Посвящается памяти родителей 4 страница

Владимир же со своим дядей Добрыней был послан в Нов­город еще Святославом. После гибели Олега, боясь старшего брата, Владимир бежал в Швецию, а затем вернулся в Новго­род как приверженец балтийских богов. Возглавив войско из варягов и новгородцев, он сначала напал на Полоцк, убил его князя Рогволода и присоединил Полоцкую землю к Новгороду. Затем последовал захват Смоленска. В 980 г. Владимир стал князем Киевским.

Таким образом, в первой половине IX в. в землях восточных славян возникло государство, получившее название Русь. По имени его столицы Киева оно стало называться Киевской Русью.

§ 2. Происхождение слова «русь»

Происхождение слова «русь» до сих пор вызывает много споров. В свое время В. О. Ключевский справедливо заметил: «Я совсем не против вопроса о происхождении имени «Русь» и первых русских князей, совсем не против последних исследо­ваний подобных вопросов, а только против того положения, что в этом вопросе ключ к разъяснению начала русской нацио­нальной и государственной жизни»[18].

Слово «русь» впервые появляется в зарубежных источни­ках — немецких и византийских. Подавляющее большинство исследователей возводят его к древнескандинавскому корню -гор-, производному от германского глагола rovan — грести, плавать на весельном корабле (ср. др.-исл. rod). Слово rop(e)R (др.-исл. гоог) означало «гребец, участник похода на гребных судах», а также и сам поход (в последнем значении это слово встречается в самых ранних скандинавских письменных памят­никах — шведских рунических надписях XI в.). Так предположи­тельно называли себя скандинавы, совершавшие в VII—VIII вв. плавания в Восточную Прибалтику и в глубь Восточной Евро­пы, в Приладожье, населенные финскими племенами. Именно финны, первыми познакомившиеся со скандинавами, усвоили их самоназвание в форме routsi, поняв его как этноним. Вклю­чившиеся в финно-скандинавские контакты восточные славяне заимствовали местное обозначение скандинавов, придав ему в восточнославянском языке форму «русь»[19].

Однако далеко не сразу оно стало названием Древнерусско­го государства и восточных славян. Его значение претерпело длинную эволюцию, занявшую около столетия. Первоначаль­ное значение «скандинавские воины в Восточной Европе» («вся Русь» — в «Повести временных лет» и «дружина многа» — в Новгородской I летописи) сменилось обозначением военной знати во главе с князем и профессиональных воинов, по пре­имуществу скандинавского происхождения (именно это значе­ние мы находим в трактате византийского императора Кон­стантина Багрянородного в середине X в.), развилось далее в наименование земель и народов (славянских и финских), под­властных «русскому» князю, и, наконец, стало обозначением Древнерусского государства и восточных славян как доминиру­ющего в нем этноса[20].

В скандинавских источниках название «Русь» не встречается. И древнейшее его упоминание содержится в «Вертинских ан­налах» в описании событий 839 г. Приведенная тут форма Rhos является, очевидно, отражением византийского имени Pwc, которое впервые в византийских источниках засвидетельство­вано в связи с нападением «северных варваров» — росов — на Константинополь в 860 г.

В образовании названия Pwc в византийской традиции, оче­видно, сыграли свою роль несколько факторов. Во-первых, са­моназвание нападавших — rops (menn). Видимо, так же назвали себя и сами прибывшие в Ингельгейм послы некоего хакана к византийскому императору Феофилу, которые оказались своенами (шведами). Во-вторых, оно было созвучно имени князя Рош, возглавляющего — согласно греческому переводу Биб­лии — дикие народы севера Гог и Магог, нашествие которых должно предшествовать Страшному суду. Легенда о конце света была чрезвычайно популярна в Византии, и соединение обоих значений Слова Pwc отмечается и в «Житии Георгия Амастридского», и в сочинении Льва Диакона (X в.).

Со второй половины IX в. название все шире встречается в немецких, византийских, а с X в. — и в арабских источниках (народ ар-рус). При этом его формы, очевидно, имеют разное происхождение. В византийских источниках укореняется слово Pwc, от которого уже в середине X в. возникает обозначение Древнерусского государства — Pwoia. Лишь позднее, в XI в., в Византии станет более употребительной форма Povo с корне­вым гласным -у-, производная непосредственно от древнерус­ского слова «русь». В немецкие же источники оно проникло в 70-х гг. IX в., вероятно в древнерусской форме, Ruzzi — в «Ба­варском географе», Ruzzara-marcha — в грамоте Людовика Бла­гочестивого и во множестве других форм: Rus(c)i, Ru(s)zi, Ru(s)si и др. С X в. встречаются и заимствованные из позднеан-тичной традиции этнонимы rugi, ruteni и образованные от них названия государства — Rugia, Rutenia.

Разумеется, происхождение слова «русь» отнюдь не иден­тично возникновению восточнославянской государственнос­ти — длительному процессу, в котором восточные славяне ак­тивно взаимодействовали с окружающими их народами. Одна­ко развитие формы rops—русь и его распространение являются важным показателем процессов становления государства у вос­точных славян. «Повесть временных лет» указывает точную дату фиксации названия: 882 г. — приход князя Олега в Киев с дру­жиной «прозвашася русью». Однако немецкие и византийские источники позволяют говорить о более раннем распростране­нии в Среднем Поднепровье наименования «Русь», т. е. о смене в южном очаге восточнославянской государственности (Куя-вия — в арабских источниках) местной родовой знати сканди­навской военной аристократией и о начале нового этапа на пути становления Древнерусского государства.

Восточнославянское общество IX — первой половины X вв. наиболее подробно описывается в сочинениях восточных авто­ров X в., использовавших не дошедшие до нас труды IX в. При всех методических сложностях их интерпретации они содержат ценнейший материал, еще далеко не в полной мере используе­мый в отечественной науке. В совокупности с данными древне­русских и других зарубежных источников они дают основание для реконструкции восточнославянского общества накануне образования Древнерусского государства и в самый ранний пе­риод его существования.

Несколько позднее, с середины X в., социально-политичес­кая структура Руси, нового могущественного соседа Византийской империи, начинает привлекать внимание византийских пи­сателей. В сочинениях Константина VII Багрянородного, Льва Диакона и других не только упоминаются различные контакты с Русью (например, посещение княгиней Ольгой Константинополя, балканские походы Святослава), но и дается развернутое описание «Образа жизни росов»: социальной структуры и поли­тической организации общества, системы управления, сбора податей и т. п. Вместе с известиями русских летописей и данными археологических исследований эти сообщения предоставля­ют возможность более конкретно, детально исследовать началь­ный период русской государственности.

В византийских и славянских источниках освещается торго­вая деятельность народа рус: ее организация и охранные меры со стороны местных правителей, обложение товаров пошли­ной, источники, особенности и стоимость товаров.

Древнейший вариант Rhos встречается только в «Вертинских анналах» и является транскрипцией греческого, будучи заим­ствован, очевидно, из сопроводительного послания императо­ра Феофана. Форма Rusi, Russia (с одним или двумя s) встреча­ются редко и, судя по всему, происходит из романоязычного ареала (Франция, Италия). Все прочее разнообразие приходит­ся на немецкие источники[21].

В дарственной грамоте восточнофранкского короля Людови­ка II Немецкого (840—876) Альтайхскому монастырю на земли в Баварской восточной марке (Altaich или Niederaltaich —- на востоке Баварии, на Дунае, несколько выше города Пассау) среди топографических ориентиров названо и местечко Ruzaramarcha. Вторая часть этого названия -marcha — «марка» часто встречается в немецкой топонимии и обозначает насе­ленный пункт как центр мелкого территориального подразде­ления графского округа, что-то вроде более поздней сельской общины. Но первая часть Ruzara- доставила этимологам много хлопот: в современных справочниках по исторической топони­мии Германии и Австрии ее толкования явно неудовлетвори­тельны. Взглянуть на форму Ruzara- как на этноним не догады­вались, ибо о существовании такового не подозревали. Между тем это именно «Русская марка» — одно из чрезвычайно много­численных этнонимических местных названий вроде Walhen-, Sachsen-, Juden- и т. п. + dorf, mark, т. е. Итальянская, Саксонс­кая, Еврейская деревня или марка. Любопытно и само место­расположение Ruzaramarcha — на торной торговой дороге вдоль южного берега Дуная, там, где начинается участок реки, опас­ный для судоходства, так называемая Грайнская быстрина. Ве­роятно, здесь купцы, приплывающие по Дунаю с востока в Баварскую марку, вынуждены были перегружать свои товары с кораблей на возы. Коль скоро возникшее на этом месте поселе­ние получило название именно Русская марка, можно сделать вывод, что среди купцов прибывшие из Руси были либо наи­более многочисленны, либо примечательнее других. Заметим, что грамота Людовика II сохранилась в оригинале и датируется 863 г., хотя ясно, что Русская марка не возникла в 863 г. — в тексте фиксирует известный период ее существования.

В памятниках на средневерхненемецком языке[22] начиная уже с XII в. господствует форма Riuzen, с XIII в. начинают попа­даться формы типа Reuzen, которые затем и закрепляются в качестве нормы: еще в XIII в. официальный титул «император всероссийский» звучал по-немецки как Kaizer alle Reussen.

§ 3. Государственное устройство

3.1. Призвание князей.

Новгородское вече, в 862 г. решив пригласить князей, имело в виду только водворение порядка и тишины, нарушенных внутренними раздорами, но отнюдь не изменение старинного своего устройства; именно с этой целью и обратились за князьями не в какую-либо другую сторону, а в знакомую Скандинавию к варягам-русам. Этому способствова­ло и то еще, что часть этого племени жила уже в новгородских пределах и имела здесь город Старую Руссу. Так как эта часть участвовала на вече, то, конечно, и посоветовала обратиться к родному племени, у которого общественное устройство было одинаково с новгородским и власть княжеская существовала наряду с властью веча. Верховная власть у варягов была в руках веча, которое собиралось в городе Упсале, князья же управля­ли с его согласия; их дело было творить суд и расправу. Области у варягов управлялись своими выборными или местными вла­дельцами. И варяго-русы и новгородцы отличались удальством, и те и другие занимались торговлей. Варяго-русы ежегодно ез­дили через Новгород, а новгородцы, в свою очередь, ездили к варягам для продажи греческих и азиатских товаров. Стало быть, новгородцы обращались за князем к такому племени, которое было одинаково с ними по устройству, по характеру, а через это, естественно, они менее рисковали потерять свою самостоятельность: князь по переселении находил ту же среду, какую и оставил, и народ, пригласивший его, не изменял сво­им старым обычаям. Кроме того, богатые владельцы, как ва­ряжские, так и новгородские, нередко роднились между со­бой, и это родство Нестор засвидетельствовал так: «Ти суть люди новгородцы от рода варяжска, прежде до беша словени»[23]. Следовательно, новгородцы обращались к варягам как к пле­мени частью родственному. В нашей исторической литературе существует разногласие относительно вопроса: откуда пришли князья? Одни признают, что варяго-русы призваны с берегов Черного моря, и хотя действительно там, по свидетельству греческих летописцев, и были их колонии, но Нестор не до­пускает этого предположения, он прямо говорит: «Идоша за море к варягом к Руси». Существует и другое мнение, первона­чально высказанное Ломоносовым, а потом Костомаровым, а именно, что варяги-русы — литовцы, ибо один из рукавов Не­мана называется Русь и жители этого притока — варяго-русы. Однако приток назван Русью после того, как князья были при­глашены. Название это дано колонистами из Полоцка, которые, двигаясь по Западной Двине, давали рекам, встречаемым на пути, свои славянские названия, например Вилия, Святая Невежа, Дубисса и, наконец, Русь.

Несмотря на выбор князей из страны, сходной по обычаям и общественному устройству с Новгородом, новгородцы не могли удержать своей старины в неприкосновенности, потому что варяжские князья пришли не одни в новгородскую землю, а привели с собой все свое племя, которое и внесло новый элемент в быт новгородцев. Племя варяго-русов, как родствен-- ное князю, естественно, должно было стать ближе к нему, чем люди новгородские, потому-то оно и составило княжескую дружину. Таким образом, вместе с княжеской властью в новго­родском обществе появилась дружина, класс жителей, совер­шенно отдельный от общинной земли и доселе неизвестный в Новгороде, притом зависящий прямо от князя и нисколько не подчиненный общинному вечу. Правда, дружинный быт был и у повольников новгородских, но они не принадлежали к обще­ству, вся их деятельность была направлена в чужеземные края, куда они отправлялись добывать себе добычу, а Великому Нов­городу — земли; в Новгороде подчинялись во всем общинному вечу. С появлением варяго-русов, естественно, должна была из­мениться общественная жизнь; сложилось разное отношение земщины к дружине и к князю. С этого времени начинается но­вая жизнь славянских племен на Руси. Общественный быт нов­городцев изменился не столь сильно, как у других славянских племен. Рассмотрим теперь значение княжеской власти в Нов­городе, Киеве и других городах.

3.2. Княжеская власть.

По свидетельству Нестора, новгород­ское посольство, приглашая князей, говорило им: «Вся земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет; да пойдите кня­жить и володети нами». А перед этим новгородцы, по летопис­цу, говорят: «Поищем себе князя, иже бы володел нами и су­дил по праву и рядил по ряду». Следовательно, князья призы­вались с условием судить и управлять в Новгороде по исконным обычаям. За это новгородцы уступили пришедшим из Скандинавии князьям Рюрику, Синеусу и Трувору Ладогу в земле Кореле, Белоозеро в земле Веси и Изборск подле Чудс­кого озера, все же остальные владения новгородского края не­посредственно зависели от самого Новгорода и управлялись новгородскими мужами, только от имени князей и с платежом князьям определенных сборов, называвшихся то данью, то да­рами, для чего в иные из этих городов временно приезжали княжеские мужи. Эти условия, принятые, впрочем, князьями, были слишком тяжелы для них и не могли долго оставаться не­нарушенными. Через два года по прибытии в Новгородскую землю братья Рюриковы умерли (864 г.), и Рюрик один сделал­ся князем земли Русской; таким образом, владения, разделен­ные прежде на три части, составили одно целое. Кроме того, он получил от самих новгородцев пригороды Ростов, Полоцк и Муром. Перебравшись из Ладоги по Волхову к Ильменю, где был главный город ильменских славян Новгород, Рюрик пост­роил на другом берегу реки, напротив Новгорода, город или крепость, которую также назвал Новгородом и которая впос­ледствии составила часть самого Новгорода, постоянно при­надлежавшую князьям и известную под именем Софийской стороны. В то же время он разослал по городам своих мужей, которые стали строить там крепости. Этот поступок был прямым нарушением условий с новгородцами; поэтому они под предводительством своего выборного воеводы Вадима Храбро­го восстали против Рюрика. Но так как в этом восстании не принимали участия лучшие новгородские люди, то оно и не имело успеха: Вадим был убит Рюриком, а союзники его рас­сеялись. Но неудовольствия новгородцев не прекратились. Че­рез два года опять восстала часть новгородцев на Рюрика. «Беда нам от этого князя, сделает он нас рабами», — кричали новгородцы, но и это восстание также не имело успеха. Таким образом, Рюрик остался княжить, а недовольные удалились в Киев. Впрочем, власть Рюрика в Новгороде была не так вели­ка и опасна для общины, какой она показалась недовольным новгородцам. Напротив, она была очень ограничена вечем, так что преемник Рюрика, Олег, через три года после смерти Рюрика счел за лучшее удалиться из Новгорода и искать друго­го места, где бы власть его не встречала таких стеснений, как в Новгороде.

Олег, оставив Новгород, отправился вниз по Днепру и по согласию с кривичами занял главный город кривичей Смо­ленск, потом Любеч и далее Киев, где также был принят жи­телями без сопротивления. Киев очень понравился Олегу, он остался там жить и назвал этот город матерью городов русских. С ним вместе остались варяги и вольница из славян, кривичей и чуди, ушедшая из Новгорода за воинственным князем. С тех пор Приднепровье, или Киевская сторона, стало называться Русской землей, а Новгород со своими владениями — Новго­родской землей. Занятие Киева и утверждение там Олега со своими дружинниками-варягами и новгородской вольницей дали новое значение княжеской власти на Руси. Олег по при­меру Рюрика стал самостоятельным владельцем, не зависящим от новгородского веча; у него появились владения, нисколько не подчиненные Новгороду, но притом он не потерял Рюриковых прав на Новгород и удержал за собой все новгородские области, уступленные прежде Рюрику; его мужи по-прежнему сидели и в Полоцке, и в Изборске, и на Белоозере, и в Росто­ве, и в Муроме. Кроме того, новгородцы, не желая потерять торговый путь в Грецию по Днепру, все течение которого, с занятием Смоленска и Киева, уже принадлежало Олегу, во­лей-неволей должны были покориться его новым распоряже­ниям, по которым были наложены новые дани на кривичей, ильменских славян и мерю, и сверх того согласились платить особенную дань Олеговым варягам за свободную торговлю по Днепру. Таким образом, на Руси образовались сильные и неза­висимые друг от друга владения: Новгородское со своим пре­жним устройством и вечем и Киевское, или Приднепровское, под именем Русь, которым Олег владел независимо от новго­родского веча и на иных правах, чем Новгородом.

Власть Олега в Киеве и во всем Приднепровье хотя была об­ширнее его власти в Новгороде, но довольно ограничена, ибо ни Смоленск, ни Киев, ни Северская земля, признавшие над собою власть Олега, не были завоеваны, а приняли князя по своей доброй воле, следовательно, с условием не нарушать старого устройства и старых прав той или иной земщины. В том же положении находились и ближайшие преемники Олега до Владимира Святого. Все они, как и Олег, заботились только об умножении владений, платящих им дань, а не об увеличении своей власти; они даже оставляли старых племенных князей в покоренных племенах, обязывая их быть своими подручниками. О таких князьях-подручниках упоминает Олегова договорная грамота с греками 912 г., в которой сказано: «...и вы, греци, да храните таку же любовь к князьям светлым нашим русским и к всем, иже суть под рукою светлаго князя нашего». Главное право княжеской власти и в Приднепровье, как и в Новгороде, состояло в суде и управе, которые производились или самим князем, или от его имени его мужами; но суд и управа должны были производиться по исконным обычаям и правам народ­ным. Для суда и расправы князья сажали по городам своих му­жей и посадников.

Каждый город, признавший над собой суд и управу князя, платил ему известную условленную дань; для сбора этой дани и для суда каждую осень князья или сами ездили по городам и волостям, или посылали своих дружинников; такой объезд на­зывался полюдьем. Князьям также были уступлены некоторые земли и угодья, с которых они пользовались доходами как час­тные собственники и на которых могли по своему усмотрению строить города и селения, сажать своих дружинников, и других людей, и даже пленников. Но князья и их дружинники мало за­ботились об уступленных им землях, а более думали о завоевательских походах на соседние непокорные племена. Власть кня­зя тогда лежала только как бы на поверхности общественной жизни и не проникала вглубь. Князья со своей дружиной в это время еще были сами по себе, а городская и сельская земщина сама по себе; ни та, ни другая сторона, по новости своего по­ложения, еще не сжились друг с другом. Тогдашним князьям Русская земля была нужна для отдыха, для прокорма дружи­ны, пока не выискался случай сделать набег на соседа. Святое-, лав даже думал вовсе оставить Русскую землю и переселиться в Дунайскую Болгарию, в которой ему представлялось больше выгод и удовольствий, где жители были посмирнее и пораболепнее, чем на Руси.

Управление князей и их посадников в то время было далеко не самостоятельным, потому что рядом с властью князя или посадника стояла власть земщины в лице веча и выборных ста­рост, зависевших не от князя, а от народного веча. Даже в до­говорах с иноземцами земщина принимала деятельное участие; так, посланники отправлялись не от одного князя, но и от всей Русской земли; например, в Олеговой договорной грамоте с греками о послах сказано: «...которые посланы от Олега, ве­ликого князя Русского, и от всех, иже суть под рукою его, светлых бояр». Или в Игоревой грамоте послы говорят: «Посла­нии от Игоря, великаго князя Русскаго и от всякого княжья и от всех людей Русской земли».

Князь был самовластен и «независим в своих распоряжениях и предприятиях только в том случае, когда его распоряжения и предприятия не касались земщины. Например, походы князей на соседние ближние и дальние племена не касались земщины, они производились только при помощи дружины и вольницы, и земщина не вступала в них и не удерживала князей. Передача власти княжеской от одного князя другому или назначение на­местника также производились свободно и нисколько не стесня­лись земщиной, ибо один князь передавал другому власть толь­ко в тех размерах, в каких сам пользовался ей. Новгородцы, на­пример, прямо говорили Святославу: «Дай нам, которого либо сына, а не дашь, мы сыщем себе князя». Напротив, если дело касалось земщины, князь мог уже действовать не иначе как по согласию с земщиной и даже иногда по требованию земщины должен был оставлять свое предприятие. Так, например, когда во время первого Святославова похода в Дунайскую Болгарию печенеги в отсутствие князя напали на Киев, то киевская зем­щина отправила гонцов к Святославу, чтобы он шел защищать Русскую землю от варваров, причем земские послы прямо гово­рили Святославу: «Ты, княже, чужея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив, мало бо нас не взяша печенеги, матерь твою и дети твои». И Святослав по этому зову немедленно сел на коня, оставив свое новое завоевание на Дунае, поспешил в Киев защищать Русскую землю от печенегов, ибо защита земли была в числе обязанностей князя перед земщиной, от которой он не мог отказаться, когда того требовало земское вече.

3.3. Дружина.

Первой составной частью русского общества с призванием варяжских князей была дружина как орудие кня­жеской власти. До призвания Рюрика ни у одного из славянс­ких племен не было и упоминания о дружине. Дружина — эле­мент новый, выросший не на славянской почве; она пришла на Русь вместе со скандинавскими князьями, а поэтому и уст­ройство ее было скандинавское. Конунги содержали при себе собственный отряд бойцов и воинов, готовых во всякое время к исполнению военных поручений. Одни из дружинников жили при дворе конунга и назывались Hirdmanner (гриди); они по­лучали от конунга все содержание, ездили с ним по селам для суда и расправы, из них конунг выбирал надежнейших мужей для управления областями и начальствования над другими дру­жинниками, не жившими при дворе; последние назывались младшими, а первые старшими.

Отношение дружины к земщине. По словам Нестора, Рюрик привел со своими братьями в Новгородскую землю все племена русь, которые составили княжескую дружину. Новгородцы уступили приглашенным известные области, где они и утвердились; некоторые отдельные отряды дружины под начальством своих вождей, назначаемых князем, заняли нерезидентные города. Так, в летописи читаем: «И прия власть Рюрик и раздея мужам своим грады, Полотеск, Ростов, Белоозеро, и по тем городам суть находници варязи» (Лавровый список. С. 9). Н Кроме того, дружинники, пользуясь свободой не служить при князе, могли или воротиться в Скандинавию, или идти куда угодно; так и сделали Аскольд и Дир со своими товарищами. Они отпросились у Рюрика в Константинополь, но, не дойдя до него, утвердились в Киеве как независимые владельцы. Занятие городов варягами, казалось, должно было колонизировать их, подчинить варягам, но этого не случилось. С одной стороны, этому воспрепятствовал чисто скандинавский характер дружинников, искавших войны и добычи; варяги постоянно были в походах, а оставшиеся в городах были слишком малочисленны для развития варяжского элемента. С другой стороны, устройство земщины было слишком прочно для того, чтобы поддаться влиянию варяжского элемента. Притом варяги и славяне стояли на одной ступени развития, а известно, что одна нация может подчиниться влиянию другой только тогда, когда эта последняя обладает высшей цивилизацией. Особенно важным препятствием слития дружины с земщиной было движение на юг Рюрикова преемника Олега. Олег, уйдя из Новгорода и утвердившись в Киеве, взял с собой дружину, оставив в занятом прежде краю лишь столько, сколько нужно для поддержания там княжеской власти. Дружинники на севере Русской земли жили отдельно от земцев, как представители или, скорее, органы княжеской власти, а не как члены одной общины с земцами; сами жилища их хотя были в городах, принадлежавших земской общине, но не соединялись с жилищами земщины, а составляли особенные детинцы, кремли. По большей части кремли эти строились в середине города, но в некоторых краях они находились и на довольно большом расстоянии от городов, как, например, в Новгороде. Но более всего слиянию двух племен препятствовало то обстоятельство, что дружинники не имели поземельной собственности; земля принадлежала земщине и если давалась, то князю, а не дружине. Таким образом, еще при Рюрике дружина была слаба. Со смертью Рюрика занятие Олегом Киева, усилив значительно власть князя, не только не изменило значение дружины, но еще бо­лее препятствовало соединению ее с земщиной. Олег, ослабив дружину на севере ради похода на юг, должен был постоянно ослаблять ее с занятием каждого нового города, ибо для под­держания своей власти всегда вынужден был оставлять отряды дружинников[24]. Это вело к тому, что, вероятно, еще при Олеге княжеская дружина уже не состояла из одних только русов, приведенных Рюриком, а постепенно пополнялась вольными пришельцами из Скандинавии и разных славянских и других племен. Князю было все равно, кто служит ему; для него даже выгоднее была разноплеменность дружинников, потому что она более привязывала их к князю и его службе. Разноплемен­ность делала дружинников слугами князя; она не дозволяла им ни соединиться с общиной, ни жить самостоятельно, без службы князю. Потеряв свою цельность и одноплеменность, дружина, естественно, не могла оказывать сильного влияния на земщину; но кроме разноплеменности дружина много поте­ряла, не имея во владении земли и не заботясь об этом. Воен­ные походы, обогащая дружинников добычей, отбивали у них всякую охрту к мирным занятиям земледелием и промыслами, кроме торговли, которая и в Скандинавии, и на Руси уважа­лась дружинниками наряду с военным ремеслом. Все это дела­ло дружинников беспечными в отношении приобретения позе­мельной собственности[25]; они беззаботно жили на княжеских землях как княжеские слуги и получали от него содержание; к тому же свобода переходить от одного князя к другому делала дружинника подвижным и еще более отделяла от земщины. Дружинники по отношению к последней являются только или правителями областей, или судьями и сборщиками разных по­датей и оброков. Других отношений, прав и привилегий они в общине не имели. Они не были завоевателями, а потому у об­щинников осталось их старое внутреннее устройство; общин­ники имели свое начальство — старост, сотских, десятских, тысяцских, даже в суде и управлении дружинники не могли действовать иначе чем через посредство и при помощи самих земцев, что мы ясно увидим впоследствии[26]. Единственной точ­кой сближения дружинников с земцами была торговля, осо­бенно заграничная. Здесь дружинники и земцы тесно сближа­лись друг с другом; но эта связь была очень незначительна, по­тому что не все земцы занимались заграничной торговлей.

Слабая связь дружины с земщиной лучше всего выразилась после смерти Олега. Пока он был жив и обогащал дружину по­бедоносными воинскими походами, дружинники стекались к нему со всех сторон и жили в Русской земле. Но в первый же год княжения Игоря, не ознаменовавшего свое правление во­инскими предприятиями и, может быть, скупого, большая часть дружинников оставила его и в качестве повольников в числе 50 тыс. на 500 лодках поплыла Днепром, Черным морем, Азовским и Доном в Хазарскую землю, а оттуда Волгой спус­тилась в Каспийское море и, как свидетельствует тогдашний арабский историк Массуди, в продолжение нескольких меся­цев опустошала там все приморские страны до Азербайджана и на возвратном пути погибла, разбитая хазарами после трех­дневного боя. Об этом походе дружинников в наших летописях нет никаких известий, потому что он был не по княжескому приказанию, а собственно по воле дружинников. В другой раз дружинники сделали то же в 944 г.; когда они шли с Игорем на Царьград, на Дунае им встретилось посольство и предложило дань, с тем чтобы они ушли назад. Игорь по обыкновению со­звал дружину и сообщил ей предложение императора. Старшая дружина согласилась принять это предложение, и таким образом поход не состоялся; младшая же дружина не была этим до­вольна и, оставив князя и старшую дружину, ушла к морям Черному и Азовскому и рекам Дону и Волге. Новое доказатель­ство непривязанности дружинников к Русской земле мы встре­чаем при Святославе, который со своей дружиной вовсе хотел было оставить Приднепровье и думал утвердиться в Болгарии, на Дунае. Все это показывает, что у дружинников Игоря и Свя­тослава не было поземельной собственности в Приднепровье, что они, как и дружинники Рюрика и Олега, жили на княжес­ких землях. Тот же характер имела и дружина Владимира, кото­рый первым из русских князей начал давать дружинникам по­земельные владения, может быть, на поместном праве. В саге Олава Тригвессона, написанной Оддом, встречается древней­шее и первое свидетельство о наделении иных дружинников поземельными владениями на Руси. В саге сказано, что дядя Олава Сигурд, состоя на службе у Владимира, получил от него большие земли во владение.