Реформа 19 февраля 1861 г

Реформа 19 февраля 1861 г. была во многом непоследовательной и противоречивой, хотя в целом прогрессивным актом. Крепостное право помещиков на крестьян отменялось. Они перестали быть их личной собственностью и получили ряд гражданских прав буржуазного характера: могли владеть имуществом, заниматься торговлей и промыслами, переходить в мещане или купцы и т. п. Личное освобождение крестьян наиболее существенно отразило буржуазное содержание реформы 1861 г. Однако помещики оставили за собой ряд важных функций своей власти в деревне: право опеки над крестьянами, «представительство» их интересов в суде, контроля над вновь созданными органами крестьянского управления: сельским обществом, старостой, волостным старшиной и др. Сам процесс перехода крестьян в разряд собственников растянулся на многие годы, и настоящая свобода маячила перед ними в виде весьма туманного призрака. Полевой надел крестьяне получали в обязательном порядке, т. е. по существу прикреплялись к земле, за что несли тяготные повинности перед государством и помещиками. Наделение крестьян землей было обставлено таким образом, что помещики получили большие возможности для их обезземеливания и ограбления. Закон позволял им обменивать крестьянские земли на гораздо худшие неплодородные участки, оставлять за собой леса, луга, выгоны и дороги, вклиниваться в их земли и т. д. Все это надолго сохранило пережитки и черты старых крепостнических отношений в деревне.

В результате реформы у помещичьих крестьян Казанской губернии отрезали (по официальным данным) 106 тыс. десятин, или почти 30% всех земель, находившихся в их пользовании при крепостном праве. В безвыходном положении оказались крестьяне, получившие так называемые «дарственные» наделы: их насчитывалось 18692 человека. Эти наделы вместе с усадьбой составляли от 0,5 до 1,5 десятины на душу и получили в народе название «нищенских», так как не могли дать семье даже самого необходимого пропитания. Крестьяне шли на этот трагический шаг лишь бы только порвать «сякие связи с ненавистным помещиком. Более 11 тыс. крестьян вообще остались безземельными. Вместе с «дарственными» группа Малоземельных и безземельных крестьян составила в первые годы реформы 37,5% от всего числа бывших помещичьих земледельцев. До перехода на выкуп земли крестьян заставили нести повинности в пользу помещика в виде оброка (8–9 руб.) или барщины (30 – 40 дней в году). Выкупная же операция была построена таким образом, что земля обошлась бывшим крестьянам в 2 – 2,5 раза дороже реально существующих цен, т. е. крестьян заставили платить помещикам не только за надел, но и за личное освобождение от рабства. Выкупная операция была рассчитана на 49 лет и тяжелым бременем легла на крестьянское хозяйство. Таким образом, реформа 1861 г. ограбила крестьян, поставила их в экономическую и политическую зависимость от помещиков. По своему содержанию она была буржуазной, но по методу проведения – крепостнической.

Падение крепостного права обусловило аграрные преобразования в удельной и государственной деревне. По закону 23 июня 1863 г. удельные крестьяне, обслуживавшие исключительно царскую семью, получили право свободных сельских обывателей и обязывались выкупить свои земельные наделы. В Казанской губернии 33,5 тыс. удельных крестьян имели около 70 тыс. десятин земли. В ходе реализации реформы 1863 г. у них осталось 62 тыс. десятин. Средний душевой надел сократился с 4,4 до 3,9 десятины. Многие крестьяне получили нищенские наделы, обрекавшие их на голод и разорение. Удельное ведомство продало им землю в 3–4 раза дороже, чем она стоила на самом деле, т. е. ограбило и обобрало крестьян в интересах самого крупного помещика России – императорской семьи Романовых. И, наконец, в 1866 г. началось проведение реформы среди государственных крестьян края – самой значительной и пестрой в национальном отношении части сельского населения (1137 тыс. человек) со значительным удельным весом татарского сельского населения. Их уровняли в правах и управлении с остальными категориями крестьян, но в основном закрепили за ними те земельные наделы, которые обрабатывали до реформы. Новое поземельное устройство зафиксировало значительное сокращение землевладения государственных крестьян по сравнению с XVIII в.: они получили в надел 2847,8 тыс. десятин земли, что в среднем составило 5,2 десятины на ревизскую душу. При этом нерусские крестьяне получили земли в 1,5–2 раза ниже, чем русские. Государственные крестьяне лишались почти всех лесов, которыми они пользовались прежде. Это тяжело отразилось на их положении. Основная часть их бюджета стала уходить на уплату оброчной подати за полученную землю, на аренду лесных и земельных участков.

В целом же малоземелье, высокие выкупные платежи и другие повинности, политическое бесправие крестьянских масс в условиях сохранения помещичьего землевладения ставили пореформенную деревню в тяжелые условия развития. В Казанском Поволжье это положение обострилось национальным гнетом и религиозными притеснениями нерусских народов.

Не улучшили положение народных масс деревни и города и другие реформы, последовавшие за отменой крепостного права: земская, городская, судебная, финансовая, военная. Подчиняясь властным потребностям капиталистического развития страны и требованиям общественного движения, самодержавие уступило, но постаралось до предела ограничить права и функции земских, городских, судебных, финансовых и других учреждений, свести их на положение покорных исполнителей своей воли. Земские и городские органы, например, вынуждены были заниматься чисто местными хозяйственными делами (строительство дорог, школ, больниц, благотворительство и т. п.) и ни в коей мере не вмешиваться в острые социальные проблемы. Нерусские народы края – татары, чуваши, мари и др. по-прежнему оказались лишенными права участия в государственной работе. Реформа 1861 г. вызвала резкое обострение классовой борьбы в «освобожденной» деревне. Крестьяне решительно отказывались принимать реформу, выполнять барщину и оброчные повинности, вообще в чем-либо подчиняться помещикам. Они почти повсеместно объявили законодательные документы реформы подложными и стали добиваться настоящей воли. Эта была борьба за полную ликвидацию крепостнических поместий, за свободное развитие крестьянского хозяйства.

В социально-экономической жизни пореформенной России происходили крупные перемены. Капитализм, так долго сдерживаемый феодально-крепостническим строем, спешил перекроить на свой лад экономико-географическую карту страны: сеть стальных железнодорожных линий неумолимо покрывали ее территорию, крепли и росли вновь большие промышленные центры, все более отчетливо выделялись районы сельскохозяйственной торговой специализации, происходило массовое передвижение населения в индустриальные места.

Казанское Поволжье не стояло в стороне от столбовой дороги истории. Капитализм и здесь энергично утверждал себя в городе и деревне. Но его развитие и выкорчевывание пережитков феодализма в этом районе имели ряд особенностей, вызываемых спецификой исторического развития края, многонациональным составом его населения.

Жизнь края 60 – 90-х годов XIX в. была полна разительных и ярких контрастов, во многом типичных для буржуазного общества. Они были заметны повсюду: в городе и деревне, промышленности и сельском хозяйстве, торговле и культуре, бытовом укладе и религии народов, издавна тяготевших к Волге и Каме.

В пореформенные годы фабрично-заводская промышленность края шагнула вперед по пути капиталистического прогресса: ценность ее продукции увеличилась в три раза, укрепились «старые и увеличились новые фабрики и заводы. Однако такой промышленный облик приняли лишь немногие города, из которых на первое место следует поставить Казань как город совершенно исключительный в развитии края. Затем следовал Чистополь с его первоклассной пристанью. Бондюга с его химическим заводом и, конечно, Кукмор с его кожевенными, валяльными и ткацкими предприятиями. Это далеко не равнозначные между собой центры местной фабрично-заводской индустрии выделялись как крупные острова среди обширных чисто земледельческих мест края. Что и внутри этих центров в итоге промышленного переворота, завершившегося в начале 80-х годов, произошла концентрация производства на "^скольких предприятиях, которые буквально задавили массу мелких заведений. Самыми большими из них оказались мыловаренно-свечный завод Крестовниковых, а также текстильные и кожевенные фабрики Алафузова в Казани. Далее шли средние предприятия типа чугунолитейного завода Свешникова, сельскохозяйственного машиностроения Рама и др. К ним приноравливались, от них зависели десятки и сотни мелких городских заведений (пищевых, деревообделочных, кожевенных и др.).

Под влиянием капитализма все более сложным и противоречивым становился весь социально-экономический строй пореформенной деревни. Сельское хозяйство Казанской губернии, в котором было занято большинство ее населения, принимало все более торговый характер: за срок пореформенных лет валовой сбор хлеба возрос здесь с 54 до 72 млн. пудов, т. е. на 33%. Из общего количества собранного хлеба (ржи, овса, ячменя, пшеницы и др.) в средние по урожайности годы поставлялось на рынок до 20–30 млн. пудов. Значительная часть крестьянства голодала и разорялась, но вынуждена была продавать свой хлеб, чтобы расплатиться с долгами и податями. Усиление связи крестьянских хозяйств с рынком вызывали глубокие сдвиги в пореформенной деревне, создавали резкие контрасты сельской жизни. Прежнее натуральное крестьянское хозяйство безжалостно разрушалось. Общину охватил процесс расслоения: из середняцкой массы формировались два новых типа сельского населения – крестьянская буржуазия и деревенский пролетариат. В начале 80-х годов в русской деревне Казанской губернии сельская буржуазия составила 12% всех крестьянских дворов, в татарской – 5,3%. С другой стороны, 39,3% всех русских крестьянских дворов края и 56,8% татарских хозяйств входили в ряды сельского пролетариата. Сельская буржуазия владела значительной частью надельной, купчей и арендованной земли, скота, новых сельскохозяйственных машин (веялки, молотилки, жнейки и др.). На другом полюсе деревни совсем иная картина – малоземелье, страшная кабала у кулаков и помещиков, чрезвычайно низкий, примитивный уровень жизни неимущих крестьян, батраков, сельских поденщиков и чернорабочих. Особенно резкие контрасты наблюдались в татарских деревнях, где было много безлошадных (34%) и однолошадных (45,5%) дворов, а слой кулацкой верхушки невелик, но очень богат.

Товарный характер зернового хозяйства, расслоение деревни, особенно усилившиеся в последние два десятилетия века, свидетельствовали о развитии капитализма в сельском хозяйстве края. Но здесь это развитие шло по так называемому прусскому пути, когда ведущая роль в землевладении принадлежала помещику, а основная масса крестьянства была осуждена на «десятилетия самой мучительной экспроприации и кабалы» при выделении небольшого слоя «крупных крестьян». Несмотря на то, что после падения крепостного права дворянское землевладение в крае заметно сократилось (только за 60–80-е. годы почти на 100 тыс. десятин), «власть земли» и в пореформенные годы оставалась в руках помещиков, наиболее крупные поместья которых достигали 3–4 тыс. десятин. В то же время 763,6 тыс. крестьянских дворов имели в среднем от 6 до 12 десятин на один двор, да и это количество неуклонно сокращалось. Крупные и средние помещичьи латифундии, с одной стороны, нищенские крестьянские наделы, с другой – таков основной социальный контраст и фон пореформенной» сельской жизни края, характерный для всей Европейской России тех лет. Учитывая совершенно безвыходное положение земледельцев, вынужденных на любых условиях арендовать землю, помещики навязывали им кабальную отработочную систему, душили их самыми грабительскими способами. В 80–90-х годах в Казанской губернии более двух третей пахотных угодий помещичьих имений обрабатывалось малоземельными крестьянами путем отработок, от которых особенна тяжело страдала нерусская деревня.

Деревня была придавлена не только помещичьим землевладением. Ее разоряли высокие выкупные платежи, многочисленные денежные и натуральные повинности, чересполосица, политическое бесправие, национальный гнет и притеснения. Не случайно в пореформенном сельском хозяйстве преобладающими пахотными орудиями все еще являлась деревянная соха и сабан, господствовало трехполье и т. п. Все это вызвало хронические неурожаи, а то и массовые голодовки. С 1863 по 1893 гг. на территории Казанской губернии было отмечено 4 голодных года и 7 значительных неурожаев. Особенно катастрофическим оказался голод 1891 г., который унес десятки тысяч человеческих жизней, показал полное равнодушие царизма к судьбам многомиллионного крестьянства.

Разоренная часть деревни бросалась в города, мечтая хоть там найти спасение от нищеты и голода. Однако город встречал их холодно, поражая еще более резкими контрастами социальной жизни, подминая и давя бесчеловечной эксплуатацией на фабриках и заводах.

В ходе развития капитализма складывались совершенно новые классы общества – пролетариат и буржуазия. Главным и наиболее важным последствием промышленного переворота явилось, бесспорно, формирование пролетариата. Первые его кадры в Казанском крае, как и в других районах страны, образовались из рабочих дореформенных фабрик и заводов, а также из крестьян, не получивших надела по реформе 1861 г. Однако основным источником пополнения рядов пролетариата явилось расслоение крестьянства, выбрасывавшее на рынок труда свободную рабочую силу в виде батраков, поденщиков, чернорабочих. Ряды промышленного пролетариата пополняли также сельские «кустари» и городские ремесленники, потерявшие свою былую самостоятельность и в земледелии, и в промыслах.

Среднегодовая численность промышленных рабочих в Казанской губернии в 1861 – 1870 гг. была равна 5,7 тыс. человек, в 1871 – 1880 гг. – 7,9 тыс.", в 1881 – 1890 гг.– 8,6 тыс., в 1891–1900 гг. – 20,0 тыс. человек. За все пореформенное сорокалетие пролетариат увеличивается здесь в среднем на 14,2 тыс. человек, или на 247,8%. Это намного превышало темпы роста рабочего класса не только во всем Среднем Поволжье, но и средние показатели по Европейской России. Главным центром формирования фабрично-заводского пролетариата стала Казань, на предприятиях которой в отдельные годы сосредотачивалось до 70% всех промышленных рабочих края. К концу века пролетариат города насчитывал в своих рядах 8 тыс. человек.

Важной особенностью формирования пролетариата в крае являлось то, что он с первых своих шагов складывался как многонациональный отряд, в состав которого входили русские, татарские, чувашские и другие рабочие. В ходе борьбы против буржуазии крепло единство рабочих всех национальностей.

Фабрично-заводской пролетариат, выступая авангардом наемных рабочих, составлял немногим более восьми процентов от всей огромной армии наемного труда в губернии, насчитывавшей в конце века до 280 тыс. человек: рабочие речного и сухопутного транспорта, городского хозяйства, портовики, строители и дорожники, лесные рабочие, отходники и т. п. Это был настоящий резерв для пополнения кадров пролетариата. Естественно, что местная промышленность была не в состоянии поглотить такую колоссальную массу желающих получить работу. Процесс пролетаризации крестьян и «кустарей» намного опережал ее возможности. Отходничество, широко распространенное в губернии (до 100–140 тыс. человек в год), забрасывало обедневших людей – русских, татар, чувашей и других – на полевые работы к кулакам и помещикам Заволжья, Дона, Кубани, Северного Кавказа, а также на шахты и заводы Донбасса и Урала, нефтяные промыслы Баку и т. д. Но и такой отчаянный шаг, связанный с отрывом от семьи, родных мест и земли не спасал крестьянские земли от разорения и обнищания, не разрешал социально-экономических противоречий ни в городе, ни в деревне.

Жизнь и труд рабочего класса проходили в условиях хищнической эксплуатации, политического бесправия и угнетения. Продолжительный рабочий день, низкая заработная плата, бесконечные штрафы и издевательства администрации – обычная картина положения пролетариата е крае. Широко применялся женский и детский труд, хотя он оплачивался гораздо ниже мужского. Отсутствие охраны труда приводило к массовым несчастным случаям и смертности.

Особенно трудно приходилось татарам, которых держали обычно на низкооплачиваемых работах. Рабочие ютились в ужасных бараках, лачугах, сырых и темных подвалах.

Разительным контрастом на общем фоне тяжелого положения крестьян и рабочих выделялось богатство растущей буржуазии. Промышленность края держали в своих руках такие крупные русские капиталисты, как Алафузов, Крестовников, Ушков. Росла и набирала силы татарская буржуазия. Она.владела ткацкими, кожевенными, меховыми и другими предприятиями, но особенно преуспевала в развитии широких торговых операций в Волжско-Камском крае, Казахстане, Средней Азии, где успешно конкурировала с русским капиталом. Усилиями русских и татарских купцов торговые обороты только внутри Казанской губернии увеличились за пореформенные годы вдвое. Решающую роль в этом сыграли волжское и камское пароходства, связывающие край с крупными торговыми центрами России и заграницей. Промышленные и торговые «тузы» построили в центре Казани роскошные особняки. Здесь появились водопровод, конная железная дорога, трамвай, газовое освещение и телефонные линии. Рабочие же окраины Казани оставались в крайне запущенном состоянии.