Всеобщая история 40 страница

При том, что в основных правах и обязанностях общинники бы­ли равны между собой, реально земледельческая община Византии была социально неоднородна. Основную массу земледельцев состав­ляли георги — самостоятельные хозяева, ведущие полноценное хо­зяйство и включенные в общинную раскладку государственных на­логов. Законы особо охраняли от чрезмерного обнищания неимущих земледельцев — апоров, которые вынуждены были сдавать свои на­делы в аренду более богатым. Их гарантии при недобросовестной аренде были специально обставлены в «Земледельческом законе». Существовала и категория мортитов — земледельцев, берущих зем­лю в аренду исполы или из расчета выплаты 1/10 владельцу. Эти, в свою очередь, были обязаны гарантировать установленный доход арендодателю. Общинники могли иметь рабов — для них устанав­ливалась повышенная ответственность за нарушения имуществен­ных прав членов общины.

Отношения внутри общины и возможные правонарушения пре­дусматривали не только имущественную ответственность членов об­щины. За существенный вред урожаю, скотине, дому, общие причи­нения ущерба соседям могли последовать и уголовные наказания: отсечение руки, порка плетьми, даже ослепление. Рабов могли ка­рать и смертью.

Формирование самостоятельных землевладельческих общин за­кономерно делало их объектами социального интереса более значи­тельных и богатых лиц — динатов, как правило, и связанных воен­ной или государственной службой, и имевших в своем распоряже­нии свиты подвластных (рабов, мистиев и др.). Государствен­ная власть старалась воспрепятствовать имущественным захватам и закабалению общин, которые стали распространенным явлением к X в.: «Именно крестьянское землевладение удовлетворяет двум су­щественным государственным потребностям: внося казенные подати и исполняя воинскую повинность... То и другое должно будет сокра­титься, если сократится число крестьян».

Государственный феодализм

К XI в., в тесной связи с преобразова­ниями военного строя, в Византии сформировались основные элементы государственно-феодальных от­ношений. Государственная власть предоставляла рыцарству или крупным вотчинникам экскуссии — полное или частичное ос­вобождение от налогов с правом собирать их в свою пользу с крестьянских общин. Следом, как правило, предоставлялись судебные права. Так сформировалась система пожалований, коренным обра­зом преобразовавших аграрный и социально-правовой строй поздневизантийской империи.

Пожалование — прония — предоставлялось служилому человеку пожизненно при строгом соблюдении условий воинской службы. Прониары не имели права ни покупать, ни продавать землю, совершать с нею какие-либо сделки. Верховное право собственности на пронию оставалось за государством. Прониар располагал админи­стративными и судебными правами в отношении проживавшего на­селения, но эти права не были безраздельны. Пронию могли состав­лять и имущественные права (на землю), и неимущественные (пра­во на сбор налогов с общин). Со временем сложилось так, что под властью прониара жили и находились не только крестьяне-земле­дельцы, но и горожане, свободные люди, даже лица полупривилегированных сословий. Они могли составлять собственную дружину прониара, вместе с ним выступающую на государственную службу. Соответственно из них формировался как бы второй этаж феодаль­ной иерархии под общим главенством государства.

Прежде свободное земледельческое население в прониях стало зависимым, ограниченным в своих имущественных и неимущест­венных правах, — париками. Парики располагали надельным вла­дением землей, но с обязательством выплаты ренты. Основную часть этой ренты составлял подворный денежный платеж. Были и натуральные повинности — хлебом, вином. Для париков предпола­галось и отбывание барщины: от 12 дней в году до 1 дня в неделю. Взимались также многочисленные особые сборы (десятина скота, за рыбную ловлю, охоту, за пользование мельницей и т.д.), а также судебные, рыночные пошлины. Помимо этих повинностей, шедших непосредственно прониару или феодалу низшего ранга, парики ис­полняли и государственные повинности: строительство укреплений, кораблей, сборы в пользу церкви.

Наследственное право надельного владения париков ограничива­лось феодальным правом «мертвой руки». Парики не могли уходить с земли, по которой были включены в податные списки. Прониарам и другим запрещалось принимать беглых париков.

В отдельных областях Византии (например, в Морее), где феода­лизм с XIII в. приобрел более выраженный частнособственнический, а не государственный характер, права париков (или аналогичных категорий) были более ограниченными. Земледельцы не могли вы­давать дочерей замуж без разрешения владельца земли, они не мог­ли быть свидетелями в уголовном процессе; свободные женщины, вышедшие замуж за париков, теряли свободу.

В эпоху общего политического упадка Византии и ослабления го­сударственного регулирования, прении превратились в полновесные феодальные владения.

Еще одной существенной особенностью отношений государствен­ного феодализма в Византии было то, что в качестве такого услов­ного владения могли раздаваться не только земледельческие терри­тории с крестьянским зависимым или полусвободным населением (элевтерами), не включенными в податные списки и не пла­тившими податей государству. Нередко в качестве феодального вла­дения давался или монастырь с принадлежащими ему пожалования­ми и землями (под условием содержания братии), или город, имев­ший военное или торговое значение.

В силу государственно-политического влияния Византийской им­перии на окрестные югославянские и малоазиатские народы, сло­жившиеся в империи отношения государственного феодализма ока­зали влияние на формирование социально-правовых институтов в этих странах. Отношения, подобные прении и зависимости париков, характеризовали почти повсеместно феодализм на Балканах и в Ма­лой Азии. Особенности социально-правового строя Византии, ее со­словной организации позднее оказали очевидное влияние на форми­рование аналогичных институтов и в Московской Руси.

§ 43. Судебно-правовая система Византийской империи

Развитие законодательства

Судебно-правовая система Византии сложилась на исторической основе римского права. В VI в. в Византии была осуществлена всеохватыва­ющая кодификация римского классического права с учетом тех об­новлений, которые были вызваны императорской политикой и реа­лиями социально-правового строя империи (см. § 21). Поначалу единственно действующая в государстве система — римское пра­во — в византийской редакции получила новые черты. Оно приоб­рело непривычный для классического права огосударствленный вид: единственно доминирующим источником права в Ви­зантии стал государственный, императорский закон. Многое было воспринято из греко-египетского права. К видоизменению римского права также подтолкнули требования христианской морали, по­скольку христианство было в империи официальной государствен­ной религией.

Императорское законодательство было единственным офици­альным источником права после правовой реформы Юстиниана. За­вершив кодификацию, Юстиниан специальной конституцией запре­тил ссылаться на другие ранние законы, а также истолковывать по­становления Свода. Юристам было разрешено только переводить тексты кодификации, составлять к ней индексы и особые паратитлы (систематические указатели). В остальном следовало ограничивать­ся разъяснениями и учебными руководствами. Судебная практика могла основываться отныне только на законах.

В связи с развитием государства, новыми целями государствен­ной политики, реалиями жизни законодательство не могло оставать­ся только в рамках исторического Свода Юстиниана. Новеллы Юс­тиниана (собранные в особый свод во второй половине VI в.) рефор­мировали многое в институтах церковного, административного, на­следственного права. Кроме них, сохранились также специальные 13 эдиктов Юстиниана.

В первый период истории Византии законодательное значение имели также эдикты префектов. Они могли быть изданы в развитие императорских конституций и имели силу в пределах своего прето­рия (области). Посвящались они главным образом регулированию налогов и пошлин, полномочиям и деятельности магистратов, а так­же в целом провинциальному управлению.

Новая законодательная реформа была предпринята первыми им­ператорами Исаврийской династии — Львом и Константином. По их инициативе был разработан и введен в действие новый правовой свод — Эклога (726). В Эклоге («избранные законы») отображались изменения, введенные законодательством VI-VII вв., исправлены ошибки и злоупотребления в истолковании права, а также внедрен «дух большего человеколюбия» в правила законов. Эклога заменила собой Юстиниановы «Институции» и была построена не столько на правилах Свода Юстиниана, сколько на новеллах императоров VII в., а главное — на новых законах Льва и Константина.

Эклога состояла из 18 титулов-глав, посвященных семейному праву (тит. 1-3), дарениям (тит.4), завещаниям и наследствам (тит.5-6), опеке (тит.7), отпуску рабов на волю (тит.8), договорам и условиям их записи (тит.9-13), свидетелям и соглашениям (тит. 14-15), правилам о пекулии (тит. 16), преступлениям и наказаниям (тит. 17), разделам собственности (тит. 18). Внимание в ней уделя­лось именно отличиям нового законодательства, смягчению наказа­ний (сравнительно с требованиями традиционного права), упроще­нию норм правоприменения. Особое значение имела Эклога в об­новлении семейного права.

На протяжении VIII в. Эклога дополнилась особыми Морским и Военным законами, которые регулировали правила морской и военной службы, а также вообще использование флота в импе­рии. Составной частью Эклоги стал и «Земледельческий закон» (см. § 42).

Начало правления Македонской династии, проводимое первыми ее императорами Василием (867-886), Львом и Александром укреп­ление центральной администрации и императорской власти сопро­вождалось реформой законодательства. Согласно провозглашенным принципам этой реформы, следовало отменить устаревшие нормы и правила, уничтожить противоречия в накопившихся законах, реви­зовать право в духе новых требований и подготовить новое краткое руководство судьям и правоведам. В результате была проведена всеобъемлющая систематизация законов, заменившая собой Свод Юс­тиниана.

Кратким руководством по правоприменению должен был стать Прохирон, или Ручная книга законов (870-878). Он состоял из 40 титулов, в которых по новым правилам систематизировались извле­чения из Кодекса, Дигест и Новелл Юстиниана. Нередко составите­ли возвращались к правилам Юстиниана, отвергая новшества зако­нов позднейших императоров. Следом была проведена систематиза­ция тех законов и правил старого права, которые признавались ут­ратившими силу (этот свод не сохранился). На основе этого несох­ранившегося свода было составлено новое краткое руководство по праву Эпанагога (884-886) — также в 40 титулах. Сравнительно с Прохироном, система и содержание которого имели много общего с Эклогой, в Эпанагоге большое место было уделено основаниям пра­ва и правосудия (тит.1), учению об императоре и администрации (тит.2-7), священнослужителям (тит.8-10), новому управлению (тит.39).

Главное место в новом законодательстве заняли Василики (888-889). Обширный (в 6 томах, 60 титулах) свод систематизировал за­ново все императорское законодательство, начиная с кодекса Юсти­ниана. Сохранялось только действующее право, хотя многие нормы были записаны в исторических и весьма архаических редакциях. Нередко в новых правилах законодательную силу вновь получали нормы, когда-то отвергнутые. Наибольшее место в Васшшках заня­ли извлечения из Дигест и Кодекса Юстиниана, а также Прохирона. К концу XII в. Василики стали единственным действующим в Ви­зантии сводом права. (Полностью Василики до нашего времени не дошли.)

С законодательной реформой конца IX в. развитие права в Византии не остановилось. Важное значение в изменении брач­ного права и порядка приобретения земельной собственности имели новеллы императора Константина Багрянородного (X в.). Новшества в законы об императорской власти, статусе епископов и церковнослужителей внесли постановления первых императоров из династии Палеологов (XIII в.). Однако в целом византийское право сформировалось переработкой Свода и законов Юстиниана в систематизациях VIII-IX вв.

Суд и судопроизводство

Юстиция в византийском государстве была неразделима с общей админист­рацией. В этом заключалась одна из главных особенностей судоуст­ройства империи и его общее отличие от традиций римской юсти­ции. Не только юридически управленческая власть была едина с судебной — как на центральном, так и на уровне провинций. Но и жизненно судопроизводство вели те же чиновники, что входили в административный или финансовый аппарат.

Высшая судебная власть принадлежала императору. В силу сво­их верховных полномочий, он мог принять к своему рассмотрению (не обязательно личному, а проводившемуся в Государственном Со­вете) любое дело как гражданской, так и церковной юрисдикции. Со временем установились узаконенные ограничения поводов обраще­ния к императорскому суду. Здесь разбирались дела, представлен­ные в порядке обращения должностного лица высшей или про­винциальной администрации, оказавшегося в затруднении при ре­шении дела из-за нехватки или противоречий в законах. Здесь при­нимались апелляции на важнейшие дела. Наконец, император принимал к собственному рассмотрению дела лиц высших сословий в порядке особой их привилегии — общесословной или даже персональной (такая практика прекратилась только в конце XI в.).

Центральная юстиция была рассредоточена. Ею занимался ши­рокий круг высших должностных лиц империи, причем их компе­тенция не была как-нибудь определена. Компетенция определялась родом дел, местом жительства, сословной принадлежностью, про­фессией, вероисповеданием участвующих в деле лиц и многими другими обстоятельствами. Наиболее вышестоящими (не считая императорского) считались суд великого друнгария, суд председате­ля административной (чиновной) юстиции, суд первого секретаря императора. Широкими судебными полномочиями располагал сто­личный эпарх: ему были подведомственны все дела жителей столи­цы, полицейские нарушения, совершенные в Константинополе пре­ступления, даже профессиональные и торговые споры. Дела служа­щих дворцового ведомства разбирали этериарх и протовестиарий. Споры по налогам, в том числе нарушение налоговых законов, логофет геникона. Дела по морскому ведомству, преступления мо­ряков разбирались друнгарием флота. В той или иной степени су­дебной властью обладали и другие руководители центральных ве­домств.

Основную массу дел разбирали низшие суды. В столице это были назначенные чиновники, обладавшие специальными знаниями. В провинции от имени правителя (в ранний период — префекта пре­тория) дела разбирали особые дефенсоры. Позднее были выделены в руководстве фемов также особые фемные судьи.

Особое место в судебной организации занимала церковная юсти­ция. Ее роль и значение основывались на привилегиях, предостав­ленных еще в IV в. императором Константином, и составляли не­отъемлемую часть руководящей роли православной церкви в госу­дарстве. Суд епископа признавался равным государственному первоначально при обоюдном согласии сторон, затем бесспорно. Ес­ли дело решалось при участии епископа или при его арбитраже, то апелляции на это решение не допускалось. С VI в. в компетенцию церковных судов были включены даже обычные гражданские дела, если стороны на это соглашались. Исключительно церковному суду подлежали все священно- и церковнослужители, подвластные церк­ви и зависимые от нее люди. Нарушения церковных правил людьми всех сословий (исключая высшее сенаторское) также подлежали разбору в церковных судах.

На решения низших судов можно было приносить апелля­цию. Традицией стало установленное еще Юстинианом правило, по которому дело можно было рассматривать не более чем в двух инстанциях. За необоснованную или «плохую» апелляцию жалобщика могли оштрафовать. Градации судебных инстанций были за­конодательно установлены в Эпанагоге. Подавая апелляцию, следо­вало соблюдать подчиненность и соответствие судов.

Судопроизводство в судах первой инстанции было в основном письменным, следуя традиции римского либеллярного про­цесса. Суд подразделялся на три условные стадии: в первой оп­ределялся предмет спора (при активном участии судьи), во второй приводились доказательства, в третьей выносился приговор или ре­шение. Византийское право выработало новые жесткие требования надежности доказательств. Оценка показаний свидетелей находилась в прямой зависимости от их сословного статуса: «Свидетели, имеющие звание, или должность, или занятие, или благосостояние, наперед считаются надежными». Показания лиц рабского сословия, бродяг или неизвестных принимались, только если даны были под пыткой и не оспаривались другими показаниями. В отличие от рас­пространившейся на Западе розыскной процедуры, византийский суд признавал своего рода презумпцию невиновности обвиняемого: «Никто не может быть принуждаем приводить свидетелей против себя самого» («Эклога», XIV, 63).

Суд был платным. Дело рассматривалось судьей единолично или коллегиально (в коллегии могло быть и более десятка судей). В силе было мнение большинства по делу. При расхождении каждый из су­дей выносил свой собственный приговор. В практике судопроизвод­ства приговоры и решения не заключали ссылок на определенный закон, тем более совершенно конкретную норму. Судьи выносили решение свободно. Но закон подразумевался, упоминался общий институт, имевший отношение к делу, законодательное правило. В целом практика придерживалась и духа, и бук­вы Василик. В конкретной работе судьи использовали как бы всю совокупность имевшихся многовековых постановлений, в том числе наиболее авторитетных судов или даже персонально судей. В этом они опирались на особые обзоры состоявшихся судебных реше­ний, тематические справочники по законодательству, разного рода схолии (пояснения). Византийская юридическая наука была тесно связана с практикой, хотя большинство сохранившихся юридиче­ских сочинений и комментариев законов составлены профессорами юридических школ.

Изменения в частном праве

Византийское частное право в самой значительной степени сохранило прин­ципы позднего римского права. Изменения, которые оно объективно претерпевало, вызывались как новыми социальными реалиями, так и мощным воздействием христианской идеологии — особенно в том, что касалось прав лиц. Важнейшее место заняли принципы, выте­кавшие из требований права справедливости и есте­ственного права.

Идеи христианского равенства и справедливости способствовали выравниванию правоспособности свободных и несвободных, а так­же исчезновению резко противоположных категорий граждан и неграждан и т. д.

Упростился порядок отпуска рабов на волю. По законам Юсти­ниана, все вольноотпущенники приравнивались к свободнорожден­ным гражданам плебейского сословия. С VI в. сократилось количе­ство правовых случаев для превращения человека в рабское состоя­ние и, напротив, увеличилось число возможностей законным спосо­бом выйти из рабов помимо воли господина. Так, санкционировался выход из рабства за содействие в раскрытии важного преступления. Рабское состояние прекращалось с получением государственной или общественной должности (хотя сокрытие своего рабского состояния при претензии на должность считалось правонарушением). Осво­бождало от рабства принятие монашеского сана. Было признано, что в исключительных случаях (при сокрытии завещания) раб имеет возможность вчинять иск против своего господина.

На правовое положение свободных в большей степени стало вли­ять их сословное положение. Однако это влияние распространялось на разного рода судебные, общественные, финансовые и т. п. приви­легии и почти не касалось выравнивания их частных прав. Изгнание из высших сословий лишало привилегий, но не приводило к ограни­чению правоспособности в частном праве (кроме возможности быть свидетелем).

Постепенно выравнивались права в рамках византийской фами­лии. Потеряли практическое значение институт главы семейства, а вместе с ним традиционная отцовская власть римского права. Жена приобрела большую самостоятельность, в том числе имущественную. Приданое стало рассматриваться как ее собственность. Полу­чил признание конкубинат (постоянное сожительство) в качестве еще одной формы брака. В большей степени гарантировались права жены и детей в семье.

Взаимодействие с церковным правом вообще обновило брачно-семейное право. Брак мог заключаться с 15 лет для юношей и с 13 для девушек — в письменной или устной форме, по желанию обо и с согласия родителей. Вводились институты обручения (начиная 7 лет), а также помолвки, предшествующей браку. Юстинианом был установлен брачный дар — добровольное пожертвование будущего мужа в пользу жены. Жестким ограничениям подверглась возможность развода (впрочем, в общем он был возможен и для мужа, и для жены — но по разным причинам). Муж вправе был по­требовать развода в случае прелюбодеяния, злоумышления жены на мужа, просто молчаливого участия в злоумышлении, тяжкой болез­ни (проказы). Жена — только в случаях неспособности мужа к брачному сожительству, злоумышления на нее и такой же болезни мужа. Сохраняя античные традиции, критерии взаимной верности оставались различными.

Существенно видоизменилось и упростилось право собственно­сти. Преобразовалась даже терминология, исчезли традиционные подразделения на квиритские и преторские собственнические права. Главным стало фактическое обладание вещью — владение (possessio), которое служило основанием для защиты прав. Вошло в обиход принудительное отчуждение собственности в пользу государ­ства или города.

Менее формализованным стало и обязательственное право. Контракт означал любое, не противоречащее закону обязательство. Вошли в практику т. н. «голые договоры», заключенные неформаль­ными действиями и не предусмотренные прямо конкретными прави­лами или законами.

Уголовное право

На формирование византийского уголовного права в большей степени, чем традиция римского права, повлияли правовая доктрина христианст­ва, библейское законодательство, а также новое представление о го­сударстве и императорской власти. Примерно к VIII в. уголовное за­конодательство Византии сформировало собственную иерархию цен­ностей и свою систему наказаний. В дальнейшем она не претерпела значительных изменений.

Преступление рассматривалось как прояв­ление греховной природы человека: Господь со­здал человека, удостоил его самовластием и свободой поступков, дал в помощь закон, чтобы он определял пределы своего самовластия, а дальше — выбор за самим сотворителем добра или зла. Исходя из такой доктрины предустановленной греховности, византийское право видело в наказании воздаяние (кару) за грехи. Соответственно, оно тем тяжелее, чем значимее сам сотво­ренный грех.

Одним из самых тяжких считалось посягательство на власть. В этих случаях допускалась даже внесудебная расправа в произволь­ной форме: «Поднимающего восстание против императора, или зло­умышляющего, или принимающего участие в заговоре против него или против государства христиан в тот же час должно предать смер­ти как намеревающегося все разрушить»[57]. В этих случаях реальным преступлением считался даже умысел. В соответствии с церковной доктриной не имело значения, согрешить ли в мыслях или на деле, если речь шла о столь важных вещах. Во избежание злоупотребле­ний закон позднее предписал докладывать о таких случаях импера­тору, с тем чтобы его волей определялось наказание.

Следующим по шкале наказуемых грехов было предательство. В разных видах изменничества усматривалось прежде всего отступле­ние от веры, поэтому наказание главным образом предусматривало смертную казнь. Церковному суду подлежали захваченные в плен и там отрекшиеся от веры (по-видимому, прежде всего имелись в виду попавшие в плен к мусульманам). Смертная казнь ждала перебеж­чиков, еретиков. Казнили беспрекословно также колдунов и т. п. «вредных». К таким же опасным преступникам относились и разбой­ники, которых следовало «распинать на фурке» (особом перекре­стье).

Наиболее важным новшеством византийского права было широ­кое введение членовредительных наказаний. Они полагались за са­мые разные категории преступлений, но которые считались как бы меньшим грехом по сравнению с посягательством на государство, на веру или предательством. Как правило, преступнику отсекали руку или его ослепляли. Были и более затейливые формы членовреди­тельства, нацеленные на то, чтобы покарать согрешившую часть или опозорить преступника (так, за скотоложство оскопляли, за фальшивомонетничество — рубили руку, за сексуально-нравственные преступления — урезали нос). До постановлений Эклоги членовредительные наказания в Византии применяли только к рабам и к лицам сословия plebeius. С VIII в. эти наказания стали всеобщими (не касаясь только лиц высших сословий), в большинстве заменив многочисленные случаи применения смертной казни, предписывав­шейся законами Юстиниана.

Убийство вообще рассматривалось как тяжкое преступление, но оно подлежало специальной квалификации в зависимости от степе­ни греховности содеянного. Предумышленное убийство безусловно каралось смертной казнью (через отсечение головы). Убийство в драке расценивалось как непреднамеренное. Но в этом случае закон предписывал исследовать орудие, каким оно учинено: если дубиной (т.е. заранее опасным оружием), то предписывалось отсечь руку, ес­ли рукой или неким легким орудием, то наказание было легче. За удар мечом, даже если не последовало смерти, полагалось тяжелое наказание. Каралось как убийство истязание рабов, повлекшее их смерть. (Однако если смерть стала следствием «положенного» нака­зания, это не считалось грехом.)

Детально регламентировалась сфера сексуально-нравственных преступлений. В основном наказуемость деяний здесь связывалась с нарушением библейских заповедей и отступлениями от христиан­ской морали. За большинство подобных преступлений (изнасилова­ние, кровосмесительная связь, прелюбодеяние, двоеженство и т. п.) полагались членовредительные (отсечение носа) или телесные нака­зания (высечь плетьми). Наказания были не идентичны и также за­висели от тяжести греха по условной шкале нарушений более или менее важных заповедей. Так, за прелюбодеяние с рабыней следо­вал штраф (и конфискация женщины), с монахиней — полагалось отсечь нос, а за похищение монахини — отсечь руку. Жизненная «нужда» представлялась обстоятельством, смягчающим грех: за пре­любодеяние, совершенное имеющим жену, полагалось 12 ударов плетьми, а не имеющим — 6. Равным образом смягчало или вовсе исключало ответственность, если связь с девушкой происходила с согласия ее родителей. Освобождал от ответственности и «несмыш­леный» возраст: участие в мужеложстве вообще каралось смертью, но мальчиков до 12 лет освобождали от наказания.

Кража также оценивалась в зависимости от греховности поведе­ния преступника (размер украденного значения не имел). В зависи­мости от святости места, откуда что-то было похищено, от повторности преступника ждало или имущественное, или членовредительное наказание (кража из алтаря — ослепление, просто из церкви — высечь и остричь наголо, за вторую кражу — отсечь руку).

Важными преступлениями считались также преступления про­тив правосудия. За ложную клятву (видимо, и лжесвидетельство) урезали язык. Клеветников предписывалось подвергать тому же на­казанию, какое могло последовать несправедливо обвиненному.

За разного рода преступления, связанные с причинением матери­ального ущерба (неумышленный поджог, обычная кража, угон ста­да), как правило, полагалось возместить вред. Применялись и штра­фы до 2-кратной стоимости украденного или поврежденного.

§ 44. Военно-феодальные империи средневековой Азии

44.1. Арабский халифат

Возникновение и развитие арабской империи

Арабские племена кочевников и земледельцев населяли территорию Аравийского полуострова с глубокой древно­сти. На основе земледельческих цивилизаций на юге Аравии уже в I тыс. до н. э. возникли ранние государства, сходные с древневосточ­ными монархиями: Сабейское царство (VII-II вв. до н. э.), Набатия (VI—I вв.). В крупных торговых городах формировались городское самоуправление по типу малоазиатского полиса. Одно из последних ранних южноарабских государств — Химьяритское царство — пало под ударами Эфиопии, а затем иранских правителей в начале VI в.

К VI—VII вв. основная масса арабских племен находилась на стадии надобщинной администрации. Кочевники, торговцы, земле­дельцы оазисов (главным образом вокруг святилищ) объединялись посемейно в большие кланы, кланы — в племена. Главой такого племени считался старейшина — сеид (шейх). Он был и верхов­ным судьей, и военным вождем, и общим руководителем собрания кланов. Существовало и собрание старейшин — меджлис. Арабские племена расселялись и за пределами Аравии — в Сирии, Месопотамии, на границах Византии, образуя временные племен­ные союзы.

Объединению арабских племен в наднациональную общность и ускорению образования раннего государства способствовало возник­новение новой монотеистической религии — ислама. Ее основате­лем стал сын торговца из г. Мекки Мухаммад (570-632). Объединив вначале племена двух соперничавших городов — Мекки и Ясриба (Медины) — под своей властью, Мухаммад повел борьбу за сплоче­ние всех арабов в новую полугосударственную-полурелигиозную об­щину (умму). Это привлекло в сторонники новой религии и но­вой организации широкие социальные слои, недовольные доминиро­ванием племенной аристократии. В начале 630-х гг. значительная часть Аравийского полуострова признала власть и авторитет Мухаммада. Под его началом сложилось своеобразное протогосударство с духовной и политической одновременно властью пророка, опирав­шегося на военные и административные полномочия новых сторон­ников — мухаджиров.