Золото мертвых

В час ночи я приехал к прииску и стал наблюдать в бинокль. Дождь за окном набивал мелодию из фильма профессионал. Саша, как и я любил этот фильм. Мы с ним даже ходили на него в неделю французского кино в Москве, когда его только выписали из госпиталя. Жизнь в разведке полна всего, боли, ран, предательств. Я помню его взгляд, когда герой уходил к вертолету с вопросом дадут ли ему жить или его жизнь оборвется. Грусть и пустота в моей душе будет всегда. Мне жутко будет не хватать наших с ним посиделок по пятницам. Мысли о том, что он не мог сам нажать на курок крутятся в моей голове все больше и больше. Факты упрямая штука, но парой лучше не верить в них. На прииске почти ничего не происходит, все очень тихо. Час за часом я наблюдаю за ним под проливным дождем, но в четыре часа все изменилось. Из одного цеха вышел мужчина с двумя канистрами. Причем канистры слишком тяжелы, потому что он их нес с невероятным трудом к белой ниве. Есть три варианта, либо он пытается вывести ртуть с прииска, либо золото, а последний вариант у него просто сорвана спина. В любом случае это надо проверить, поэтому я поеду за его машиной. Когда машина выехала за территорию прииска я сел ей на хвост. Из-за тумана мне пришлось почти прижаться к ниве, чтобы не упустить. Водитель нивы заметил меня и увеличил скорость. С каждой минутой мы мчались все быстрее, разгоняя лужи на дороге. Капли дождя попадая на стекло, разлетятся на тысячи капель. Внезапно из-за поворота выскочил длинномер, я стал резко тормозить. По сырой от дождя трассе машину занесло и выкинуло на обочину. Единственное что я запомнил это номера нивы и левого грузовика подрезавшего меня. Адреналин в моей крови резко вырос, когда машина перестала крутится, на дороге я сделал вдох и открыл дверь, чтобы вздохнуть воздухом. За весь мой водительский стаж такого у меня никогда не было. Я вышел из машины и встал под проливной дождь, подняв голову. В небе все еще мелькают молнии. Пустота внутри меня по-прежнему сжимает все в мой груди. Я только что сам не убился насмерть. Что было бы со мной, если бы влетел в этот грузовик со скоростью сто сорок. Думаю только тело без малейшей жизни. Что за дибилы ездят на грузовиках с такой скоростью? Пожалуй, завтра поеду и посмотрю этому дибилу в глаза. Номер я знаю, остается лишь формальность, найти этого водителя. За какие-то минуты дождь полностью промочил мою одежду. Вот она суровая жизнь сотрудников наружки. Целыми днями в машине рискуя здоровьем. Когда я сел в машину увидел, что мне звонил неизвестный номер. Причем префикс оказался московским, кто же это мог быть? Я набрал номер и стал дожидаться ответа. Мне ответил женский голос, и судя по нему это Диана.

Диана – Наконец-то ты позвонил.

Я – Ты чего не спишь.

Диана – Не хочу. Ты ведь тоже не спал.

Я – Да.

Диана – Мы можем сейчас встретится?

Я – Где и во сколько?

Диана – Через полчаса в моем отеле. Комната двадцать два.

Я – Хорошо скоро буду.

После того как я положил трубку завел двигатель. Мое сердце до сих пор бьется очень быстро. Адреналин, который я получил, похоже, очень сильный стимулятор. Ливень на улице стал еще сильнее. Все дорогу дворники с трудом разгоняли воду со стекла. Водителю нивы, есть что скрывать иначе он бы не устроил гонку в такую погоду. Я кончено уже не сомневаюсь что машина в угоне, поэтому даже не буду звонить никуда. Перехватывать по постам тоже уже бесполезно. Больше всего мне это напоминает провал. Теперь все залягут на дно. Через полчаса я уже был у двери номера Дианы. Мне очень не понятна, почему она не улетела. Все причины мне стоит выяснить сейчас. Я постучал в дверь, и буквально через минуту Диана открыла дверь. Ее вид ужаснул. Черные слезы оставили на лице невероятную картину горя. Она дрожащей рукой показала мне, что бы вошел. Мне самому больно смотреть на нее в таком виде. Я прошел в комнату и сел на кресло, Диана закрыв дверь села напротив меня.

Диана – Ты действительно веришь, что он покончил собой? Что его могло толкнуть на это?

Я – У него рак был.

Диана – Что? Он мне ничего не сказал.

Я – Не хотел тебя волновать.

Диана – Господи, такой молодой, здоровый и рак. Ужас.

Я – Диана, что он тебе тогда говорил.

Диана – Да ничего. Выпьешь? Ах да забыла ты не пьёшь, извини.

Я – Диана, ты можешь рассказать все о разговоре. Детально его пересказать.

Она взяла бутылку виски со столика в номере и отпила из горла. После начала рассказывать прерываясь на паузы, что бы выпить. Действительно Саша ей ничего не сказал. Единственное что может напрячь, это его фраза; если завтра не позвоню, то меня уже нет. К чему он это сказал. Если он ей ничего не говорил о болезни, о своей жизни. Саша вообще сказал, что он занят чем-то серьезным по службе. Диана постепенно оказалась в моих объятиях. Она рассказывала всякие истории из их с Сашей жизни. О многом я не знал. Рассказы Дианы показали мне Сашу с другой стороны, нежным, безумно романтичным, а также гонцом за адреналином. Мне никогда он представал в таком виде, если про романтику я знаю, но про адреналин даже не думал. Саша всегда искал пути как можно меньше рисковать, а то что она мне рассказывает, переворачивает мои представления. Хотя можно подумать о том, что Саша тщательно планировал это все, но сплав на байдарках или подъем по семидесяти метровой скале без страховки нельзя осуществить без риска. Диана уснула лишь в десять утра, но меня сон так и не берет, поэтому я отправился в управление, что бы подтвердить или опровергнуть свои гипотезы. Дождь по-прежнему шел на улице, правда это уже не ливень. Честно я даже сам сейчас не хочу солнца, мою грусть хоть чуть-чуть поддерживает погода. Город, конечно стоит в пробках, но сейчас не все как раньше. По моему лицу медленно стекают слезы. Тряпка ли я? Нет, мои глаза видели слишком много. Любимое слова людей, кто никогда не знал каково это смотреть на то, как умирают твои друзья на твоих руках, ты мужчина не плачь. По правде, нужно сказать, я мужчиной стал, но куда легче жить в неведенье. Говорить людям ветеранам всякие гадости, считая себя мужиком. Я видел уже многих, и заметил такие мужланы, на войне ломаются слишком быстро. Легко осуждать людей, даже не зная как это стрелять в себе подобных. Я конечно не воевал с солдатами, но кто знает жизнь еще длинная. Во мне всегда живет надежда, что больше не возьму в руки оружие. Мой пистолет по-прежнему лежит в качестве улики, а хочу ли я видеть его? По моему, тяжело держать оружие убившее твоего друга. Когда подъехал в управления Антон стоял с кем-то возле входа, увидев меня он попрощался, с человеком и стал ожидать.

Я – Привет.

Антон – Привет. За стволом пришел?

Я – Не только.

Антон – А что еще?

Я – Забрать некоторые вещи из стола.

Антон – О я их в коробку уже сложил. Идем.

Когда мы пришли в кабинет, я понял, что нечего не изменилось. Антон по-прежнему составлял досье на сотрудников и не только. Усб гордое слово, от которого меняются лица людей наделенных властью. Всегда появления сотрудника отсюда вызывает неприязнь. Антон налил мне чаю, как в старые добрые времена.

Я – Антон ты можешь узнать по этим номерам владельцев.

Антон – Да. Сейчас узнаю.

Он взял ноутбук и через минуту усмехнулся распечатки с принтера.

Антон – Ты что угонами занялся?

Я – Нет, а что такое. Обе в угоне?

Антон – Нет. Только нива. А грузовик принадлежит одной фирме по грузоперевозкам.

Я – Классно.

После конторы, я отправился на базу, которой принадлежал грузовик, чуть не убивший меня ночью. К счастью долго искать не пришлось, водить фуры копался в двигателе прямо на въезде на базу. Я подошел к нему с невероятной улыбкой.

Я – Вы сегодня ночью по Новомосковкому тракту ехали.

Водитель – Нет. Машину кто-то арендовал, другой водитель был.

Я – А можете проводить меня к нему?

Водитель – Он не из наших. Я видел его всего один раз.

Вот это уже интересно, покажу как я ему фото того кто в Мазе сидел, в который врезался начальник охраны прииска. Я протянул фото и его сразу же опознали.

Водитель – Он. А что случилось? Сбил кого?

Я – Нет. Все хорошо.

Получается очень красивая комбинация, одна машина вывозит золото, а другая в случае преследования блокирует дорогу, что бы первая машина ушла. Схема проста до банальности. Мне нужно искать шофера грузовика и водителя нивы, он все равно должен быть как-то отмечен у охраны прииска, но как? Все методы я уже испробовал, осталось лишь ждать стукача. Грузовиками этой компании они больше не воспользуются. Даже думаю, что пока они залягут на дно. Сейчас мне надо самому быть осторожнее. Здесь игра по крупному, кровь действительно рекой. Возможно, грузовиком пытались накрыть меня, а значит пора брать в руки оружие, снова. Мне срочно надо ехать на прииск и получать все информацию о человеке. Мне вот с нивой не нравится. Ведь зачем ездить на вороновой, когда можно сделать фантом. То есть найти похожую машину и взять ее номера. Глупо как-то, но сдается мне это всего лишь на первый взгляд.

В четыре я приехал на прииск и сразу направился на проходную. Мне сразу дали координаты водителя нивы. Оказывается это был один из сотрудников охраны, который работал на прииске в течение трех лет. Я позвонил Антону и попросил узнать о нем поподробнее, через десять минут Антон перезвонил с взволнованным голосом.

Антон – Нашел я инфу для тебя.

Я – А что такое?

Антон – Это бывший наш коллега. Раньше служил в Златоусте.

Я – А где я его могу найти.

Антон – В морге. Адрес дать?

Я – В смысле?

Антон – Сегодня утром он и еще трое мужчин сгорели в частном доме. Утечка газа. Кстати там сгорел и тот человек, которого ты искал.

Я – Я много кого искал. Который?

Антон – Дальнобойщик.

Я – Красота. А кто третий?

Антон – Еще один бывший наш коллега. Женя во что ты ввязался?

Я – Я сам пока не знаю. Третий погибший, в каком отделе служил?

Антон – В антитерроре, у нас в управлении.

Я – Понятно. Дай мне информацию о них. На мыло скинь.

Антон – Хорошо. Будь осторожнее. Очень не хочу побывать и на твоих похоронах.

Я – Надеюсь, это не случится.

Я не успел положить трубку, как мне позвонил Язычник.

Язычник – Доров. Ты идешь сегодня?

Я – Не знаю. Как там парни.

Язычник – Отлично. Все собираемся у Зори через час. На дачу сам понимаешь, не едем, в кафе посидим.

Я – Скоро буду.

Хорошо, что прииск находится не так далеко от города, но наша прогулка ни что по сравнению с тем что мне рассказал Антон. Похоже, мое московское начальство было право, есть и крот в управление, есть и бывшее сотрудники, а значит есть и кто-то выше всех этих. Возможно, Дэн знал третьего сгоревшего, все-таки один отдел. Вывод очень не утешительный, я раскрыл канал, поэтому быстро обрубили концы. Даже сказал бы слишком быстро. Хотя есть и другой вариант, может кто-то пытается сбить меня с пути, но это наименее правдоподобная гипотеза.

К назначенному времени я подъехал к Зоре, но никого еще нет. Дождь по-прежнему морист по окнам машины. Сколько времени когда-то я провел на скамейках возле этого кинотеатра. Заря это старый кинотеатр построенный в пятидесятых напротив него всегда стояли скамейки и небольшой фонтан. Ну в принципе с тех времен ничего не изменилось. Сколько я времени провел сидя на этих скамейках. Сейчас шум дождя за окном нагоняет воспоминая. Здесь у нас с Сашей была третья встреча. Была жуткий снегопад, наверное, за час падало около десяти сантиметров снега. Я с трудом дошел от дома досюда, Саша был уже на месте и встретил меня снежком прямо в нос. Он был одет в белую, полу камуфляжную куртку, из-за чего мне было сложно увидеть его. Сначала в мою голову пришли мысли о том, что снежок кинул кто-то из знакомых, но потом увидел это чудо, прячущееся за фонтаном. Саша тогда вел себе со мной, курсантом первого курса, как с ровней. Он рассказывал истории из учебы и не только. Не понимаю, что тогда его привлекло во мне. Мы сдружились очень сильно возможно, потому что я был из его родного города, ну или почти родного. Все-таки он же в Питере родился. К фонтану подошел Эльдар и Язычник, а значит, пора выходить из машины. Даже не знаю, хочу ли я этого, так или иначе нужно идти. Через минуту я вышел и чудом наткнулся на Игоря, вместе мы подошли к парням. Моросящий дождик явно не располагал к беседе, поэтому мы ушли в кафе неподалеку.

Игорь – Ну что по пиву.

Язычник – Хорошо.

Да, и мне похоже предается по пиву, для поддержания беседы. Вскоре мы уже сидели, держа в руках кружки с холодным пивом, только вот, когда я сморю в нее мне становится как-то противно. Выпивка определенно не способ уйти, от боли и пустоты потери друга, для меня. Парни стали вспоминать счастливые школьные годы. Не спорю, они были очень счастливыми, но сейчас не до веселья. Что с прииском делать, все концы уже обрублены. Причем рубили профессионала так, просто бывших сотрудников не уложишь в могилу. Должен быть профессионал экстра класса, возможно выходец из ЦСН ФСБ, и конечно же информация о таких людях на земле не валяется. Опять тупик. Нужно с Дэном пообщаться насчет третьего человека, только его телефон молчит. Ладно думать вредно, нужно в беседу включится.

Игорь – У нас до седьмого класса одноклассник был классный. Денег у парня куры не клевали. Он всегда закупался на косарь и вел весь класс в клуб играть за компами. Помню когда Женя впервые привел меня к себе домой, я подумал еще один богатенький пришел. Тоже деньгами блистал, хотя оказался намного умнее.

Я – Спасибо. Я рад слышать, что умнее оказался. Ну Гоха конечно это нечто. Выходит из подъезда, а его уже ждут гопники.

Язычник – Всегда так было.

Игорь – Да, он деньги у родоков тырил по тихому. Его из-за гопоты и в другую школу перевели. Ты то, его знаешь откуда?

Я – Здрасте, я вообще-то с ним в одном доме живу.

Игорь – И как он сейчас?

Я – Веришь, нет. Я его года три не видел.

Игорь – Затерялся или переехал. Мне в девятом классе так хотелось к вам на выпускной придти.

Я – Жаль не пришел. Было классно. Отец у язычника пришел с двумя большими пакетами, в одном пиво, а в другом чипсы, и отдал все это нам. Мол нате дети развлекайтесь.

Язычник – Помню такое. Было. К несчастью он не одной открывалки не принес, поэтому мы отбивали крышки об раковины в туалете. Сколько бутылок переколотили таким образом.

Я – Мне больше запомнилось, как Эльдар напился во время игры в теннис.

Язычник – Что. Эльдар пил?

Я – Было у него такое. Он лег на теннисный стол и сказал; мне хорошо.

Эльдар – смешенным голосом – Это не я был.

Язычник – Вот про выпускной одиннадцатого класса, я не помню ни чего. Мне всегда рассказывают, а я искренни улыбаюсь, думая про себе вот дибил.

Разговор с кружкой пива продолжался до десяти вечера, лишь тогда я вернулся домой. Алкоголи не помог мне снять, стресс. У меня вообще такое ощущение, что мои мозги трезвы всегда, и мыслительный процесс в них можно остановить, только срубив голову. За столько учения искусства ниндзя, я так и не понял главного, как освободить разум от мыслей. Медитация для меня всегда была скорее процессом погружения в мир мыслей. Пожалуй, если от мыслей не уйти, нужно просто погрузится в этот мир. Последний раз я уходил в этот мир чуть больше года назад, что бы подумать о поведении Кати, о ее образе жизни. Я просидел целый день на коврике в зале, даже не открывая глаза. Катя тогда сильно испугалась за меня, когда увидела утром, придя из клуба, сидящего в центре комнаты человека, абсолютно не реагирующего на мир. Она тогда даже чуть скорую не вызвала. Тот мир мыслей помог мне, как-то смерится с ее образом жизни. Тусы, посиделки с подругами, почти перестали напрягать меня, но ночи по-прежнему оставались бессонными. Катя попросила меня тогда больше никогда не медитировать. В детстве медитация мне помогала собраться с мыслями и забыть о семейных проблемах. Изучение Японии и в частности буддизма позволило мне открыть глаза на другой мир. Ниджицио очень кровавое единоборство, но это не просто эффектные приемы, это целая философия жизни. На самом деле ниндзя вступали в бой, только в крайнем случае. Мастер Ниджицио всегда обходил препятствия, не вступая в бой. К несчастью я учил все по книгам, со мной никогда не было учителя, который бы помог, но даже так у меня получилось освоить значительно количество информации. Думаю, когда у меня появятся дети, я обязательно посвящу их в это искусство. Надо Алене, что ли позвонить. Набрав номер, я услышал гудки, они продолжались с минут пять, по истечению, которых она все-таки взяла трубку.

Я – Привет, чего трубку не брала?

Алена – По телефону говорила. Как ты день провел?

Я – Честно. Не очень. Ты как?

Алена – Прекрасно. Я сегодня наконец купила купальник и сразу же опробовала его. С Гоблином и его девушкой съездили на карьер купаться.

У меня закралось сильное подозрение, потому что Гоблин ни шагу не ступает без ее бывшего. Это информация более чем проверенная, она же из запроса, который я отправлял в марте.

Я – Только лишь?

Алена – Что за подозрения?

Я – У меня просто другая информация.

Алена – Да. Был там Вова. Ты теперь за мной шпионишь?

Я – За тобой просто приглядывают.

Алена – Что? Да как ты смеешь.

Я – Не общайся с ним. Прощу тебя.

Алена – Не могу. Он должен сделать одно дело.

Я – Алена. Я все сказал. Ты маленькая еще, что бы дела крутить. Поверь, это-то мне доложили. Не играй в песочнице с большими, ничего не добьешься, только шишак прибавится.

Внезапно в комнату Алены вошла ее мама, и стала опять что-то говорить.

Алена – Извини. Перезвони позже.

Я – Алена, я тебе звоню за тысячу километров, а тебе сложно со мной поговорить?

Алена – Да. Перезвони.

Я – Хорошо.

Она повесила трубку, а я почувствовал волну раздражения. Зачем звонить за бешенные, бабки в другой регион, если с тобой даже не могут просто поговорить. Через пятнадцать минут я перезвонил, но поговорить нам не удалось. Разговор прерывался по ее вине несколько раз. В итоге я почувствовал, что стал злится, из-за этого. Давно во мне не было этих чувств. Появилось именно злость, поэтому решил не продолжать разговор и лег спать. Планы на завтра занятия чисто оперативной работой. Так и получилось. Я собирал информацию, но зацепок так и не увидел. Ни до Дэна, ни до начальства у меня дозвонится не удалось. Словно все куда-то исчезли. Телефон Ершова тоже предательски молчит. С Аленой разговора тоже не удалось с самого утра, опять мы поругались из-за ее прекрасного общения с псевдо другом. Хотя могу признаться, за весь день она оказалась тем человеком до кого я смог дозвонится, в отличие от всех остальных. Общение с ее другом меня стало добивать. Это словно нож в спину. Сегодня она собралась с ним и еще парой друзей идти в кафе. Хорошо хоть в этот раз предупредила. Не очень-то мне нравится узнавать все постфактум. В первые за долгое время мне настолько тяжело на душе, такого я не чувствовав давно. Это не боль, это щемящая пустота. Мысли как бы совсем о другом, о работе, но грусть окутывает меня все сильнее. Вечером я позвонил Алене снова в надежде на разговор.

Алена – Привет.

Я – Привет. Ты все-таки пошла с ним в кафе?

Алена – Да. Это плохо?

Я – умиротворенным голосом - Да.

Алена – Я же не одна.

Я – Все равно. Я просто хочу с тобой поговорить. Знаешь мне тяжело сейчас. Зачем ты делаешь больнее.

И вновь послышался чей-то голос со стороны, отвлекающий Алену.

Я – Ты можешь со мной поговорить?

Алена – Я занята!

Я – Чем? Сидением с друзьями и поглощением пива.

Алена – Тебе же твои шавки все докладывают. Может, ты с ними говорить будешь.

Я – Алена, я прошу тебя. Поговори со мной сейчас. Разве это сложно?

Она снова отвлеклась. Мои нервы совсем накалились, поэтому я бросил телефон на сидение машины. Через минуту мой телефон зазвонил, но по мелодии это была не Алена, а Дэн.

Дэн – Здорова, чем занимаешься?

Я – Ничем.

Дэн – Завтра, есть предложение встретится с Сашиной дочерью.

Я – И как ты это себе представляешь? Ей ведь всего три.

Дэн – Я сегодня в Москве купил щенка далматинца и думаю его ей подарить. Может, поступим так. Ты договоришься с Катей о встрече где-нибудь в парке Маяковского и о том, что бы она взяла с собой Олю.

Я – Твоя взяла я за.

Дэн – Ну тогда договаривайся на часа три. Ты дома будешь в это время?

Я – Да.

Дэн – Я за тобой заеду в два.

Я - Хорошо.

Странно, я вспылил, бог знает за сколько лет. Алена так и не перезвонила мне, похоже, она решила выждать пока остыну, это даже лучше, наверное. Я взял телефон и нашел Катин номер. Последний раз этот номер был набран на моем телефоне полгода назад. Ее фотография все еще хранится в нем, прикрепленной к номеру. Я замер смотря на фото, тяжело просто взять и позвонить поле всего. Мне тяжело это сделать, не смотря, что в понедельник мы хорошо с ней общались. Интересно и то, что на моем брелке по-прежнему есть ключ от ее квартиры. Зачем он мне? Не знаю. Нажать на вызов я смог, только через пятнадцать минут.

Я – Кать привет.

Катя – бодрым голосом – Привет. Что-то случилось?

Я – Вроде нет.

Катя – Ты просто позвонил.

Я – Вообще-то да. Случилось. Дэн предлагает завтра прогуляется в парке Маковского.

Катя – Хорошо. Во сколько?

Я – В три. Возьми Олю с собой, у нас подарок для нее.

Катя – Хорошо. Жень, как ты?

Я – Ты по голосу слышишь.

Катя – А сейчас ты где? Хочу увидеться с тобой.

Я – Кать извини, но не получится. Я на работе.

Катя – грустным голосом – Ясно. До завтра.

Не понимаю, почему я ответил ей так. Катя, наверное, единственная кто мог бы понять меня, но правду я не могу сказать. Как сказать ей, что его брат застрелился из моего пистолета, как сказать, что я вложил оружие в его руку. Лучше молчать. Наверное, нам действительно лучше быть подальше друг от друга. Я включил радио, что бы отвлечься, на первой же волне попавшейся под руку. К несчастью заиграла песня Doll Fix - Я устала, не будет больше слёз, и слова песни упали в душу; Дождь льет всю ночь, из окна. А я сижу в слезах, опять одна. Света нет давно, в моей душе. Зачем, скажи, ищу тебя везде. Снова ко мне резко пришла пустота на душу. Если бы Катя отправила мне ммс с этой песней, когда мы расстались, я бы, наверное, долго находился в вакууме. Мне даже сейчас тяжело слышать слова песни, но переключать станцию не хочу. Это уже не просто пустота, это что-то другое. Грусть и пустота – это близкие понятия. Они никогда не будут разделены, но это не одно и тоже. О грусти ты знаешь всегда, ну или почти всегда, а вот пустота это что-то не изведанное. Она приходит ко мне внезапно, убивая настроение. Парой я чувствую, как у меня прихватывает в груди, но это не сердце. Просто дышать тяжелее как-то

Когда я подъехал к дому, дождь прекратился, а солнце медленно начало пробиваться сквозь, рассевающееся черные облака. Столько дней дождя не прошли незаметно для города. Как один день боли! Антон отдал мне мой пистолет, но в руки я его не могу взять. Сейчас он лежит в бардачке. Сегодня уже пятый день со смерти Саши, а шок так и не ушел. Мне по-прежнему не верится в версию с самоубийством. Может быть получится дозвонится хоть до какого-нибудь начальника. К удивлению мне ответили.

Алексей Андреевич – Ну наконец-то на связи появился. Узнал что-нибудь?

Я – И, да и нет. Авария с шефом охраны подстроена. Я нашел утечку золото но, к сожалению все люди на, которых вышел уже мертвы. Двое бывших сотрудников службы.

Алексей Андреевич – Так не высовывайся, я завтра прилетаю. Оружие держи при себе и носи бронежилет. Какой обьем золотого песка вывези с прииска.

Я – Около тридцати килограмм, может, быть и больше. Я не смог догнать машину вывозившее золото, а на утро водитель уже сгорел на своей даче.

Алексей Андреевич – Бронежилет тоже одень. Слишком большие люди. Ершову пока ничего не говори.

Я – Так точно.

После разговора с шефом я все-таки забрал Глок из бардачка и пошел домой спать. Алена так и не перезвонила. Да и черт с ней, без нее проблем навалом. Сразу же, как зашел домой, лег спать. Ни что меня не могло разбудить, поэтому проснулся за пятнадцать минут до приезда Дэна. Поспал, однако. К удивлению пропущенных вызов на телефоне не оказалось. Алена так и не перезвонила, а это уже плохо. Вздохнув полной грудью, я стал одевать бронежилет и кобуру. Жизнь за какой-то год изменилась до неузнаваемости, теперь мое сердце защищает не любовь, а ледяной метал на груди. Я уже сейчас замечаю, что не все у меня, как у рядовых сотрудников. Тишины нет. Когда вышел из дома во двор, там уже стоял бронированный Хамер друга. Дэн сидел в машине перебирая документы. Солнце стоит очень высоко, но лужи после дождей еще блестят на асфальте. Легкий бриз чуть обдувает мое тело, но вся прелесть природы в этот жаркий день мне не дает умиротворения. Да и какое спокойствие может быть, если даже мои друзья ездят в бронированной оболочке? Конечно Хаммер Дэна это побольше части рабочий, он просто на нем ездит, но все равно не спокойно. Я подошел к машине и сел в нее. Дэн сразу увидел броню на мне, после чего ухмыльнулся.

Дэн – Ты, во что там ввязался? Я на броневике катаюсь теперь, а ты в бронежилете. Что творится?

Я – Мир меняется.

Дэн – Что-то мне изменения не по душе.

Я – Ты вчера на похороны ездил?

Дэн – Откуда знаешь? Да, ездил. Там мужик знакомый сгорел. Вместе работали.

Я – Что можешь о нем сказать?

Дэн – Майор в отставке. Раньше служил в контрразведке. Так то, нормальный мужик, правда занимался чем-то мутным. Мой тебе совет налезь в эту кашу.

Я – Ты уже сам понял, что уже залез.

Дэн – Попытайся вылезти. Думая не тебе говорить, что так просто газ у нас не взрывается.

Я – Понимаю.

Дэн – Не залазь в чужую кормушку, если не хочешь быть в ней кормом.

Я – Не буду.

Дэн – Не будь самоуверенным.

Я – Что ты знаешь?

Дэн – Ничего кроме официальной информации. Ну собственно, что такое официальная информация для такого как ты. Ничего.

Я – Что ты знаешь?

Дэн – Говорю же ничего. Ладно, поехали!

Я – А щенок где.

Дэн - В багажнике. Он тихий. Я еще большого мишку купил.

Я – Ты крут. Я думал сейчас за ним заехать.

Дорога по городу заняла немного времени только вот не совсем удобно ездить в бронежилете. Отвык уже. Правда, я к этому не привыкал особо. Только в тренировочном лагере, и то мы носили его для утяжеления. Теперь война идет в моем городе. Нет, вы не увидите толпы с оружием, если в меня и будут стрелять то, только в подъезде или из проходящей машины. Хотя можно еще со снайперского выстрела, но я еще маленькая проблема. Снайперов вызывают тогда, когда к цели не подобраться из-за охраны. Дэн все дорогу перезванивался по работе. Руководство ЧОПОМ это очень сложное занятие. Всегда кто-то напьется, а кто-то попытается влезть в чужую квартиру. Парк, в которой мы сейчас едем, в некоторой степени символ моего детства. Это громадный парк с кучей аттракционов, включая высоченное колесо обозрения. Конечно оно не такое высокое, как на ВДНХа, но для маленького мальчика вид с колеса оказался чудом. Меня сюда привозили родители на каждое мое день рождение. Они проводили меня по всем аттракционам, которые были в парке. Я даже как-то на тарзанке здесь покачался. Причем это тарзанка была не обычной, резина была натянута на два десяти метровых столба, а снизу ее натягивали два парня, таким образом с земли я взлетал в небо почти до конца столбов. Это был всплеск адреналина. Потом уже когда вырос, сам стал ездить в него. Мне очень нравилась аллея из фонтанов и статуй. Это была особенная аллея, в ней в моей жизни многое произошло, ссоры с друзьями, встреча с первой девушкой, да и еще куча приятных моментов. Катя приводила меня сюда, чтобы покататься на картах. Ей всегда хотелось быть быстрее меня, но это не получалась. Кате вообще всегда нравится скорость, в принципе об этом может сказать ее машина. Черный спортивный Лансер, эта машина с невероятной дурью. С нуля до сотни где-то за пять секунд, его подарили Кате на совершеннолетие. К счастью, она не участвует на ней в уличных гонках. Подъезжая к парку я заметил машину удивительно похожую на Сашину, она парковалась возле входа в парк, Дэн тоже заметил ее.

Дэн – Тачка знакомая. Не находишь?

Я – Нахожу.

Через минуту из машины вышла Катя. Открыла заднюю дверь, откуда показалась рука маленького человечка. Похоже, Катя взяла Сашину машину. Она взяла Олю на руки и подошла к багажнику, что бы достать коляску. Мы с Денисом пошли к ней. Катя вообще как-то непонятно, сначала достала ребенка, а потом пошла, доставать коляску, ни проще было сделать наоборот. Дэн как всегда говоря по телефону стал доставать щенка из машины, а я вот подкрался к Кате со спины, но она увидела мое отражение в луже и обернулась с улыбкой.

Катя – Время идет, а ты так и не меняешься. Привет.

Она крепко обняла меня, но почувствовав бронежилет, оттолкнула. Ее улыбка сошла и появилась некая озадаченность.

Катя – Ты в бронежилете. Жень все хорошо?

Я – Ну не так что бы отлично. Это работа.

Катя – Ты охранником работать стал. Вот никогда от тебя этого не ожидала. Кстати классно смотришься в костюме. Не жарко? Сейчас ведь за тридцать.

Я – Эх типа я раньше не ходил.

Катя – Ну не в бронежилете же.

Улыбка на Катином лице появилась назад после того, как Дэн подошел к нам с щенком. Она присела к нему и стала гладить, приговаривая ути лапочка. Оля сидела коляске совершенно тихо но, улыбаясь смотря на щенка, но когда Катя поднесла щенка к ее лицу все мы услышали оглушительную мелодию детского голоса. Она стала махать руками, пытаясь потрогать далматинца. Сашина дочь еще не поняла всего, что произошло. Не поняла, что будет расти без родителей, только с бабушкой и сестрой. Жизнь жестко поступила с ней. Какая жизнь, здесь стою я, один из тех, кто выкрал ее и привез сюда. Все была в моих руках, выбор уже сделан, назад не поздно, но тайну мы с Андреем сохраним. Саша хотел так, я сделаю, как он просил. Тайна умрет со мной, если девушка захочет узнать кто ее мама, мы покажем ей могилу матери. Мы медленно пошли по парку, наслаждаясь солнцем, ведя беседу. Катя будет очень хорошей матерью. Она так заботится над Олей.

Я – Кать как тебе Лондон?

Катя – Полна впечатлений. Мне особенно понравился вид с ока Лондона. Это громадное колесо обозрения высотой сто сорок метров. Весь город как на ладони, едешь по нему, и тебе хочется взять его на ладонь. Помнишь на ВДНХА ходили?

Я – Конечно. Было хорошо.

Катя – Было чудесно. Я помню, ты встал на самом верху, поднял меня и поцеловал. Ветер раскачивал кабинку, придавая чувства морской качки, а облака на закате стали тепло оранжевого цвета. Твой поцелуй выбил почву из под моих ног, поэтому я стала падать, но ты удержал меня продолжая целовать.

Дэн – Эмм. Давайте я вас одних оставлю.

Катя – Нет. Все хорошо.

Дэн увел разговор от меня к Саше, я сам даже рад тому, что сделал. Мы шли по парку, вспоминая разные истории из жизни. Постепенно солнечный день подходит к концу и нам тоже пора. Четыре часа прошло как-то незаметно. Мы остановились у большой стелы, на которой были выгравированные имена погибших в великую отечественную войну. Она находится в значительном удаление от основной части парка, на высокой горе, покрытой величественным хвойным лесом. Катин телефон издал громкий звук, из-за этого она отошла поговорить, а когда вернулась после разговора на ее лице появилась злость, свирепость. Катя быстра шла в нашу сторону с горящими глазами. Через секунду мне прилетела пощечина, такой силы, что у меня пошла кровь из разбитой губы.

Катя – громким деловым голосом – Лучшие друзья. Один пистолет дал. На, стреляйся. – с слезой в глазах - А второй был у Саши за час до того, как он застрелился, и удивительным образом не заметил грядущего. Да что вы за разведчики такие?

Я попытался обнять ее, но она оттолкнула меня со всей силы.

Катя – Не трогай меня мразь! Не звони мне. Не смей даже думать обо мне. Я тебя ненавижу. Ненавижу.

И реки слез превратились в водопад горя. Капля за каплей стала падать на аллею, оставляя серый след. Она быстро забрала коляску со щенком и пошла в сторону парка. Я слышу ее боль, чувствую так же сильно. Капли слез оставляли след на асфальте, дорогу боли, а может быть нить для меня, что бы я догнал ее. Теперь мы враги. Она не простит меня никогда. Прощу ли я себя сам, и стоит ли вообще прощать такое? Дэн тоже сейчас смотрит на меня, как на врага. В его глазах тоже вспыхнул огонь. Мне правда самому стоит узнать, что он там делал.

Дэн – Значит ты тот загадочный владелец ствола. Да как ты мог, отдать ему пистолет?

Я – У меня другой вопрос. Ты сам, почему не увидел, что с ним не все в порядке.

Дэн – Да с ним и так было не все в порядке.

Я – Думаю, ты мне не расскажешь, какие у вас дела с Сашей были посередине ночи.

Дэн – Правильно думаешь.

Я – А знаешь. Пока. Я пойду.

На моем лице появился стеклянный взгляд. Единственное о чем он может сказать, это о полном смятении. В моей голове крутится всего одна мысль; я виноват. Я отвернулся от Дэна и пошел по трапе, ведущей неизвестно куда. Дэн тоже шокирован новостью не меньше моего. Что он сказал Саша? Так же у меня нет ответа на то, что привело абсолютно нормального человека к мысли пустить себе пулю в лоб? Диана говорила с Сашей за полчаса до смерти, то есть уже после ухода Дениса, а значит, все-таки был внешний фактор. Понятно, что Дэн сказал ему что-то, но если я сейчас попытаюсь узнать это ничем хорошим не кончится. Я уходил все дальше в лес, а солнце заходило за моей спиной. Я остался один на длинной лесной дороге со своими мыслями и пустотой. Где-то вдали стучат колеса поезда, но это всего лишь фон. Мой взгляд опушен вниз и ничто его сейчас не поднимет. Так гадко я себя еще не чувствовал никогда. За все мою жизнь я не совершал ничего, за что мне бы поставили пощечину. Если бы меня ударили кулаком, было бы не так больно, как сейчас. Катя очень сильно ударила, но я заслужил. Она права, меня стоит ненавидеть. Одиночество в лесу. Как лучше сказать о том, что я чувствую? Не знаю. Скажу мне очень хреново. Когда-то я разбил ей сердце, сейчас отнял брата, что дальше? Дэн тоже молодец, у меня подозрение, что это он сказал что-то Саше, после чего он застрелился. Разве можно назвать человека нормальным, если на его руках постоянно теплая кровь, но несущая жизнь. Не знаю, как назвать себя. Я не могильщик, но и не убийца. Я что-то среднее, всегда рядом. Надо как-то отвлечься, благо плеер всегда со мной, но лучше включить радио, кто знает, может мне на этот раз попадется песня не такая грустная, как вчера. Я включил на первой же станции, и сразу же услышал слова знакомой песни. 8mm - Forever And Ever Amen - связана с целым периодам нашей с Катей жизни. Первый раз я услышал ее когда, мы смотрели целую неделю сериал Вероника Марс на английском языке. Это были невероятные дни. Катя тогда нашла то, что заинтересовала нас обоих. Причем это интерес был настолько сильным, что даже оторваться было сложно. Этот сериал буквально погрузил нас в мир американских старшеклассников. Я знаю очень мало фильмов, от которых у меня появляются подобные чувства. Наверное, это один из не многих сериалов, который мне довелось смотреть без перемотки. Мы сидели на диване напротив проектора, наслаждаясь приятным английским произношением и невероятным историями. Ну вернее они в полнее реально, но в них не было наивности, они были сложными, но в тоже время легкими к восприятию. После этого сериала Катя сказала мне, что желает о том, что когда-то отказалась от предложения отца учиться старшие классы в штатах. Видимо не один из фильмов не вызывал в ней столько чувств. Собственно весь сериал мы рассуждали на тему того, что нет у нас в образование заботы о досуге школьников. Мы смотрели серию за серией, завидуя их образованию, вернее их жизни в стенах вузов и школ. Песня не подняла настроения, но все равно стало как-то легче. Впервые за час прогулки я взглянул на небо с золотым закатом. Вот он мир, когда тебе хренова, кому-то хорошо, или на оборот. Завтра будет новый день, но придет ли он для меня с рассветом. Нет, не придет.

По пустынной дороге послышался шум машины, она резко остановилась, а из нее выскочил человек сразу же открывший огонь по мне из автомата. Свинцовый дождь повалил меня на земля, стрелок выстрелил в бронежилет контрольно и развернулся, для того чтобы сесть в машину, я быстро достал пистолет и открыл огонь, сначала по нему, а по водителю, который начал движение пряма в мою сторону. Машина остановилась в метре от меня. Похоже, свинец убил всех. Вдруг я почувствовал сильную боль в груди, а дышать стала невероятно тяжело. Что это было? Рядом со мной сейчас лежит чье-то тело, а могло и мое лежать. Детские игры кончались, да здравствует суровая реальность. На небе по-прежнему золотой закат, яркий и невероятно красивый, только в моих глазах темнеет, а каждый мой вдох заканчивается кашлем с кровью. Неужели это конец? Я умру здесь, на заброшенной дороге среди леса. У меня сейчас даже нет сил, чтобы попытаться снять бронежилет. Кроме адской боли в груди и какого-то холода, больше ни чего не чувствую. Зеленый лес смотрит на меня, но молчит. Мне даже кажется, что я сейчас смотрю в отражение в воде. Все как-то размыто. Облака в золотистом закате словно уплывают куда-то вдаль и мне пора. От крови я начал захлебываться, багровая река потекла по моим щекам, капая на теплую землю. Боль в груди настолько сильная, что даже не могу пошевелить руками. Они словно не мои. Я закрыл глаза, потому что уже стало в них только темнота. Краски природы ушли, оставив все в черно-белом цвете. Странно то, что я даже не понимаю, прошли ли пули через меня, мне просто об этом ничто не говорит. Нет, ничего кроме боли в легких и крови бегущей изо рта. Мне с каждой секундой становится холоднее. Кто-то сейчас пытается дозвонится до меня, но трубку взять не могу. Мы не знаем когда приходит смерть! Возможно, мне суждено умереть здесь! Как бы я много хотел сказать всем; попросить прощения, признаться в гадких вещах, но я даже не могу приподнять руку. Солнце медленно уходит, оставляя меня в тени деревьев, скоро и тень уйдет, а мир поглотит мрак. Я постепенно стал терять сознание и отключился, а когда вновь открыл глаза, оказался в тени деревьев. Похоже жизнь не оставила меня, хотя боль в груди по-прежнему сильна, но я жив и это главное. Я сдернул с себя бронежилет и стал с трудом подниматься, правда, только смог сесть. Дышать по-прежнему тяжело, но кровью больше не кашляю. Ни одна пуля не вошла в мое тело, мне повезло, что одел броню. Вот моим киллерам меньше повезло. Что же делать? Я убил обоих. Надо в Москву звонить.

Я – тяжелым голосом – На меня совершено покушение. Все убиты!

Алексей Андреевич - Так теперь поподробнее. Что у вас там вообще творится? Ершов покинул территорию России час назад. Что там происходит?

Я – откашливаясь – Меня пытались зачистить. Кто не знаю, но их тела сейчас передо мной.

Алексей Андреевич – Ты ранен?

Я – Думаю у меня сломало ребра от попадание в бронежилет.

Алексей Андреевич - Слушай меня. Сейчас ты вызываешь скорую и своих УСБешников. Никак не комментируй произошедшее! Я буду через несколько часов.

Я – Хорошо.

После того как я положил трубку тут же набрал Антона.

Я – сквозь боль – Антон мне нужна помощь. На меня напали, и я убил двух человек.

Антон – Что? Так ты шутишь?

Я – Нет. Приезжай и наших прихвати. Еще мне нужна скорая.

Антон – Где ты находишься.

Я – откашливаясь - Не знаю. Посмотри, где находится мой телефон. Только быстрее.

Антон – Держись. Скоро буду.

Посидев еще минут десять, я все-таки смог встать, что бы оглядеться. На плече одного из трупов есть татуировка, по которой можно сказать что это были спецназовцы экстра класса. Такие татуировки делал один из спец отрядов спецназа ГРУ. Через полчаса прибыла скорая, наши, прокурорские и даже мой бывший начальник. Первым на место приехал Антон. Когда он вышел из машины оказался шокирован тому, что увидел. Я сидел на асфальте, держа пистолет в руке. Антон растерянно подошел ко мне и присел на корточки.

Антон – Ты как?

Я – Ты видишь. У меня, похоже, легкие отбило. Кровью плюю.

Антон – Сейчас в больницу поедешь. Как вообще сам.

Я – Нормаль. Еще два фрага. Еще две жизни.

Антон – Да, завидовать нечему. Я за все службу ни разу не стрелял в людей, а ты стал стрелять с первых дней.

Я – Хуже всего в том что, это не кончается.

Антон – Кто это был?

Я – А я знаю?

Антон – Иди к скорой помощи.

Он помог мне встать отвел к врачам. Пока меня осматривали в скорой полковник с Антоном внимательно изучали все произошедшая и подошли лишь, когда я вышел из скорой.

Полковник – Тебя часом не из Альфы выперли? Пять выстрелов. Три выстрела в первого, причем два из них смертельны в сердце и еще два выстрела в голову водителю машины в движении. У нас в академии так не готовят. Я видел твое дело после выпуска оттуда, ни на что подобное ты не был способен.

Я – Вы же сами понимаете, если вам не предоставили сведенья обо мне то, вам не надо знать это.

Полковник – Как это объяснишь?

Я – Тоже никак, не должен.

Полковник – Тебе статья реальная светит за самооборону. Когда защищаются, в голову прицельно не лупят.

Я – Смотря кто.

Полковник – Это бывшие сотрудники ГРУ. Прошли Чечню, к наградам были представлены, а тут какой-то молодой сотрудник расстреливает их с пяти пуль.

Я – Всего-то из пяти.

Полковник – Мистер инкогнито, не играй с огнем. Ты задержан.

Я – Ну я готов. Только давайте в больницу меня свозите.

Полковник – В СИЗО посмотрят.

Я – О как.

На меня одели наручники и повезли в СИЗО. Вот и в тюрьме посидим. Ребра болят очень сильно. Все-таки их сломало. Две очереди из автомата, это ужасно больно. Не одел бы броню, сейчас бы лежал в морге, а ведь я подумал что умираю. Ведь реально из-за всего я не почувствовал, что это всего лишь ушибы, а не пули в груди. Нервы у меня сейчас на пределе. Мысли сейчас все только об одном. Кому я помешал? Где-то через час меня привезли в СИЗО и посадили в камеру. За год кем я уже не был. Убийцей, разведчиком, беспредельщиком, героем, мразью, а вот теперь я и зеком стал. Карусель моей жизни еще незакончена, чувствую эта ночь будет самой длинной в моей жизни. Не смотря на безумную боль в груди при каждом вздохе, из-за которой чуть ли не слезы, я до сих пор чувствую Катину пощечину. Когда я шел по парку, мне было просто плохо, но мои мысли были о том, мне совсем хреново, а теперь все еще хуже. Алена мне уже не перезванивает второй день, это тоже не все нормально. В принципе вся эта неделя, как спуск с очень крутой горы, даже через минуту не знаешь, что будет впереди. Трамплины, ямы, это все со мной, и это все ужасно. Думаю, вскоре меня будут допрашивать, а я как инвалид, достаточно легонько нажать мне на ребро, что бы услышать крики боли. Надеюсь, этим не воспользуются, хотя я бы поступил именно так. Система подминает меня под себя. Жестокость это не маска, это профессия. Каким я стану через десять лет. Сволочью? Есть у нас сотрудники, как Антон, они как бы и опера, но их жизнь очень тихая и размеренная. Таких у нас очень много, война выбирает человека, и следует за ним. Она год назад выбрала меня. Конечно, меня выбрали люди исходя из данных досье. Говорят такие люди, как я не ломаются, возможно, но ведь почти никто не помнит нас в начале. Веселые, озорные, а слово честь превыше всего. Что изменилось во мне за короткое время? Я стал другим и это точно. Никогда бы не подумал, что смогу закрывать глаза на преступления, а теперь смотрю на это с единственной ухмылкой. Мне сложно забыть глаза матерей погибших моих друзей. Это просто боль и пустота. Нет, мы не ломаемся, мы просто становимся ежами, с клыками тигра. Мы не прячемся за спины, но и не всегда подставляем щеки. Правда в том, что если есть цель, важен результат, а не средство. Вполне может быть, что через год я буду давить все на своем пути, как поступают большинство коллег, из разряда тех кого выбрала война. Нас не много, но мы сила, на которую опирается служба. Кто-то собирает данные, а кто-то разбирается с проблемами. В полнее возможно, что из этой камеры я выйду через лет восемь. Есть такой вариант, я же нелегалом работаю, а значит, от меня могут легко открестится. Камера угнетающее место, хотя мне и так плохо. Одиночество, вот что я сейчас чувствую. Это очень страшное чувство, когда тебя заполняет всего один вопрос почему? У меня ощущение, что меня бросили все. Я одинок именно сейчас, а мне так надо с кем-то побыть. Мне не надо выговориться, мне просто надо, чтобы обняли и побыли рядом. Алена, наверное, сейчас где-то с друзьями веселится, отдыхает, а я вот сижу в камере, мучаясь от боли, как на душе, так и физической. Меня даже сейчас не пугает место, где нахожусь сейчас, мне просто не по себе. Вот он новый день, только вот я остался где-то вчера. Странно мне приходили мысли о смерти прямо перед покушением. Это нормально?

Дверь в камеру и прозвучали заветные слова; на выход. Когда я вышел меня уже ожидали два охранника, которые повели в позе ласточки на допрос, как особо опасного преступника. В допросной комнате уже ожидал прокурорский следователь, на вид лет сорока. Его дорогой телефон сразу же бросился в глаза, ну в принципе так же, как и часы, а так же брелок от фольцвагена с выграненным годом. Он листал протокол осмотра с места происшествия. Охранники ввели меня в комнату и усадили на табуретку, а руки прицепили к кольцу в полу. Следователь налил себе кофе в кружку из термоса и направил взгляд на меня.

Следователь – Курите?

Я – Нет.

Следователь – Ах да такие люди не курят, не пьют. Спортом занимаются, в музеи ходят. Только вот вся эта культура профессиональных убийц скрывает.

Я – На что вы намекаете?

Следователь – Не на что. Что вы делали на пустой дороге за городом?

Я – Поссорился с девушкой и пошел прогуляться. Вы все равно ничего нового не узнаете.

Следователь – А я сам расскажу, как все было. Вы ехали на машине по лесу и поссорились со своими подельниками. Вы расстреляли всех и подстроили самооборону, после вызвали своих коллег.

Я – Рассказать вам небольшой секрет.

Следователь, – Какой?

Я – Заткнитесь. Голова и так болит.

Следователь – Да как ты смеешь мне говорить об этом.

Я – Вскоре в эту дверь постучат и скажут отпустить меня немедленно. Вы начнете возмущаться, но вам пригрозят вашими грехами. Так что наслаждайтесь миром.

Следователь, – Какая же вы мразь. В принципе, как и вы там.

Я – Где?

Следователь – В ФСБ. Школа то одна. Мне даже не потрудились предоставить ваше досье.

Я – усмехнувшись – Значит, зубы не выросли.

Следователь – Значит так. Ну дак помогите мне.

Я – Вот расскажите мне лучше откуда у вас телефон за тридцать тысяч рублей, часы за пятерку, а вдобавок вы ездите на новеньком фольцвагене. Не находите странным, при зарплате в двадцать тысяч рублей, иметь такую красоту.

Следователь – жестким голосом - Тут вопросы я задавать должен.

Я – Вижу, вы с нами дел ранее не имели. С милицией работали в основном.

Следователь – Вы слишком много о себе возомнили. Я бы убив двух человек, уже давал признания.

В дверь действительно постучали, а через минуту после того, как следователь вышел, меня освободили. Когда я вышел из комнаты увидел главу операции.

Алексей Андреевич – Как ты?

Я – Плохо. Нужно в больницу.

Алексей Андреевич – Поехали, по дороге расскажешь все. Хорошо, что я тебе сказал бронежилет одеть.

Я – Знаете, я подумал, что умер, когда в меня две очереди всадили.

Алексей Андреевич – Теперь у тебя есть повод посмотреть на жизнь по-другому.

Мы вышли из тюрьмы и сразу же поехали в ближайший травмпункт. Все что я рассказал сильно напрягло Алексея Андреевича. В больнице меня сразу повели на рентген, оказывается две очереди поставили восемь тешен на ребрах, проломили грудь, и чуть не сломали ключицу. Самое хреновое ребра будут болеть с месяц, а проломленную грудь придется выправлять операцией. Теперь я красавец с вогнутой грудью внутрь. Хотя лучше сказать; я жив, и это главное. Глава операции приказал залечь на дно, что бы раны зализать, и уехал. Время три ночи, а домой мне совсем не хочется. Одно слово у меня шок. Боль везде. Трезвый ум убивает меня еще больше. Нет больше эмоций, вакуум, есть только непонятное чувство боли внутри. Я вышел из трампункта и пошел по улице. Город спит, но не весь. Изредка проезжают машины, освещая мои глаза, в которых до сих пор тьма. Огонь в них потух, по крайней мере, пока. Ночной город всегда привлекал меня, но гулять по нему в одиночестве это не хорошо. Это говорит, что я одинок на самом деле. Это чувство во мне живет всегда, такай я с детства. Лишь с двумя людьми, я не чувствовал его. Теперь со мной только один, и то в тысяче километров. Время не изменила меня, только грусти прибавило. С детства у меня появляется такое чувство среди толп, улыбающихся друзей. Собственно поэтому я и не люблю большие компании, сборища, мне куда комфортнее вдвоем. Только тогда собеседник всегда со мной. Саша был таким же, как и я, а теперь его нет. Он был тем, с кем мог, поговорит буквально обо всем. Обычно я говорю со всеми поразному, и рассказываю только часть. Часть одному, часть другому. Саша был тем, кому я мог рассказать все. Сейчас на небе ни одной звезды, лишь луна освещает мой путь. Снова послышался оглушительный скрип тормозов. Я обернулся, назад достав пистолет, похоже, это джип Антона. Он вышел и пошел ко мне.

Антон – Ты совсем шуганным стал. Нервы пора лечить.

Я – В тебя не стреляли, пытаясь убить наверняка. Тебе не понять.

Антон – Сядь в машину есть разговор. И вообще, почему ты не берешь телефон?

Я – Я не слышал.

Антон – Благо в охрана СИЗО слышала что тебя в больницу повезли.

Я – Ну вот он я. Говори.

Мы сели к нему в машину. Антон приглушил музыку, после начал разговор.

Антон – Вообщем маза такая. Сашу убил профи. Его мы уже ищем.

Я – И кто это был?

Антон – Медбрат. Он прошел мимо камер незаметно.

Я – Понятно. Значит он профи, потому что Саша, наверное, сопротивлялся, но реакция у него оказалась хуже.

Антон – Не то слова. Какая реакция должна быть, что бы успеть перехватить оружие и направить в лицо другому. При условии, что Саша с детства только боевыми искусствами занимался.

Я – Тело он сжег, чтобы следы скрыть. Как вы на него вышли.

Антон – По отражению в зеркале на видеокамере съемке.

Я – Так полагаю, остальных деталей мне не расскажешь?

Антон – Ошибаешься, расскажу. Этот медбрат устроился в больницу сразу же, как Саша лег в больницу. Проработал несколько недель, изучив все камеры, а в ночь убийства прошел в палату пользуясь пустыми зонами.

Я – Красота. Давно узнали?

Антон – Сегодня ночью. Сейчас в разработке. Ты кстати, что с девушкой ссоришься?

Я – вздохнув – Меня значит слушают.

Антон – Да. Мое мнение если любишь ее хватай и уезжай подальше, туда, где было бы безопасно.

Я – Думаю, мне стоит это сделать.

Антон – Учти у нее характер не подарок, конечно лучше Катиного, но она глупая и не понимает никого кроме себя. У тебя с ней проблем не будет, только если вы будете жить вместе.

Я – Хороший совет. Все сегодня уезжаю подальше нервы лечить с грудью.

Антон – Что у тебя с ней.

Я – Трещины. Дышать больно.

Антон – Ну ты держись.

Наш разговор прервался каким-то важным звонком, из-за которого Антон даже вышел из машины. Антон, наверное прав, мы не ссоримся с Аленой когда она рядом, но ей нельзя быть пока рядом. Жизнь сейчас у меня такая, что рядом со мной быть очень опасно. Первым всегда давят не на родственников, а на девушек, жен, детей. Антон вернулся каким-то, озадаченным и сразу завел двигатель машины.

Я – Что-то случилось?

Антон – Мы вышли на убийцу. Сейчас брать поедем. Ты со мной?

Я – Поехали, хочу его глаза видеть.

Рев мотора и мигалки раздался по городу. Иногда можно увидеть город другими глазами, поездка со спец сигналом всегда это дает. Антон внимательно смотрел на дорогу, сжимая руль в руках. Новости это что-то особое. Я был прав ночь еще незакончена, и новый день еще не настал. Он не настанет до тех пор, пока не найдем убийцу. Что же это за дела такие крутил мой друг? Куда он вмешался? Антон привез меня к какому-то двух этажному бараку. Около него уже стаяла газель с ОМОНОМ. Мы сразу же направились к квартире. Спецы уже закончили свою работу, и стали выводить каких-то полу наркоманов нам на встречу.

Антон – Походу это притон.

Я – Походу да.

Это действительно оказался самый настоящий притон, в котором кроме наркоманов никого нет. Обыск нашел кучу наркоты и ничего кроме. Я пошел по длинному коридору в кухню. ОМОНОВЦЫ еще удерживают человек десять лицом к стене. Когда стал подходить к концу коридора, одна из наркоманок вырвалась из захвата спецназовца и воткнула шило мне в ногу. Я быстро вытащил его и воткнул ей в живот, после еще раз ударил ее в лицо кулаком. Омоновец стал, оттащил меня от нее. Кровь хлынула из раны, стекая по ноге. Я быстро выдернул ремень и затянул его на ноге. Омоновец присели к девушке, что бы проверить пульс, когда он поднял глаза, я понял что не убил ее.

Антон – Она жива?

Омоновец – Да. Есть пульс.

Антон – Скорую вызывай.

Я – Сколько еще на меня покушений будет?

Антон – С твой жизнью очень много.

Через десять минут приехали медики. Во время того как мне перевязывали рану телефон Антона вновь зазвонил. Он внимательно послушал после подошел к окну и посмотрел на луну.

Антон – Убийцу нашли, но только мертвым.

Я – Капец. Полный капец. Поехали.

Антон – Не думаю, что тебе стоит показываться там.

Я – Ты не слышал, едем.

Дорога оказалась не близкая. Мы снова мчались с мигалкой. На улице уже стала светать. Теперь мрак, чуть озаряет красное солнце. Дорога через поля и леса стала как-то веселее, но улыбки у меня, конечно же, нет. Дышать по-прежнему тяжело. Да лучше даже не говорить о том, что не болит. Боль настолько сильна, что у меня при каждом вдохе появляется блеск в глазах. Я направил свой взгляд в зеркало заднего вида. Мы пролетаем по жизни с такой скоростью, что даже не замечаем хорошего. Бежим куда-то, не понимая, что жизнь то здесь, сейчас. Это конечно простые прописные истины, но как бы мы их не повторяли, приходит время и к нам приходят мысли о наших ошибках, о том, что могли прожить жизнь лучше, быть счастливее. Антон ехал, молча, даже не смотря в мою сторону. В принципе на скорости за сто семьдесят не надо смотреть по сторонам. Наш путь идет по очень извилистой горной дороге, окруженной лесами. Заря на небе стала алой, как кровь. Никогда не видел, что бы облака на небе были такими. Что же придет на смену? Даже лучше не думать о том, какой сегодня будет день. Мы приехали к заброшенному зданию какой-то насосной станции. На месте уже стояли машины криминалистов, прокуратуры ближайшего городка, и самое главное начальник отдела собственной безопасности управления. Я вышел из машины и пошел к телу, под пристальным взглядом. Десять метров от машины оказались адом, все-таки последствия шила в ноге оставили в ноге дают знать о себе. Тело лежала прикрытым, поэтому я приподнял простынь. Похоже, его пытали перед смертью, причем очень даже конкретно. У бедняги выдернули все ногти на руках и сломали часть пальцев. Молчу про побои. На его лице нет живого места, на нем даже есть следы от электрошока. Зачем пытать человека, если можно просто убить? Неужели подельники пытались получить спрятанные деньги за выполнения заказа? Хотя есть другой вариант, кто-то ведет свое расследование, возможно из родственников тех, кого он убил. Так или иначе, пытали его очень конкретно, даже с примирением спец средств, если судить по следам от уколов на его венах. Полковник подошел ко мне.

Полковник – Помнится мне, что вечером ты не хромал.

Я – Времени прошло очень много.

Полковник – усмехнувшись – Жизнь непредсказуема, неправда ли?

Я – Да. Узнали кто это?

Полковник – Конечно. Это бывший наш сотрудник. Даже скажу больше, служил в отделе контрразведки. Профи высочайшего класса.

Я – А мысли кто его так.

Полковник – Профи еще лучше его. Никаких следов. Конечно, возможно на теле осталось что-то, но сам понимаешь шансы на это не велики. А ты у нас оказывается, теперь высоких покровителей в Москве имеешь.

Я – Все, что имею все мое.

Полковник – Ты вот скажи в каких делах вы друзья зависли. Так просто сотрудника контрразведки не убивают.

Я – вздохнув - Наверное.

Полковник – Сходи в больницу, а то даже говоришь со слезами.

Я – Уже был. Правда это было до того как мне вколи шило в ногу.

Полковник – Тебе определенно нужно отдохнуть и раны залечить.

Антон – Никаких зацепок снова.

Я – Все прекрасно, можно ехать домой.

Полковник – Думаю тебе туда не надо. Мой совет, если залез океан, найди себе крепкую ракушку, иначе съедят.

Я – На что вы намекаете?

Полковник – Те кого ты застрелил, были профессионалами класса не ниже – он показал пальцем на тело – как этот. По слухам стоимость работы киллера подобного класса около трехсот тысяч не рублей.

Я – А почему не рублей?

Полковник – Ты, что не слышал о президентском указе, запрещающем цены в У.Е. указывать. Вот я и говорю. Береги себя.

Я – Хорошо.

Еще несколько часов мы осматривали место происшествие, под алыми лучами солнца. Говорят символы, есть всегда, их просто надо видеть. По дороге домой я смотрел на это небо, думая о том, что это обозначает. Антон ехал медленно и даже без кряка, но он лишь посматривал на меня, ни слова не говоря. Мне тоже правда самому не хочется говорить. Боль в груди, ноге и в душе, становится все сильнее. Хотя могу сказать, что я рад том, что нашел убийцу Саши. Рад, что оказался прав, это не суицид. Мой друг не мог убить себя. Правда, у меня стало еще боль вопросов. Кто заказчик покушение на меня и убийства Саши? Кто мог пытать убийцу так сильно? Вопросы по прииску это вообще отдельный блок, но это все надо будет решить через месяцок. При всех раскладах я не боец сейчас, да и без меня в управление опытных следоков хватает, они и по опытнее будут. На до раны зализывать. Все-таки я жив, а это главное. Солнце уже поднялось высоко, и все стало почти как прежде. Жизни людей больше не вернуть. Мои отношения с Катей тоже не вернуть, но я сейчас говорю не про связь любви, а про дружбу. Правда, а стоит ли воспоминания любви превращать в воспоминания о дружбе? Ремарк говорил, что не стоит пачкать любовь дружбой, конец так конец. Только сейчас есть громадное но. Я был лучшим другом ее брата, а иногда хочется просто сесть и поговорить о тех, кто не больше нет с нами, о тех, кто уже живет в тумане царства Аида. Я достал плеер и нашел песню Lumen – Гореть. Тяжелая песня, но мне сложно сейчас. Я не знаю как, вели себя другие, в моей ситуации, ревели бы, пытались утопить все в водке, пуская клубы дыма в небо, или просто сидели на балконе смотря на мир с высока, впадет в депрессии. Мне, правда суждено гореть. Кто поймет сейчас мою боль, кто ее вообще видит? Я ведь мистер искренность, никому ничего не говорю, потому что знаю все слова, которые скажут мне. Улыбка на моем лице никуда не уходит, только вот искренность стала роскошью. Я не помню когда был искренен с кем-то о себе. Искренность потерялась где-то в бункере крови. Да собственно никто не поверит, что был там. Меня научили лгать, для того чтобы не показывать своих слабых мест. Вот я и дожил до такого, это как на автомате. Мир моими глазами другой, он не черно-белый, он алый, как кровь. Мне, наверное очень повезло, что не продолжил работу в антитерроре, потому что мой мир был бы не просто алым, а багровым. Дорога в Екатеринбург стала неким местом, что бы подумать. Слова песни мне сейчас не могут принести боли, они скорее не дают ей стать еще больше. Антон почему-то остановился на обочине и повернулся ко мне, после выдернул наушник из моего уха. Он прислушался к музыке.

Антон – Ты как?

Я – Норма. Только грудь болит.

Антон – Ты бы сейчас видел себя со стороны. Сидит молодой человек, сжимая в руке ключи, до синения в руке и улыбается с мокрым блеском в глазах. В таком состоянии я видел тебя под новый год. Тогда ты сидел и смотрел, как капает кровь на стол.

Я – Я же говорю все нормально.

Антон – Выпить хочешь?

Я – Нет.

Антон – Поможет, поверь.

Я – Да что ты знаешь о том, что поможет? Ничего. Ты не на войне не был, да и в людей никогда не стрелял.

Антон – Ты расскажи, я помогу тебе, как друг, а не как сотрудник.

Я – В том то и дело что ты мне друг. Поверь, я не хочу, что бы и в тебя стреляли. Если ты мне друг, не задавай мне этих вопросов. Поехали.

Антон – Ты хоть об эмоциях можешь поговорить?

Я – Антон, ты не понял меня.

Антон – Сжать все эмоции внутри это не метод помочь себе. Ты именно сжал. Если бы я не знал, что сегодня было, то подумал бы, что у тебя все отлично, только ребра болят. Ну, ведь это не так.

Я – Не лезь!

Антон - У меня тогда есть просьба. Не звони своей девушке. Ты сейчас как атомная бомба только и ищущая где взорваться.

Я – Ну и?

Антон – Ты сорвешься на того кто не хочет делать как просишь, а она не слышит тебя совсем.

Я – Да ты что.

Антон – Ты в хорошем, состояние человека за час довел до сильнейшего нервного срыва, сейчас это будет еще хуже. Характер у тебя тяжелый с детства, а служба сделала его еще хуже.

Я – Все закончил.

Антон – Да.

Я – Дак может, поедем.

Он глубоко вздохнул и посмотрел на меня, после завел двигатель. Антон определенно сейчас зря лезет. В любом случае ничего бы нового я не услышал. Зачем что-то говорить, если тебя не услышат? Можешь кричать, но это будет бесполезно. Я уже загорелся внутри, и этот огонь испепеляет мою душу. Это пламя не затушит ничто, можно бежать кричать от боли, но все равно гореть. Сейчас мне просто нужно смириться с ней, и жить дальше, пепел, конечно, останется, правда нового не будет. Когда я зашел домой, ко мне сразу подошла мама.

Мама – Что случилось?

Я – Мало приятного. В аварию попал не очень удачно.

Мама – На чем? На рабочей машине?

Я – Не. Рабочая, во дворе. Ладно, я устал, пойду в комнату.

Мама – У вас, что с отцом это уже семейное говорить все постфактум.

Я – Мам я очень устал. Дай мне отдохнуть.

Она ушла на кухню, а я пошел к себе в комнату. Время уже час дня, но сон далек от меня. Некогда бы не подумал, что дышать будет настолько сложно. Вот она жизнь в контрразведке. Война прямо на улицах. Мне сегодня надо уехать в деревню, это конечно не спрятаться, но мне это не надо. Будем ловить на живца. Там я знаю практически все места, а значит, меня будет сложнее зачистить. Вообще дурдом, какой-то. Ершов смотался, начальник операции ничего не знает. Вот и сиди думая может с петь, может стоять, может кричать, может бежать, но все равно гореть. Наверное, все-таки надо Алене позвонить. Я достал телефон и посмотрел на ее фотографию. Если я сейчас позвоню, то выберу наши отношения, а вот если не позвоню то им конец. Стоит ли из-за этого пустяка заканчивать отношения, хотя с одной стороны будет чуточку по безопаснее, а с другой я ведь люблю ее. Она взяла телефон после второго гудка.

Алена – Привет. Ты успокоился?

Я – Конечно. Только больше напрягся. Что у тебя нового?

Алена – Прежде всего, я хочу извиниться за свое поведение. Женя я тебя люблю, больше такое не повторится. Что у тебя с голосом.

Я – Устал сильно. Я тебя тоже солнце люблю, но разве сложно было тогда просто поговорить со мной.

Алена – Я была занята. Как ты это можешь понять.

Я – Не могу. Ты не понимаешь что мне тяжело.

Алена – А в чем проблема рассказать мне.

Я – Я всем рассказываю, кроме тебя.

Алена – послышались хныканье