Гражданская война в России и её историки 1 страница

Изучение гражданской войны в России имеет давнюю традицию. Эта тема особенно активно изучалась в нашей стране, и тысячи исследователей обращались к ней. В течение нескольких десятилетий усилиями нескольких поколений историков строилось здание советской историографии гражданской войны. Его фундамент и основные несущие конструкции — теория и методология, создаваемые по указаниям и под пристальным надзором ведущих политиков и идеологов коммунистической партии, ещё полтора десятилетия назад казались монолитными и незыблемыми. Главные проблемы считались основательно разработанными и нуждавшимися, быть может, в фактологическом наполнении и частных, несущественных исправлениях.

Но здание, казавшееся монолитным, зашаталось и рухнуло на протяжении нескольких лет. Общий кризис и крах советского общества привели и к глубокому кризису исторической науки и к разрушению господствовавших ранее представлений о гражданской войне и концепций её истории. В нашей стране развернулось трудное и мучительное переосмысление прошлого на основе ставших доступными обширных пластов неизвестных и запретных ранее документов, посредством новых методологий и во многом силами нового поколения историков.

«Перестройка», а затем распад СССР оказали сильное влияние на зарубежную советологию и в том числе на историков российской революции и гражданской войны, активизировали борьбу мнений, дискуссии с высказыванием нередко полярных суждений и привели к известной перегруппировке сил западных исследователей. Тщательная инвентаризация историографического наследия и поиск новых подходов, концепций и интерпретаций стали актуальной задачей не только российских, но и зарубежных историков. Каждое новое поколение историков создаёт и свою историю минувших событий. Но при этом надо чётко следовать принципу историзма, оценивая события и проблемы прошлого в той системе координат и не подстраивая историю под политическую конъюнктуру. Всё это в полной мере относится и к истории гражданской войны.

1. НОВЕЙШАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ: ТРУДНЫЙ ПУТЬ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЯ [123] За семь десятилетий советской власти в стране сложилась обширная литература по истории гражданской войны. Её идейнополитическую основу и сердцевину составлял классовый подход. Гражданская война трактовалась как вооружённая борьба большевиков и их противников, красных и белых. Изучался главным образом советский лагерь, и под влиянием господствующей политики и идеологии постепенно создавалась апологетическая история победителей. Доминирующей тенденцией в освещении противников большевиков было не объективное исследование, а их разоблачение. «Ленинское наследие» и «ленинская концепция» гражданской войны считались основополагающими при её осмыслении.

К семидесятилетию Октябрьской революции был выпущен ряд фундаментальных изданий, претендовавших на известное обобщение и подведение итогов исследовательской работы по изучению истории революции и гражданской войны. Это прежде всего энциклопедии «Великая Октябрьская социалистическая революция» (М., 1987), вышедшая третьим, дополненным изданием, и «Гражданская война и военная интервенция в СССР», выпущенная вторым изданием. Было завершено издание двухтомника «Гражданская война в СССР» (М., 1980 и 1986), вышла в свет коллективная монография «Антисоветская интервенция и её крах 1917–1922» (М., 1987) и некоторые другие обобщающие работы. Моноидеология и отсутствие плюрализма мнений по исследуемым проблемам, а также моноцентризм (когда основополагающие издания могли быть опубликованы только в Москве и силами столичных учёных с санкции высших идеологических органов), в полной мере характеризовали вышеназванную литературу. Дальнейшее освоение ленинского наследия и творческое развитие ленинской концепции гражданской войны считались главными задачами историков¹.

Декларированные новым советским политическим руководством во второй половине 80-х годов «гласность» и «демократизация» и, наконец, трактовка самой «перестройки» как «революции сегодня» привели к глубоким, масштабным и во многом неожиданным для власти последствиям. Надежды на незыблемость основополагающих советских идейно-политических

конструкций и на «перестройку» как «обновление социализма», освобождение его от искажений сталинской эпохи и возвращение к ленинскому его пониманию оказались иллюзорными. Развернувшиеся в стране процессы идейно-политической борьбы привели не только к десталинизации, но и к деленинизации общества. «Социалистический выбор» был поставлен сначала под сомнение, а затем произошло и его массовое отрицание. Острота развернувшейся борьбы вокруг истории Октябрьской революции и гражданской войны объяснялась прежде всего тем обстоятельством, что именно результаты и сложившиеся фундаментальные трактовки «закономерности» победы большевиков обуславливали и легитимность их пребывания у власти.

Размывание советской историографии гражданской войны осуществлялось в первую очередь усилиями радикальных публицистов. Они ставили под сомнение сложившуюся общую концепцию и привычные трактовки многих проблем и событий, поднимали немало вопросов, не находивших ответа или адекватного объяснения в существовавшей исторической литературе. Среди них — забытые или запрещённые имена репрессированных в годы войны или в последующие десятилетия видных деятелей большевистской партии и советской власти, красных военачальников. В числе дискуссионных вопросов оказались история политических партий, антибольшевистского и «зелёного» движения и персоналии их руководителей, «расказачивание», «красный террор» и деятельность чрезвычайных комиссий, взаимосвязь сталинских репрессий с большевистским террором послереволюционной эпохи и ответственность за него Ленина, Троцкого и других руководителей коммунистической партии и советского государства, «цена» и последствия гражданской войны. Неудовлетворённость вызывали традиционные объяснения советскими историками причин и сущности гражданской войны, взаимосвязи её с Октябрьской революцией, сложившиеся трактовки политики «военного коммунизма» и целый ряд других проблем.

Становление в СССР многопартийности стимулировало изучение российских политических партий начала века и их истории в переломную эпоху революции [123] и гражданской войны. В стране развернулась публикация работ видных деятелей российской интеллигенции, оппозиционно относившихся к деятельности большевиков после их прихода к власти и осуждавших «красный террор» в годы гражданской войны — А. М. Горького, В. Г. Короленко, Н. А. Бердяева, С.П. Мельгунова и др., что несомненно оказывало сильное влияние на общественное мнение и прежде всего интеллигенции во второй половине 80-х годов.

Поднятая в обществе проблема так называемых «белых пятен» истории, то есть вопросов по различным причинам не изучавшихся ранее или являвшихся запрещёнными для исследования, заставила мобилизоваться, активизироваться и выступить со своим пониманием таких проблем профессиональных историков. Причём, на страницах периодической печати и в специальных сборниках высказывали свои суждения в большинстве своём историки старшего поколения. Они пытались найти новые подходы и интерпретации, но, как правило, в общих рамках старой историографической традиции и так называемой «ленинской концепции» гражданской войны. Они видели свою цель в освобождении её от последующих сталинских наслоений².

Тематика гражданской войны рассматривалась в тесной взаимосвязи с историей российских революций 1917 года. Важную роль для собирания сил историков и переосмысления ими широкого круга вышеназванных дискуссионных вопросов истории сыграл Научный совет Академии наук СССР по комплексной проблеме «История Великой Октябрьской социалистической революции». Осенью 1988 года его возглавил авторитетный учёный П. В. Волобуев, в прошлом директор Института истории, освобождённый от этой должности в 1974 году, как один из руководителей так называемого «нового направления» в изучении предпосылок и истории Октябрьской революции. В октябре 1988 года вышеназванным Научным советом был организован «круглый стол» (с последующей публикацией его материалов³), где состоялся большой, острый и заинтересованный разговор историков по актуальным проблемам дальнейшего изучения

российской революции и гражданской войны. Он положил начало серии последующих научных форумов.

Среди них надо особо отметить всесоюзную научную конференцию по истории гражданской войны, проведённую в мае 1990 года в Архангельске под эгидой ведущих научных учреждений страны — Научного совета АН СССР по комплексной проблеме «История Великой Октябрьской социалистической революции», Института истории СССР АН СССР и Института марксизмаленинизма при ЦК КПСС. Она собрала около ста учёных из многих академических и вузовских центров, республик и регионов страны и стала последней всесоюзной конференцией историков по этой теме⁴.

В 80-е — 90-е годы менялись принципиальные подходы к оценке гражданской войны в России. Если многие годы было привычным трактовать её с позиций мужества и героизма защитников советской власти, отстоявших революцию в жестокой борьбе с белогвардейцами и интервентами, то затем акценты сместились на подчёркивание трагизма «братоубийственной» войны и возложение главной ответственности за неё на большевиков.

Заметным явлением стало издание в 1990 году специального выпуска журнала «Родина» (¹ 10), посвящённого теме: «Гражданская война: 1918–1990 (неизвестные страницы)». Здесь были опубликованы и материалы «круглого стола» историков.

Общий кризис исторической науки и, в частности, разрушение старых представлений о гражданской войне породили немало негативных явлений, тенденциозных и односторонних суждений и оценок, политических мифов и спекуляций. Но, с другой стороны, отмена цензуры и идеологического диктата, резкое расширение источниковых возможностей и прежде всего доступа к архивным документам стимулировали исследовательский поиск, продвижение, хотя и неравномерное, на ряде направлений изучения гражданской войны. Произошёл отказ от моноидеологии и жёстких политических установок в исследовании её истории. Если в советской историографии господствовал классово-формационный подход и доминировало изучение военных, политических, [123] классовых проблем гражданской войны, то в дальнейшем активизировался интерес к социальным, социокультурным и психологическим аспектам её истории, к осмыслению её «снизу», с точки зрения интересов, поведения и действий локальных групп, слоёв населения, конкретного «маленького» человека.

Поиски нового видения рассматриваемой эпохи сопровождались попытками реализации ряда масштабных исследовательских проектов, например, пяти (или шести) томного издания исторических очерков «Гражданская война в России»⁵. Но их не суждено было осуществить. И это объяснялось не только сложностью финансово-экономической ситуации. Обобщающие фундаментальные исследования появляются после тщательной проработки отдельных проблем и публикации специальных работ по ним, когда достигнуто определённое общее понимание или по крайней мере выработаны принципиальные подходы, а не в период интенсивного формирования нового знания, ожесточённой полемики и полярности суждений.

Развернувшийся пересмотр традиционных взглядов, попытки определить новые концептуальные подходы, дать новые интерпретации, а также потребность оценить уже сделанное, перспективность направлений поиска и дальнейших изысканий — всё это обуславливает важность и ответственность публиковавшихся в последние годы историографических работ⁶. В развернувшейся в России «историографической революции» важная роль принадлежит научным конференциям и «круглым столам» с участием в них в последние годы не только российских, но и зарубежных учёных. Публикацию материалов таких форумов трудно переоценить⁷.

Чрезвычайно важной представляется археографическая работа и издание документальных материалов и сборников⁸, а также источниковедческих публикаций⁹. По нашему убеждению, именно от источниковой базы и качества источниковедческой работы историков во многом зависит полнота и научная достоверность публикуемых исследований, глубина анализа событий, проблем и процессов жизни России в рассматриваемый период. При этом принципиальное значение имеет репрезентативность выборки документов

для публикации по той или иной теме с тем, чтобы впоследствии не звучало обвинений в адрес составителей и публикаторов о тенденциозности подбора материалов.

Если выделять отдельные направления и крупные проблемы в современной отечественной историографии гражданской войны, которые вызывают наибольший интерес и соответственно получили наибольшее освещение, то это в первую очередь история противников большевиков, антибольшевистского и белого движения во всём многообразии и противоречивости этих исторических явлений. Это относится и к истории политических партий рассматриваемой эпохи. Всё вышесказанное вполне закономерно, ибо в течение предшествующих десятилетий данная тематика не подлежала научному изучению, а политическая оппозиция и противники советского режима подвергались лишь критике и обличению.

Несомненно продвижение в изучении социальной истории гражданской войны и прежде всего в осмыслении исторических судеб крестьянства и казачества в рассматриваемую эпоху, а также повстанческого движения, в котором и участвовали главным образом вышеназванные слои населения.

Немало копий было поломано в дискуссиях последних лет о причинах, истоках и «виновниках» гражданской войны в России, её начальном периоде, о взаимосвязи российских революций и гражданской войны. В результате появилось немало содержательных публикаций по этим проблемам, которые и будут рассмотрены в дальнейшем специально.

В сопоставлении с вышеназванными темами заметно снизился исследовательский интерес к истории советского лагеря гражданской войны — партии большевиков и её политике, новой государственности и т. п., хотя и здесь появились некоторые интересные работы. Само освещение этой тематики приобрело резко критическую направленность. В центре внимания оказались традиционно теневые страницы советской истории, как, например, «красный террор». Ему

(в сопоставлении с «белым террором» или вне зависимости от него) и деятельности чрезвычайных [123] комиссий уделяется большое внимание в новейшей отечественной исторической литературе. Сохранился традиционный интерес к истории «военного коммунизма», причём современные исследователи развернули активное переосмысление этой темы.

Интересные метаморфозы произошли в изучении истории интервенции, о чём пойдёт в дальнейшем разговор в отдельной главе. Хотя, заметим, и здесь появились некоторые содержательные исследования.

С другой стороны, идеи и реальная практика «мировой революции» и деятельность большевиков в этом направлении привлекают в последние годы пристальный интерес исследователей.

В новейшей исторической литературе активно разрабатывается история гражданской войны в отдельных регионах страны. В ряде случаев появляются и историографические исследования региональной проблематики¹⁰. Глубокое и качественно новое, основанное на широком круге разнообразных привлекаемых источников раскрытие процессов протекания гражданской войны на региональном и локальном уровне создаёт предпосылки для воссоздания общей, подробной, масштабной и обстоятельной картины истории России в эту эпоху.

Происходившие в последние годы изменения в российской историографии революции и гражданской войны, продуктивность и глубина переосмысления находят разные восприятия и получают различные оценки у исследователей. Так, В. М. Бухараев и Д. И. Люкшин отметили, что на рубеже 80-х и 90-х годов представители российской исторической мысли переживали «настоящую эйфорию, связанную с «раскрашиванием» пресловутых «белых пятен» на картине советской истории». Но результаты «источниковой лихорадки» оказались довольно скромны. Они не обернулись, по их мнению, сколько-нибудь существенным изменением облика российской историографии, «сумевшей лишь пассивно и эклектично мобилизовать разработанные западной наукой концепции и, не удосужившись разобраться в вопросе об их изоморфности отечественным реалиям». Но, по убеждению В. Д. Зиминой, происшедшие перемены были

весьма значительны, ибо исследовательский плюрализм пришёл на смену одномерному схематизму, появились новые возможности для компаративного анализа и быстрого утверждения социокультурной системы интерпретации исторических фактов, наряду с использованием элементов социально-классовой и общецивилизационной алгоритмики исторического процесса¹¹. Как говорится, сколько людей, столько и мнений.

И всё-таки думается, что Зимина ближе к истине, чем названные выше историки. Происшедшие перемены действительно глубоки и масштабны. Они охватывают как историю, так и историографию, источниковедение и методологию исследования российской революции и гражданской войны. Это воплотилось в опубликованные работы и выразилось в принципиально новых научных выводах, обобщениях и интерпретациях.

В исследовательской работе по истории российской революции и гражданской войны важную роль продолжал играть в 90-е годы Научный совет Российской академии наук «История революций в России», реорганизованный в настоящее время в Научный совет РАН по истории социальных реформ, движений и революций. В первую очередь следует отметить его координирующую функцию, инициативу и участие в проведении научных форумов по данной тематике как в Москве, так и в других городах. Годичные собрания Научного совета стали важной трибуной для дискуссий, подведения итогов и определения перспективных направлений исследований. Отметим и ещё одно важное обстоятельство. Научный совет под руководством ныне покойного академика П. В. Волобуева не претендовал на истину в последней инстанции и не отстаивал монополию центра, столичных историков, но сделал немало для создания и активной работы своих региональных секций. Это стимулировало развитие региональных научных школ по истории гражданской войны, что, несомненно, стало отрадным явлением.

Наряду с опытными столичными историками старшего поколения (П. В. Волобуев, К. В. Гусев, Г. З. Иоффе, В. И. Миллер, Ю. А. Поляков, В. Д. Поликарпов [123] и др.), немало сделавшими в последние годы для переосмысления концепции и изучения ряда важных вопросов истории революции, гражданской войны и интервенции, именно в регионах происходило интенсивное формирование нового поколения исследователей. Многие из них получили сегодня высокое профессиональное признание, опубликовали содержательные монографии и защитили докторские диссертации. Причём, значительная часть из этих учёных не ограничивается исследованием региональной тематики, но успешно разрабатывают общероссийские и теоретико-концептуальные проблемы российской гражданской войны. Существование в региональных университетах диссертационных советов стимулирует формирование вокруг них молодых историков и пополнение кадров исследователей, занимающихся данной тематикой.

Правомерно, на наш взгляд, говорить о складывании ряда региональных научных центров, изучающих историю российской революции и гражданской войны. Говоря о подобных центрах в регионах, имеется в виду наличие в них групп авторитетных учёных и молодых исследователей, систематическое проведение научных конференций и издание книг по этой тематике. Это прежде всего Ростов-на-Дону (А. И. Козлов, А. В. Венков, Н. С. Присяжный и др.), Тамбов (Л. Г. Протасов, В. Л. Дьячков, С. А. Есиков, В. В. Канищев,), Нижний Новгород (А. В. Медведев, Г. В. Набатов, С. В. Устинкин), Томск (В. С. Ларьков, С. Ф. Фоминых, Э. И. Черняк), Архангельск (В. И. Голдин, А. Н. Зашихин, Е. И. Овсянкин). Интересные исследователи работают над историей гражданской войны в Волгограде, Екатеринбурге, Казани, Кемерово, Новосибирске, Омске, Ярославле и в целом ряде других городов России. Добавим, названные научные центры нередко объединяет вокруг себя и координирует деятельность учёных не только в рамках указанных краёв и областей, но и соседних территорий и выступают в качестве межрегиональных исследовательских объединений.

В последние годы заметно активизировался интерес к рассматриваемой тематике в Санкт-Петербурге, где наряду с историками старшего поколения активно заявило о себе новое поколение исследователей, сформировавшееся в 80-е — 90-е годы: Б. И. Колоницкий, 22

A. В. Смолин, Н. Н. Смирнов, В. Ю. Черняев, А. Н. Чистиков и др. Складывается и новое поколение московских историков гражданской войны. В последние годы опубликованы монографии B. П. Булдакова, А. Ф. Киселёва, С. В. Леонова, С. А. Павлюченкова, В. Л. Телицына, А. И. Ушакова и некоторых других авторов. Продолжают активную исследовательскую работу и историки старшего поколения: К. В. Гусев, Ю. А. Поляков, Э. М. Щагин и др. К сожалению, в последние годы ушла из жизни группа учёных, которые также внесли свой вклад в начавшееся переосмысление феномена гражданской войны в России: П. В. Волобуев, В. Г. Бортневский, В. П. Дмитренко, Ю. И. Кораблёв, В. И. Миллер и некоторые другие. О работах вышеназванных и иных исследователей пойдёт специальный и более подробный разговор в дальнейшем при рассмотрении основных проблем истории и историографии гражданской войны.

Таким образом, рассматриваемый нами период был весьма противоречивым и неоднозначным в отечественной историографии гражданской войны. Происходил болезненный процесс отрицания старых истин, привычных толкований и интерпретаций, традиционного понимания этого сложнейшего явления российской и мировой истории. Произошёл распад прежнего государственного пространства. В силу этого оказались нарушены связи в системе научного сообщества историков. Но вслед за отрицанием и разрушением прежних ортодоксальных советских концепций понимания гражданской войны и её роли в истории страны шёл нелёгкий процесс собирания исследовательских сил, формирования нового поколения историков во многом с иным образованием, миропониманием и менталитетом, свободных от прежних стереотипов и открытых к широкому международному диалогу. Происходил поиск и воплощение в исследовательский процесс новых теоретических подходов и методологий, реальностью стала неизмеримо возросшая творческая независимость историков, идейно-политический и научный плюрализм.

К сожалению, исследовательский процесс затруднён не только объективными факторами научного познания, но и неблагоприятными социально-экономическими и финансовыми условиями, в которых находится абсолютное большинство современных российских исследователей: трудности издания книг, выезда в научные командировки для работы в архивах и [123] библиотеках, участия в конференциях и т. д. В результате многие зарубежные историки сегодня более активно работают с документами российских архивохранилищ, чем это себе могут позволить их русские коллеги. Впрочем, с другой стороны, нельзя не признать, что в последние годы заметно расширились возможности выезда российских учёных в другие страны для участия в исследовательских проектах и международных научных форумах.

В целом же, следует признать, что в последние годы российскими историками немало сделано для накопления нового знания и продвижения вперёд в понимании сложнейшего комплекса проблем российской гражданской войны, но предстоит ещё большая созидательная работа в деле глубокого познания этого феномена российской и мировой истории.

2. ОСНОВНЫЕ ТЕЧЕНИЯ И БОРЬБА МНЕНИЙ В ЗАРУБЕЖНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ Сложные перипетии происходили в исследуемый период и в зарубежной историографии истории гражданской войны. Осуществляемый в книге анализ в первую очередь англоязычной литературы представляется правомерным, так как абсолютное большинство работ по этой теме писалось и пишется американскими, английскими и канадскими авторами и публикуется в этих странах. Основные международные дискуссии также ведутся и публикуются в специальных сборниках или журналах на английском языке.

Характеризуя западную литературу в целом, известный американский историк П. Кенез заметил, что «если попытаться проанализировать весь спектр точек зрения на гражданскую войну — начиная с ленинской и до монархической, — то взгляды почти всех западных историков окажутся где-то посередине»¹². Но это, разумеется, самый общий взгляд. Внутри зарубежной историографии существовали и существуют разные исследовательские и политические традиции, течения, различные точки зрения и тем более многообразные оттенки мнений и суждений.

Прежде чем перейти к анализу современной иностранной литературы требуется хотя бы небольшое отступление в предшествующий период. Длительное

время основная направленность публикуемых за рубежом работ носила откровенно антикоммунистический характер. Это неудивительно, ибо у истоков изучения истории российской революции и гражданской войны находились эмигранты из России, бывшие участники отгремевших политических и военных битв, которые, проиграв сражения гражданской войны, пытались взять своеобразный реванш на историографическом фронте. Добавим, что эти люди не только заложили исследовательские традиции и их идейно-политическую направленность, но и внесли большой вклад в формирование иностранных кадров историков этой тематики.

Наряду с усилиями антибольшевиков-эмигрантов, сама атмосфера и потребности «холодной войны» способствовали формированию так называемой «тоталитарной» школы изучения советской истории и, в частности, её начальных страниц. Добавим, что история гражданской войны в известной мере находилась в тени и рассматривалась в общем контексте истории российской революции. Захват большевиками власти «тоталитаристы» рассматривали как случайность, результат заговора и путчистских действий, а удержание власти и победа в гражданской войне объяснялись главным образом чрезвычайными мерами, красным террором, насилием и диктаторскими действиями большевиков. Наиболее яркими выразителями этих взглядов в послевоенные годы являлись такие известные западные историки как Р. Пайпс, А. Улам и Л. Шапиро.

Разумеется, сама «тоталитарная» школа была неоднородна и в частности в подходах к роли идеологии, политики и дореволюционных традиций в практике деятельности большевиков. По мнению американского историка В. Шлапентоха, внутри «тоталитаристов» правомерно выделить несколько течений и групп. Это сторонники «теории власти», отрицавшие существенную роль марксистской идеологии в возникновении и функционировании советского режима и утверждавшие, что главной мотиваций большевиков с их возникновения был захват и удержание власти всеми средствами. Другая группа — приверженцы «утопической теории», подчёркивавшие особую роль идеологии в деятельности большевиков и утопическое видение ими мира. Они [123] именовали практику их деятельности, начиная со времени революции и гражданской войны, «величайшим триумфом идеологии над реальной жизнью» и «крупнейшей фантазией нашего века». Еще одно течение внутри «тоталитаристов» Шлапентох назвал «традиционалистами». Они видели в Октябрьской революции логичный результат массовых социальных и экономических процессов и противоречий старой России¹³.

В конце 50-х — 60-е годы в зарубежной и прежде всего в американской историографии начался критический пересмотр «тоталитарной» модели истории с её негативным отношением к советскому опыту. Этот процесс стимулировался рядом факторов: некоторым ослаблением международной напряжённости и влиянием хрущёвской «оттепели», следствием чего стало определённое изменение образа Советского Союза в зарубежном общественном мнении, а также внутренними процессами в западном и прежде всего в американском обществе, критическим отношением части нового поколения интеллигенции к традиционным ценностям и тем более в условиях нарастающего протеста против войны США во Вьетнаме.

«Великое обновление» осуществлялось усилиями молодых учёных, так называемых «ревизионистов», питавших особый интерес к истории российской революции и в известной мере к тесно связанной с ней гражданской войне. В противовес традиционному их изучению «сверху», через призму власти, политических лидеров, политики и идеологии «ревизионисты» обратились к их исследованию «снизу» — через изучение социального опыта, действий, поведения, настроений и менталитета масс и прежде всего рабочих, крестьян и солдат.

Отрицая старые категории «тоталитарной» модели, «ревизионистская историография вводила в оборот и оперировала новыми понятиями. Примером служит, например, понятие «политическая культура»

используемое вместо концепта «идеология» (широко использовавшегося в западной ортодоксальной литературе для характеристики тоталитарного характера большевистской партии, её соответствующего влияния на жизнь советского общества, нетерпимости и жестокого подавления своих идейных и политических противников), 26

исследование режима стало заменяться изучением общественных отношений. Исследуемая «снизу» и сама политическая история представала а новом свете, требовала иных интерпретаций. Развернулось изучение событий революции и гражданской войны не только в общероссийском масштабе с главным вниманием к столицам, но и на региональном уровне.