирать, тот жив будет.Авось либо я с полком к вам приду. Авось либо дослужуся до чина. Не крушися,моя матушка родимая. Береги для меня Прасковьюшку. - Рекрута сего отдавалииз экономического селения {Русская армия до военной реформы 1870 г.пополнялась путем рекрутских наборов из крестьян, обязанных поставлятьодного рекрута от определенного числа мужчин (в 1789 г. - одного от сотни).Государственные и экономические (перешедшие от монастырей к экономическойколлегии крепостные) крестьяне вместо себя выставляли специально купленных упомещиков крепостных. Помещичья спекуляция крепостными во время рекрутскихнаборов неоднократно запрещалась (1766, 1769, 1770), но не былаприостановлена. Новый запрет последовал, когда Радищев начинал печатать"Путешествие" (1789).}. Совсем другого рода слова внял слух мой в близстоящей толпе. Среди онойя увидел человека лет тридцати, посредственного роста, стоящего бодро ивесело на окрест стоящих взирающего. - Услышал господь молитву мою, - вещал он. - Достигли слезы несчастногодо утешителя всех. Теперь буду хотя знать, что жребий мой зависеть может отдоброго или худого моего поведения. Доселе зависел он от своенравияженского. Одна мысль утешает, что без суда батожьем наказан не буду! Узнав из речей его, что он господский был человек, любопытствовал отнего узнать причину необыкновенного удовольствия. На вопрос мой о сем онответствовал: - Если бы, государь мой, с одной стороны поставлена была виселица, а сдругой глубокая река и, стоя между двух гибелей, неминуемо бы должно былоидти направо или налево, в петлю или в воду, что избрали бы вы, чего бызаставил желать рассудок и чувствительность? Я думаю, да и всякий другойизбрал бы броситься в реку, в надежде, что, преплыв на другой брег,опасность уже минется. Никто не согласился бы испытать, тверда ли петля,своею шеею. Таков мой был случай. Трудна солдатская жизнь, но лучше петли.Хорошо бы и то, когда бы тем и конец был, но умирать томною смертию, подбатожьем, под кошками, в кандалах, в погребе, нагу, босу, алчущу, жаждущу,при всегдашнем поругании; государь мой, хотя холопей считаете вы своимимением, нередко хуже скотов, но, к несчастию их горчайшему, оничувствительности не лишены. Вам удивительно, вижу я, слышать таковые слова вустах крестьянина; но, слышав их, для чего не удивляетесь жестокосердиюсвоей собратий, дворян? И поистине не ожидал я сказанного от одетого в смурый кафтан, со бритымлбом. Но, желая удовлетворить моему любопытству, я просил его, чтобы онуведомил меня, как, будучи толь низкого состояния, он достиг понятий,недостающих нередко в людях, несвойственно называемых благородными. - Если вы не поскучаете слышать моей повести, то я вам скажу, что яродился в рабстве; сын дядьки моего бывшего господина. Сколь восхищаюсь я,что не назовут уже меня Ванькою, ни поносительным именованием, ни позыва несделают свистом. Старый мой барин, человек добросердечный, разумный идобродетельный, нередко рыдавший над участию своих рабов, хотел задолговременные заслуги отца моего отличить и меня, дав мне воспитаниенаравне с своим сыном. Различия между нами почти не было, разве только то,что он на кафтане носил сукно моего потоке. Чему учили молодого боярина,тому учили и меня, наставления нам во всем были одинаковы, и без хвастовстваскажу, что во многом я лучше успел своего молодого господина. "Ванюша, - говорил мне старый барин, - счастие твое зависит совсем оттебя. Ты более к учености и нравственности имеешь побуждений, нежели сынмой. Он по мне {По мне - здесь: после меня.} будет богат и нужды не узнает,а ты с рождения с нею познакомился. Итак, старайся быть достоин моего о тебепопечения". На семнадцатом году возраста молодого моего барина отправлен был он и яв чужие край с надзирателем, коему предписано было меня почитать сопутником,а не слугою. Отправляя меня, старый мой барин сказал мне: "Надеюся, что ты возвратишься к утешению моему и своих родителей. Рабты в пределах сего государства, но вне оных ты свободен. Возвратясь же воное, уз, рождением твоим на тебя наложенных, ты не обрящешь". Мы отсутственны были пять лет и возвращалися в Россию: молодой мойбарин в радости видеть своего родителя, а я, признаюсь, ласкаясяпользоваться сделанным мне обещанием. Сердце трепетало, вступая опять впределы моего отечества. И поистине предчувствие его было не ложно. В Ригемолодой мой господин получил известие о смерти своего отца. Он был оноютронут, я приведен в отчаяние. Ибо все мои старания приобрести дружбу идоверенность молодого моего барина всегда были тщетны. Он не только меня нелюбил, из зависти, может быть, тесным душам свойственной, но ненавидел. Приметив мое смятение, известием о смерти его отца произведенное, онмне сказал, что сделанное мне обещание не позабудет, если я того будудостоин. В первый раз он осмелился мне сие сказать, ибо, получив свободусмертию своего отца, он в Риге же отпустил своего надзирателя, заплатив емуза труды его щедро. Справедливость надлежит отдать бывшему моему господину,что он много имеет хороших качеств, но робость духа и легкомыслие оныепомрачают. Чрез неделю после нашего в Москву приезда бывший мой господин влюбилсяв изрядную лицом девицу, но которая с красотой телесною соединяласкареднейшую душу и сердце жестокое и суровое. Воспитанная в надменностисвоего происхождения, отличностию почитала только внешность, знатность,богатство. Чрез два месяца она стала супруга моего барина и мояповелительница. До того времени я не чувствовал перемены в моем состоянии,жил в доме господина моего как его сотоварищ. Хотя он мне ничего неприказывал, но я предупреждал его иногда желания, чувствуя его власть и моюучасть. Едва молодая госпожа переступила порог дому, в котором онаопределялася начальствовать, как я почувствовал тягость моего жребия. Первыйвечер по свадьбе и следующий день, в который я ей представлен был супругомее как его сотоварищ, она занята была обыкновенными заботами новогосупружества; но ввечеру, когда при довольно многолюдном собрании пришли всек столу и сели за первый ужин у новобрачных и я, по обыкновению моему, селна моем месте на нижнем конце, то новая госпожа сказала довольно громкосвоему мужу: если он хочет, чтоб она сидела за столом с гостями, то быхолопей за оный не сажал. Он, взглянув на меня и движим уже ею, прислал комне сказать, чтобы я из-за стола вышел и ужинал бы в своей горнице.Вообразите, колико чувствительно мне было сие уничижение. Я, скрыв, однакоже, исступающие из глаз моих слезы, удалился. На другой день не смел япоказаться. Не наведывался обо мне, принесли мне" обед мой и ужин. То жебыло и в следующие дни. Чрез неделю после свадьбы в один день после обедановая госпожа, осматривая дом и распределяя всем служителям должности ижилище, зашла в мои комнаты. Они для меня уготованы были старым моимбарином. Меня не было дома. Не повторю того, что она говорила, будучи воных, мне в посмеяние, но, возвратясь домой, мне сказали ее приказ, что мнеотведен угол в нижнем этаже, с холостыми официантами, где моя постеля,сундук с платьем и бельем уже поставлены; все прочее она оставила в прежнихмоих комнатах, в коих поместила своих девок. Что в душе моей происходило, слыша сие, удобнее чувствовать, если ктоможет, нежели описать. Но дабы не занимать вас излишним, может быть,повествованием, госпожа моя, вступив в управление дома и не находя во мнеспособности к услуге, поверстала меня в лакеи и надела на меня ливрею.Малейшее мнимое упущение сея должности влекло за собою пощечины, батожье,кошки. О государь мой, лучше бы мне не родиться! Колико крат негодовал я наумершего моего благодетеля, что дал мне душу на чувствование. Лучше бы мнебыло возрасти в невежестве, не думав никогда, что семь человек, всем другимравный. Давно бы, давно бы избавил себя ненавистной мне жизни, если бы неудерживало прещение вышнего над всеми судии. Я определил себя сносить жребиймой терпеливо. И сносил не токмо уязвления телесные, но и те, коими онауязвляла мою душу. Но едва не преступил я своего обета и не отъял у себятомные остатки плачевного жития при случившемся новом души уязвлении. Племянник моей барыни, молодец семнадцати лет, сержант гвардии,воспитанный во вкусе московских щегольков, влюбился в горнишную девку своейтетушки и, скоро овладев опытною ее горячностию, сделал ее матерью. Сколь онни решителен был в своих любовных делах, но при сем происшествии несколькосмутился. Ибо тетушка его, узнав о сем, запретила вход к себе своейгорнишной, а племянника побранила слегка по обыкновению милосердых господ,она намерилась наказать ту, которую жаловала прежде, выдав ее за конюхазамуж. Но как все они были уже женаты, а беременной для славы дома надобенбыл муж, то хуже меня из всех служителей не нашла. И о сем госпожа моя вприсутствии своего супруга мне возвестила яко отменную мне милость. Не мог яболее терпеть поругания. "Бесчеловечная женщина! Во власти твоей состоит меня мучить и уязвлятьмое тело; говорите вы, что законы дают вам над нами сие право. Я и сему маловерю; но то твердо знаю, что вступать в брак никто принужден быть не может".- Слова мои произвели в ней зверское молчание. Обратясь потом к супругу ее: "Неблагодарный сын человеколюбивого родителя, забыл ты его завещание,забыл и свое изречение; но не доводи до отчаяния души, твоей благороднейшей,страшись!" Более сказать я не мог, ибо по повелению госпожи моей отведен был наконюшню и сечен нещадно кошками. На другой день едва я мог встать от побоевс постели; и паки приведен был пред госпожу мою. "Я тебе прощу, - говорила она, - твою вчерашнюю дерзость; женись намоей Маврушке, она тебя просит, и я, любя ее в самом ее преступлении, хочуэто для нее сделать". "Мой ответ, - сказал я ей, - вы слышали вчера, другого не имею.Присовокуплю только то, что просить на вас буду начальство в принуждениименя к тому, к чему не имеете права". "Ну, так пора в солдаты", - вскричала яростно моя госпожа... -Потерявший путешественник в страшной пустыне свою стезю меньше обрадуется,сыскав опять оную, нежели обрадован был я, услышав сии слова; "в солдаты", -повторила она, и на другой день то было исполнено. Несмысленная! Она думала, что так, как и поселянам, поступление всолдаты есть наказание. Мне было то отрада, и как скоро мне выбрили лоб, тоя почувствовал, что я переродился. Силы мои обновилися. Разум и дух пакиначали действовать. О! надежда, сладостное несчастному чувствие, пребуди вомне! Слеза тяжкая, но не слеза горести и отчаяния исступила из очей его. Яприжал его к сердцу моему. Лицо его новым озарилось веселием. - Не все еще исчезло; ты вооружаешь душу мою, - вещал он мне, - противскорби, дав чувствовать мне, что бедствие мое не бесконечно... От сего несчастного я подошел к толпе, среди которой увидел трехскованных человек крепчайшими железами. Удивления достойно, - сказал я самсебе, взирая на сих узников, - теперь унылы, томны, робки, не токмо нежелают быть воинами, но нужна даже величайшая жестокость, дабы вместить их всие состояние; но обыкнув в сем тяжком во исполнении звании, становятсябодры, предприимчивы, гнушаяся даже прежнего своего состояния. Я спросил уодного близстоящего, который по одежде своей приказным служителем бытьказался: - Конечно, бояся их побегу, заключили их в толь тяжкие оковы? - Вы отгадали. Они принадлежали одному помещику, которому занадобилисяденьги на новую карету, и для получения оной он продал их для отдачи врекруты казенным крестьянам. Я. Мой друг, ты ошибаешься, казенные крестьяне покупать не могут своейбратии. Он. Не продажею оно и делается. Господин сих несчастных, взяв подоговору деньги, отпускает их на волю; они, будто по желанию, приписываютсяв государственные крестьяне к той волости, которая за них платила деньги, аволость по общему приговору отдает их в солдаты. Их везут теперь сотпускными для приписания в нашу волость! Вольные люди, ничего не преступившие, в оковах, продаются как скоты! Озаконы! Премудрость ваша часто бывает только в вашем слоге! Не явное ли севам посмеяние? Но паче еще того посмеяние священного имени вольности. О!если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбилижелезом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своихгоспод, и кровию нашею обагрили нивы свои! что бы тем потеряло государство?Скоро бы из среды их исторгну лися великие мужи для заступления избитогоплемени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишенны. Немечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущеескрывающую: я зрю сквозь целое столетие. - С негодованием отошел я от толпы. Но склепанные узники теперь вольны. Если бы хотя немного имелитвердости, утщетили бы удручительные помыслы своих тиранов... Возвратимся... - Друзья мои, - сказал я пленникам в отечестве своем, - ведаете ли вы,что если вы сами не желаете вступить в воинское звание, никто к тому вастеперь принудить не может? - Перестань, барин, шутить над горькими людьми. И без твоей шуткибольно было расставаться одному с дряхлым отцом, другому с малолетнымисестрами, третьему с молодою женою. Мы знаем, что господин нас продал дляотдачи в рекруты за тысячу рублей. - Если вы до сего времени не ведали, то ведайте, что в рекрутыпродавать людей запрещается; что крестьяне людей покупать не могут; что вамот барина дана отпускная и что вас покупщики ваши хотят приписать в своюволость будто по вашей воле. - О, если так, барин, то спасибо тебе; когда нас поставят в меру, товсе скажем, что мы в солдаты не хотим и что мы вольные люди. - Прибавьте к тому, что вас продал ваш господин не в указное время ичто отдают вас насильным образом {Во время рекрутского набора запрещается впродаже крестьян совершать купчие. (Прим. автора.)}. Легко себе вообразить можно радость, распростершуюся на лицах сихнесчастных. Вспрянув от своего места и бодро потрясая свои оковы, казалося,что испытывают свои силы, как бы их свергнуть. Но разговор сей ввел быломеня в великие хлопоты: отдатчики рекрутские, вразумев моей речи,воспаленные гневом, прискочив ко мне, говорили: - Барин, не в свое мешаешься дело, отойди, пока сух, - исопротивляющегося начали меня толкать столь сильно, что я с поспешностиюпринужден был удалиться от сея толпы. Подходя к почтовому двору, нашел я еще собрание поселян, окружающихчеловека в разодранном сертуке, несколько, казалося, пьяного, кривляющегосяна предстоящих, которые, глядя на него, хохотали до слез. - Что тут за чудо? - спросил я у одного мальчика. - Чему вы смеетеся? - А вот рекрут-иноземец, по-русски не умеет пикнуть. - Из редких слов,им изреченных, узнал я, что он был француз. Любопытство мое пачевозбудилося; и, желая узнать, как иностранец мог отдаваем быть в рекрутыкрестьянами? я спросил его на сродном ему языке: - Мой друг, какими судьбами ты здесь находишься? Француз. Судьбе так захотелося; где хорошо, тут и жить должно, Я. Да как ты попался в рекруты? Француз. Я люблю воинскую жизнь, мне она уже известна, я сам захотел. Я. Но как то случилося, что тебя отдают из деревни в рекруты? Издеревень берут в солдаты обыкновенно одних крестьян, и русских; а ты, явижу, не мужик и не русский. Француз. А вот как. Я в Париже с ребячества учился перукмахерству.Выехал в Россию с одним господином. Чесал ему волосы в Петербурге целый год.Ему мне заплатить было нечем. Я, оставив его, не нашед места, чуть не умер сголоду. По счастию мог попасть в матрозы на корабль, идущий под российскимфлагом. Прежде отправления в море приведен я к присяге как российскийподданный и отправился в Любек. На море часто корабельщик бил меня линьком{Линьки - веревочные плети для наказания матросов.} за то, что был ленив. Понеосторожности моей упал с вантов {Ванты - канаты, крепящие мачты и паруса.}на палубу и выломил себе три пальца, что меня навсегда сделало неспособнымуправлять гребнем. Приехав в Любек, попался прусским наборщикам и служил вразных полках. Нередко за леность и пьянство бит был палками. Заколов,будучи пьяный, своего товарища, ушел из Мемеля, где я находился в гарнизоне.Вспомнил, что обязан в России присягою; и яко верный сын отечестваотправился в Ригу с двумя талерами в кармане. Дорогою питался милостынею. ВРиге счастие и искусство мое мне послужили; выиграл в шинке рублей сдвадцать и, купив себе за десять изрядный кафтан, отправился лакеем сказанским купцом в Казань. Но, проезжая Москву, встретился на улице с двумямоими земляками, которые советовали мне оставить хозяина и искать в Москвеучительского места. Я им сказал, что худо читать умею. Но они мне отвечали:"Ты говоришь по-французски, то и того довольно". Хозяин мой не видал, как яна улице от него удалился, он продолжал путь свой, а я остался в Москве.Скоро мне земляки мои нашли учительское место за сто пятьдесят рублей, пудсахару, пуд кофе, десять фунтов чаю в год, стол, слуга и карета. Но житьнадлежало в деревне. Тем лучше. Там целый год не знали, что я писать неумею. Но какой-то сват того господина, у которого я жил, открыл ему моютайну, и меня свезли в Москву обратно. Не нашед другого подобного семудурака, не могши отправлять мое ремесло с изломанными пальцами и боясьумереть с голоду, я продал себя за двести рублей. Меня записали в крестьянеи отдают в рекруты. Надеюсь, - говорил он важным видом, - что сколь скоробудет война, то дослужуся до генеральского чина; а не будет войны, то набьюкарман (коли можно) и, увенчан лаврами, отъеду на покой в мое отечество. Пожал я плечами не один раз, слушав сего бродягу, и с уязвленнымсердцем лег в кибитку, отправился в путь.