Александр Николаевич Радищев. Вольность 4 страница

КРЕСТЬЦЫ В Крестьцах я был свидетелем расстания у отца с детьми, которое менятем чувствительнее тронуло, что я сам отец и скоро, может быть, с детьмирасставаться буду. - Несчастный предрассудок дворянского звания велит имидти в службу. Одно название сие приводит всю кровь в необычайное движение!Тысячу против одного держать можно, что изо ста дворянчиков, вступающих вслужбу, 98 становятся повесами, а два под старость, или, правильнее сказать,два в дряхлые их, хотя не старые лета, становятся добрыми людьми. Прочиепроисходят в чины, расточают или наживают имение и проч....Смотря иногда набольшого моего сына и размышляя, что он скоро войдет в службу или, другимисказать словами, что птичка вылетит из клетки, у меня волосы дыбомстановятся. Не для того, чтобы служба сама по себе развращала нравы; но длятого, чтобы то зрелыми нравами надлежало начинать службу. Иной скажет: а кто таких молокососов толкает в шею? - Кто? Примеробщий. Штаб-офицер семнадцати лет; полковник двадцатилетний; генералдвадцатилетний; камергер, сенатор, наместник, начальник войск. И какому отцуне захочется, чтобы дети его, хотя в малолетстве, были в знатных чинах, закоторыми идут вслед богатство, честь и разум. Смотря на сына моего,представляется мне: он начал служить, познакомился с вертопрахами,распутными, игроками, щеголями. Выучился чистенько наряжаться, играть вкарты, картами доставать прокормление, говорить обо всем, ничего не мысля,таскаться по девкам или врать чепуху барыням. Каким-то образом фортуна,вертясь на курей ножке, приголубила его; и сынок мой, не брея еще бороды,стал знатным боярином. Возмечтал он о себе, что умнее всех на свете. Чегодоброго ожидать от такого полководца или градоначальника? Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, о истинный гражданин! Незахочется ли тебе сынка твоего лучше удавить, нежели отпустить в службу? Небольно ли сердцу твоему, что сынок твой, знатный боярин, презирает заслуги идостоинства, для того что их участь пресмыкаться в стезе чинов, пронырствагнушаяся? Не возрыдаешь ли ты; что сынок твой любезный с приятною улыбкоюотнимать будет имение, честь, отравлять и резать людей, не своими всегдабоярскими руками, но посредством лап своих любимцев. Крестицкий дворянин, казалося мне, был лет пятидесяти. Редкие сединыедва пробивались сквозь светло-русые власы главы его. Правильные черты лицаего знаменовали души его спокойствие, страстям неприступное. Нежная улыбкабезмятежного удовольствия, незлобием рождаемого, изрыла ланиты его ямками, вженщинах столь прельщающими; взоры его, когда я вошел в ту комнату, где онсидел, были устремлены на двух его сыновей. Очи его, очи благорастворенногорассудка, казалися подернуты легкою пленою печали; но искры твердости иупования пролетали оную быстротечно. Пред ним стояли два юноши, возрастапочти равного, единым годом во времени рождения, но не в шествии разума исердца они разнствовали между собою. Ибо горячность родителя ускоряла вомладшем развержение ума, а любовь братня умеряла успех в науках во старшем.Понятия о вещах были в них равные, правила жизии знали они равно, но остротуразума и движения сердца природа в них насадила различно. В старшем взорыбыли тверды, черты лица незыбки, являли начатки души неробкой инепоколебимости в предприятиях. Взоры младшего были остры, черты лица шаткии непостоянны. Но плавное движение оных необманчивый был знак благих советовотчих. На отца своего взирали они с несвойственною им робостию, от горестипредстоящей разлуки происходящею, а не от чувствования над собою власти илиначальства. Редкие капли слез точилися из их очей. - Друзья мои, - сказал отец, - сегодня мы расстанемся, - и, обняв их,прижал возрыдавших к перси своей. Я уже несколько минут был свидетелем сегозрелища, стоя у дверей неподвижен, как отец, обратясь ко мне: - Будь свидетелем, чувствительный путешественник, будь свидетелем мнеперед светом, сколь тяжко сердцу моему исполнять державную волю обычая. Я,отлучая детей моих от бдящего родительского ока, единственное к тому имеюпобуждение, да приобретут опытности, да познают человека из его деяний и,наскучив гремлением мирского жития, да оставят его с радостию; но да имутотишие в гонении и хлеб насущный в скудости. А для сего-то остаюся я на нивемоей. Не даждь {Даждь - дай.}, владыко всещедрый, не даждь им скитатися замилостынею вельмож и обретати в них утешителя! Да будет соболезнуяй о них ихсердце; да будем им творяй благостыню их рассудок. Воссядите и внемлите моему слову, еже пребывати во внутренности душваших долженствует. Еще повторю вам, сегодня мы разлучимся. С неизреченнымуслаждением зрю слезы ваши, орошающие ланиты вашего лица. Да отнесет сиедуши вашей зыбление совет мой во святая ее, да восколеблется она при моемвоспоминовении и да буду отсутствен оградою вам от зол и печалей. Приняв вас даже от чрева материя в объятия мои, не восхотел николи,чтобы кто-либо был рачителем {Рачитель - воспитатель, наставник.} висполнениях, до вас касающихся. Никогда наемная рачительница не касаласятелеси вашего и никогда наемный наставник не коснулся вашего сердца иразума. Неусыпное око моея горячности бдело над вами денно-ночно, да неприближится вас оскорбление; и блажен нарицаюся, доведши вас до разлучениясо мною. Но не воображайте себе, чтобы я хотел исторгнуть из уст вашихблагодарность за мое о вас попечение или же признание, хотя слабое, ради васмною соделанного. Вождаем собственныя корысти побуждением, предприемлемое навашу пользу имело всегда в виду собственное мое услаждение. Итак, изженитеиз мыслей ваших, что вы есте под властию моею. Вы мне ничем не обязаны. Не врассудке, а меньше еще в законе хощу искати твердости союза нашего. Оноснуется на вашем сердце. Горе вам, если его в забвении оставите! Образ мой,преследуя нарушителю союза нашея дружбы, поженет его в сокровенности его иустроит ему казнь несносную, дондеже не возвратится к союзу. Еще вещаю вам,вы мне ничем не должны. Воззрите на меня, яко на странника и пришельца, иесли сердце ваше ко мне ощутит некую нежную наклонность, то поживем вдружбе, в сем наивеличайшем на земли благоденствии. Если же оно без ощущенияпребудет - да забвени будем друг друга, яко же нам не родитися. Даждь,всещедрый, сего да не узрю, отошед в недра твоя сие предваряли! Не должны вымне ни за воскормление, ни за наставление, а меньше всего за рождение. За рождение? - Участники были ли вы в нем? Вопрошаемы были ли, дарождени будете? На пользу ли вашу родитися имели или во вред? Известен лиотец и мать, рождая сына своего, блажен будет в житии или злополучен? Ктоскажет, что, вступая в супружество, помышлял о наследии и потомках; а еслиимел сие намерение, то блаженства ли их ради произвести их желал или же насохранение своего имени? Как желать добра тому, кого не знаю, и что сие?Добром назваться может ли желание неопределенное, помаваемое неизвестностию? Побуждение к супружеству покажет и вину рождения. Прельщенный душевноюпаче добротою матери вашея, нежели лепотою лица, я употребил способ верныйна взаимную горячность, любовь искренную. Я получил мать вашу себе всупруги. Но какое было побуждение нашея любви? Взаимное услаждение;услаждение плоти и духа. Вкушая веселие, природой повеленное, о вас мы немыслили. Рождение ваше нам было приятно, но не для вас. Произведение самогосебя льстило тщеславию; рождение ваше было новый и чувственный, так сказать,союз, союз сердец подтверждающий. Он есть источник начальной горячностиродителей к сынам своим; подкрепляется он привычкою, ощущением своея власти,отражением похвал сыновних к отцу. Мать ваша равного со мною была мнения о ничтожности должностей ваших,от рождения проистекающих. Не гордилася она пред вами, что носила вас вочреве своем, не требовала признательности, питая вас своею кровию; не хотелапочтения за болезни рождения, ни за скуку воскормления сосцами своими. Онатщилася благую вам дать душу, яко же и сама имела, и в ней хотела насадитьдружбу, но не обязанность, не должность или рабское повиновение. Не допустилее рок зрети плодов ее насаждений. Она нас оставила с твердостию хотя духа,но кончины еще не желала, зря ваше младенчество и мою горячность.Уподоблялся ей, мы совсем ее не потеряем. Она поживет с нами, доколе к нейне отыдем. Ведаете, что любезнейшая моя с вами беседа есть беседовати ородшей вас. Тогда, мнится, душа ее беседует с нами, тогда становится она намприсутственна, тогда в нас она является, тогда она еще жива. - И отиралвещающий капли задержанных в душе слез. Сколь мало обязаны вы мне за рождение, толико же обязаны и завоскормление. Когда я угощаю пришельца, когда питаю птенцов пернатых, когдадаю пищу псу, лижущему мою десницу, - их ли ради сие делаю? Отраду,увеселение или пользу в том нахожу мою собственную. С таковым же побуждениемпроизводят воскормление детей. Родившиеся в свет, вы стали гражданеобщества, в коем живете. Мой был долг вас воскормить; ибо если бы допустилдо вас кончину безвременную, был бы убийца. Если я рачительнее был ввоскормлении вашем, нежели бывают многие, то следовал чувствованию моегосердца. Власть моя; да пекуся о воскормлении вашем или небрегу о нем; дасохраню дни ваши или расточителем в них буду; оставлю вас живых или дамумрети завременно - есть ясное доказательство, что вы мне не обязаны в том,что живы. Если бы умерли от моего о вас небрежения, как то многие умирают,мщение закона меня бы не преследовало. Но, скажут, обязаны вы мне за учение и наставление. Не моей ли я в томискал пользы, да благи будете. Похвалы, воздаваемые доброму вашемуповедению, рассудку, знаниям, искусству вашему, распростирался на вас,отражаются на меня, яко лучи солнечны от зеркала. Хваля вас, меня хвалят.Что успел бы я, если бы вы вдалися пороку, чужды были учения, тупы врассуждениях, злобны, подлы, чувствительности не имея? Не толькосострадатель был бы я в вашем косвенном хождении, но жертва, может быть,вашего неистовства. Но ныне спокоен остаюся, отлучая вас от себя; разумпрям, сердце ваше крепко, и я живу в нем. О друзья мои, сыны моего сердца!Родив вас, многие имел я должности в отношении к вам, но вы мне ничем недолжны; я ищу вашей дружбы и любви; если вы мне ее дадите, блажен отыду кначалу жизни и не возмущуся при кончине, оставляя вас навеки, ибо поживу напамяти вашей. Но если я исполнил должность мою в воспитании вашем, обязан сказатиныне вам вину, почто вас так, а не иначе воспитывал и для чего сему, а недругому вас научили и для того услышите повесть о воспитании вашем ипознайте вину всех моих над вами деяний. Со младенчества Вашего принуждения вы не чувствовали. Хотя в деянияхваших вождаемы были рукою моею, не ощущали, однако же, николи еенаправления. Деяния ваши были предузнаты и предваряемы; не хотел я, чтобыробость или послушание повиновения малейшею чертою ознаменовала на вастяжесть своего перста. И для того дух ваш, не терпящ веления безрассудного,кроток к совету дружества. Но если, младенцам вам сущим, находил я, чтоуклонился он пути, мною назначенного, устремляемы случайным ударением, тогдаостановлял я ваше шествие или, лучше сказать, неприметно вводил в прежнийпуть, яко поток, оплоты прорывающий, искусною рукою обращается в своиберега. Робкая нежность не присутствовала во мне, когда, казалося, не рачил{Рачил - заботился.} об охранении вас от неприязненности стихий и погоды.Желал лучше, чтобы на мгновение тело ваше оскорбилося преходящею болью,нежели дебелы {Дебелы - здесь: изнежены.} пребудете в возрасте совершенном.И для того почасту ходили вы босы, непокровенную имея главу; в пыли, в грязивозлежали на отдохновение на скамии или на камени. Не меньше старался яудалить вас от убийственной пищи и пития. Труды наши лучшая была приправа вобеде нашем. Воопомните, с каким удовольствием обедали мы в деревне намнеизвестной, не нашед дороги к дому. Сколь вкусен нам казался тогда хлебржаной и квас деревенский! Не ропщите на меня, если будете иногда осмеяны, что не имеете казистоговосшествия {Восшествие - походка.}, что стоите, как телу вашему покойнее, ане как обычай или мода велит; что одеваетеся не со вкусом, что волосы вашикудрятся рукою природы, а не чесателя. Не ропщите, если будете небрежены всобраниях, а особливо от женщин, для того что не умеете хвалить их красоту;но вспомните, что вы бегаете быстро, что плаваете не утомлялся, чтоподымаете тяжести без натуги, что умеете водить соху, вскопать гряду,владеете косою и топором, стругом и долотом; умеете ездить верхом, стрелять.Не опечальтеся, что вы скакать не умеете как скоморохи. Ведайте, что лучшееплясание ничего не представляет величественного; и если некогда тронутыбудете зрением оного, то любострастие будет тому корень, все же другое ономупостороннее. Но вы умеете изображать животных и неодушевленных, изображатьчерты царя природы, человека. В живописи найдете вы истинное услаждение нетокмо чувств, но и разума. Я вас научил музыке, дабы дрожащая струнасогласно вашим нервам возбуждала дремлющее сердце; ибо музыка, приводявнутренность в движение, делает мягкосердие в нас привычкою. Научил я вас иварварскому искусству сражаться мечом. Но сие искусство да пребудет в васмертво, доколе собственная сохранность того не востребует. Оно, уповаю, несделает вас наглыми; ибо вы твердый имеете дух и обидою не сочтете, еслиосел вас улягнет или свинья смрадным до вас коснется рылом. Не бойтесьсказать никому, что вы корову доить умеете, что шти и кашу сварите илизажаренный вами кусок мяса будет вкусен. Тот, кто сам умеет что сделать,умеет заставить сделать и будет на погрешности снисходителен, зная все висполнении трудности. Во младенчестве и отрочестве не отягощал я рассудка вашего готовымиразмышлениями или мыслями чуждыми, не отягощал памяти вашей излишнимипредметами. Но, предложив вам пути к познаниям, с тех пор как начали разумасвоего ощущати силы, сами шествуете к отверстой вам стезе. Познания ваши темосновательнее, что вы их приобрели не твердя, как то говорят по пословице,как сорока, Якова. Следуя сему правилу, доколе силы разума не были в васдействующи, не предлагал я вам понятия о всевышнем существе и еще менее оботкровении. Ибо то, что бы вы познали прежде, нежели были разумны, было бы ввас предрассудок и рассуждению бы мешало. Когда же я узрел, - что вы всуждениях ваших вождаетесь рассудком, то предложил вам связь понятий,ведущих к познанию бога; уверен во внутренности сердца моего, что всещедромуотцу приятнее зрети две непорочные души, в коих светильник познаний непредрассудком возжигается, но что они сами возносятся к начальному огню навозгорение. Предложил я вам тогда и о законе откровенном, не сокрывая от васвсе то, что в опровержение оного сказано многими. Ибо желал, чтобы вы моглисами избирать между млеком и желчию, и с радостию видел, что восприяли высосуд утешения неробко. Преподавая вам сведения о науках, не оставил я ознакомить вас сразличными народами, изучив вас языкам иностранным. Но прежде всегопопечение мое было, да познаете ваш собственный, да умеете на оном изъяснятьваши мысли словесно и письменно, чтобы изъяснение сие было в васнепринужденно и поту на лице не производило. Английский язык, а потомлатинский старался я вам известнее сделать других. Ибо упругость духавольности, перехода в изображение речи, приучит и разум к твердым понятиям,столь во всяких Правлениях нужным. Но если рассудку вашему предоставлял я направлять стопы ваши в стезяхнауки, тем бдительнее тщился быть во нравственности вашей. Старался умерятьв вас гнев мгновения, подвергая рассудку гнев продолжительный, мщениепроизводящий. Мщение!.. Душа ваша мерзит его. Вы из природного сегочувствительныя твари движения оставили только оберегательность своегосложения, поправ желание возвращать уязвления. Ныне настало то время, что чувствы ваши, дошед до совершенствавозбуждения, но не до совершенства еще понятия о возбуждаемом, начинаюттревожиться всякою внешностию. и опасную производить зыбь во внутренностивашей. Ныне достигли времени, в которое, как то говорят, рассудок становитсяопределителем делания и неделания; а лучше сказать, когда чувства, доселеодержимые плавностию младенчества, начинают ощущать дрожание или когдажизненные соки, исполнив сосуд юности, превышать начинают его воскраия, ищастезю свойственным для них стремлениям. Я сохранил вас неприступными доселепревратным чувств потрясениям, но не сокрыл от вас неведения покровомпагубных следствий совращения от пути умеренности в чувственном услаждении.Вы свидетели были, сколь гнусно избыточество чувственного насыщения, ивозгнушалися; свидетели были страшного волнения страстей, превысивших брегасвоего естественного течения, познали гибельные их опустошения и ужаснулися.Опытность моя, носяся над вами, яко новый Егид {Егид (эгида) - щитверховного бога Зевса в греческой мифологии, символ защиты.}, охраняла васот неправильных уязвлений. Ныне будете сами себе вожди, и хотя советы моибудут всегда светильником ваших начинаний; ибо сердце и душа ваша мнеотверсты; но яко свет, отдаляяся от предмета, менее его освещает, тако и вы,отриновенны моего присутствия, слабое ощутите согрение моея дружбы. И длятого преподам вам правила единожития и общежития, дабы по усмирении страстейне возгнушалися деяний, во оных свершенных, и не познали, что естьраскаяние. Правила единожития, елико то касаться может до вас самих, должныотноситься к телесности вашей и нравственности. Не забывайте никогдаупотреблять ваших телесных сил и чувств. Упражнение оных умеренное укрепитих не истощевая и послужит ко здравию вашему и долгой жизни. И для тогоупражняйтеся в искусствах, художествах и ремеслах, вам известных.Совершенствование в оных иногда может быть нужно. Неизвестно нам грядущее.Если неприязненное, счастие отымет у вас все, что оно вам дало, - богатыпребудете во умеренности желаний, кормяся делом рук ваших. Но если во дниблаженства все небрежете, поздно о том думать во дни печали. Нега, изленениеи неумеренное чувств услаждение губят и тело и дух. Ибо, изнуряяй телоневоздержностию, изнуряет и крепость духа. Употребление же сил укрепит тело,а с ним и дух. Если почувствуешь отвращение к яствам, и болезнь постучится удверей, воспряни тогда от одра твоего, на нем же лелеешь чувства твои,приведи уснувшие члены твои в действие упражнением и почувствуешь мгновенноесил обновление; воздержи себя от пищи, нужной во здравии, и глад сделаетпищу твою сладкою, огорчавшую от сытости. Помните всегда, что на утолениеглада нужен только кусок хлеба и ковш воды. Если благодетельное лишениевнешних чувствований, сон, удалится от твоего возглавия и не возможешьвозобновить сил разумных и телесных, - беги из чертогов твоих и, утомивчлены до усталости, возляги на одре твоем и почиешь во здравие. Будьте опрятны в одежде вашей; тело содержите в чистоте; ибо чистотаслужит ко здравию, а неопрятность и смрадность тела нередко отверзаетнеприметную стезю к гнусным порокам. Но не будьте и в сем неумеренны. Негнушайтесь пособить, поднимая погрязшую во рве телегу, и тем облегчитьупадшего; вымараете руки, ноги и тело, но просветите сердце. Ходите в хижиныуничижения; утешайте томящегося нищетою; вкусите его брашна {Брашно -хлеб-соль, еда.}, и сердце ваше усладится, дав отраду скорбящему. Ныне достигли вы, повторю, того страшного времени и часа, когда страстипробуждаться начинают, но рассудок слаб еще на их обуздание. Ибо чашарассудка без опытности на весах воли воздымается; а чаша страстей опуститсямгновенно долу {Долу - вниз.}. Итак, к равновесию не иначе приближитьсяможно, как трудолюбием. Трудитеся телом; страсти ваши не столь сильное будутиметь волнение; трудитеся сердцем, упражняяся в мягкосердии,чувствительности, соболезновании, щедроте, отпущении, и страсти вашинаправятся ко благому концу. Трудитеся разумом, упражняяся в чтении,размышлении, разыскании истины или происшествии; и разум управлять будетвашею волею и страстьми. Но не возмните в восторге рассудка, что можетесокрушить корени страстей, что нужно быть совсем бесстрастну. Кореньстрастей благ и основан на нашей чувствительности самою природою. Когдачувствы наши, внешние и внутренние, ослабевают и притупляются, тогдаослабевают и страсти. Они благую в человеке производят тревогу, без нее жеуснул бы он в бездействии. Совершенно бесстрастный человек есть глупец иистукан нелепый, не возмогаяй ни благого, ни злого. Не достоинство естьвоздержатися от худых помыслов, не могши их сотворить. Безрукий не можетуязвить никого, но не может подать помощи утопающему, ни удержати на брегепадающего в пучину моря. Итак, умеренность во страсти есть благо; шествие во стезе средою естьнадежно. Чрезвычайность во страсти есть гибель; бесстрастие естьнравственная смерть. Яко же шественник, отдалялся среды стези, вдаетсяопасности ввергнутися в тот или другой ров, такого бывает шествия вонравственности. Но буде страсти ваши опытностию, рассудком и сердцемнаправлены к концу благому, скинь с них бразды томного благоразумия, несокращай их полета; Мета их будет всегда величие; на нем едином остановитьсяони умеют. Но если я вас побуждаю не быть бесстрастными, паче всего потребно вюности вашей умеренность любовныя страсти. Она природою насаждена в сердценашем ко блаженству нашему. И так в возрождении своем никогда ошибиться неможет, но в своем предмете и неумеренности. И так блюдитеся, да не ошибетесяв предмете любви вашея и да не почтете взаимною горячностию оныя образ. Сблагим же предметом любви неумеренность страсти сея будет вам неизвестна.Говоря о любви, естественно бы было говорить и о супружестве, о семсвященном союзе общества, коего правила не природа в сердце начертала, носвятость коего из начального обществ положения проистекает. Разуму вашему,едва шествие свое начинающему, сие бы было непонятно, а сердцу вашему, неиспытавшему самолюбивую в обществе страсть любви, повесть о сем была бы вамнеощутительна, а потому и бесполезна. Если желаете о супружестве иметьпонятие, воспомяните о родшей вас. Представьте меня с нею и с вами,возобновите слуху вашему глаголы наши и взаимные лобызания и приложитекартину сию к сердцу вашему. Тогда почувствуете в нем приятное некоесодрогание. Что оно есть? Познаете со временем; а днесь довольны будьтеоного ощущением. Приступим ныне вкратце к правилам общежития. Предписать их не можно сточностию, ибо располагаются они часто по обстоятельствам мгновения. Но,дабы колико возможно менее ошибаться, при всяком начинании вопросите вашесердце; оно есть благо и николи обмануть вас не может. Что вещает оно, то итворите. Следуя сердцу в юности, не ошибетеся, если сердце имеете благое. Носледовати возмнивый рассудку, не имея на браде власов, опытностьвозвещающих, есть безумец. Правила общежития относятся ко исполнению обычаев и нравов народных,или ко исполнению закона, или ко исполнению добродетели. Если в общественравы и обычаи не противны закону, если закон не полагает добродетелипреткновений в ее шествии, то исполнение правил общежития есть легко. Но гдетаковое общество существует? Все известные нам многими наполнены во нравах иобычаях, законах и добродетелях противоречиями. И оттого трудно становитсяисполнение должности человека и гражданина, ибо нередко они находятся всовершенной противуположности. Понеже добродетель есть вершина деяний человеческих, то исполнение ееничем не долженствует быть препинаемо. Небреги обычаев и нравов, небрегизакона гражданского и священного, столь святыя в обществе вещи, будеисполнение оных отлучает тебя от добродетели. Не дерзай николи нарушения ееприкрывати робостию благоразумия. Благоденствен без нее будешь во внешности,но блажен николи. Последуя тому, что налагают на нас обычаи и нравы, мы приобретаемблагоприятство тех, с кем живем. Исполняя предписание закона, можемприобрести название честного человека. Исполняя же добродетель, приобретемобщую доверенность, почтение и удивление, даже и в тех, кто бы не желал ихощущать в душе своей. Коварный афинский сенат, подавая чашу с отравоюСократу, трепетал во внутренности своей пред его добродетелию {Сократ умер,выпив по приговору афинян чашу яда (цикуты).}. Не дерзай никогда исполнять обычая в предосуждение закона. Закон, каковни худ, есть связь общества. И если бьд сам государь велел тебе нарушитьзакон, не повинуйся ему, ибо он заблуждает себе и обществу во вред. Дауничтожит закон, яко же нарушение оного повелевает, тогда повинуйся, ибо вРоссии государь есть источник законов. Но если бы закон или государь или бы какая-либо на земли властьподвизала тебя на неправду и нарушение добродетели, пребудь в онойнеколебим. Не бойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни заточения, нижесамой смерти. Пребудь незыблем в душе твоей, яко камень среди бунтующих, нонемощных валов. Ярость мучителей твоих раздробится о твердь твою; и еслипредадут тебя смерти, осмеяны будут, а ты поживешь на памяти благородных душдо скончания веков. Убойся заранее именовать благоразумием слабость вдеяниях, сего первого добродетели врага. Сегодня нарушишь ее уважения радикакового, завтра нарушение ее казаться будет самою добродетелию; и так пороквоцарится в сердце твоем и исказит черты непорочности в душе и на лицетвоем. Добродетели суть или частные, или общественные. Побуждения к первымсуть всегда мягкосердие, кротость, соболезнование, и корень всегда их благ.Побуждения к добродетелям общественным нередко имеют начало свое в тщеславиии любочестии. Но для того не надлежит остановляться в исполнении их.Предлог, над ним же вращаются, придает им важности. В спасшем Курцииотечество свое от пагубоносныя язвы {Курций Марк, согласно преданию, спасРим. Когда в 362 т. до н. э. в римском форуме разверзлась бездоннаяпропасть, оракул предсказал гибель городу, если пропасть не поглотит лучшееего благо. Со словами: "Нет лучшего блага в Риме, чем оружие и храбрость", -юный Курции в доспехах, на коне кинулся в бездну, и она сомкнулась.} никтоне зрит ни тщеславного, ни отчаянного или наскучившего жизнию, но ироя. Еслиже побуждения наши к общественным добродетелям начало свое имеют вчеловеколюбивой твердости души, тогда блеск их будет гораздо больший.Упражняйтеся всегда в частных добродетелях, дабы могли удостоитьсяисполнения общественных. Еще преподам вам некоторые исполнительные правила жизни. Старайтесяпаче всего во всех деяниях ваших заслужить собственное свое почтение, дабы,обращая во уединении взоры свои во внутрь себя, не токмо не могли бы выраскаяваться о сделанном, но взирали бы на себя со благоговением. Следуя сему правилу, удаляйтеся, елико то возможно, даже видараболепствования. Вошед в свет, узнаете скоро, что в обществе существуетобычай посещать в праздничные дни по утрам знатных особ; обычай скаредный,ничего не значащий, показующий в посетителях дух робости, а в посещаемом духнадменности и слабый рассудок. У римлян было похожее сему обыкновение,которое они называли амбицио, то есть снискание или обхождение; а оттуда илюбочестие названо амбицио, ибо посещениями именитых людей юноши снискивалисебе путь к чинам и достоинствам. То же делается и ныне. Но если у римлянобычай сей введен был для того, чтобы молодые люди обхождением с испытанныминаучалися, то сомневаюсь, чтобы цель в обычае сем всегда непорочнасохранилася. В наши же времена, посещая знатных господ, учения целию своеюникто не имеет, но снискание их благоприятства. Итак, да не преступит ногаваша порога, отделяющего раболепство от исполнения должности. Не посещайниколи передней знатного боярина, разве по долгу звания твоего. Тогда средитолпы презренной и тот, на кого она взирает с подобострастием, в душе своейтебя хотя с негодованием, но от нее отличит. Если случится, что смерть пресечет дни мои прежде, нежели в благом путиотвердеете, и, юны еще, восхитят вас страсти из стези рассудка, - то неотчаивайтеся, соглядая иногда превратное ваше шествие. В заблуждении вашем,в забвении самих себя, возлюбите добро. Распутное житие, безмерноелюбочестие, наглость и все пороки юности оставляют надежду исправления, ибоскользят по поверхности сердца, его не уязвляя. Я лучше желаю, чтобы вомладых летах ваших вы были распутны, расточительны, наглы, нежелисребролюбивы или же чрезмерно бережливы, щеголеваты, занимался болееубранством, нежели чем другим. Систематическое, так сказать, расположение вщегольстве означает всегда сжатый рассудок. Если повествуют, что Юлий Кесарь{Юлий Кесарь (Цезарь) - римский диктатор (100-44 до н. э.).} был щеголь; нощегольство его имело цель. Страсть к женщинам в юности его была к семупобуждением. Но он из щеголя облекся бы мгновенно во смраднейшее рубище,если бы то способствовало к достижению его желаний. Во младом человеке не токмо щегольство преходящее простительно, но ивсякое почти дурачество. Если же наикраснейшими деяниями жизни прикрыватьбудете коварство, ложь, вероломство, сребролюбие, гордость, любомщение,зверство, - то хотя ослепите современников ваших блеском ясной наружности,хотя не найдете никого столь любящего вас, да представит вам зерцало истины,не мните, однако же, затмить взоры прозорливости. Проникнет она светозарнуюризу коварства, и добродетель черноту души вашей обнажит. Возненавидит еесердце твое и, яко чувственница {Чувственница - мимоза.}, увядать станетприкосновением твоим, но мгновенно, но стрелы ее издалека язвить тебя станути терзать. Простите, возлюбленные мои, простите, друзья души моей; днесь присопутном ветре отчальте от брега чуждыя опытности ладью вашу; стремитеся повалам жития человеческого, да научитеся управляти сами собою. Блажени, непретерпев крушения, если достигнете пристанища, его же жаждем. Будьтесчастливы во плавании вашем. Се искреннее мое желание. Естественные силымои, истощав движением и жизнию, изнемогут и угаснут; оставлю вас навеки; носе мое вам завещание. Если ненавистное счастие истощит над тобою все стрелысвои, если добродетели твоей убежища на земли не останется, если, доведеннудо крайности, не будет тебе покрова от угнетения, - тогда воспомни, что тычеловек, воспомяни величество твое, восхити - венец блаженства, его жеотъяти у тебя тщатся. Умри. В наследие вам оставляю слово умирающего Катона {Катон Младший (95-46до н. э.) - римлянин, сторонник аристократической республики. Выступалпротив режима личной диктатуру. Когда узнал о военной победе Цезаря надсилами республиканцев, закололся мечом.}. Но если во добродетели умретивозможешь, умей умреть и в пороке и будь, так сказать, добродетелен в самомзле. Если, забыв мои наставления, поспешать будешь на злые дела, обыкшаядуша добродетели востревожится; явлюся тебе в мечте. Воспряни от ложатвоего, преследуй душевно моему видению. Если тогда источится слеза из очейтвоих, то усни паки; пробудишься на исправление. Но если среди злых твоихначинаний, воспоминая обо мне, душа твоя не зыбнется и око пребудет сухо...Се сталь, се отрава. Избавь меня скорби; избавь землю поносныя тяжести. Будьмой еще сын. Умри на добродетель. Вещавшу сие старцу, юношеский румянец покрыл сморщенные ланиты его;взоры его испускали лучи надежного радования, черты лица сиялисверхъестественным веществом. Он облобызал детей своих и, проводив их доповозки, пребыл тверд до последнего расстания. Но едва звон почтовогоколокольчика возвестил ему, что они начали от него удаляться, упругая сиядуша смягчилася. Слезы проникли сквозь очей его, грудь его воздымалася: онруки свои простирал вслед за отъезжающими; казалося, будто желает остановитьстремление коней. Юноши, узрев издали родшего их в такой печали, возрыдалистоль громко, что ветр доносил жалостный их стон до слуха нашего. Онипростирали также руки к отцу своему; и казалося, будто его к себе звали. Немог старец снести сего зрелища; силы его ослабели, и он упал в мои объятия.Между тем пригорок скрыл отъехавших юношей от взоров наших; пришед в себя,старец стал на колени и возвел руки и взоры на небо. - Господи, - возопил он, - молю тебя, да укрепишь их в стезяхдобродетели, молю, блажени да будут. Веси, николи не утруждал тебя, отецвсещедрый, бесполезною молитвою. Уверен в душе моей, яко благ еси иправосуден. Любезнейшее тебе в нас есть добродетель; деяния чистого сердцасуть наилучшая для тебя жертва... Отлучил я ныне от себя сынов моих...Господи, да будет на них воля твоя. - Смущен, но тверд в надеянии своемотъехал он в свое жилище. Слово крестицкого дворянина не выходило у меня из головы.Доказательства его о ничтожестве власти родителей над детьми казалися мненеоспоримы. Но если в благоучр.ежденном обществе нужно, чтобы юноши почиталистарцев и неопытность - совершенство, то нет, кажется, нужды властьродительскую делать беспредельною. Если союз между отцом и сыном не нанежных чувствованиях сердца основан, то он, конечно, нетверд; и будетнетверд вопреки всех законоположений. Если отец в сыне своем видит своегораба и власть свою ищет в законоположении, если сын почитает отца наследияради, то какое благо из того обществу? Или еще один невольник в прибавок комногим другим, или змия за пазухой... Отец обязан сына воскормить и научитьи должен наказан быть за его проступки, доколе он не войдет всовершеннолетие; а сын должности свои да обрящет в своем сердце. Если онничего не ощущает, то виновен отец, почто ничего не насадил. Сын же вправетребовати от отца вспомоществования, доколе пребывает немощен и малолетен;но в совершеннолетии естественная сия и природная связь рушится. Птенецпернатых не ищет помощи от произведших его, когда сам начнет находить пищу.Самец и самка забывают о птенцах своих, когда сии возмужают. Се есть законприроды. Если гражданские законы от него удалятся, то производят всегдаурода. Ребенок любит своего отца, мать или наставника, доколе любление егоне обратится к другому предмету. Да не оскорбится сим сердце твое, отецчадолюбивый; естество того требует. Единое в том тебе утешение да будет,воспоминая, что и сын сына твоего возлюбит отца до совершенного тольковозраста. Тогда же от тебя зависеть будет обратить его горячность к тебе.Если ты в том успеешь, блажен и почтения достоин. В таковых размышленияхдоехал я до почтового стана.