Виктория Саксен-Кобур-Готекая 1905-1936 7 страница

В первый том Свода законов вошли написанные М. Сперанским «Ом новные законы Российской империи», где впервые давалось юридической определение ее государственного устройства. Статья 1 определяла власти императора как «верховную, самодержавную, неограниченную», а 47-я под! черкивала, что власть царя подчиняется закону: «Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, учреждении и уставов, от самодержавной власти исходящих». В этой связи современ! ный российский историк Б.Н. Миронов считает, что при Николае I сложи! лась «правомерная бюрократическая монархия», в которой самодержав! ная власть самоограничивалась законом и делала все возможное Ш развития правомерного бюрократического управления.

Следует отметить и добросовестное соблюдение Николаем I, при всвИ его самодержавных амбициях, принципов польской конституции. Так, °^н| утвердил оправдательный приговор, вынесенный польским Верховным су! дом по делу членов польских тайных обществ, связанных с декабристами,! а при коронации в 1829 г. польской короной поклялся сохранять консти-1 туцию царства Польского и требовать ее соблюдения от других. Ситуа-Л ция изменилась коренным образом лишь в итоге польского восстание

Ljq-1831 гг. По подавлении повстанческой армии он с нескрываемым Удовольствием писал: «Я получил ковчег с покойницей конституцией, за ^оторУ¹⁰ благодарен весьма, она изволит покоиться в Оружейной пала­те». Однако конституция Финляндии соблюдалась им неукоснительно в _течение почти тридцати лет царствования.

Во взаимосвязи с этими событиями Николай Павлович предстает умным и гибким прагматиком, человеком твердых принципов, но не твердолобой посредственностью. Об этом же свидетельствовали мероприятия в отноше­нии гуманитарного образования. Например, устав 1835 г. упразднил в струк- I |ypg университетов кафедры философии, политэкономии, естественного права | и статистики. Но в том же году основано Императорское училище право- Сведения — элитарное учебное заведение для подготовки служащих мини­стерства юстиции и Сената. Система воспитания и обучения в нем была [скопирована с аналогичных учебных заведений Англии. Наконец, в когорте Ученых, командированных в 30-х гг. за западной наукой и затем серьезно [обновивших преподавание в Московском университете, были и правоведы, [и историки. Среди последних — Т.Н. Грановский.

К Представляет несомненный интерес и поиск ответа на вопрос, которым [задаются современные американские исследователи: каким образом воз- ник целый слой либеральных реформаторов «милостью Божией», как братья Н. и Д. Милютины, и реформаторов «по приказу государя», вроде Я, Ростовцева или В. Панина. Слой этот обнаружился к концу царствова­ния Николая, и на плечи его легла разработка комплекса реформ, назван­ных Великими. Их несомненным лидером стал великий князь Константин [Николаевич. Последнее позволяет говорить о том, что система воспита­ния сыновей, санкционированная Николаем I, ориентирована была на изу­чение довольно широкого спектра учебных дисциплин, предусматривала [образование достаточно разностороннее и, очевидно, исключала господ­ство какой-либо одной идеологической доктрины. [ Николай Павлович являл собой личность цельную и целеустремленную, [несколько прямолинейную, обладавшую твердыми принципами. Последние рожились в атмосфере придворного круга вдовствующей императрицы [Марии Федоровны, где фамильно-владельческие представления, типичные [Аля германских правящих домов, почитались наиболее приемлемыми и явно [Доминировали. Воздействие их на Николая еще более усилилось с же­нитьбой на прусской принцессе. К тестю, королю Фридриху-Вильгельму, °н относился с сыновьей почтительностью, называя отцом. «Прусский пат­риархальный монархизм в соединении с образцовой воинской дисципли- ^Нои и религиозно-нравственными устоями в идее служебного долга и пре­данности традиционному строю отношений прельщали его, как основы тех [•принципов авторитета», которые надо бы... восстановить в забывающей |Х Европе» (А. Пресняков).

Николай I сформировался как прекрасно организованный человек \,ш нивший порядок во всех сферах жизни и деятельности: порядок д_иЖ ных дел и занятий, основанный на жесткой самодисциплине, порядок доТ жения войск на парадах, порядок типового градостроительства, поряд₀1 идеально отрепетированных балетов в Мариинке и т. д. Порядок, вид! мо, являлся для него и эстетической категорией. Свидетельство извесД ного поэта XIX в. А. Фета: «Император Николай, убежденный, что кр 1 сота есть признак силы, в своих поразительно дисциплинированных J обученных войсках... добивался по преимуществу безусловной под! чиненности и однообразия».

Став императором, он считал целесообразным великолепием и пышность! двора демонстрировать величие и силу России, но личный быт и обрая жизни стремился обустроить как можно проще. Спартанские привычки] Николая Павловича, воздержанность в пище и питье весьма удивили щ личан во время его юношеского визита в Лондон. И этим правилам он следовал в течение всей жизни. Замечали, что Николай отказывается от] многих удобств, когда императрица отсутствует в столице. Казарму прем почитал дворцу, а во дворце занимал тесные комнатки на первом этаже! очень скромной обстановкой. А. Бенуа в очерке, посвященном дворцовД му строительству николаевской эпохи, писал: «Во всех постройках, прея назначенных для себя и своей семьи, видно желание интимности, уюта, удоб­ства и простоты».

Высшие проявления эстетики порядка ассоциировались в его сознани] с единообразием, симметрией, правильным линейным расположением объем тов и их частей. Это обозначилось в архитектурных сооружениях Петей бурга, как, впрочем, и губернских, уездных городов, поскольку ни одна сколи ко-нибудь значительная постройка в этот период не осуществлялась бея утверждения ее плана императором. Те же эстетические принципы реаля зовались и в ярко декоративных, насыщенных сценическими эффектам^ балетах николаевского царствования — балетах Минкуса («Дон Кихотй «Пахита» и др.). Отметим, что балеты, как и парады, были излюбленньи| зрелищем Николая Павловича.

Наконец, еще об одной личностной характеристике Николая I, которая оказалась весьма существенной для его деятельности на троне. Он вст™ пил на престол не только с отчетливо осознанными династическими npfl вами самодержца, но и с идеей службы России на этом поприще, с пре/Я ставлением о своей личной ответственности за состояние государственны! дел. В одном из позднейших писем Николай писал, что с юности привЫч руководствоваться чувством долга. «Это слово имеет священный смыс/| перед которым отступает всякое личное побуждение, все должно умол^ нуть перед этим чувством и уступать ему, пока не исчезнешь в моги/Ч Таков мой лозунг. Он жестокий, признаюсь, мне под ним мучительнее, ^че1

Lory выразить, но я создан, чтобы мучиться». Последняя фраза, если и Держит элемент лицемерия, то совсем небольшой. В течение долгих лет [своего царствования последовательно, детально и дотошно пытался он [проконтролировать разные сферы государственного управления, навести К _нИХ порядок, как и в жизни общественной. Впрочем, стремление выст­роить общество по ранжиру оказалось миссией и утопичной, и неблаго­дарной. Но исходил Николай при этом именно из идеи службы государ­ству и из собственного понимания своего исторического долга как 1самодержца всероссийского.

I Вплоть до вступления на престол в кризисном для политической жизни Ьоссии декабре 1825 г. положение Николая при дворе отличалось нео­пределенностью, можно сказать, двусмысленностью, как и многое, связан­ное с действиями императора Александра. Если члены императорской [фамилии отчетливо представляли, что трон унаследует Николай, то это |не было очевидным ни для придворных, ни для столичного чиновниче­ства, ни тем более для широких слоев дворянства. I В 1812 г. Александр только намекнул младшему брату о высокой мис­сии, его ожидавшей. В 1819 г. император вполне определенно заявил в [приватной беседе Николаю и его жене, что именно он унаследует пре­стол. Отказ Константина царствовать к этому времени был подтвержден (последним уже не раз. В 1820 г. цесаревич женился на польской графи­ке И. Гудзинской, и вслед за этим Александр I специальным указом внес [дополнение к «Учреждению об императорской фамилии». Согласно ему [пополнение династии могло происходить только путем браков ее членов с лицами владетельных родов. Дети, рожденные в граждански законных, |но морганатических браках, династических прав и преимуществ не имели. (В 1822 г. Александр, получив от Константина письменное отречение, под­писал манифест, которым назначал Николая своим наследником. Однако [официального объявления его в этом качестве не последовало. Копии 1манифеста хранились в Государственном совете, Сенате и Синоде, а под­линник — в Успенском соборе Москвы. Надпись на конвертах ориенти­ровала на хранение их до востребования самим императором или на вскры- гие в случае его смерти. О содержании манифеста знали А. Голицын, ■Делавший копии, императрица-мать и, конечно, Константин. Таким образом, рктам о престолонаследии Александр I умудрился придать парадоксаль- |^НЬ1И характер посмертных распоряжений. Это способствовало возникно­вению династического кризиса ноября—декабря 1825 г. I Не менее парадоксально и то, что при жизни брата Николай никоим И°бразом не был приобщен к государственным делам. До 18 лет он во- ТРбще не имел определенных служебных занятий, затем получил для ко- |п^анДования инженерный корпус, несколько позже — гвардейскую брига- гУ| а затем и дивизию. Командуя ими, он был недоволен «распущенностью» частей, истоки которой, как и братья, видел в походах 1812-1814 гг ₀„

* и. » ' ^

бы испортивших дисциплину в армии. Как истинныи артист военного J тикула, он много сил положил на «подтягивание» дисциплины ochqJ благонадежности, чем приобрел заслуженную нелюбовь гвардейцев, Вй] димо, она была взаимной, ибо за годы николаевского царствования в п дии произошли разительные перемены. Из средоточия людей образован] ных, не чуждых литературному и политическому творчеству, гвардейские полки превратились в игрушки для парадов.

О неприязни гвардии к нему, о ненадежности столичных полков Никола! был прекрасно осведомлен. В силу этого он счел невозможным воспом зоваться неопубликованным манифестом 1822 г., когда Петербурга дости! ло известие о смерти Александра I. В силу этого он так желал получи]! от Константина формальное и торжественное отречение в свою пользу, по­тратил на уговоры и переписку две недели, но желаемого не достиг. Сиг! ацией кризиса власти воспользовались члены революционного Северной общества, разработавшие в эти дни план государственного переворота. Ре* ализация его совпала с днем официальной присяги Николаю I.

Мятеж на Сенатской площади, который Николай подавил решительно] беспощадно через несколько часов после его начала, оказался тем не менее одним из наиболее сильных и значимых для него жизненных влм чатлений. Розыск по делу и суд над его участниками стали первым! правительственными актами его царствования. День 14 декабря Ника лай запомнил навсегда, поминая его ежегодно и в письмах, и в беседах.; Вспоминались ему «друзья-декабристы» и при каждом серьезном при явлении критики режима. А специально составленная для император! сводка замечаний и суждений участников восстания была, по свидетеля ству В. Кочубея, всегда под рукой у Николая, и он часто ее просматри вал. Копии с нее он дал Кочубею и цесаревичу Константину. В.О. Клю-j чевский считал, что дворянство внушало Николаю I больше страха, чем его старшему брату, и причина этого — события декабря 1825 г.

Расправа над декабристами, из которых многие принадлежали к зная ным и заслуженным родам, казнь пятерых руководителей и активных учЦ стников событий шокировали дворянское общество. За полстолетия цаЯ ствования «просвеченных» монархов оно отвыкло от смертной казни KU меры наказания. И сколь ни велика казалась вина мятежников, в стояв ных кругах лелеяли надежду на милость императора. Поэтому впечатл| ние от его первого политического деяния оказалось для них весьма ifl гостным. Правда, вскоре успехи внешнеполитические, совпавшие с первый! годами царствования Николая, несколько его сгладили. На императоЯ даже стали возлагаться немалые надежды.

Глубоко личностным, теплым отношением к монарху проникнуты пу! кинские строфы, например, 1828 г.: «Его я просто полюбил: он боДРИ [ _естн0 правит нами, Россию вдруг он оживил войной, надеждами, труда- i и». И это тем интереснее, что поэт, безусловно, принадлежал к кругу тех, кого судьба декабристов глубоко потрясла: среди казненных и со­санных на каторгу — много друзей и знакомых. В сознании Пушкина событие это, видимо, оставалось актуальным долгие годы. Он продолжал размышлять над свершившимся. Приведем еще одну, более позднюю и зрелую оценку из дневника 1833—1835 гг. Она, похоже, своеобразное оп­равдание Николая: «Покойный государь окружен был убийцами его отца. Вот причина, почему при жизни его не было бы суда над молодыми за­говорщиками, погибшими 14 декабря. Он услышал бы жестокие истины... Государь, ныне царствующий, первый у нас имел право и возможность казнить цареубийц или помышления о цареубийстве; его предшественни­ки принуждены были терпеть и прощать». Суждение это, заметим, никак не желает вписываться в стереотипное представление о расколе между [властью и обществом в годы царствования Николая I.

С.Ф. Платонов справедливо заметил, что Николай вступил на престол без той широты замыслов, которая придавала обаяние первым дням цар­ствования Александра. Безусловно, молодой император не имел и опыта участия в государственных делах, хотя, вращаясь в военной и придворной служилой среде, познакомился с подноготной дел и проделок чиновных людей разного ранга. Он считал, что время, затраченное на толкотню в приемных и дежурках, где никто не стеснялся перед великим князем, в котором не видели будущего императора, не было потеряно зря: оно стало «драгоценной практикой для познания дел и лиц». «Николай имел возможность взглянуть на существующее снизу, оттуда, откуда смотрят на сложный механизм рабочие, не руководствуясь идеями, не строя планов» (В.О. Ключевский).

Он вступил на престол, вдохновленный идеей службы государству, и мятеж 14 декабря преломил реализацию ее по двум направлениям. С од­ной стороны, Николай увидел опасность для собственных прав и прерога­тив, а следовательно, с его точки зрения, и для государства в целом со стороны общественных сил, желавших преобразований. Это предопреде­лило отчетливо охранительный характер правления. С другой стороны, ^Друзья-декабристы» материалами их допросов, записками и письмами Ц имя Николая сформировали у него представление о необходимости Реформ — реформ умеренных, осторожных, проводимых исключитель- Ц самодержавной властью для обеспечения стабильности и процвета- Р государства.

I первую половину царствования Николай определенно был проникнут Ир во всесилие государственной власти, в возможность для самодер- Ш ^с ее помощью решить все проблемы, стоявшие перед страной. Исто- I ^этой веры для него заключались в русской государственной традиции, основные устои которой, по его мнению, воплощались как в самоде J ной доктрине «официальной народности», так и в принципе патеру J ской опеки над обществом со стороны отца-императора.

охРаняЛ

С учетом этого вполне логичным выглядит комплекс мер по усид_е 1 государственной власти как таковой путем создания оперативно дейст J ющих репрессивно-карательных органов (III отделение Его Императорс_ко3

Величества канцелярии, корпус жандармов). Они призваны были

суверенитет самодержавной власти от поползновений общества на его ol раничение. Позже идея суверенности самодержавия обрела юридически! санкцию в «Основных законах Российской империи» (1832 г.) и npajj вые гарантии в «Уложении о наказаниях» 1845 г., статьи которого квалД фицировали разные формы общественной деятельности и даже инакЛ мыслие как государственные преступления. Впрочем, религиозно! инакомыслие было возведено в ранг уголовного преступления мной раньше николаевским указом 1827 г. о раскольниках.

Что же касается отеческой заботы императора о благополучии noaj данных, примечательно, например, что номинальной задачей печально и»! вестного III отделения считалось «призрение вдов и сирот», а его офици альной эмблемой являлся платок, данный в руки служащих для осушени слез вышеозначенных страдальцев. Действительно, среди многочисленны!; функций III отделения и корпуса жандармов были и выявление злоупоД реблений чиновничества, и защита обывателей от них, и поощрение блага нравных служащих. Император всерьез считал себя «опекуном порядка* попечителем доброй обывательской нравственности» (А.П. Пресняков» С другой стороны, Николай I пытался подчинить разветвленный и все­сильный бюрократический аппарат своему личному отеческому контроля сделать его послушным орудием собственной политики. Этому призван! была служить целая система отделений Его Императорского Величеств! канцелярии. Каждое из них являлось весьма полномочным органом «чрея вычайного» управления, действовавшим помимо нормальной системы гя сударственных учреждений. Кроме того, сложилась практика командир® вания генерал- и флигель-адъютантов государевой свиты с поручениям! самого разнообразного характера: для расследования злоупотреблени чиновников, для борьбы с эпидемиями или для ликвидации последствия неурожаев. Эти командировки — акты прямого вмешательства госудаЯ в решение конкретных дел и вопросов — способ «явить жителям нови знак непрестанной заботливости и личного внимания его величества постигающим их бедствиям».

Чрезвычайные порученцы Николая I тщательно подбирались по прю| ципу преданности царю и безусловной служебной исполнительностищ ператор не сомневался в их способности должным образом разреши! дело, как и в собственной компетентности в различных сферах госуЯЧ

„_венного управления. Она предполагалась как обязательное качество '_якого дисциплинированного исполнителя. Николай, подобно А. Суво­рову, ^не Допускал «немогузнайства» в делах службы. Однако весьма со­мнительно, что отсутствие сего качества у порученцев всегда означало компетентность последних.

I Наконец, средством подчинения бюрократии контролю со стороны го- Рударя были его личные попытки борьбы со злоупотреблениями чи­новников. «Он сам лично ревизовал ближайшие столичные учреждения: бывало налетит в какую-нибудь казенную палату, напугает чиновников и уедет, дав всем почувствовать, что он знает не только их дела, но и про­делки» (В.О. Ключевский). Впрочем, подобные налеты оказывались сред­ством малоэффективным. И взяточничество, и казнокрадство продолжа­ли процветать даже в кругу весьма приближенных к Николаю лиц. Приведем лишь один пример, связанный с деятельностью императорско­го любимца графа П. Клейнмихеля. Будучи главноуправляющим путями сообщения, он руководил строительством Николаевской железной доро­ги. Сооружение ее обошлось в астрономическую сумму — 74 млн руб. (Заметим, что постройка в эти же годы альпийских горных магистралей с их сложнейшей системой туннелей стоила много дешевле.) Впрочем со­временники, знавшие качества главного строителя дороги, сомневались, что обнародованная цифра реальна. Сам император говорил любопытствую­щим о цене сооружения: «Это известно одному Богу и Клейнмихелю». Придворный историограф М. Корф ядовито заметил, что денег, истрачен­ных на строительство Клейнмихелем, хватило бы на то, чтобы довести рельсы не только от Петербурга до Москвы, но и до Одессы.

В 1840-х гг. Николай I стал осознавать, что не в состоянии контро­лировать бюрократический аппарат, противостоять взяточничеству и хище­ниям, добиваться строгого соблюдения издаваемых законов и указов. К этому времени относится грустная констатация им того, что империей правит столоначальник. Одним из последних успехов, одержанных императором в позиционной борьбе с чиновниками столичных ведомств, было, по оцен­ке современного американского историка Э. Брукса, «Положение о Кав­казском наместничестве» (1845 г.). Оно выводило наместника из подчи­нения ведомственным структурам и ставило под непосредственный контроль императора. Наместнику придавались довольно широкие пол­номочия в решении региональных вопросов с учетом особенностей поли­тической ситуации, экономического и общественного быта территорий. Зарубежные исследователи имперской политики России XIX в. оценива- ^10т принятие этого положения как победу регионалистского подхода к | "правлению Кавказом и отмечают заслугу в этом самого императора. I Николай Павлович изначально понимал необходимость преобразований, приспособления к меняющимся условиям экономического и социального

считал обязательным личный контроль за всеми более или менее тельными событиями. Среди его министров наряду с послушными нителями, главным достоинством которых считалось отсутствие «всезнайст и противоречия», имелись и мыслящие деятели-реформаторы: П. КисЛ лев, М. Сперанский, Е. Канкрин. Последний, будучи министром финансов! стоя на страже интересов казны, не раз противоречил императору no agl росам государственных расходов. И Николай мирился с этим.

Наиболее успешными представляются реформаторские усилия им! ператора и его сотрудников в области экономики. В николаевскую эпохи начался промышленный переворот, охвативший отрасли с развитым пря менением вольнонаемного труда. Последовали правительственные меря по развитию инженерно-технического и агрономического образования положено начало всероссийским промышленным выставкам и железно­дорожному строительству, изданы указы, направленные на постепенную ли! видацию принудительного труда на посессионных мануфактурах. В 183?! 1841 гг. была проведена реформа, укрепившая финансы России введение! в обращение серебряного рубля и уменьшением примерно на треть го| сударственного внутреннего долга. Тем самым оказались приостановля ны вплоть до Крымской войны инфляционные процессы. Примерно! середины 40-х гг. началась либерализация в сфере внешней торговли Новые таможенные тарифы знаменовали переход от жесткого протекци онизма к умеренному. Это позволило заключить новые торговые дог! воры с основными торговыми партнерами России на европейском рыы| экспорта. Показательна активная роль самого Николая I, оказавшего ление на чиновников министерства финансов при решении вопросов |j смягчении тарифной политики и о строительстве железных дорог,

Менее успешными оказались попытки решения наиболее актуального! болезненного вопроса о крепостном состоянии, ибо он затрагивал экЯ номические интересы широких слоев российского дворянства. О после довательности и настойчивости усилий царя в этой сфере свидетельств! вали образование в структуре Императорской канцелярии V отделения ведавшего крестьянскими делами, и существование последовательно смч нявших друг друга девяти секретных комитетов по крестьянскому в°^пРЧ су. В них шел поиск вариантов «переходного состояния» в отношен^ крестьян и помещиков.

Самому Николаю I привлекательной казалась идея официально приз! основой дворянского состояния факт владения землей, а не душами. "I случае он любил поговорить об освобождении крестьян как о своей ветной мечте. Известная мемуаристка эпохи А.О. Смирнова-Россет вй| минает, как в 1837 г. император на одной из великосветских вечерИ^нЧ

развития. В реформах, проводившихся в годы его царствования, нимал непосредственное и живейшее участие уже просто в силу того

он

При что I

значЛ игцД

зиа!

_г£)ВОрил ей о намерении ликвидировать крепостное право, «чтобы оста­вь своему сыну империю спокойной». Принципиальный подход Нико­лая к проблеме не отличался от того, что лежал в основе всей крестьян­кой политики времен Александра I: строгая секретность в разработке проектов реформ и отказ от принуждения дворянства к освобождению

крестьян.

Все это отчетливо проявилось в связи с разработкой П. Киселевым про­екта указа «Об обязанных крестьянах» и его обсуждением и принятием 1842 г. Автор проекта, с именем которого была связана реформа уп­равления государственными крестьянами 1836-1841 гг., рассматривал пе­ревод помещичьих крестьян в обязанное состояние как общегосударствен­ную меру безусловного характера. При этом крестьяне получали личную гвободу, а земля оставалась в собственности помещиков. Предполагалось, |то они станут пользоваться земельными наделами за выполнение повин­ностей, фиксируемых для каждого имения особыми документами — ин- вентарями. Обязанное состояние и представлялось искомой переходной вехой на пути от крепостного права к полному освобождению.

Основные положения проекта вполне соответствовали личным представ­лениям императора о способах решения крестьянского вопроса. Но они встретили резкую и раздраженную оппозицию в кругах чиновной бюрок­ратии. В этот критический для себя момент сторонники сохранения кре­постного права сумели внушить Николаю сознание связи крепостничества и самодержавной власти. В этом убеждал творец государственной докт­рины николаевского режима граф С. Уваров. Старший брат цесаревич Кон­стантин настаивал на недопустимости «коренных реформ» в отношениях между сословиями.

В итоге проект подвергся значительным изменениям к моменту рас­смотрения в Государственном совете. Сама же процедура обсуждения од­ним из иностранных наблюдателей была названа «печальной сценой ко­медии». Выступая на заседании, государь, определив крепостное состояние как ощутимое для всех зло, заявил: «Положение таково, что оно не мо­жет продолжаться, но вместе с тем и решительные к прекращению его способы также невозможны без общего потрясения».

Закон об обязанных крестьянах утратил свою значимость в деле по­степенной ликвидации крепостничества из-за оговорки, по которой про­шение его в жизнь ставилось в зависимость от воли помещика. А абсо­лютное большинство помещиков освобождения крестьян вообще не Желало. Николай отчетливо представлял это и опасался открытого про­тивостояния дворянства. При обсуждении указа в Государственном совете один из его членов ^Ь|Разил сожаление о необязательности принимаемого закона и предложил §§ бы ограничить повинности крестьян обязательными инвентарями,

li^PM России: от Рюрика до Пугина 353

ввавйбНЯМН

подтвердив в них указ Павла I о трехдневной барщине. На это

ко­

вала незамедлительная и весьма характерная реплика императора: «я нечно, самодержавный и самовластный, но на такую меру никогда не nJ шусь, как не решусь и приказывать помещикам заключать договоры» 3 таким откровением стоит не только желание успокоить помещиков, в_спд лошившихся из-за слухов об освобождении крестьян, но и вполне ясна! и, видимо, для самого Николая весьма тягостное понимание ограничения сти возможностей самодержавной власти.

Впрочем, чиновничья бюрократия крепостнической империи умела нем рализовать законодательную волю самодержца и иными способами, Та! вышеупомянутый закон об обязанных крестьянах оказалось весьма трудЛ реализовать. Князь Воронцов едва смог устроить по новому закону лии| одно свое село, и то только при влиятельном содействии министра roqj дарственных имуществ П. Киселева, а хотел перевести в обязательное см стояние всех своих многочисленных крепостных. Однако препятствия aj стороны центральных ведомств и местных административных структур окм зались столь многочисленными и труднопреодолимыми, что он, как и дру. гие желавшие того помещики, от намерения своего отказался.

Юсле|

Аналогичная судьба постигла и ряд других законов Николая I по крем тьянскому вопросу: Указ 1827 г. об установлении казенного управлеш! над имениями, где душевой надел крестьян был менее 4,5 десятины,^ предоставлении таким крестьянам права перечисляться в свободные гм родские сословия; Указ 1847 г. о праве крестьян выкупаться на волюл: наделами при продаже имений с торгов за долги. Судьба этих указов чрея вычайно показательна. Оба вызвали негодование господ помещиков. Ом встретили множество бюрократических препон на пути действия. Наконеи оба исчезли из законодательства империи, хотя верховной властью отмен! ны не были. Просто во втором издании Свода законов (1848-1849 гг.}] столь неприятных чиновному дворянству указов не оказалось. В.О. Клф чевский по этому поводу заметил: «Бюрократия, устроенная для устано! ления строгого порядка во всем, представляла единственное в мире при вительство, которое крадет у народа законы, изданные высшей властыЯ этого никогда не было ни в одну эпоху, кроме царствования Николая../» Итак, к началу 1840-х гг. от первоначальной уверенности Николая Ij¹ неограниченных возможностях самодержца всероссийского в деле упрЩ ления и преобразования империи, видимо, мало что осталось. ПониманЯ невозможности справиться со злоупотреблениями и казнокрадством, пр! вести преобразования, которых властно требовала сама жизнь, против! стоять неуклонному распространению инакомыслия в разных слоях РУ1 ского общества, о котором сообщали ежегодные отчеты III отделения, I все это отравляло сознание императора. Подавленность настроения