Королевскую комиссию ждали со дня на день.
Дворец Счастья имени мэра Клариссы был выстроен на целых два часа раньше срока.
Правда, пришлось пожертвовать городским рынком, который занимал достойное Дворца место в центре города. Два бульдозера справились с рынком за один день. Конечно, вопросы с продовольствием резко обострились. Пришлось срочно переоборудовать под рынок парк с качелями. Кроме рынка снесли пол-улицы старинных построек, чтобы Дворец стоял на просторе площади. Архитектор города пробовал, было, возразить администрации, говорил о редчайшей красоте древних зданий, и говорил настойчиво.
– Безумный романтик! – сказал о нём секретарь Филимон, и архитектора отправили подлечить нервы в лечебницу доктора Филина.
Днём и ночью не спали студенты университета и гвардейцы гарнизона. Занятия в университете были отменены на неопределённый срок, а воинская служба была продлена на целых полгода.
Уже начались отделочные работы – расписывались потолки, шёлком затягивались стены, подвешивались люстры, укладывался узорчатый паркет. Тысячи мастеров работали без перерыва на обед и сон. Работа называлась сверхсрочной.
Больше всех было забот у секретаря Филимона-Филина, притом ему приходилось исполнять свои обязанности прилюдно. А Филимон же любил быть вторым и незаметным. Он держал в руках все нити и тайны города. Даже Клариссе уже казалось: исчезни он сию же минуту навсегда – и тут же городу придёт конец!.. Вот как!
Сколько раз в Королевской Канцелярии ему предлагали место мэра! Но он всегда любезно отказывался под разными предлогами, оставаясь всё тем же вторым. Зато в донесениях все успехи в городе он относил только на свой счёт, а все неудачи – на счёт очередного мэра. И присылали нового. А он, Филимон-Филин, по-прежнему оставался вторым, получая удовлетворение от незаметности и безнаказанности.
В чёрной лечебнице, куда он по привычке наведывался, бывшие коллеги находили его исегодня добродушным и компанейским. Он был своим и для горожан: внезапно появлялся в лавках и магазинах без охраны, интересуясь ценами и новостями, и эта игра в «своего» – веселила Филина. При его появлении не смолкали острые споры, при нём рассказывали самые смешные истории про короля, и он хохотал вместе со всеми, но потом обязательно всё записывал в толстую тетрадь, и рядом с каждым анекдотом всегда проставлял имя рассказчика, чтобы однажды как-нибудь увезти того в Чёрную Лечебницу.
Тем временем Авис Беатитудо жила уже не у Рэнка, а в новой мастерской Тофера, которую предоставил ему секретарь Филимон – как и обещал.
Мастерская занимала весь второй этаж двухэтажного просторного дома, была обставлена модной мебелью и статуями. Ещё недавно здесь жил галантерейщик с семейством.
«Отвратительный характер, – доложили о нём Филимону. – Он упрямо не желает подчиняться властям: ему было предписано понятным языком навсегда покинуть свой дом, а пришлось применять силу. Дом казённый, куда его пришлось упечь, находится как раз напротив егопрежнего дома – тут же, на городской площади, и теперь неразумный торговец страдает, глядя на свой бывший домежечасно из-за решётки». Куда подевалось семейство – не интересовало никого…
А Курица с каждым часом становилась всё страшнее и безобразней. Её перья начали покрываться металлическим отливом и даже несколько бряцали при движении. У неё увеличился клюв, а на ногах выросли железные шпоры.
Она стала огромной, жирной, и считала теперь, что счастлив любой, кто лишь взглянет на неё. И этого – довольно! Это ли не счастье?!..
– И где эти столичные придурки? – всё интересовалась она у Тофера, скрежеща клювом.
Несколько раз посещала строительство Дворца, и всё ей понравилось – и высокие лепные потолки, и хрустальные люстры, и резная мебель. Очень нравилась её будущая кровать под вышитым петухами балдахином, но особенно – перина, от пуха и перьев которой шёл запах родного курятника.
Она щурила маленькие глазки и философски размышляла о превратностях судьбы: к примеру, тот петух, который отверг её любовь, наверняка уже попал в суп, думала она. А она вот будетжить долго, сколько сама захочет, и будет спать на перине из петушиного пуха, потому что она избрана Судьбой, она – избранница! Скорей бы завершилось строительство! – мечтала она. Кой у кого обсыпятся перья от зависти!..
К приезду Королевской Комиссии приурочивалось торжественное новоселье во Дворце – с въездом Курицы на белом коне, торжественным обедом, боем петухов, ужином и фейерверком!
В мастерской Тофера Курице тоже было неплохо. Везде: на подоконнике, на полу, на столах и стеллажах стояли корзины с крашеными яйцами и цветными перьями, что очень напоминало ей курятник.
Строительство Дворца Счастья создало большую рекламу фирме. Тофер едва успевал красить яйца и разрисовывать перья. Кроме того, он писал портрет Авис Беатитудо, заказанный мэрией специально для открытия Дворца.
Правда, Рэнк, отказавшись, как он сказал, «дурить» народ, снова запил и ежедневно грозился открыть глаза горожанам. Но пьяницу никто никогда не принимал всерьёз, и на него ни Филимон, ни Тофер не обращали внимания.Пусть, мол, болтает. И ежедневно присылали спиртное в подарок. Ну, любит, мол, человек выпить.
Железная Курица позировала Тоферу в кресле; через её плечо наискосок висела голубая лента, бренчали боевые медали, одолженные у Рэнка.
– Это сколько ж вы на моём имени заграбастали? – поинтересовалась она как-то у Тофера.
– Не вертись! – сказал тот, накладывая последний мазок на холст.
– Если по справедливости, – продолжала она, – то пятьдесят процентов мои! А то и семьдесят пять!
– Все претензии к начальству! – сказал он.
– Начальство это я! – грохнула крылом по ручке кресла Авис Беатитудо. Ручка треснула. – И с этого дня всю выручку будете сдавать мне!..
Её глаза налились кровью, а железные перья загрохотали как железная кровля в бурю.
– Кое-кому перья пообрываю! – пригрозила она.
И вот столичные гости прибыли.
Гонец от специального поста на Большой Дороге прискакал на взмокшем коне:
– Едут!..
Едва успели расстелить перед крыльцом мэрии по тротуару ковровую дорожку, едва успели выставить на тротуаре развесистый рододендрон в кадке, как подъехал автомобиль заграничной марки.
Филимон степенно двинулся навстречу. Кларисса ждала в кабинете.
Первым вышел из автомобиля и ступил на ковёр Инспектор Тайной Канцелярии. Он был строг и подтянут, в тёмном костюме, мягкой шляпе, лишь чёрный зонт, странно болтавшийся на боку, словно сабля на портупее и армейская выправка – выдавали в нём человека военного.
Быстро оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, он кивнул головой Филимону и дал знак Главному Королевскому Зоологу, приглашая выйти из автомобиля. Зоолог, кряхтя, вышел. Это был старичок, похожий на журавля, в очках, с усами таракана. Вслед за ним выпорхнула из машины его Ассистентка – девица неопределенного возраста с тяжёлым блокнотом.
– Прошу посетить мэрию! – поклонился им Филимон. – Надеюсь, ух-ух, что дальняя дорога разгуляла ваш аппетит.
– О, да! – энергично воскликнул Инспектор. – Я – голоден, как пёс!
– А, может, вначале взглянем на замечательную птичку? – предложил Королевский Зоолог и обернулся к Ассистентке. – Дитя мое, подготовьте измерительную аппаратуру.
Девица достала из автомобиля складной метр.
– Птичка не улетит, – сказал Филимон. До начала торжества по поводу новоселья надо было чуть-чуть потянуть время. – Вас ждет мэр города – госпожа Кларисса. Женщина, так сказать…
– Безусловно! – согласился с ним Инспектор Тайной Канцелярии. – Мы не можем заставить ждать женщину.
Пока гости отдыхали с дороги, Кларисса расписывала успехи города. А к мастерской Тофера подошли войска местной гвардии и подвели разубранного страусовыми перьями белого коня для Авис. Тофер должен был по сценарию вести коня под уздцы.
Филимон, извинившись перед гостями, бросился к мастерской Тофера.
Запыхавшись, он взбежал на второй этаж мастерской и рывком распахнул дверь.
– Приехали! – крикнул Филимон с порога.
– Кто? – спросила Курица.
– Королевская экспедиция!
– Наконец-то, – сказала она, пробуя встать, но каждый раз её зад поднимался вместе с креслом. – Помогите же! – недовольно закряхтела она.
Филимон с трудом оторвал её от сиденья.
– Ну и теснотища! – скривилась она. – Все перья помяла!
– Белый конь у порога! – сообщил Филимон.
– Что?!.. Верхом?!.. – возмутилась Авис. – Карету мне!
– Какую карету?! – удивился тот. – Нет у меня никакой кареты!.. Да и Дворец-то – напротив!..
– Ну, конечно! – хрипло усмехнулась Железная Курица. – Провинция! Того у них нет, этого не бывает!.. Вот и живи после этого в таком ничтожном городишке! А ведь я Птица высокого полёта! Мне карету к подъезду!.. Иначе ни шагу!..
– Да она, что, издевается?!.. – растерянно обернулся к Тоферу Филимон. – Или, ух-ух, чокнулась на радостях?
– Будет тебе карета, – пообещал ей Тофер: он уже понял, что спорить бесполезно. – Завтра же выпишем! – И не давая ей опомниться, снял холст с мольберта. – Ну, как? Похожа?..
С торжественного портрета глядела высокомерная и наглая морда Авис Беатитудо.
– Ух, ты! – в восторге пропела она. – До чего хороша! Царица! – И добавила с ноткой зависти: – Везёт тебе, художник! Любой музей такой шедевр с руками оторвет! Молодец! Творчески растёшь!
– Это как же? – не понял тот.
– А так, – ухмыльнулась Авис. – Ведь я – твоё творчество! Расту я – растешь и ты…
– Ох, и дрянь же, – шепнул Филимон Тоферу.
– О чём шепчетесь при даме?.. – кокетливо спросила она.
– Исключительно о том, ваша милость, – с ноткой подобострастия сказал Филимон, – как нам разрезать на открытии ленточку: вдоль или поперёк… Прошу! – и он распахнул перед ней дверь.
– Портрет не забудь! – сурово напомнила она. – Пусть его несут впереди коня.
Всё было готово к открытию Дворца: и тысячная толпа, и духовой оркестр, и корзины с яйцами и перьями из мастерской Тофера, и натянутая лента у дворцового подъезда. Из Дома Призрения были привезены все калеки и убогие, а из Дома Дитяти – матери с новорождёнными – им по одному бесплатному перу счастья пообещала Кларисса.
Балкон, на котором должна была появиться сама Птица, был украшен гирляндами из бумажных цветов, а всю площадь полили дорогими духами.
Все с нетерпеньем ожидали начала праздника. Главный Королевский Зоолог бормотал одно и то же:
– Открытие Дворца – это просто открытие! Дворцовый переворот в зоологии! Я потрясён!
Ассистентка Зоолога с раскрытым блокнотом стояла рядом и фиксировала каждое слово, вылетавшее из уст уважаемой и почитаемой личности. На словах «дворцовый переворот» Инспектор грозно посмотрел на Зоолога и зловеще прошептал Ассистентке:
– Про это не надо!..
Филимон с трудом протиснулся сквозь толпу горожан и встал рядом с Инспектором, бросая иногда многообещающие взгляды на столичную девицу.
Наконец по толпе пробежал долгожданный радостный гул: оркестранты взяли в руки свои инструменты. Звонкой медью грохнули трубы, ударили тарелки, застучал барабан. Хор, стоящий под балконом, раскрыл свой коллективный рот:
– Нам счастье душу рвёт на части,
а тело просится в полёт!
Все оттого, что Птица Счастья
лишь в нашем городе живёт!
Мы все – счастливцы!
Пришла пора!
И нашей Птице
кричим: «Ура!»
– Ура-а-а!.. – подхватили все горожане на площади.
На балконе появилась Авис Беатитудо.
– Ура-а-а! Ура-а! Ура!
– Чьи стихи? – поинтересовался Инспектор у Клариссы.
– Что?! Не слышу!.. – прокричала она в ответ.
Тарелки ударили ещё звонче, ещё громче забухал барабан.
Наступит время славной власти!
Придут признанье и почёт.
Да будет так! Покуда Счастье
лишь в нашем городе живёт!..
Что нам столица?! –
Дырой дыра!
Мы нашей Птице
кричим: «Ура!»
– Ура-а-а!.. – вновь подхватили горожане.
Птица посылала всем воздушные поцелуи.
– Я спрашиваю: чьи это стихи?! – сурово прокричал Инспектор Клариссе прямо в ухо.
– Господина Филимона! – прокричала она тоже на ухо Инспектору.
– Очень смелые! – недовольно крикнул он ей.
– Господин Филимон – смелый человек!
Королевский Зоолог с восхищеньем взирал на Птицу Счастья.
– Неужели говорящая?!.. – спросил он у Клариссы.
Она поняла его только по жестам и радостно закивала.
Зоолог поднял вверх большой палец! Ассистентка тут же вписала в блокнот эмоции профессора. А Филимон под руки повёл его и Клариссу к ленте открытия.
Самая красивая школьница города подала на подносе две пары ножниц, Филимон протянул их Зоологу и Клариссе. Оркестр грянул туш, и шёлковая лента перед Дворцом была разрезана.
Всем, кому обещали, стали раздавать по одному бесплатному перу в руки, причем двое калек трижды отстояли очередь, тут же продали свои шесть перьев по золотому за штуку и купили на все деньги ящик с вином. Остальным горожанам – не убогим, в этот торжественный день счастливые перья продавали. Но, конечно, со скидкой. В общем, было весело.
А столичные гости тем временем направились во Дворец, чтобы поближе познакомиться с Птицей Удачи. Горожан туда временно не пускали гвардейцы.
Филимон вёл Королевскую экспедицию по широкой лестнице, покрытой ковром с изображенными на нём цыплятами. Повсюду на стенах висели картины лучших художников города, на которых были сплошь счастливые лица. Под каждой картиной висела табличка с почти одним и тем же названием: «Счастливое детство», «Счастливая юность», «Счастливое материнство», «Счастливая семья» и «Счастливая старость».
– Очень красиво! – восхищались гости.
Гостей ввели в Главный Зал.
Здесь по замыслу Клариссы должно было проходить самое торжественное мероприятие города: Посвящение в Удачливые и Безмерно Счастливые. Из всех углов зала золочёные крылья вентиляторов гнали в центр Ветер Удачи. Пахло курятником.
В центре Зала в Золотом Гнезде сидела сама Авис Беатитудо. Устав от торжеств, она спала, овеваемая счастьем, разукрашенная в пух и прах, разнаряженная лентами и позументами, и на редкость тихо похрапывала.
– Разбудите же её! – яростно зашипела Филимону Кларисса. – Какой скандал!
Филимон направился, было, к Птице, но Королевский Зоолог его остановил:
– Не надо! Я хочу полюбоваться ею в сонном состоянии.
Он несколько раз обошел Золотое Гнездо, бормоча в совершеннейшем восторге:
– Чудо! Просто чудо!..
– Не все же чудеса для столицы, – с кокетливым укором произнесла Кларисса, набивая трубку табаком. – Оставьте что-нибудь и провинции!
– Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Королевское Зоологическое Общество хорошо заплатит вашему городу за эту птицу.
– И не просите!.. – запротестовала Кларисса.
– Мы подарим вам взамен целый зоопарксамых редкостных экземпляров! – продолжал горячо уговаривать её ученый. – Подумайте хорошенько, госпожа Кларисса! За одну птицу – вся фауна Земли!..
– Меня продать?!.. – раскрыла вдруг глаза Авис Беатитудо. – Ах ты, ученая тетеря!
Инспектор вытаращил на неё изумленные глаза, у Ассистентки выпало из рук перо, а Зоолог, пропустив мимо ушей оскорбление, даже подпрыгнул от восторга:
– Она говорит!.. Уникально! Восхитительно! О, какой экземпляр! – и обратился к Ассистентке: – Инструмент!..
Та протянула ему складной метр, и профессор направился к Птице.
– Может, лучше чуть попозже… – шепнул ему Филимон, весь напрягшись от волнения. – Она сейчас очень раздражена.
– Полноте, господин секретарь! – беспечно махнул рукой учёный. – Я входил в клетку тигра и крокодила, и они были со мной, как шёлковые!
– Я не шёлковая, болван! – прохрипела с гневом Авис. – Я – Железная!.. – И громко захлопала металлическими крыльями.
Стёкла на окнах затрещали.
– Осторожней! – крикнула в испуге Кларисса. – Берегитесь!
Птица поднялась во весь рост. За эти полчаса она стала ещё огромнее, словно росла не по дням, не по часам, а по минутам. Её куриная голова в железном панцире уже упиралась в потолок зала, глаза налились кровью, она выпустила когти, напоминающие лезвия ножей, и мерзкий скрежещущий клёкот разнёсся по всему Дворцу:
– Меня?!!.. Измерить?!!!..
Все прикрыли руками уши.
– Я тебе не крокодил, плюгавый старикашка!.. И не какая-то там зоопарковская кошка в полоску!.. Я – Авиа Бейтитудо!.. Единственная и неповторимая! Понял?!
Дело принимало скверный оборот. Филимон выскочил на балкон, чтобы кликнуть гвардейцев, но протяжный вопль Ассистентки Зоолога тут же вернул его в зал. То, что он увидел, заставило и похолодеть, и содрогнуться: на полу зала валялись только шляпа и башмак Инспектора Тайной Канцелярии, а в клюве у Железной Курицы барахтались исчезающие ноги Королевского Зоолога. Ассистентка вопила, записывая:
– Если я погибну, – спасите блокнот!
Филимон схватил онемевшую от страха Клариссу за руку, и они бросились вон из зала. Лишь в дверях, на миг оглянувшись, чтобы крикнуть Ассистентке: «Беги, дура!» – он увидел, как и её сгребла в горсть мерзкая железная лапа.
– За Тофером! – крикнула в истерике Кларисса Филимону. – Только он ещё может что-либо сделать! Только он!
Статуи птиц, стоящие там и тут, вдруг дёрнулись и опрокинулись, разлетелись на десятки кусков; закачались из стороны в сторону полотна от «Счастливого детства» до «Счастливой старости». Это Авис топала ногами. Дворец содрогался и трещал под её мощное кудахтанье.