double arrow

Кто же крикнет «в атаку, ура. ». Организационная структура укрепления морального духа Красной и белой армии 1 страница

Раздел 7

Общая обстановка в стране после прихода к власти большевистской партии. Создание Красной армии. Разработка Лениным концепции морального духа Красной армии. Троцкий, Сталин — апологеты революционного насилия. Проблема морального духа в нормативно-правовых актах советской власти. Отличия Белой армии от армии императорской России. Идейно-политический облик, социальный состав и морально-психологическое состояние белых волонтеров. Белые вожди: стержневые идеи концепции морального духа.

УМИРАЮ, НО ВЕРЮ, НАШЕ СОЛНЦЕ ВЗОЙДЕТ»... «НА ДВОИХ НАМ ОСТАЛСЯ ПОСЛЕДНИЙ ПАТРОН» … РЕПРОДУЦИРОВАНИЕ КОНЦЕПЦИИ УКРЕПЛЕНИЯ МОРАЛЬНОГО ДУХА КРАСНОЙ И БЕЛОЙ АРМИИ

Раздел 6


Во всякой войне победа, в конечном счете, обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь.

В.И. Ленин

В таком жестоком деле, как война, не должно быть места сентиментальности, идущей в разрез с пользой дела. Но за реальными данными есть целая область человеческого духа, не поддающегося учету и сравнению. А.И. Деникин


И

так, партия большевиков пришла к власти на огромном пространстве (шестая часть Земли) 7 ноября 1917 года. Логика революции привела к тому, что Ленин и его соратники, низвергнув Временное правительство, поставили на отвоеванном пространстве точку отсчета нового времени. Под старым миром подводилась черта.

Аксиоматично, что революция немыслима без вождей, обладающих великолепной харизмой, а некоторые еще и огромным пассионарным зарядом. И вот такие вожди большевизма взвалили на свои плечи историческую ответственность за Россию, «вздыбленную революцией», которая все больше погружалась в пучину безумия братоубийства Гражданской войны.

Если сказать, что сложившаяся ситуация в стране была до предела запутанной и сложной, то значит ничего не сказать.

Блевотина войны — октябрьское веселье!

От этого зловонного вина

Как было омерзительно твое похмелье,

О бедная, о грешная страна.

Так образно охарактеризовала обстановку в стране на третий день после прихода к власти Ленина и его соратников блестящая поэтесса Серебряного века Зинаида Гиппиус.

В первые дни правления большевиков главной особенностью конкретно-исторической обстановки на обломках некогда могучей Российской империи стало образовавшееся небывалое дотоле море анархии, разбушевавшиеся волны которой захлестнули всю страну. Причем, волны кровавые. Лучше, пожалуй, чем Марина Цветаева, здесь не скажешь:

Кровных коней запрягайте в дровни!

Графские вина пейте из луж!

Единодержцы штыков и душ!

Распродавайте — на вес — часовни,

Монастыри — с молотка — на слом.

Рвитесь на лошади в Божий дом!

Перепивайтесь кровавым пойлом!

Правда, эти строки гениальная муза Серебряного века русской культуры написала в марте 1918 г. А ситуацию же ноября – декабря 1917 г. хорошо, по моему суждению, подметил Деникин. Пробираясь на Дон после побега из тюрьмы[550], он увидел состояние народных масс как бы под другим углом зрения. И ужаснулся.

Его поразила, прежде всего, «разлитая повсюду безбрежная ненависть — и к людям, и к идеям. Ко всему, что было социально и умственно выше толпы, что носило малейший след достатка, даже к неодушевленным предметам, — признакам культуры, чуждой или недоступной толпе. В этом чувстве слышалось накопленное веками озлобление, ожесточение двумя годами войны и воспринятая через революционных вождей истерия. Ненависть с одинаковой последовательностью и безотчетным чувством рушила государственные устои и выбрасывала в окно «буржуя», разбивала череп начальнику станции и рвала в клочья бархатную обшивку вагонных скамеек. Психология толпы не обнаруживала никакого стремления подняться до более высоких форм жизни: царило одно желание — захватить и уничтожить. Не подняться, а принизить до себя все, что, так или иначе выделялось. Сплошная апология невежества».

И генерал с огорчением констатирует: сложилась ситуация, когда, большевизм «далеко еще не победил, но вся страна во власти черни». И не видно или почти не видно сильного действительного сопротивления. «Стихия захлестывает, в ней бессильно барахтаются человеческие особи, не слившиеся с нею»[551].

Конечно, в такой оценке, данной постфактум, много субъективизма. Она заострена горем побежденного вождя Белого движения, ставшего изгоем на чужбине. Но во многом генерал Деникин прав.

Долгие годы наше сознаниебыло прямолинейным. Революцию мы рисовали только в ярких тонах, забыв, что красный цвет — цвет крови. Мы восхваляли революционное насилие, но не обращали внимания, что революция и Гражданская война умыли кровью Россию. Кровью людскою, которая не водица. Мы в советское время твердо уяснили, что революция — праздник победителей, забыв, что это еще и горе побежденных. Революция разбудила не только лучшие силы, но взбудоражила социальное «дно»[552].

И на этом фоне братоубийственная Гражданская война с ноября 1917 г. развивалась по восходящей линии.

Лидерам установленного в стране 7 ноября 1917 г. нового политического режима пришлось нелегко. Это только в советской историографии писали, что в ходе триумфального шествия Советской власти большевики наводили быстро, везде и легко «революционный порядок».

Однако современный уровень накопления исторических знаний свидетельствует: советская власть далеко не сразу и не совсем триумфально стала полноправным хозяином страны. Можно согласиться со В.Шкловским, который, будучи современником событий, подчеркивал, что в той ситуации в России «дело было не в том, кто был сильнее, а кто был не так слаб»[553].

В такой экстремальной ситуации для высшего руководства Советской России на повестку дня в качестве первоочередного встал вопрос о создании вооруженных сил, способных одержать победу в Гражданской войне. И столь сложную задачу решали вожди большевиков уже в ранге политических лидеров правящей в стране партии.

Революция же в их понимании — всегда стремление «отречься от старого мира, отряхнуть его прах с наших ног», «весь мир насилия разрушить, до основанья, а затем…» нарушить святую связь времен. Революция в сознании ее творцов — бросок к светлому будущему через пространство и время, их покорение. На таком фоне рождаются светлые мечты[554].

Революционные вожди полны желания «сказку сделать былью». Они наивно романтичны, полагая, что, захватив власть, взяли в руки ключи от врат в «Царство Божие на земле». Правда, Бог при этом низвергается. Он заменяется новым идолом, поклонение которому возводится в ранг закона (у Робеспьера — Верховное существо; у Ленина — Маркс и Энгельс; у Сталина — Ленин и т.д.)

Между тем, когда мечты (а многие из них — типичные утопии) начинают разбиваться о суровые реалии повседневного бытия, когда приходит осознание того, что светлое будущее пока что весьма отдалено в пространстве и во времени, а революция тонет в крови, начинается переоценка ценностей («за что боролись?», «кто виноват?», «что делать?», «во всем виноваты жиды и коммунисты» и т.д.).

Пусть несколько схематично, категорично, но, по моей оценке, в истории российской революции и Гражданской войны описанное выше имело место в менталитете большевистских вождей. И эти черты воплотились в практических делах, в том числе и в строительстве принципиально новых вооруженных сил в рамках созидания небывалой еще дотоле в истории мировых цивилизаций государственности.

Строительство армии нового типа началось с нарушения принципа преемственности идей в развитии. Правда, вынужденного нарушения. А ведь данный принцип, является, как известно, одним из стержневых в складывании государственности. Тем более новой.

Нарушение принципа преемственности в военном строительстве нашло рельефное отражение в принятии (декабрь 1917 г.) советской властью двух декретов — «Об уравнении всех военнослужащих в правах»[555] и «О выборном начале и организации власти в армии»[556]. Они вбили последний гвоздь в гроб старой Русской армии. Однако данные декреты появились не случайно. Здесь прослеживается четкая детерминанта.

Анализ показывает, что Ленин и в годы Гражданской войны если и не следовал, то уж точно не прекращал декларировать свою верность основным теоретическим постулатам К. Маркса и Ф. Энгельса, творчество которых знал хорошо. Большевистский лидер, надо полагать, помнил тезис К.Маркса о том, что невозможно сделать «старые законы основой нового общественного развития»[557].

Бывшая армия императорской России, перманентно разлагавшаяся в период политического режима Временного правительства, к моменту прихода к власти большевиков (ноябрь 1917 г.) продолжала еще существовать де-юре. Но она окончательно потеряла свою боеспособность де-факто[558]. Приняв два декрета, упомянутые выше, советская власть юридически упразднила и без того агонизировавшую старую русскую армию.

Но неправильно полагать, что Ленин и его соратники, принимая решения, которые ставили последнюю точку в истории старой русской армии, исходили только из приведенного выше теоретического постулата марксизма. Для принятия радикальных решений в сфере военного строительства у партии большевиков имелся эмпирический материал, накопленный к тому времени в сфере общественно-исторической практики. После 7 ноября 1917 г. в распоряжении советской власти имелись отряды Красной гвардии и различные полупартизанские формирования, в которых действовали войсковые комитеты и институт выборных командиров.

Следовательно, узаконив декретом «О выборном начале и организации власти в армии» такой порядок во всех вооруженных силах, правящая в стране партия большевиков облекла фактически сложившееся положение дел в юридическую оболочку. Видимо, здесь немаловажным фактом явилось то, что отряды Красной гвардии сыграли большую роль в приходе к власти большевиков. Вместе с тем, декрет «Об уравнении всех военнослужащих в правах» упразднил де-юре офицерский корпус старой русской армии.

«Армия как организация олицетворяется в офицерах и унтер-офицерах регулярной армии и прекращает свое существование с их потерей»[559], — писал Ф. Энгельс.

С подобной позицией вряд ли станут спорить даже самые ярые противники марксизма[560], так как она прошла солидную апробацию опытом всемирной и отечественной военной истории. Между тем, правящая в стране большевистская партия творчески развила небезынтересный тезис марксизма, сформулированный Энгельсом, и применила его на практике с точностью до наоборот. Советская власть вывела русское офицерство как социальную общность за рамки законодательного поля, создававшегося в рамках формирования новой государственности.

Собственно говоря, новый политический режим, пришедший к власти в России, поставил офицерство как социальную страту вне закона. Генерал М. Д. Бонч-Бруевич одним из первых поступил на службу в РККА и являлся лояльным по отношению к советской власти. Но, в целом, в апологетических мемуарах бывший царский генерал все-таки написал, что такой декрет произвел тягостное впечатление даже на тех офицеров, которые смирились уже было с новой властью.

«Человеку, одолевшему хотя бы азы военной науки, казалось ясным, что армия не может сосуществовать без авторитетных командиров, пользующихся нужной властью и несменяемых снизу… генералы и офицеры, да и сам я, несмотря на свой сознательный и добровольный переход на сторону большевиков, были подавлены… Не проходило и дня без неизбежных эксцессов. Заслуженные кровью погоны, с которыми не хотели расставаться иные боевые офицеры, не раз являлись поводом для солдатских самосудов»[561].

Помимо моральных и физических страданий декреты советской власти, упомянутые выше, ставили офицерство в крайне тяжелое материальное положение, особенно в тылу. Офицеров и их семьи лишили всякого содержания, сделав это без всякого предварения. Очевидцы оставили потомкам соответствующие воспоминания:

«…Депутация офицерских жен целый день моталась по разным комиссарам с просьбой отменить запрещение выдавать содержание за декабрь; одна из представительниц, жена полковника Малютина, спросила помощника военного комиссара товарища Бриллианта, что же делать теперь офицерским женам, на что товарищ сквозь зубы процедил: “Можете выбирать между наймом в поломойки и поступлением в партию анархистов”», — вспоминал барон Алексей Будберг, одна из заметных фигур Белого движения в Гражданской войне в России[562].

Итак, советская власть поставила русское офицерство, ставшее и без того в революционном 1917 году главным объектом, в который были выпущены основные стрелы социального насилия[563], в невыносимое положение.

Получается, что большевистская партия приступила к созданию новой государственности, уничтожив, в то же время, одну из самых мощных несущих конструкций любого государства — офицерство. У советской власти в лице офицерства, сведенного до положения маргиналов, появилась масса потенциальных врагов. Кроме того, в формировании новой армии властное решение, не вписывающееся в классические политико-правовые каноны государственного строительства, породило серьезные осложнения в закладывании основ новой государственности.

Видно, что в России в тот момент создалась ситуация, которую очень четко охарактеризовали, как показывает компаративный анализ их произведений, два знатока военной истории, живших в разное время и стоявших на диаметрально противоположных идеологических платформах —.Энгельс и Деникин. Они полагали, что крушение армии облегчило победу революции, а победа революции окончательно уничтожила армию.

Нельзя не отметить, что короткий промежуток времени большевистская партия не испытала негативных последствий военных реформ, выходивших за пределы здравого смысла, продиктованного опытом всемирной военной истории. Революционные войска, сформированные на базе Красной гвардии[564], добились в ноябре 1917 – январе 1918 гг. больших успехов в борьбе с силами внутренней контрреволюции, в частности в подавлении мятежа Донского атамана А.М. Каледина[565].

Это утвердило руководителей Народного комиссариата по военным делам (Н.В.Крыленко, Н.И. Подвойский и др.) во мнении, что строительство новой армии нового государства можно проводить на принципах выборного начала, наличия войсковых комитетов и. т. д.

Небезынтересно, что в официальной советской историографии не был приоритетным сюжет о том, что в ходе создания Красной армии части Красной гвардии, как иррегулярные, ликвидировались. В Петрограде это случилось 17 марта 1918 г., о чем объявили во всех районных Советах с предложением всем желающим записываться в Красную армию. Более того, начальника штаба Красной гвардии И. Н. Корнилова арестовали[566].

Между тем, игнорирование исторических закономерностей рано или поздно, но приносит отрицательные результаты. Уместно в данной связи напомнить небезынтересную мысль Энгельса. Он писал, что несовпадение целей и средств с результатами действий менее ощутимо в ближайших последствиях, но «во вторую и третью очередь» возникают совсем другие, непредвиденные последствия, которые «очень часто уничтожают значения первых»[567].

Вот и в нашем случае печальный опыт отражения наступления войск Четвертного союза в феврале 1918 г. показал: в критический момент с 18 по 25 февраля в распоряжении Наркомвоена молодой Советской республики, что были вынуждены признать его руководители, не оказалось «никаких вооруженных сил для сопротивления врагу»[568]. Это несмотря на то, что Ленин, в качестве председателя Совнаркома, подписал 15(28)[569] января 1918 г. декрет об организации Рабоче-крестьянской армии[570]. Ее верховным руководящим органом, согласно декрету, стал СНК[571]

Создалось положение, о котором теоретически рассуждал в молодые годы Маркс: правильная теория должна быть разъяснена и развита «применительно к конкретным условиям и на материале существующего положения вещей»[572].

Высшее государственное руководство Республики Советов пришло к твердому убеждению: для спасения революции необходимо создание армии нового типа, и здесь принципы военного строительства, практиковавшиеся при формировании Красной гвардии, неприемлемы. Точно так же и как принципы, на которых строилась армия императорской России, от которых большевистская партия решительно отмежевалась, как было выше показано, на практике, прервав связь времен. Сложившуюся ситуацию хорошо подметил Троцкий. Он писал: дело шло о том, чтобы «смести начисто остатки старой армии и на ее месте строить под огнем новую, схемы которой нельзя было пока еще найти ни в одной книге»[573].

Необходимо подчеркнуть, что большевистское руководство смогло оперативно извлечь уроки из неудачного опыта отражения в феврале 1918г. агрессии Четвертного союза и энергично приступить к созданию армии нового типа, способной обеспечить победу советской власти в разгорающейся Гражданской войне.

Началась интенсивная практическая реализация декрета о создании Рабоче-крестьянской армии. Ее отправной точкой можно считать ночь с 3 на 4 марта 1918 г. Тогда Ленин при поддержке Троцкого, сменившего Крыленко на посту народного комиссара по военным делам, принял решение о создании высшего органа военного управления — Высшего военного совета. Ему вменили в обязанность «руководство всеми военными операциями с безусловным подчинением Высшему совету всех без исключения учреждений и лиц»[574].

Представляется важным констатировать, что Ленин, Троцкий скоро избавились от революционного романтизма — наивного желания строить новую армию исключительно на добровольных началах. Это было провозглашено в декрете от 15 (28) января 1918 г., где, в частности, отмечалось: «В Красную Армию поступает каждый, кто готов отдать свои силы, свою жизнь для защиты завоеваний Октябрьской революции, власти Советов и социализма»[575].

Выступая 19 марта 1918 г. на заседании Моссовета, Троцкий особый акцент сделал на том, что надо решить задачу — «наиболее быстро создать сильную армию, не надеясь на восстание европейского пролетариата, армию вполне боеспособную и дисциплинированную»[576].

В плане практической реализации курса на создание сильной, вполне боеспособной и дисциплинированной армии, можно отметить следующие мероприятия советской власти:

— декрет ВЦИК об обязательном всеобщем военном обучении от 22 апреля 1918г.[577];

— отмена выборности командиров. Специальным декретом и о порядке замещения должностей в РККА от 22 апреля 1918 г. взамен выборности командиров вводился порядок, согласно которому командиры взводов, рот и батальонов во вновь формируемых частях рекомендовались на должность местными военными комиссариатами, в боевой и походной обстановке назначались командиром части. Командиры отдельных частей, бригад, дивизий и выше назначались Наркомвоеном с согласия высшего военного совета[578];

— введение первой военной присяги, текст которой составил Троцкий[579];

— первый важный шаг к переходу от добровольного принципа формирования армии к всеобщей воинской обязанности: все граждане, вступившие в РККА, должны были прослужить в ней не менее 6 месяцев. Причем, определялось, что всякий солдат за самовольный уход из рядов армии до истечения установленного срока, «подвергается ответственности по всей строгости революционных законов, вплоть до лишения прав гражданина Советской республики»[580].

И, наконец, как логическое законодательное завершение решения проблемы создания регулярной Красной армии, можно расценивать то, что в мае 1918 г. ВЦИК принял постановление «О переходе к всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян»[581]. В этом же месяце все члены партии большевиков специальным постановлением ЦК РКП (б) обязывались «немедленно приступить к обучению военному делу»[582].

Замечу, что общественно-историческая практика показала правильность стратегического курса правящей коммунистической партии на строительство регулярных вооруженных сил молодой Советской республики на базе всеобщей воинской повинности. Если в кратковременный период безраздельного господства принципа добровольчества по состоянию на 20 мая 1918 г. в состав армии удалось зачислить лишь 300 тыс. добровольцев, из которых только 199 тыс. были вооружены, то к началу сентября 1918 г. в рядах Красной армии насчитывалось 550 тыс. человек. В 1919г. численность Красной армии достигла 3 млн человек, а к осени 1920г. — 5,5 млн[583].

Но такие впечатляющие цифры появятся несколько позже. А пока что политические лидеры большевизма каждодневно ощущали, насколько верна вроде бы азбучная истина, что от принятия правильных нормативных актов до их практической реализации — «дистанция огромного размера». Строительство Красной армии на новых основах оказалось сложным делом. Проблема оказалась исключительно многоаспектной.

Ленин как лидер правящей партии большевиков обращает внимание на разработку концепции морального духа Красной армии и его укрепления. Причем, и это принципиально подчеркнуть, концепцию, указанную выше, Ленин разрабатывал в комплексе с тремя крупными проблемами:

1. Общие проблемы военного строительства как составная часть формирования новой российской государственности, аналогов которой еще не имелось в истории мировых цивилизаций.

2. Дальнейшее развитие теории мировой революции.

3. Теоретическое обоснование значимости и выработки основ организации партийно-политической работы в Красной армии.

При этом следует отметить, что проблемы военного строительства, как составная часть формирования новой российской государственности в годы Гражданской войны, у большевистского политического режима постоянно находились в числе приоритетных. Так, на заседании Политбюро ЦК РКП (б) 19 декабря 1918 г. среди обсуждавшихся вопросов 8 являлись военными. В том числе о порядке выделения партийных работников на фронт, о Дисциплинарном уставе Красной армии и др.[584]

Относительно дальнейшей разработки Лениным теории мировой социалистической революции следует отметить, что она являлась одной из несущих опор марксизма-ленинизма в большевистском его измерении. Разработка теории мировой революции имела непосредственное отношение к военному строительству, а следовательно, и к проблемам морального духа Красной армии.

Подчеркнем, что к моменту прихода к власти (ноябрь 1917г.) в арсенале РСДРП (б) в лице ее лидеров имелось единство не только взглядов на развитие мировой революции, но и примерно одина­ковая оценка потенциальных возможностей трудящихся наиболее развитых стран в свершении революционных преобразований в своих государствах[585].

В то же время реалии 1917 – 1920 гг. заставили Ленина стать чуть-чуть осторожнее в прогнозах о скорой победе мировой революции. Уже в апреле 1918г. он признавал: «... наше международное положе­ние такое критическое, что мы должны напрягать все силы, что­бы продержаться как можно дольше, пока зреет западная револю­ция, зреющая гораздо медленнее, чем мы того ждали и желали...»[586].

В то же время, некоторая осторожность в оценках не мешала Ленину в 1918г. из месяца в месяц в своих выступлениях и статьях говорить о приближающихся социалисти­ческих революциях в разных странах[587]. Случались и скоропали­тельные выводы. Например, о том, что германский империализм уже рухнул[588]. Много надежд возлагал Ленин в данной связи на то, что 21 марта 1919г. провозгласили Венгерскую социалистическую республику. Вроде бы был сделан первый практический шаг к воплощению ленинской мечты о мировой революции[589].

И все же прагматизм восторжествовал. К концу 1919г. Ленин признал, что «развитие революции в более передовых странах оказалось гораздо более медленным, гораздо более трудным, гораздо более сложным»[590], чем предполагалось прежде. Это был откровенный и мужествен­ный шаг.

Идея мировой революции в проблеме укрепления морального духа Красной армии оказывала самое сильное влияние на патриотическое и интернациональное воспитание бойцов и командиров РККА. Н.А.Бердяев был, безусловно, прав, когда подметил уникальную специфическую особенность коммунистических идей российской со­циал-демократии. Он писал: «Русский коммунизм трудно по­нять вследствие двойного его характера. С одной стороны он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны явление русское и национальное»[591].

Между тем, мне представляется важным констатировать следующее: при всей важности общих проблем военного строительства, дальнейшего развития теории мировой революции, Ленин уделял особое внимание (в плане обоснования концепции морального духа бойцов и командиров Красной армии) именно проблеме теоретического обоснования значимости и выработки основ организации партийно-политической работы в Красной армии.

Еще до прихода к власти, в 1906 г., Ленин писал: «Развитие сознания масс остается, как и всегда, базой и главным содержанием всей нашей работы»[592]. Будучи лидером политического режима в экстремальных условиях Гражданской войны, основатель Советского государства остался верен своим теоретическим позициям, высказанным до революции 1917 года. Он говорил в 1920 году, что чем глубже преобразование, которое хочет провести правящая партия большевиков, тем «больше надо поднять интерес к нему и сознательное отношение, убедить в этой необходимости новые и новые миллионы и десятки миллионов»[593].

Относительно значения партийно-политической работы в армии известна четкая позиция Ленина: там, где наиболее заботливо проводится политработа в войсках, там тверже их дух и крепче дисциплина[594].

По моим подсчетам, в военной переписке Ленина за 1918 – 1920 гг. имеется свыше 70 писем, телеграмм и записок членам Реввоенсоветов фронтов и руководящим партийным работникам, находившимся на фронтах Гражданской войны, в которых он прямо или косвенно поднимает проблемы политической работы[595].

Ленин постоянно требовал от партийных функционеров четче проводить в войсках партийно-политическую работу, оказывать ей постоянное внимание. Запрашивая сведения о состоянии войск, их боеспособности, он обязательно напоминал: «Следите за политработой, не ослабляйте политработы»[596].

Причем, вся политработа, по оценке большевистского вождя, должна вестись не абстрактно, не в стиле академических лекций, а конкретно, живо, и самое главное — в гуще красноармейцев. Тогда будет обеспечена эффективная обратная связь. Он говорил С.К. Тимошенко, будущему маршалу Советского Союза, что необходимо опираться на бойцов. «Они всегда подскажут. Главное быть среди бойцов, в массе»[597].

Разрабатывая концепцию морального духа Красной армии и его укрепления, Ленин исходил из данной им четкой методологической посылки: «Во всякой войне победа, в конечном счете, обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь»[598].

Я не случайно привел данную цитату в качестве эпиграфа именно к данному разделу своей монографии. Она действительно стала хрестоматийной, а в советские времена — еще и плакатной.

Но вряд ли стоит ставить под сомнение правильность ленинского высказывания только по тем основаниям, что сегодня идет процесс переоценки личности и деятельности большевистского лидера и основателя Советского государства. Позиция Ленина нашла подтверждение в общественно-исторической практике. Например, в величии подвига советского народа, победившего германский фашизм. А простейший текстологический анализ цитаты Ленина свидетельствует, что для большевистского лидера значимо понятие «дух масс».

Массы в понимании Ленина — не абстрактная величина. Не те массы, о которых говорят на митинге, или «массы», фигурирующие в политическом лозунге. Массы в ленинском изречении понимаются конкретно. Это те массы, что «на поле брани проливают свою кровь».

Ясно, что понятие «дух» — чрезвычайно разнообразно трактуемое. Но для большевистского вождя оно связывается именно с моральными аспектами готовности бойцов и командиров РККА биться за победу над мировой буржуазией не щадя жизни. Не случайно, основатель Советского государства, судя по воспоминаниям С.И. Аралова, видного большевистского военно-политического работника, выступая перед военными комиссарами, убывающими на фронт, сказал, что они должны поднять дух красноармейцев и на этой основе объединить их для достижения победы над врагом[599].

Нельзя также не заметить, что понятие «масса» — довольно объемно как в количественном, так и в качественном выражении. Следовательно, концепция морального духа Красной армии и его укрепления в большевистском измерении априори являлась многоаспектной.

Необходимо акцентировать особое внимание на том, что большевистский лидер понимал: в основание концепции морального духа Красной армии должно быть положено доведение до ума и сердца комбатантов целей и задач, которые достигает советская власть в Гражданской войне.

«Один прусский монарх в XVIII веке, — писал Ленин, — сказал умную фразу: «Если бы наши солдаты понимали, из-за чего мы воюем, то нельзя было бы вести ни одной войны». Старый прусский монарх был неглупым человеком»[600].

Что тут можно возразить?!

Ленин, следуя постулату Маркса о том, что цель, «для которой требуются неправые средства — не есть правая цель»[601], приложил максимум усилий для обоснования справедливого характера Гражданской войны со стороны советской власти. Показывал благородство цели, преследуемой большевиками. Уже провожая в бой первые эшелоны социалистической армии 1(14) января 1918 г., Ленин, говоря о характере и назначении армии нового типа, подчеркивал, что эта армия предназначена для того, чтобы оберегать завоевания революции, народную власть, «весь новый истинно демократический строй от всех врагов народа»[602].


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: