Тояма Токанава

В Северной Корее Путину понравилось.

Климат для отпуска подходящий. Опять же хурма, униформа. Новостройки, за которые никто не превозносит Лужкова. Но самое главное, конечно, – люди. Корейцы со своими корейками. Они Путину полюбились больше всего – он даже переговоры начал об их экспорте.

– Скажите, – спрашивает, – дорогой друг товарищ Ким Чен Ир, нельзя ли нам как-нибудь немножко вашего народа? Потому что со своим я совершенно задолбался, трех месяцев не прошло с инаугурации, а уж на грани нервного срыва.

– Подумать только, – сочувственно кивает головой товарищ Ким Чен Ир. – Вот мы с папой скоро сорок лет, и ничего, не утомительно...

– Ну так с вашим же народом и я бы горы свернул! Прекрасно воспитанные люди! – говорит Путин. – Давайте мы у вас миллион-другой заберем организованным порядком в обмен на столько же наших...

– Не надо ваших! – говорит, мысленно ужасаясь, но сохраняя вежливость, Ким Чен Ир. – Совершенно безвозмездно дарю вам миллион человек, тем более что своих девать некуда и непонятно, чем кормить. Мы работаем, конечно, над выведением такого типа людей, которые не нуждались бы и в рисе, будучи способны подзаряжаться от идей чучхэ, но наши ученые пока не выдали результатов. Я не думаю, что это саботаж, скорее происки капиталистического окружения...

– Не хотите, значит, наших? – огорченно говорит Путин. – А то бы я вам охотно... Гусинского какого-нибудь... Пусть с мотыгой познакомится, оно и здорово... Ну ладно. Раз вы такие щедрые, давайте только своих.

И миллион одинаково одетых корейцев, не забыв кореек для размножения, стройными рядами без единого слова поперек погрузились в поезда, да еще всю дорогу пели славу двум вождям.

– Ну что за люди! – восхищается Путин. – Что за удивительный народ! Честное слово, я жил бы у вас и жил бы!

– Это никак невозможно, – говорит ему случившийся тут же министр иностранных дел Иванов. – То есть управлять отсюда Россией, может быть, при нынешних средствах связи и осуществимо, и даже приятнее, чтобы не видеть вблизи родного безобразия. Тем более, что канал НТВ тут не принимается. Но вы договорились с большой семеркой встречаться в японском городе Тояма Токанава, чтобы обсудить проблемы сотрудничества...

– Да не хочу я с ними сотрудничать! – топнул ножкой Путин. – Я вот с ним хочу!.

– Весьма сожалею, но международный протокол-с, – расшаркивается Иванов. – Оченно просили. Без вас не начнут-с.

– Ах ты черт, – вздыхает Путин. – Только, можно сказать, отдохнул, наладил экспорт нормального народа, а тут ты со своей Токанавой!... Поди, и про свободу слова говорить придется?

– Вероятно-с, – уклончиво отвечает Иванов. – Это промежду собой они говорят об экономике и развитии-с, а за отсутствием в России экономики и развития могут говорить с нами только о свободе-с.

– Тьфу, какой ты скучный! – говорит Путин. – Ладно, давай одеваться.

– Так ведь все сложно-с, – юлит Иванов. – Это ваш первый саммит, ваше высокопревосходительство.Надобно предстать в таком виде, чтобы всех удоволить.

– А кто там собираются-то?

– США, как водится, – загибает пальцы Иванов. – Япония, Англия, Франция, Германия, Италия. Канада, кажись...

– В Германии я был, – вспомнил президент. – Я там в форме ходил, все очень уважали. Надо, значит, форму надеть.

– Это, конечно, мысль-с, – лебезит Иванов. – Скажут, что президент наш в прекрасной форме. Но, может быть, не следует сразу отпугивать наших западных друзей?

– Да чего отпугивать, – злится Путин. – И так уж Киселев позавчера сказал, что в нас никто не вложит...

– Так это происки! Происки!

– Какие это происки, ежели он с конца семидесятых наш человек? – горько спрашивает Путин. – И Филипп Денисыч тоже наш! Что они мне, своему коллеге, врать будут?

– Экие вы идеалисты-с! – Иванов восклицает. – Их давно враги перевербовали. Так что отпугивать инвесторов не советую. Давайте брючки от военной формы, а остальное сымпровизируем-с.

– Ладно, – устало соглашается президент всех россиян. – Со штанами разобрались. Дальше?

– Дальше, ваше высокопревосходительство, – вступает думец-международник по фамилии Лукин, – очень бы неплохо продемонстрировать стремление к миротворчеству.

– Это каким же образом? С Хаттабом, что ли, под руку к ним заявиться?

– Никак нет, это невозможно по причине неуловимости последнего, – развивает свою мысль Лукин, – но ежели бы как-нибудь, сжимая в руке оливковую ветвь... как бы в образе посла мира... это было бы чрезвычайно оценено.

– Да где ж я тебе в Северной Корее возьму оливковую ветвь? – усмехается верховный главнокомандующий.

– А как раз в Северной Корее это очень даже запросто, – суетится и тут Иванов, – тут такая страна, что только ихний учитель скажет, как все само собой произрастет.

– Ким Чен Ир, товарищ дорогой! – крикнул Путин. – Извини за беспокойство, но нельзя ли как-нибудь с этим вашим чучхэ силою внушения вырастить тут оливковую ветвь?

– Сей момент, это нам раз плюнуть! – пожимает тот плечами. И действительно плюнул в землю, пошептал что-то по северокорейски – что-то вроде "Мы за мир, мы за мир, я товарищ Ким Чен Ир", – и глядь, выросла из земли миротворческая ветвь, и даже со спелою маслиной. Маслину, понятно, отдали крестьянам, а ветку – Путину.

– Ну какая же страна прекрасная! – не устает дивиться Владимир Владимирович. – Вот у нас небось в России плюнешь – и не то что никакого результата, это бы ладно, но тут же целое болото.

– Теперь Италия, – Иванов говорит. – Ну, это просто. Достаточно намекнуть, что вы знаете итальянскую историю.

– Спартак был, – вспомнил Путин. – В его честь футбольная команда называется.

– Ну, пусть Спартак, – кивнул Иванов.

– И еще, – нашептывает тут же случившийся шеф протокола Шевченко. – Нам очень надо англичанам понравиться!

– Да мы с Тони приятели! – отмахивается Путин. – Он ко мне с женой приезжал. Сразу, как оперу у нас посмотрела, так и родила. Не зря говорят, что Россия очень духовности способствует: мальчик, говорят, – вылитый Андрон Кончаловский!

– Но как бы вы ни были дружны с господином Блэром, – гнет свое Шевченко, – вы должны и английскому народу предстать в виде мудрого консервативного правителя, чтущего... чтящего... одним словом, традиции.

– Он что, со своим народом приедет? – в ужасе Путин спрашивает.

– Да нет! – мотает головой Шевченко. – Но у них же там покажут, как вы выйдете в зал заседаний! Так что в смысле традиций...

– Ну хочешь, я уйду не прощаясь, по-английски?

– Так надо ж с самого начала продемонстрировать...

– Ну войду, не здороваясь!

– Это как раз по-русски, – раздумчиво Шевченко отвечает. – Нет. Вообще они любят чай...

– Это ладно, – кивнул президент. – Я сам чай люблю.

– И еще... Вот ежели бы вам надеть колониальный шлем... такой, знаете, пробковый...

– Так это ж символ колонизации независимых народов! – восклицает Путин.

– Но там же не будет независимых народов! – Шевченко успокаивает. – Там одни только европейцы плюс Америка, а они сами колонизаторы. Только, знаете... для американцев... чтобы показать, что вы и права угнетенных чтите, воткните в шлем индейское перо. Они сейчас знаете как двинуты на политкорректности? И мы должны еще Франции понравиться!

– Этой-то зачем? – скривился Путин. – Они наш парусник задержали! Я за это, конечно, уже приказал арестовать весь сыр рокфор, но за него, как выяснилось, уже заплочено. Теперь ждем, когда к нам опять Пьер Ришар приедет. Уж мы его мигом!... Как думаете, отдадут за него парусник?

– Парусник и так отдадут, – Иванов нашептывает, – а вы, чтобы понравиться, один ботиночек желтый наденьте. Они этот фильм очень любят!

– Не будет этого! – загремел Путин. – Не будет того, чтобы президент великой державы в разной обуви ходил!

– Французы высоко чтут своего величайшего писателя Дюма, – снова осмелился Лукин. – И ежели вы, ваше высокопревосходительство, появитесь со шпагою...

– Шпага – это ничего, – кивнул Путин. – Это можно. Где ж ее взять-то?

– Да вы прикажите корейцам, они вам за полчаса выточат!

Кликнули дорого товарища Ким Чен Ира, пояснили – тот только поклонился, пошептал что-то, тут же прибежали две корейки в униформе и принесли требуемое.

– Ну страна! – продолжал восхищаться Путин. – Ну страна!

– Остались Канада и Япония, – продолжал министр Иванов. – Ну, с Канадой все просто – достаточно взять кленовый лист...

– Не забывай, я с оливковой ветвью вхожу, – отрезал Путин. – Это уже будет букет. Что я, приветствую их букетом, что ли? Лучше коньки – Канада родина хоккея...

– Очень хорошо! – воскликнул Иванов. – Очень! А с Японией вы сами разберетесь – вы же у нас дзюдоист...

– Дзюдо униформы требует, – покачал головой президент. – Без униформы им заниматься – борьбу не уважать... И потом, неправильно поймут. Лучше уж меч бамюуковый, они мне подарили однажды. Он к любой одежде идет. Эй, ребята! Со мной ли мой бамбуковый меч? Я с ним иногда упражняюсь...

– Захватили, захватили! – радостно заверещал шеф кремлевского протокола. – Я как чувствовал – в последний момент в чемодан положил!

– Ну вот, – облегченно вздохнул Путин. – Утрясли. Велите готовить костюм, а я пойду еще побеседую с местным населением...

В это же самое время большая семерка в полном составе готовилась к встрече с новым президентом всех россиян.

– Как бы мне ему понравиться? – спрашивал Жак Ширак. – Говорят, он чрезвычайно опасный и решительный человек. От первого саммита зависит все!

– Да, понравиться надо, – закивали первые лица. – Сразу расположить, привлечь... Иначе он, несомненно, разрушит привычные схемы и отвернется от Запада...

– И от Востока, – заметил японский премьер.

– Лично я в Санкт-Петербурге все время хвалил российскую архитектуру, – вспомнил Блэр. – И живопись. Это вызывало живой отклик у господина Путина>...

– А я, – сказал Клинтон, – кажется, дал маху. Я его несколько огорчил тем, что выступил в прямом эфире оппозиционной частной радиостанции "Эхо Москвы". Следовало бы как-то дать ему понять, что я никогда не слушаю "Эха Москвы"... И потом, я слышал, у них есть русский обычай – в знак уважения к присутствующим держать во рту серебряную монету. Я сам по телевизору наблюдал, как мистер Путин ловил ее зубами в кефире...

– Это татарский опычай, – поправил немецкий канцлер.

– Да какая разница! – отмахнулся Клинтон. – Россия всегда была под сильным влиянием татар...

– Чем бы мне укодить ему? – задумался немец.

– Господи, вам-то проще всего! – воскликнул японский премьер. – Он же у вас служил, и лучшим подарком для него было чье-либо согласие передавать информацию о ваших военных секретах.

– Я подарю ему карту Сицилии, – улыбнулся итальянец. – Говорят, в России "Семья" – чрезвычайно чтимое понятие... И, конечно, спагетти для всей семьи!

– А я, – задумался канадец, – а я... Я знаю, что у нас в Канаде множество украинцев. Я запою украинскую песню, и он тут же почувствует себя в своей тарелке.

– Что ж, – подвел итог японец. – Я знаю, что Путин-сан любит игрушки. Недавно он водил самолет, потом стрелял из гаубицы... Я подарю ему японскую игрушку нового поколения!

Сказано – сделано. Приготовились и стали ждать.

Ровно в назначенное время президентский самолет "Россия" приземлился на стерильный бетон токийского аэропорта. Оттуда выкатилась личная бронированная машина президента, включила все мигалки и понеслась в Токанаву.

– Его высокопревосходительство президент России! – рявкнул метрдотель, одетый самураем.

Все остолбенели.

На пороге стоял Путин, но выглядел он не как Путин. Даже Клинтон и Блэр, видавшие его вблизи, искренне изумились и чуть подались назад. На президенте всех россиян были военные штаны с лампасами, торс обтягивала футболка с надписью "Спартак-чемпион", голову украшал колониальный шлем с разноцветным пером. Руки были заняты. В левой (из неуважения к французам) президент держал шпагу, в правой – из уважения к японцам – бамбуковый меч, а в зубах сжимал оливковую ветвь. На ногах у него были коньки.

– Мир, дружба, традиции, – еле устояв на коньках, выдохнул российский президент. – Крепкий чай, свобода прессы, права меньшинств, – и он угрожающе вильнул всем телом.

– Я никогда не слушаю "Эха Москвы", – откликнулся Клинтон заранее заготовленной фразой. При этих словах изо рта у него выпал серебряный доллар.

– Не хотите ли узнать, как работает щелочной аккумулятор в танке "Леопард"? – учтиво спросил немецкий канцлер.

– Русская архитектура очень живописна, – немедленно вступил Ширак. – Русская живопись очень архитектурна...

– Не угодно ли, – низко поклонился японец, вручая Путину резиновую копию последнего в сотую часть натуральной величины. Куколка стреляла из пистолета, упражнялась с мечом и расписывалась на документах.

– Сицилиа! Грандиссима фамиллиа! – оскалился итальянец, раскатывая перед Путиным карту криминального полуострова, выполненную из разноцветных спагетти.

– Чому я не сокил, чому не летаю! – завел глава Канады с легким французским акцентом.

Путин обвел собрание недоуменным взглядом.

– Тоже, что ли, готовились? – улыбнулся он. Улыбка становилась все шире, пока президент всех россиян не расхохотался на всю Японию.

Потрясенное собрание тоже поначалу смущалось, но вскоре от души присоединилось к его заразительному смеху.

– Эх, ребята, – утирая слезы и переводя дух, сказал Путин. – Ну чего мы с вами друг перед другом, ей-Богу, разводим этот политес? То ли дело Северная Корея: все одеты одинаково, оливы сами растут... опять же хурма...

– И то правда, чего это мы? – улыбнулись первые лица государств "семерки". – Все же свои...

– Давайте, честное слово, встречаться в Северной Корее! – предложил Путин. – Там и климат отличный, и не надо выпендриваться – все начинают с полуслова друг друга понимать.

– Давайте, давайте! – закричали все. – Никогда там не был! И я! И я! Подумаешь, какая-то Токанава... А там хурма!

"А я, может, и насовсем туда перееду", – подумал Путин. Но вслух ничего не сказал. Чего их нервировать, капиталистов малохольных!

Специальный корреспондент журнала "Фас" Д. ХАРМС сообщает с Окинавы:

Прогуливались Клинтон, Шредер и Блэр под цветущими сакурами. Вдруг из кустов – Мори с Путиным, и давай приемчики показывать. Путин конечности заламывает, Мори ногами “хвост пьяного дракона” выписывает. Наваляли немцу с американцем плюх от всей души, но Блэра пожалели. Ему и так несладко, у него сын – алкаш.

Специальный корреспондент журнала "Фас" Д. ХАРМС сообщает с Окинавы:

Только прибыли Жак Ширак и Жан Кретьен в отель, как тут же вызывают коридорного и говорят: “А где тут у вас, мон шер, можно было бы попользоваться насчет клубнички?”

Что с них возьмешь – французы.

Коридорный им с гордостью отвечает: “Гейши у нас есть, уважаемые члены “восьмерки”-саны, да не про вашу честь. Они нынче все до единой на американский авианосец подались”.

Ширак и Кретьен долго орошали слезами широкие рукава ночных кимоно.