Посвящается памяти родителей 5 страница

По отношению к князю дружинники были не только воина­ми и слугами князя, но и его советниками. Так, в 946 г. Игорь советовался со своей дружиной — продолжать ли ему поход на греков или, взяв с них дань, предложенную императором, зак­лючить мир. «Игорь же дошед Дуная, созва дружину и нача думати, поведа им реч цареву». Когда же дружина предпочла дань, продолжает летописец, «и послуша их Игорь и повеле печенегом воевати болгарскую землю; а сам взем у греков злато и поволоки и на вся и взратися в спять, и прииде к Киеву восвояси». Как дорожил князь мнением о себе дружинников, видно из того, что Святослав, несмотря на просьбы матери своей Ольги принять христианство, оставался язычником толь­ко из опасения, что принятие им чужой веры не понравится дружинникам[27].

Участие дружинников в делах князя засвидетельствовано официальными актами. Так, в договоре Олега с греками послы говорят: «Послани от Олега, великого князя Русскаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых бояр». То же повторяется в договоре Игоря, где послы называют себя «мы... послании от Игоря, великого князя Русскаго, и от всякоя княжья и от всех людей Русския земли» (Лавровый список. С. 24). Здесь между посольскими именами даже отдельно обозначены послы от Игоря, от его жены, от сына и от знаменитейших дружинни­ков, например, Прасьтен от Турда, Либиар от Фаста, Сфандр от жены Улеба и др.

Все это показывает, что участие дружинников в управлении и в совете княжеском было официальным и составляло одно из важнейших прав дружины, так что о нем необходимо было упо­минать в договорах с иностранными государями, и имени одно­го князя было как бы недостаточно для обеспечения договора.

Кроме участия в совете княжеском старшие дружинники были предводителями войск, воеводами, которым князья иногда поручали вести войны с соседями и пользоваться выго­дами от этих войн. Так, Свенельд был воеводой при Игоре, Ольге, Святославе и Ярополке; ему дано было поручение вести войну с уличами и тиверцами с тем, чтобы он набрал себе дружину и содержал ее на доходы от этой войны. При Влади­мире воеводой был дружинник по прозванию Волчий Хвост, который покорил радимичей[28]. Воспитание малолетних князей поручалось дружинникам, которые поэтому назывались кор­мильцами. Так, у Святослава воспитателем был Асмульд, у Владимира — Добрыня.

Кроме военной службы и участия в советах и управлении дружинники вели от имени князя торговлю княжьими товара­ми в чужих землях и отправляли посольства. В договоре Олега с греками упоминается, например, о послах и гостях русского князя, приезжавших в Константинополь, и в числе условий договора говорится, чтобы греки выдавали послам посольское содержание, а гостям — гостиное[29]. Этот обычай был сканди­навский, где к числу королевских служб, которые несли дру­жинники, принадлежала и торговля товарами конунга, и отправление посольства в чужие края. Торговля составляла важ­нейшую часть доходов князя и по своей важности приравнива­лась к войне. Указание на это находится в былинах, где гово­рится, что лучшие дружинники посылаются торговать.

Устройство дружины. Прием в дружинники сопровождался обрядами. Дружинник, желающий поступить на службу к кня­зю, являлся к княжескому воеводе, который приводил его к князю и дружине. Князья и дружина спрашивала его, какого он происхождения и какие совершил подвиги, дабы по проис­хождению и подвигам назначить ему достойную степень в службе и жалованье. В былине об этом говорится так: «Ты ска­жи, молодец, кто твой род и племень? по роду тебе место дати, по племени жаловати». Объявляя о своих подвигах, дру­жинник должен был подтвердить их доказательством своей силы. Так, при поступлении Добрыни Никитича киевский вое­вода сказал: «А проведать всем богатырям силу с Добрынею Никитичем».

Дружинники имели предводителя, который назывался вое­водой. Воеводы были двух родов: одни назначались князем и предводительствовали дружиной, другие же имели свои соб­ственные полки. Из княжеских воевод нам известны Свенельд при Игоре и Святославе, Блуд при Ярополке, Волчий Хвост при Владимире. Кроме главного предводителя, были еще воево­ды частные, которым подчинялись собственные отряды дру­жинников; таковыми были при Рюрике Аскольд и Дир. Эти от­ряды были в полной зависимости от воеводы и получали от него содержание. Свенельд сам содержал свою дружину, которая счи­талась богаче Игоревой. Среди дружинников были и скандинавс­кие конунги, которым русские князья поручали управление го­родами и областями. Так, скандинавские саги говорят, что ко­нунги Сигурд и Олав Тригвессон, находясь на службе у Владимира, управляли от его имени несколькими городами. По русским летописям конунг Тур княжил в Турове, Рогвольд — в Полоцке; скандинавские конунги жили в городах со своими дружинниками, так, Рогвольд воевал даже с Владимиром[30].

Лучшие из дружинников, ближайшие к князю, назывались боярами. Они преимущественно участвовали в совете и управ­лении. В договоре Олега они называются светлыми боярами, а в летописях — мужами. Так, в летописи говорится, что Рюрик «прия власть и роздая мужем своим грады: овому Полотеск, овому Ростов, другому Белоозеро»; а про Олега говорится: «И прия Смоленск и посади муж свой. И взя Любеч и посади муж свой», а потом в договоре Олега эти же мужи называются «князьями и светлыми боярами, сущими под рукой Олега». Следовательно, название «муж» не обозначало особого класса дружинников, а принадлежало одинаково и князьям, и боярам. Этим именем означалась старшая дружина, ближайшая к кня­зю, в отличие от младшей дружины, носившей.название отро­ков, детских. Эти последние исполняли разные низшие долж­ности как при князе, так и при старших дружинниках. Отроки, жившие при самом дворе, назывались гридями, по сходству слова «гридь», «гридень» со скандинавским Hirdmanner, кото­рое означало воин, живущий при дворе конунга; можно сделать вывод, что гриды были телохранителями князя. От гридей про­изошло название комнат-гридниц, куда собирались гриди для принятия княжеских приказаний. В этих же комнатах князь пиро­вал со своей дружиной. Вероятно, старшая дружина и младшая по отношению к своему врутреннему устройству имели и другие подразделения с особыми наименованиями, смотря по должно­сти. Так, в летописи упоминается о старейшем конюхе Олега, сторожевом воеводе при Святославе Петриче. В исландских сагах и русских народных песнях и сказках встречаются названия стольников, чашников, приворотников и постельников. Про Добрыню Никитича, в частности, говорится, что он три года стольничал, три года чашничал, три года приворотничал.

3.4. Земщина.

Рядом с дружинниками в русском обще­стве жила старая земщина, к которой принадлежали и селе­ния Русской земли с их коренными жителями, «с первыми насельниками», по выражению Нестора. Земщина имела об­щинное устройство, выработанное предшествовавшей жизнью славянских племен на Руси. С прибытием варяго-русских князей славянская земщина утратила свою самостоятель­ность и независимость, но тем не менее за ней осталось зна­чение главного, основного элемента в новой жизни русского общества. Сами князья, постепенно подчиняя себе разные славянские племена на Руси, не уничтожали их старого об­щинного устройства и признавали земщину чем-то отдель­ным, отличным от княжеской дружины. Впрочем, это поло­жение земщины не во всех землях находилось в одинаковой степени; так, новгородцы, сами пригласившие князей, удер­жали за собой больше самостоятельности, особенно по уда­лении Олега на юг.

Предоставление земским общинам полного права на владе­ние землей налагает на русскую историю особый характер, резко отличающий ее от истории западноевропейских госу­дарств. На западе Европы завоеватели объявляли всю покорен­ную землю своей и делили ее таким образом: одну долю берет государь, другую долю он отдает дружинникам в раздел, а тре­тью оставляет за побежденным народом; за право пользования этой последней долей владельцы облагались податями. Отсюда брали начало притеснения, неудовольствия и вражда между составными частями западного общества; все тяготы податей ложились только на третью долю земли, оставленную за по­бежденными. Сами дружинники, получив свои доли и таким образом сделавшись независимыми, самостоятельными вла­дельцами, мало-помалу отделяли свои интересы от интересов государя или предводителя, который, чтобы поддержать свою службу и снова привязать к себе дружинников, волей-неволей приступает к дележу той доли земли, которая при первом раз­деле досталась собственно ему: он отдавал ее по участкам на праве феодальном, т. е. с тем, чтобы дружинник, получавший от государя участок земли, владел им только до тех пор, пока несет службу государю. Отсюда начало феодальной системы и новое разделение земель: на феодальные или ленные, жало­ванные от государя, на аллодиальные, полученные дружинни­ками при первом разделе покоренной земли, и податные, ос­тавленные за побежденным народом. Феодалы старались на­всегда удержать за собой и своим потомством ленные земли, полученные от государя только на время службы. Иные из фео­далов или ленных владельцев делались независимыми от госу­даря и самостоятельными владельцами, вступали друг с другом в союзы и безнаказанно теснили и грабили народ. Это приво­дило к войне городов с замками или побежденного народа с феодальными грабителями. Жители городов, не находя защиты и управы против феодалов, сами принимались за оружие, за­щищались от феодальных нападений в своих городах, вступали в союзы друг с другом и принуждали феодальных владельцев к уступкам в свою пользу, оказывали помощь государю против феодалов, получали за это разные привилегии и, наконец, де­лались независимыми и приобретали почти одинаковые права с феодальными владельцами.

Русская история развивалась иначе: предоставление зем­ским общинам полного владения землей сохраняет единство и связь Русской земли, несмотря на удельную систему, развив­шуюся впоследствии и, по-видимому, грозившую совершен­ным раздроблением государства.

Предоставление земли общинам препятствует разъедине­нию интересов государя и подданных; подданные видят в госу­даре не частного собственника, но владыку всей земли, отца народа и потому всю Русскую землю считают государевой зем­лей. Дружинники не имели земли, выделенной им в собствен­ность, полностью зависели от службы государю и дорожили этой службой как единственным средством содержания. Поэто­му в истории России нет ни феодальных замков, ни вражды между дружинниками и земцами, ни колонизации земских зе­мель дружинниками, ни войны городов с княжеской дружиной. Вот почему земщина на Руси имеет весьма важное государ­ственное значение, так что князья даже в договорах с иност­ранным дворами упоминают о ней. Так, например, в договоре Игоря с греками сказано, что посольство, заключившее этот договор, было отправлено и уполномочено «от Игоря, велико­го князя Русского, и от всякая княжья, и от всех людей Русския земля».

Общинное устройство славянских племен на Руси, вырабо­танное еще до приглашения варяго-русских князей, осталось за земщиной и по прибытии князей. Главным и более полным вы­ражением этого устройства были города, а за ними селения, обыкновенно тянувшиеся к городам.

Города славянских племен на Руси были не только крепос­тью, сторожевыми острогами, но вместе с тем служили и точ­кой центрального соединения племени, которое построило го­род. К нему тянулась вся земля, занятая племенем, и нередко от города получала свое название, так, например, от Новгорода вся страна, занятая племенем ильменских славян, называ­лась Новгородской землей, от Ростова весь окрестный край по­лучил название Ростовской земли, от Суздаля — Суздальской. Поэтому все селения вокруг города были или городскими вы­селками, или принадлежали самим же гражданам и населялись их людьми и наемниками. Племя, построившее первый город, строило новые города, которые, будучи колониями первого города, назывались пригородами и находились в тесной связи со старым городом, со своей метрополией. По летописям изве­стно, что младшие города управлялись начальниками из стар­шего города; так, из Новгорода посылались посадники в его пригороды: Ладогу, Псков и др. Отсюда и решение веча в стар­шем городе было непреложным законом для пригородов. «На что старшие думают, на том и пригороды станут», — говорят источники, и это первоначальное отношение между городами осталось неприкосновенным и при князьях, так что князь, принятый старшим городом, беспрекословно признавался и пригородами. Таким образом, мы видим, что города на Руси в первый период русского государства имели центральное значе­ние как для населения, так и в отношении управления страной. Город, старший в стране, считался господствующим, и приго­роды и селения, как выселки старшего города, находились в отношении подчинения и зависимости; старший город управ­лял всей страной и был представителем племени, пригороды же, находясь в подчинении старшему городу, в то же время имели значения центров для селений, которые тянулись к ним. В отношении устройства городов обращает на себя внима­ние их внешний вид, какой они имели до и после призвания князей. До прибытия варяго-русских князей мы не знаем на Руси ни детинцев или кремлей, ни посадов, ни слобод — были одни только города. Так, Новгород состоял из одной только торговой стороны, Киев — из соединений селений Кия, Щека, Хория и Лебеди. Коростень заключал в себе один только город, в котором жили все коростенцы. Но с прибытием скан­динавских князей в славянских городах появляются крепости, кремли, детинцы, выстроенные князьями или их дружинника­ми. Старые славянские города, принадлежавшие земщине, на­ходящиеся при княжеских крепостях, впоследствии получают название уже не городов, а посадов[31]. В крепостях, или кремлях, жили князья или их наместники с дружиной, а в посадах — зем­цы[32]. Как посады, так и крепости разделялись на улицы. Посад­ские улицы не составляли только массу домов, а образовывали отдельные общины; члены этих общин назывались уличанами и имели своих выборных уличанских старост. У них были свои уличанские суды, свои сходки, свои веча. Таким образом, славянс­кий город представлял собой большую общину, состоявшую из союза мелких общин или улиц. До прибытия князей большие об­щины или города управлялись выборными людьми, которые по своему богатству и влиянию на общество, по выражению лето­писца, назывались старейшими мужами, держащими землю. Над выборными начальниками стояло вече, которое их выбирало; над вечем пригорода стояло вече старшего города, в котором со­средотачивалось управление всем племенем. В важных делах иногда на вече старшего города участвовали пригороды. У неко­торых племен наряду с вечем была и княжеская власть; так было, например, у древлян. Но с прибытием князей этот поря­док остался только у новгородцев. В прочих же племенах власть веча заменилась верховной властью русского князя, и веча соби­рались только изредка — или за отсутствием князя, или в иных крайних случаях, обыкновенные же дела городской земщины, если не доходили до князя или его наместника, решались старо­стами или другими земскими начальниками. Впрочем, права веча полностью никогда не уничтожались.

Состав земщины: социальные группы и классы русского об­щества. Все жители на Руси издревле разделялись на старейших (больших) и молодших (меньших). Эти два вида подразделя­лись на три разряда: бояр, купцов и черных людей.

Бояре составляли первый класс общества — аристократию. Они принадлежали по происхождению своему к знаменитым в обществе фамилиям и составляли коренное, старшее населе­ние городов; они же были главными земледельцами-собствен­никами. Богатство, обширные владения, а также сосредоточе­ние управления в руках бояр очень рано отделили их роды от массы других граждан; но несмотря на это, они сохранили тес­ную связь с остальным народом. Бояре жили, как и все земцы, в посадских улицах и были членами уличанских общин; поэто­му и интересы их были тесно связаны с интересами той город­ской общины или улицы, к которой принадлежал род. Обидеть боярина значило обидеть целую улицу, и наоборот — обесчес­тить чем-либо улицу значило обидеть тот боярский род, кото­рый к ней принадлежал. С прибытием варяго-русских князей во многих городах эти отношения бояр к остальному народу силь­но изменились; однако же в городах самостоятельных (в Нов­городе, Пскове и др.) все еще ясно обозначаются следы старых отношений. Каждый конец города, каждая улица, составляв­шие отдельную общину, имели свои боярские роды, и отно­шения их к общине остались почти неизменившимися. Сами князья в важных случаях обращались к боярам за советом; зем­цы же считали бояр своими руководителями, тем более что многие из них жили на земле бояр или были у них в долгу. В Новгороде бояре назывались вящими, лучшими, передними людьми — названия чисто общинные, а не родовые. Слово «бо­ярин», без сомнения, появилось в Новгороде одновременно со словом «вящие» — «лучшие» люди и происходит от прилага­тельных «болий, больший». Как и когда образовались в новго­родском обществе большие люди, или бояре, мы не знаем; знаем только, что новгородцы постоянно разделялись на боль­ших и меньших людей и что еще перед призванием Рюрика в летописи упоминается о старейшине Гостомысле, который со­бирал владельцев новгородской земли, «сущих под ним», на совет о приглашении князей. Следовательно, большие люди, владельцы, бояре, были в Новгородской земле до Рюрика. Зна­ем также, что в Новгороде народ, черные люди, меньшие люди, не были безгласной толпой, порабощенной большими людьми, а принимали деятельное участие на вече; следователь­но, бояре, большие люди, не были особенным племенем побе­дителей, а принадлежали к тому же племени, что и остальные граждане, происходили из того же народа. В каждой же новго­родской улице были свои бояре, находившиеся в связи со сво­ими уличанами; следовательно, бояре происходили из уличан же, составляли с ними одно и были только лучшими людьми из уличан. Притом по общему устройству Русской земли позе­мельное владение разделялось на общинное и частное. Общин­ная земля принадлежала всей общине, и члены общины могли только пользоваться ею. Тот, кто имел средства, приобретал участок в собственность. Приобретение земли в полную соб­ственность было первым признаком, отличающим частных собственников от общинников. Таким образом, первыми древ­нейшими боярами в Новгороде были землевладельцы, имев­шие в своей собственности большие поземельные владения. Известно, что Новгород постоянно расширял свои владения посредством торговли и колонизации. На охрану приобретен­ной земли от притязаний прежних хозяев требовались силы и средства; стало быть, только влиятельный член общины, име­ющий большие возможности, силы и средства, мог приобрес­ти землю и защищать ее от нападений. И действительно, по до­шедшим до нас известиям, начиная с XVI в. новгородских бояр называют огнищанами, т. е. людьми, имеющими свое собствен­ное огнище — земли, занятые кем-либо под пашню посред­ством выжигания леса. Огнищанин — это землевладелец-соб­ственник, который расчистил дикий лес под пашню и населил занятое место мелкими землевладельцами, получившими зем­лю при условии признания власти огнищанина и обязанными производить землевладельческие работы как на себя, так и на него.

В древнем русском обществе имели важное значение купцы. Первое известие о купцах встречается в летописи под 907 г. в словесном договоре Олега с греками.

Черные (молодшие) люди — это земледельцы и ремеслен­ники, жившие в селах и городах особыми слободами или ули­цами.

Вольные люди не являлись членами общин, не несли обще­ственных повинностей и не принимали никакого участия в об­щественных делах.

Рабы (челядинцы) не были членами общины и являлись собственностью своего владельца, который мог их продавать, закладывать, дарить и даже в некоторых случаях убивать.

§ 4. Развитие права

Древнейшие дошедшие до нас памятники русского законо­дательства находятся в договорах Олега и Игоря с греками. Первый договор между Олегом, великим князем Русским, и византийскими императорами Львом и Александром по наше­му летоисчислению был заключен в 911 г., 2 сентября, в вос­кресенье. Он сохранен летописцем в копии с грамоты, приве­зенной послами Олега из Константинополя, с подписью им­ператора и русских послов: «Наше царское величество дали сие написание месяца сентября 2-го в неделю 15, в лето от созда­ния миру 6420». Второй договор был заключен Игорем с визан­тийскими императорами Романом, Константином и Стефаном в 945 г.

Эти договоры имеют важное значение в истории русского законодательства; они служат верным и ясным свидетельством того юридического и административного состояния, в котором находилось русское общество в конце IX — первой половине X в., т. е. в первый век существования Русского государства.

4.1. Договор Олега 911 г.

с греками разрешает массу юриди­ческих вопросов; из статей его отчасти можно видеть, насколь­ко в то время русский закон охватывал разные условия, раз­ные случаи народной жизни. Статьи договора можно условно разделить на уголовные, гражданские и статьи государственно­го права.

К уголовному праву относятся статьи 2, 3, 4, 5 и 12 догово­ра Олега с греками. Они свидетельствуют, что в те времена русское общество при разборе обид и преследовании преступ­ников уже не допускало самоуправства и требовало суда над преступниками, чтобы обиженные представляли свои жалобы общественной власти, а не сами наказывали обидчиков. «А о головах, когда случится убийство, узаконим так: ежели явно будет по уликам, представленным на лицо, то должно верить таковым уликам. Но ежели чему не будут верить, то пусть кля­нется та сторона, которая требует, чтобы не верили; и ежели после клятвы, данной по своей вере, окажется по розыску, что клятва дана была ложно, то клявшийся да приимет казнь». Здесь явно и прежде всего выступает суд как главное основание общественного благоустройства. На суде главным доказатель­ством и основанием обвинения считалось поличное; суд решал дело по одному проступку. Так, обвиняемый в убийстве был признаваем убийцей, если труп убитого был ему уликой. Одна­ко закон не отвергал и других доказательств — он допускал спор против улик: обвиняемый мог по закону требовать, чтобы не верили уликам, т. е. отводить их от себя; но в таком случае он должен был подтверждать свое требование клятвой, и если клятва была дана ложно, то клявшийся подвергался казни. Та­ким образом, судебными доказательствами того времени кроме поличного были клятва или присяга, розыск, допрос свидете­лей.

Убийца по русскому закону подвергался смерти на месте преступления. В то же время закон допускал выкуп или вознаг­раждение ближних убитого собственностью убийцы, ежели убийца скрывался. Ближние убитого получали имение (имуще­ство), которое по закону принадлежало убийце, но не могли брать имения, принадлежащего его жене. «Убьет ли русин хри­стианина, т. е. грека, или христианин русина, да умрет там же, где учинит убийство. Ежели же убежит учинивший убийство и ежели он имеет достаток, то часть его, т. е. что ему принадле­жит по закону, да возьмет ближний убиенного, но и жена убившего да удержит то, что ей принадлежит по закону. Ежели убийца, убежав, не оставит имения, то иск не прекращается до тех пор, пока его не отыщут и не казнят смертью». Это по­ложение договора доказывает, что русское общество во време­на Олега стояло на той ступени развития, когда кровная месть была ограничена судом и голова убийцы могла быть выкуплена его имуществом. Выкуп еще не был определен, назначался только в случае бегства убийцы и обычай торговаться с род­ственниками убитого о выкупе убийцы еще не существовал.

Личные обиды, а именно побои и раны, также подчинялись суду, и обиженный получал определенное законом денежное вознаграждение: «Ежели кто ударит кого мечом, или прибьет каким-либо другим орудием, то за сие ударение или побои по закону русскому да заплатит пять литр серебра. Ежели же учи­нившие сие не будет иметь достатка — да отдает столько, сколько может, да снимет с себя и ту самую одежду, в которой ходит, а в остальном да клянется по своей вере, что у него не­кому помочь в платеже, после чего иск прекращается». Это по­ложение согласуется со всем последующим русским законода­тельством, в котором постоянно личные обиды оценивались денежными пенями.

По русскому закону при преследовании ночного вора хотя и допускалось некоторое самоуправство, но только в крайности, когда вор был вооружен и оказывал сопротивление: «При по­имке вора хозяином во время кражи, ежели вор станет сопро­тивляться, и при сопротивлении будет убит, то смерть его не взыщется». В противном случае законы Олегова времени строго наказывали и запрещали всякое самоуправство и требовали, чтобы вор был представлен на суд и подвергся наказанию, оп­ределенному законом. В договоре Олега по русскому закону было постановлено: «...ежели вор при поимке во время сопро­тивления был убит, то хозяин возвращал себе только покра­денное вором; но ежели вор был связан и представлен на суд, то должен был возвратить и то, что украл, и сверх того запла­тить хозяину тройную цену украденного». Тройная цена была установлена по византийскому настоянию: согласно римскому праву, открытое воровство наказывалось вчетверо, т. е. возвра­щалась украденная вещь или цена ее и сверху того в наказание тройная цена вещи.

Преследуя воровство, закон русский запрещает и наказывает почти одинаково с воровством насилие, совершаемое кем-либо под видом обыска, будто бы по подозрению в воровстве. «Ежели по подозрению в воровстве кто будет делать самоуправно обыск в чужом доме с притеснением и явным насилием или возьмет, под видом законного обыска, что-либо у другого, то по русско­му закону должен возвратить втрое против взятого».

Наконец, по русскому праву, преследование преступников не прекращалось и за пределами Русской земли; закон требо­вал их возращения и тогда, когда они успевали скрыться за границу. «Между торгующими руссами и различными приходя­щими в Грецию и проживающими там, ежели будет преступ­ник и должен быть возвращен в Русь, то русы об этом должны жаловаться христианскому царю, тогда возьмут такового и возвратят его в Русь насильно». Это преследование преступников даже за пределами Русской земли служит явным свидетель­ством могущества власти и закона в русском обществе того времени.

В договоре 911г. были урегулированы и некоторые вопросы гражданского права того времени.

Владение имуществом тогда только почиталось правильным и заслуживающим общественное покровительство и законную защиту, когда имущество признавалось за владельцем по зако­ну, как прямо говорит вторая статья договора: «Да часть его, сиречь иже его будет по закону». Но в чем состояла законность владения, из договора не видно.

Законное понятие о принадлежности имущества лицу, а не роду уже было развито до того, что закон признавал раздель­ное имущество мужа и жены, и в случае взыскания за преступ­ление мужа в удовлетворение поступало только мужнино иму­щество, а имущество жены — женино имение закон признавал неприкосновенным.

В договоре 911г. изложен русский закон о наследстве, кото­рому были известны наследство по завещанию и наследство по закону: «Ежели кто из русских умрет, не распорядившись сво­им имением, или не будет иметь при себе своих, то имение его да отошлют к его ближним в Русь. Но ежели он по своему име­нию сделает распоряжение, то тот, когда он напишет наслед­ником имения, да возьмет назначенное ему, да наследит име­ние». Закон о наследстве по завещанию ясно свидетельствует, что на Руси в то время имущество принадлежало лицу, а не роду; ибо если бы имущество принадлежало роду, то не было бы места для завещания: член рода не мог бы распоряжаться и отдавать в собственность после своей смерти то, на что и сам не имел права собственности при жизни. Наследство же по за­кону указывает на то, что родственные отношения и в то вре­мя имели такое же значение, какое они имеют ныне, т. е. что закон не отрицал права родственников на имение после умер­шего, если тому не противоречило завещание.

Договор регулировал и некоторые вопросы государственно­го права в русском обществе. Вступление указывает на верхов­ного властителя Руси, великого князя, на князей — его под­ручников, на светлых бояр и на всю Русь, подвластную вели­кому князю. Первая статья говорит о князьях, которых называет светлыми и властителями народа; десятая статья упо­минает о гостях и рабах. В договоре не содержится полное опре­деление прав того или иного класса членов того русского об­щества, но уже само различие наименований, присвоенных каждому классу, намекает на различие прав, ибо если в языке образовались различные наименования, то это уже есть явный признак различия в значении и правах. Например, десятая ста­тья договора представляет нам данные для некоторого отделе­ния прав, принадлежащих сословию гостей: «...аще украден бу­дет челядин русский и жаловати начнут Русь, да покажется та­ковое от челядина, да имути в Русь; но и гостье погубиша челядин; и жалуют, да ищути». Гости противополагаются вооб­ще другим русам, приезжающим в Грецию; следовательно, признаются особым, отдельным сословием, особым классом со своими правами.

Статьи договора дают некоторые указания для определе­ния состояния невольников, рабов, называвшихся тогда че­лядью. Так, девятая статья говорит, что невольниками были пленники, что они продавались как товар и проданные отсы­лались в разные земли, что Олеговы русы вели большую тор­говлю невольниками и в этой торговле не только продавали своих пленников, но даже скупали невольников в других мес­тах. В десятой статье указывается на невольника как на вещь, на которую права хозяина были неприкосновенны и охраня­лись законом. Хозяин мог требовать своего невольника, где бы его ни отыскал.

4.2. Договор Игоря 945 г.

В договоре Игоря с греками боль­шей частью повторяется то, что сказано в договоре Олега, но есть и некоторые изменения. Договор Игоря полнее, нежели договор Олега, и регулирует новые вопросы русского законо­дательства и общественного устройства.