Ещё полчаса назад Тофер твёрдо решил не ходить на открытие Дворца.
«Что я там забыл?..– думал он. – Железную Курицу, которую ненавижу? Клариссу, которую не уважаю? Или Филимона, которого боюсь столько лет?..».
Хотя он сам играл в их нечестную игру, принуждён был принимать в ней участие, – веселиться вместе с ними ему было противно.
Он отказался вести под уздцы белого коня, сославшись на то, что не достоин такой чести.
Проводив взглядом из окна Филимона и Авис Беатитудо с гвардией, он плотно закрыл окно и, отойдя вглубь мастерской, вдруг вспомнил слова зеленщицы, сказанные ему с грустью и сожалением:
«– Ты хочешь знать, Крис, отчего не ожила ни одна реклама? Оттого, что твоя кисть забыла Законы Волшебства!»
– Неправда! – сказал сам себе Тофер. – Я просто ужасно устал…
Он поставил на мольберт свежий холст, сел в кресло и стал думать о Нелли. Так и заснул вкресле. И приснился ему сон, что написал он её портрет.
– Оживи! – сказал он портрету. – Отделись от холста!.. Здесь невысоко! Ну! Спрыгивай!..
И как будто ответил ему знакомый голос:
– Не буду!..
– Это сказала… ты?! – как будто спросил он её.
– Я, – ответила вторая Нелли.
– Какое счастье! – выдохнул от радости Тофер во сне. – Выходит, я ничего не позабыл!.. Только зачем ты сказала: «Не буду»?
– Одна Нелли уже есть. Какой смысл жить другой? – ответил во сне портрет.
– Какой смысл? – во сне усмехнулся он. – А может, я хочу, чтобы не одна, а сто… тысяча Нелли жили в этом городе?!
– Но зачем? – недоумённо спросила приснившаяся девушка с портрета.
– Да потому, что хорошего должно быть больше, чем плохого! Если оживёшь ты – Филину придется туго. А ведь его не закрасить и не сжечь! Он уже есть! Он живёт!
– Глупый! – рассмеялся голос девушки. – Если бы все это было так просто!..
– Проще простого! – заверил её Тофер. – Теперь я знаю, что делать! Каждый день будут сходить с моего холста хорошие люди! Я заселю ими весь город! И Филин улетит отсюда навсегда!..
– Вспомни, как он предлагал тебе то же самое. Он тоже хотел, чтобы ты оживил для города несколько вурдалаков, парочку стройных ведьм и дюжину кривых гномов, что жизнь, дескать, это борьба Доброго и Злого, поэтому все надо уравновесить…
– Но ведь я отказался! – поспешно ответил Тофер. – Хоть он и был прав: победят те, кого больше!..
– Дело не в количестве! Дело в тебе! – сказаоа Нелли с портрета. – Каков творец, таковы и дела его! Главное, не поддавайся печали! Не окунай мысли в злость! Будь светел, художник!..
И Тофер проснулся.
За окном на площади играл духовой оркестр. Наступил счастливый миг открытия Дворца. Тофер уставился на прямоугольник свежего холста.
На лестнице раздались шаги, и зазвучала знакомая «Охотничья песня»:
– Обойдусь без ружья
и в лесу, и в поле:
дёрну ниточку я -
попадётся кролик!
Или жирный фазан,
или куропатка.
В это утро у меня
будет всё в порядке!..
Что поймаю в лесу -
то на рынок снесу!..
Дверь распахнулась, и в мастерскую без стука вошёл Рэнк. Он только что отобедал в «Печальной отбивной» и как всегда держался навеселе.
– Ччесть имею, господин… художник! – качнулся Рэнк и, подойдя к столу, налил из кувшина без спросу стакан вина. Выпив его с жадностью до дна, он плюхнулся в соседнее кресло: – Ага-а!.. И тебе противно смотреть на веселящихся дураков!
Тофер cмолчал.
– А мне противно!.. И на ту тварь, нацепившую мои награды, и на горожан, физиономии которых слезливы и слюнявы от умиления и восторга!
– Чего ты хочешь? – спросил его Тофер.
– Ничего! Ни денег, ни славы! – Он приложил палец к губам: – Тсс!.. Только вернуть своё. Мою дочь!
– Она может и не вернуться, Рэнк.
– Что, никогда?!.. – не поверил тот с испугом.
– Может, и никогда!
– Нет! – замахал руками чучельник. – Не сможет! И потом, ведь ты обещал!
– Я переоценил себя, старик! Девчонка поняла, что значит быть «бегущей по небу».
– К черту небо, прости, Господи! – взвился в кресле Рэнк. – Хотя… – он пьяно хихикнул, – может, ты и мне подрисуешь крылья?.. Валяй, Тофи! Должна же, наконец, восторжествовать справедливость: всю жизнь возиться с птицами – и не знать, что же такое полёт!
– Такие, как ты, не летают! – угрюмо ответил ему Тофер.
– Это почему же?! – возмутился Рэнк. – Воробью, выходит, можно? И комару можно? И платяной моли?! Обидно… Господи! Зачем ты позволил мне поймать Птицу Счастья? Ты же знаешь, что я азартен, но не зол! Я – птицелов, Господи! Я всегда боялся одиночества! Хоть кто-нибудь да рядом: птица или собака! В какую историю влез!
– Ты дикий человек, тебе простительно, – сказал Тофер. – Мне не простится.
Тут за окном раздался страшный грохот и дикое кудахтанье.
– Что это?! – в испуге произнес Рэнк.
Со звоном распахнулось окно.
Тофер выглянул на площадь.
– Не может быть! – обомлел он.
– Что там?! Что?! – подбежал к окну Рэнк.
– Там… рухнул Дворец, – не веря своим глазам, сказал художник.
– Какой ужас!.. – прошептал вмиг протрезвевший чучельник.
Над городом, огромная, словно туча, металась Авис Беатитудо. Она то взмывала вверх, то со свирепым клёкотом падала вниз, вырывая с корнями деревья и срывая с домов крыши.
Дверь мастерской рывком распахнулась. На пороге стоял напуганный Филимон. Его костюм был разорван и в грязи.
– Она взбесилась! – тяжело дышал он. – Она, ух-ух, сожрала всю королевскую экспедицию… Снесла железное яйцо! Разнесла Дворец! Украла дворцовые вентиляторы! Её носит по небу Ветер Удачи в четыре мотора! Город в опасности!
– На площадь! – поднялся во весь рост Рэнк. – Старый гвардеец не может сидеть в окопах! За мной, господа!
– Погибнем! – вдруг заныл Филимон. – Чую, ух-ух, что погибнем!.. – Он привалился к дверному косяку, трясущийся и бледный, и выпученные глаза его, казалось, вот-вот выкатятся из глазниц.
– Смелее, господин секретарь! – приободрил его Рэнк.
– Что мы сможем?.. – лепетал Филимон. – Я видел её острые, как ножи, когти, её шпоры, её железные перья, о них сплющиваются пули!..
– Вперёд! – хмуро подтолкнул его Тофер.
– Нет-нет! – дрожащим голосом повторял Филимон, вцепившись в дверную ручку.
Тофер и Рэнк выбежали на площадь, которую уже с трудом можно было узнать. Словно смерч огромной силы налетел на город, смял, разорвал, перевернул, сокрушил всё, что было на его пути – фонари, киоски, крыши домов!
А в небесах грохотала железными крыльями непобедимая Курица.