2013-12-28
717
НАДПИСЬ О ВЫВЕДЕНИИ КОЛОНИИ НА ОСТРОВ САЛАМИН
Надпись содержит постановление о заселении отвоеванного у г. Мегар острова Саламина военными поселенцами (клерухами). Она относится к началу правления Писистрата.
Постановил народ: разрешить саламинским клерухам жить на Саламине постоянно. Разве что они окажутся не в состоянии исполнять повинности гражданские и военные; в других же случаях им не разрешается сдавать свою землю в аренду. Если же клерух не будет жить там, а землю сдаст в аренду, то пусть заплатит и арендатор и сдающий в аренду в казну (столько-то драхм) штрафа.
Пусть взыскивает архонт; а если не взыщет, подвергнется ответственности. Они (клерухи) должны иметь оружие ценой в 30 драхм; а оружие это выдаст им архонт. Это «остановлено в архонство Б... (имя).
Практикум по истории древнего мира. Сост. Н.Л.Просина и И.С.Свенцицкая. М.: Просвещение. 1972. С.134.
II. 36-41. Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражаем другим. Называется этот строй демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве. По отношению к частным интересам законы наши представляют равноправие для всех; что касается политического значения, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другим не в силу того, что его поддерживает та или иная политическая партия, но в зависимости от его доблести, стяжающей ему добрую славу в том или ином деле; равным образом, скромность знания не служит бедняку препятствием к деятельности, если только он может оказать какую-либо услугу государству. Мы живем свободною политической жизнью в государстве и не страдаем подозрительностью во взаимных отношениях повседневной жизни; мы не раздражаемся, если кто делает что-либо в свое удовольствие, и не показываем при этом досады, хотя и безвредной, но все же удручающей другого. Свободные от всякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях не нарушаем законов больше всего из страха перед ними и повинуемся лицам, облеченным властью в данное время, в особенности прислушиваемся ко всем тем законам, которые существуют на пользу обижаемым и которые, будучи не писаными, влекут общепризнанный позор... И по этой, и по другим еще причинам государство наше достойно удивления. Мы любим красоту без прихотливости и мудрость без изнеженности; мы пользуемся богатством как удобным средством для деятельности, а не для хвастовства на словах, и сознаваться в бедности у нас не постыдно, напротив, гораздо позорней не выбиваться из нее трудом. Одним и тем же лицам можно у нас заботиться о своих домашних делах и заниматься делами государственными, да и прочим гражданам, отдавшимся другим делам, не чуждо понимание дел государственных. Только мы одни считаем не свободным от занятий и трудов, но бесполезным того, кто вовсе не участвует в государственной деятельности. Мы сами обсуждаем наши действия или стараемся правильно оценить их, не считая речей чем-то вредным для дела; больше вреда, по нашему мнению, происходит от того, если приступать к исполнению необходимого дела без предварительного уяснения его речами... В борьбе за такое-то государство положили вою жизнь эти воины, считая долгом чести оставаться ему верными, и каждому из оставшихся в живых подобает желать трудиться ради него. (Речь Перикла на похоронах первых воинов, павших в Пелопоннесской войне)
|
|
|
|
|
|
II. 65.5-13. Все время, пока Перикл при мирной обстановке стоял в главе государства, он правильно руководил им и твердо охранял его безопасность. При нем оно достигло высшего своего развития… Причина же была в том, что он, будучи силен и своим авторитетом, и своим умом, а в денежных делах безусловно неподкупнейшим человеком, сдерживал народ, не стесняя его свободы, и не подчинялся его руководству, а, наоборот, сам руководил им, так как он не говорил ничего в угоду народу ради того только, чтобы неподобающими средствами приобрести силу, но умел при случае сказать с достоинством и даже с негодованием. По крайней мере, когда замечал, что народ в своей заносчивости начинает проявлять в чем-нибудь неуместную дерзость, он произносил такую грозную речь, что повергал его в страх, и, наоборот, когда люди бывали попусту перепуганы, он снова возвращал им мужество. Так и оказывалось: на словах – демократия, а на деле – правление первого мужа.
Аристотель. Афинская полития. Приложение XIV. М.-Л. Соцэкгиз. 1936. С.182-196.
