Шуточные поэмы А.С.Пушкина («Граф Нулин», «Домик в Коломне»)

Женские образы А.С.Пушкина (лирика, «Евгений Онегин», «Русалка»).

Прозаические фрагменты А.С.Пушкина.

«Борис Годунов» был закончен 7 ноября 1825 г., а вскоре с исклю­чительной быстротой — всего за два дня — А. С. Пушкиным была написана новая, но на этот раз уже никак не романтическая, а сугубо реалистическая, шутливо-сатирическая и пародийная поэма (точнее, повесть в стихах) «Граф Нулин» (1825).

В своей заметке о «Графе Нулине» Пушкин так рассказывал о возникновении замысла этой поэмы: «В конце 1825 г. находился я в деревне. Перечитывая «Лукрецию», довольно слабую поэму Шек­спира, я подумал: что если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? Быть может, это охладило б его предприимчи­вость и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те. Итак, республикою, консулами, диктаторами, Катонами, Кесарем мы обязаны соблазнительному происшествию, подобному тому, которое случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде. Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть». Подлинная ценность «Графа Нулина» — не в пересмеивании древнеримской легенды, а в небывалом художественном воспроизведении одной из сторон самой что ни на есть обыкновенной тогдашней русской жизни. «В этой по­вести,— по словам В. Г. Белинского,— все так и дышит русскою природою, серенькими красками русского деревенского быта. Только один Пушкин умел так легко и так ярко набрасывать картины столь глубоко верные действительности» (VII, 427). Супруг, мужлан-поме­щик, главным занятием которого является охота, супруга, томящаяся в «глуши» от ничегонеделанья и скуки, бойкая горничная Параша — все они взяты из самой гущи деревенско-помещичьего быта того времени и с исключительной живостью перенесены поэтом в стихи. В то же время в основных персонажах — в молодой помещице, полу­чившей воспитание во французском «благородном пансионе у эмиг­рантки Фальбала», и в особенности в образе пустого и ничтожного, легкомысленного и фатоватого графа Нулина — Пушкин беспощадно расправился с раболепством перед иностранщиной, которое издавна укоренилось в кругах русского дворянства.

Резко сатирическое изображение галломанствующих дворян — «русских парижанцев» — мы встречали в нашей литературе, начиная не только с Иванушки из «Бригадира» Д. И. Фонвизина, но еще с са­тир А. Д. Кантемира и ранних комедий А. П. Сумарокова. Однако обличительные образы, даваемые русской литературой, и особенно сатирической журналистикой XVIII в., неизменно носили односто­ронне-сатирический, грубовато-комический характер. В персонажах «Графа Нулина» (хотя фамилия-характеристика главного героя не­посредственно восходит к традиции XVIII в.) перед нами живые образы-типы, а не сатирические схемы или карикатуры. И вместе с тем эти полные жизни образы даны в такой остроиронической мане­ре, которая действует не меньше, чем самая резкая сатира.

Создание «Графа Нулина» было подготовлено всем ходом пред­шествовавшего развития поэта. От «южных», романтических поэм Пушкин смог прийти к «Графу Нулину» только в результате того нового и ценнейшего творческого опыта, который он обрел в работе над первыми главами «Евгения Онегина».

К художественной прозе Пушкин обратился позднее. Но в соответ­ствии с «прозой» жизни, будничным бытописанием, составляющим основное содержание «Графа Нулина», уже и в этой поэме он, по существу, начинает говорить «прозаическим» языком:

«**" В последних числах сентября

(Презренной прозой говоря) В деревне скучно: грязь, ненастье. Осенний ветер, мелкий снег Да вой волков.

С особенной силой этот язык «прозы», т. е. полного и верного воспро­изведения действительности — без всякого отбора поэтических ее сторон и элементов, а наоборот, «со всеми ее житейскими дрязгами» (Белинский),— сказался в той выразительнейшей картине, кото­рую, отвлекшись от чтения нескончаемого «сентиментального рома­на» о чувствительной и чинной любви Армана и Элизы, Наталья Павловна наблюдает из окна своего барского дома:

Наталья Павловна сначала Меж тем печально, под окном.

Его внимательно читала, Индейки с криком выступали

Но скоро как-то развлеклась Вослед за мокрым петухом;

Перед окном возникшей дракой Три утки полоскались в луже;

Козла с дворового собакой Шла баба через грязный двор

И ею тихо занялась. Белье повесить на забор;

Кругом мальчишки хохотали. Погода становилась хуже.

Схватка между козлом и собакой, мокрый петух, утки, которые полощутся в луже, баба, которая идет через грязный двор повесить на забор выстиранное ею белье,— нельзя резче подчеркнуть контраст между миром сентиментальных романов, в который по пансионской привычке погружена героиня, и окружающей ее реальной обстанов­кой. В то же время для изображаемого прозаического предмета Пушкин находит и точно ему соответствующий вполне прозаический стиль. В приведенном описании, как и в предшествующей цитате, нет ни одной метафоры, перифразы, ни одного украшающего эпитета; все оно носит предельно простой и точный, почти сухо-протокольный характер (не утки вообще, а именно «три утки» — деталь, которая усу­губляет уныло прозаический колорит нарисованного усадебного пейзажа). Неудивительно, что подобные картины вызвали крайнее возмущение того самого «Вестника Европы», в котором поэма «Рус­лан и Людмила» сравнивалась, как мы знаем, с мужиком в Благо­родном собрании и который резко напал на одну из крыловских басен, поучая баснописца, что «пиит» должен «искать образцов своих в изящной природе». Столь же резко выступивший в нем против пуш­кинского «Графа Нулина» Н. И. Надеждин возмущался именно тем, что «природа» «здесь изображена во всей наготе своей». Однако в этом-то и заключалась величайшая новаторская «дерзость» поэмы Пушкина, которая предваряет творчество Н. В. Гоголя — автора «Миргорода» и «Мертвых душ» — и его последователей, писателей «натуральной школы».