Введение в теорию диссонанса

Глава 1

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предисловие редакции

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКЦИИ

Перефразируя известное высказывание о полити­ке, позвольте проявить смелость и охарактеризовать жизнь в наше бурное время словами: если ты не ока­зываешь влияния на кого-то или что-то, то ты сам уже находишься под их влиянием.

Тема психологии влияния вошла в нашу обыденную жизнь на волне экономических преобразований, поли­тических баталий, конкуренции товаров, услуг, рабо­чей силы. Нейтральное словосочетание «межличност­ное общение и взаимодействие» в парадигме капитали­стического «брать (побольше) и давать (а этого, пожа­луй, поменьше)» приобрело остроту и денежный экви­валент. Эта тенденция, — а точнее — новое положение вещей потребовало и своего отреагирования в печат­ном слове. И оно его получило: в литературе художест­венной (почти Пелевинское «если вы не чувствуете ког­нитивного диссонанса, то вам и не следует знать, что это такое») и научной: здесь к вашим услугам «класси­ка» жанра психологии социального влияния — П. Эк-ман, Р. Чалдини, С. Милграм. И вот, наконец, Леон Фестингер с его «Теорией когнитивного диссонанса», работой, которую можно.назвать новаторской дважды:

Предисловие редакции

таковой она стала в конце пятидесятых годов на Запа­де, такой она, несомненно, станет сейчас для большин­ства русскоязычных читателей. Особенно для научной и прагматично настроенной интеллигенции и студенче­ства. Почему? Давайте по порядку.

К началу пятидесятых годов профессор психоло­гии Л. Фестингер (1919—1989) был достаточно изве­стной в социальной психологии фигурой, автором хо­рошо зарекомендовавшей себя теории социальных сравнений. Теория объясняла, каким образом человек оценивает сам себя в условиях отсутствия какого-либо объективного социального стандарта. То, что касалось сравнения умений и навыков своих и выбранного в качестве «эталона» человека, складывалось в доста­точно верную оценку. Меньшая ясность, если не пол­ный туман, характеризовала результаты сравнения ус­тановок, ценностей и верований людей — того, что позже сам Фестингер обозначил термином «познание».

Следует сказать, что в области исследования ком­муникаций и социального влияния в границах от изу­чения средств массовой информации до анализа меж­личностных взаимоотношений к этому времени был накоплен огромный фактический материал, никем не проработанный на теоретическом уровне. Ни одна из существовавших социально-психологических концеп­ций, включая концепцию социальных сравнений, не могла претендовать на роль общего теоретического знаменателя. Таковым стала, заложив историческую веху развития социальной психологии, теория когни­тивного диссонанса, в полном объеме сформулирован­ная Фестингером в 1957 году. С этого времени берет отсчет новый виток научного интереса к проблемам мотивации, принятия решений, общения, потери и со­хранения индивидуальности в группе, самоанализа и (дооценки субъекта, социально-психологических мас-совидных явлений и процессов.

Теория когнитивного диссонанса

Плод пятилетних теоретических и экспериментальных изысканий, теория когнитивного диссонанса историчес­ки и — отчасти — содержательно связана с гештальтпси-хологией: в 1945 году Л. Фестингер был коллегой К. Левина по работе в Массачусетском технологическом институте. В теории Фестингера явно слышны мотивы на темы научных взглядов Левина на конфликт, приня­тие решений и изменений, следующих из них. Однако оригинальность теории Фестингера неоспорима.

Основные положения теории когнитивного диссонанса могут быть уложены в несколько строк, и в то же время всеобщий характер применимости теории способство­вал появлению моря литературы с экспериментальными данными на эту тему. Оживляя социальную психологию, сочетая познание и мотивацию, теория Фестингера пред­ставляет собой когнитивный анализ, спектр и объем ре­шаемых задач которого сравним с таковыми, например, в транзактном анализе, психоанализе, анализе изменения установок или коммуникационных переменных.

По Фестингеру, когнитивные элементы познания человека могут быть взаимосвязанными или невзаимос­вязанными, соответствовать (быть консонантными) или находиться в противоречии (быть диссонантными). Та­ким образом, когнитивный диссонанс имеет место, ког­да человек располагает двумя взаимосвязанными эле­ментами, противоречащими друг другу, порождая в субъ­екте желание уменьшить или — в идеале — устранить диссонанс. Степень когнитивного диссонанса зависит от отношения диссонанса к консонансу и важности каж­дого из противоречивых когнитивных элементов. Есть два способа избавления от когнитивного диссонанса. Это можно сделать за счет уменьшения числа или зна­чимости диссонантных элементов или увеличения числа и значимости консонантных. Второй способ состоит в том, чтобы изменить один из диссонантных элементов и привести его таким образом к согласованности.

Главный практический вывод, вытекающий из кон­спективного изложения теории Фестингера, состоит в том, что любой психологический элемент субъекта мо­жет быть изменен; подвергая сомнению то, что чело­век думает о самом себе, можно вызвать изменения в его поведении, а меняя поведение, человек движется в направлении изменения самомнения. Подвергая себя самоконтролю и самоанализу, работая над самооцен­кой, субъект развивается, личностно растет, распрост­раняя свое влияние. В противном случае — он отдает свою душевную работу другим, становясь не только жерт­вой, но и орудием чужого влияния. Именно об этом говорят результаты великолепно выстроенных — со­вершеннейший слепок обыденных социальных ситуа­ций — экспериментов Леона Фестингера и его коллег.

Кстати, об экспериментах. Их легкость, самостоя­тельная «умность», допустимая этикой лукавость — это все то, что всегда (в пересказе преподавателей) восхи­щало студентов-психологов. Запретному времени — за­претный плод? И это тоже, несомненно. Но сейчас, имея возможность самим, без посредников наблюдать тече­ние мысли автора, самым скромным исследовательским шагом будет попытка повтора его экспериментальных шедевров (верный диплом), а наиболее целесообраз­ным — использовать модели Фестингера для «ощупы-вания» реальной жизни. А это — готовые схемы фи­нансового, товарного, политического, интеллектуально­го маркетинга с их фокус- и псевдофокус-группами, изучением и — делаем голос торжественным — форми­рованием общественного мнения и вкуса: мечта и цель Здорового обитателя общества потребления. Иметь или быть? Влиять или находиться под влиянием? Одиночка или общественный человек? Каждый решит эти про­блемы по-своему, если за него не успеют их решить Другие. Они-то читали Стенли Милграма, Пола Экмана и Леона Фестингера — давно, тихо, по-английски.

Это предисловие посвящено истории возникнове­ния идей, составляющих суть лежащей перед вами книги. Выбранная мной хронологическая форма — наилучший способ отдать должное незаменимой помо­щи, оказанной мне коллегами в ходе работы, а также объяснить связь содержания этой книги с идеями, ко­торые вызвали ее к жизни.

Поздней осенью 1951 года Бернард Берелсон, ди­ректор Центра изучения поведения при Фонде Форда, спросил меня, насколько я заинтересован в том, чтобы сделать «прогностический анализ» исследовательских возможностей в области коммуникации и социального влияния. В этой сфере был накоплен огромный факти­ческий материал, до сих пор никем не проработанный на теоретическом уровне. Границы подобных исследо­ваний простираются от изучения средств массовой ком­муникации до анализа межличностных взаимоотноше­ний. Это была бы работа несомненной ценности, под­черкнул Берелсон, если бы накопленный фактический материал мог быть как-то обобщен, с тем чтобы опре­делить направление дальнейших исследований.

Идея теоретического обобщения различных психо­логических феноменов привлекательна для любого ис-

следователя, хотя каждому было ясно, что, даже если наша попытка окажется успешной, нельзя надеяться на то, что анализ объяснит абсолютно все установленные факты в этой области. План, обещавший привести к интересным выводам, состоял в том, чтобы, начав с ана­лиза какой-либо узко специализированной проблемы в области коммуникаций и социального влияния, прийти в результате к формулированию неких общих гипотез. В случае успеха выработанные гипотезы можно было бы предложить для объяснения и других феноменов, тем самым расширяя и модифицируя теорию. Нельзя до бесконечности заниматься только сопоставлением дан­ных различных исследований, если это не способствует прогрессу. Осознав тупиковость одного направления, не­обходимо переключить свое внимание на другие факты.

В нашу аналитическую группу, финансируемую из средств, предоставленных Центром изучения поведе­ния при Фонде Форда, вошли Мэй Бродбек, Дон Мар-тиндал, Джек Брем и Элвин Бодерман. Свою деятель­ность группа начала с изучения проблемы распростра­нения слухов.

Рутинная работа по сбору и анализу огромного ко­личества библиографического материала на тему рас­пространения слухов, по отделению фактов от домыс­лов и от недоказанных предположений составляла наи­меньшую и наиболее простую часть данного исследо­вания. Гораздо сложнее было осмыслить собранный материал, чтобы на этой основе сформулировать тео­ретические гипотезы, позволяющие проанализировать фактический материал в более или менее систематизи­рованной форме. Однако обработка эмпирического "атериала не привела к сколько-нибудь ощутимому про­грессу.

Первая догадка, по-настоящему вдохновившая нас, возникла в ходе обсуждения исследования Прасада,

посвященного изучению явления распространения слу­хов после землетрясения в Индии в 1934 году (это исследование подробно описано в главе 10).

Из множества фактов, приведенных Прасадом, нас заинтересовал прежде всего один, а именно: после про­изошедших подземных толчков среди людей стала рас­пространяться широкая волна слухов о том, что вско­ре должны случиться еще более сильные толчки, кото­рые принесут значительно большие разрушения. Ко­нечно же, убеждение в том, что должны наступить ужа­сающие бедствия, — это не самый приятный род убеж­дений, и нас удивило, почему такие провоцирующие беспокойство слухи получили такое широкое распро­странение. После долгих дискуссий мы пришли к за­ключению, что волна слухов, предвещавших приход еще больших бедствий, была скорее оправдывающей беспокойство, нежели вызывающей беспокойство. Дру­гими словами, для людей, сильно напуганных земле­трясением, слухи выполняли роль источника информа­ции о возможной угрозе. Подобная информация была призвана оправдать то состояние, в котором эти люди уже пребывали.

Этот факт стал исходным пунктом, отталкиваясь от которого в ходе многочисленных дискуссий, мы по­пытались развить и сформулировать идею, приведшую нас к созданию концепции диссонанса и гипотезы, ка­сающейся его уменьшения. Как только эта концепция была сформулирована, возможности ее применения стали очевидными. Вслед за этим ясно выстроился план наших дальнейших исследований, В течение некото­рого периода времени мы еще пытались придержи­ваться направления прогностического анализа, однако широта перспектив, открывшаяся в рамках концеп­ции диссонанса, с научной точки зрения все более и более привлекала нас.

Развитие теории когнитивного диссонанса проис­ходило, конечно, иным путем, нежели это представле­но в книге. В двух первых главах рассматриваются достаточно простые вопросы, а последующие главы посвящены более сложным проблемам.

Первым явлением, которое мы пытались объяс­нить в рамках теории диссонанса, были феномены как произвольного, так и непроизвольного процесса поиска информации. Мы столкнулись с этим явлением еще в ходе работы над проблемами коммуникации, и, по нашему мнению, оно непосредственно связано с описанием механизма распространения слухов. Но если люди пытаются найти информацию, соответствующую тому состоянию, которое они испытывают, то совер­шенно очевидно, что процесс поиска не будет ограни­чен только рамками распространения слухов, но ско­рее будет являться частью общего процесса поиска информации. Исследовательские возможности, кото­рые раскрывала концепция диссонанса, очень скоро вывели нас за рамки первоначально определенной темы коммуникации и социального влияния. Оказа­лось, что гораздо эффективнее следовать направле­нию, задаваемому новой многообещающей теорией, чем упорно придерживаться первоначально опреде­ленного плана исследований.

Другим обстоятельством, благоприятным для раз­вития теории диссонанса, было то, что мы не только занимались поиском соответствующих данных в науч­ной литературе, но и вели собственные исследования, призванные оценить потенциал новой теории. Это ста­ло возможным благодаря финансовой поддержке Ла­боратории исследований социальных отношений при Миннесотском университете, а также персональным ис-^чедовательским фантам от Фонда Форда. Имена уче-"ых. оказавших нам помощь в проведении исследова-

ний, не упомянуты в предисловии — все необходимые ссылки будут даны в соответствующих главах.

Существует множество научных данных, получен­ных в ходе различных исследований, которые не толь­ко делают теорию диссонанса доступной для понима­ния, но и подчеркивают актуальность и перспектив­ность ее дальнейшего развития.

В заключение я хотел бы высказать благодарность своим коллегам, оказавшим помощь в написании и окончательной редакции этой книги, а именно: Юдсо-ну Милсу, Роберту С. Сирсу, Эрнсту Р. Хилгарду, Гер­берту Мак-Клоски, Даниэлю Миллеру, Джеймсу Коле-ману, Мартину Липсету, Раймонду Бауэру, Джеку Бре-му и Мэю Бродбеку. Многие из них были сотрудника­ми Центра исследований поведения при Фонде Форда в то время, когда большая часть этой книги и была написана.

Леон Фестингер Пало-Алъто, Калифорния

Давно замечено, что любой человек стремится к сохранению достигнутой им внутренней гармонии. Его взгляды и установки имеют свойство объединяться в систему, характеризующуюся согласованностью входя­щих в нее элементов. Конечно, не трудно найти ис­ключения из этого правила. Так, некий человек может полагать, что чернокожие американцы ничем не хуже белых сограждан, однако этот же человек предпочел бы, чтобы они не жили с ним в ближайшем соседстве. Или другой пример: некто может считать, что дети долж­ны вести себя тихо и скромно, однако он же испыты­вает явную гордость, когда его любимое чадо энергич­но привлекает внимание взрослых гостей. Подобные факты несоответствия между убеждениями и актуаль­ным поведением (а оно порой может принимать доста­точно драматичные формы) представляют научный ин­терес главным образом потому, что они резко контрас­тируют с распространенным мнением о тенденции к внутренней согласованности между когнитивными эле­ментами. Тем не менее — и это достаточно твердо уста­новленный самыми разными исследованиями факт — связанные между собой установки человека стремятся именно к согласованности.

Существует согласованность так же между тем, что человек знает и чему он верит, и тем, что он делает.

Например, человек, убежденный в том, что универ­ситетское образование — это образец наиболее качест­венного образования, будет всячески побуждать своих детей поступать в университет. Ребенок, который зна­ет, что вслед за проступком неминуемо последует на­казание, будет стараться не совершать его или по край­ней мере попытается скрыть содеянное. Все это на­столько очевидно, что мы принимаем примеры такого поведения как должное. Наше внимание прежде всего привлекают различного рода исключения из последо­вательного в целом поведения. Человек может созна­вать вред курения для своего здоровья, но продолжать курить; многие люди совершают преступления, полно­стью отдавая себе отчет в том, что вероятность наказа­ния за эти преступления весьма высока.

Принимая стремление индивида к внутренней со­гласованности как данность, что же можно сказать о подобного рода исключениях? Очень редко случаи не­согласованности признаются самим субъектом как про­тиворечия в его системе знаний. Гораздо чаще индивид предпринимает более или менее успешные попытки ка­ким-либо образом рационализировать подобное проти­воречие. Так, человек, который продолжает курить, зная, что это вредно для его здоровья, может рационализиро­вать свое поведение несколькими способами. Он может считать, что удовольствие, которое получает от куре­ния, слишком велико, чтобы его лишиться, или что из­менения здоровья курильщика не столь фатальны, как утверждают врачи, ибо он все еще жив и здоров. И, наконец, если он бросит курить, то может прибавить в весе, а это тоже плохо для здоровья. Таким образом, привычку к курению он вполне успешно согласует со своими убеждениями. Однако люди не всегда столь ус'

пешны в попытках рационализации своего поведения;

по той или иной причине попытки обеспечить согласо­ванность могут быть неудачными. Здесь-то и возникает противоречие в системе знаний, что неизбежно ведет к появлению психологического дискомфорта.

Итак, мы подошли к тому, чтобы сформулировать ос­новные положения теории, анализу которой будет посвя­щена данная книга. Однако, прежде чем сделать это, я хотел бы уточнить некоторые термины. Прежде всего, да­вайте заменим слово несоответствие термином меньшей логической коннотации, а именно: термином диссонанс.

Аналогичным образом вместо слова соответствие я буду употреблять более нейтральный термин консонанс. Формальное определение этих понятий будет дано ниже.

Итак, основные гипотезы я хочу сформулировать следующим образом.

1. Возникновение диссонанса, порождающего психологический дискомфорт, будет мотивировать индивида к попытке уменьшить степень диссонан­са и по возможности достичь консонанса.

2. В случае возникновения диссонанса, поми­мо стремления к его уменьшению, индивид будет активно избегать ситуаций и информации, которые могут вести к его возрастанию.

Прежде чем перейти к подробному анализу теории диссонанса, необходимо разъяснить природу диссонан­са как психологического феномена, характер концеп­ции, с ним связанной, а также возможности ее приме­нения и развития. Сформулированные выше основные гипотезы являются хорошей отправной точкой для это­го. Их трактовка имеет предельно общее значение, поэтому термин диссонанс можно свободно заменить на иное понятие сходного характера, например, на голод, фрустрацию или неравновесие. При этом сами гипотезы будут полностью сохранять свой смысл.

Я предполагаю, что диссонанс, то есть существова­ние противоречивых отношений между отдельными эле­ментами в системе знаний, сам по себе является моти­вирующим фактором. Когнитивный диссонанс может пониматься как условие, приводящее к действиям, на­правленным на его уменьшение (например, голод вызы­вает активность, направленную на его утоление). Это — совершенно иной вид мотивации, чем тот, с которым привыкли иметь дело психологи. Но, как мы увидим далее, это чрезвычайно сильный побудительный фактор.

Под термином знание я буду понимать любое мнение или убеждение индивида относительно окружающего мира, самого себя, своего собственного поведения.

Теперь, прежде чем перейти к анализу теории, ска­жу несколько слов о самой книге.

Главная ее тема — это анализ самых различных ситуаций, связанных с возникновением когнитивного диссонанса и попытками его уменьшить. Если бы не­кий автор задался целью написать книгу о роли голода как мотива особого поведении человека, то его моно­графия по своему характеру бьиа бы похожа на мою книгу. Подобная воображаемая работа могла бы со­держать главы, анализирующие последствия самых раз­ных попыток уменьшить голод начиная с годовалого младенца, вскармливаемого молоком, и заканчивая описанием поведения взрослого человека во время официального банкета. Данная книга также описывает и изучает разнообразные ситуации, касающиеся как во­просов принятия решения отдельным индивидом, так и феноменов поведения малых и больших групп людей. Поскольку стремление к уменьшению диссонанса — это базовый процесс, свойственный человеку, не удиви­тельно, что проявления этого процесса могут наблю­даться в таком широком диапазоне.

Когда и почему возникает диссонанс? Почему люди совершают поступки, которые не соответствуют их мыслям, которые противоречат убеждениям, входящим в их систему ценностей? Ответ на этот вопрос может быть найден при анализе двух наиболее типичных си­туаций, в которых возникает хотя бы сиюминутный диссонанс со знанием, мнением или представлением человека относительно собственного поведения.

Во-первых, это ситуации, когда человек становит­ся очевидцем непредсказуемых событий или когда ему становится известна какая-либо новая информация.

Так, например, некий субъект планирует поездку на пикник в полной уверенности, что погода будет теплой и солнечной. Однако перед самым его выездом может начаться дождь. Так, знание о том, что идет дождь, бу­дет противоречить его планам съездить за город.

Или другой пример. Представьте себе, что человек, совершенно уверенный в неэффективности автома­тической коробки передач, случайно наталкивается на статью с убедительным описанием ее преимуществ. И снова в системе знаний индивида пусть на короткое мгновение, но возникнет диссонанс.

Даже в отсутствие новых, непредвиденных собы­тий или информации диссонанс, несомненно, является феноменом каждодневным. Очень мало на свете ве-Щей полностью черных или полностью белых. Очень мало в жизни ситуаций настолько очевидных, чтобы мнения о них не были бы до некоторой степени смесью противоречий. Так, некий американский фермер-рес-"Убликанец может быть не согласен с позицией его пар- ^ГИ» по поводу цен на сельскохозяйственную продук-Умю. Человек, покупающий новый автомобиль, может

отдать предпочтение экономичности одной модели и в то же время с вожделением смотреть на дизайн другой. Предприниматель, желающий выгодно вложить свобод­ные денежные средства, хорошо знает, что результат его капиталовложения зависит от экономических ус­ловий, находящихся вне пределов его личного кон­троля. В любой ситуации, которая требует от человека сформулировать свое мнение или сделать какой-либо выбор, неизбежно создается диссонанс между осозна­нием предпринимаемого действия и теми известными субъекту мнениями, которые свидетельствуют в пользу иного варианта развития событий. Спектр ситуаций, в которых диссонанс является почти неизбежным, до­вольно широк, но наша задача состоит в том, чтобы исследовать обстоятельства, при которых диссонанс, однажды возникнув, сохраняется какое-то время, то есть ответить на вопрос, при каких условиях диссо­нанс перестает быть мимолетным явлением. Для этого рассмотрим различные возможные способы, с помо­щью которых диссонанс может быть уменьшен. А в качестве примера используем случай с заядлым куриль­щиком, который однажды столкнулся с информацией о вреде курения.

Возможно, он прочитал об этом в газете или жур­нале, услышал от друзей или от врача. Это новое зна­ние будет, конечно, противоречить тому факту, что он продолжает курить. Если гипотеза о стремлении умень­шить диссонанс верна, то каким в этом случае будет поведение нашего воображаемого курильщика?

Во-первых, он может изменить свое поведение, то есть бросить курить, и тогда его представление о сво­ем новом поведении будет согласовано со знанием того, что курение вредно для здоровья.

Во-вторых, он может попытаться изменить свое зна­ние относительно эффектов курения, что звучит доста-

точно странно, но зато хорошо отражает суть проис­ходящего. Он может просто перестать признавать то, что курение наносит ему вред, или же он может попы­таться найти информацию, свидетельствующую о неко­ей пользе курения, тем самым уменьшая значимость информации о его негативных последствиях. Если этот индивид сумеет изменить свою систему знаний каким-либо из этих способов, он может уменьшить или даже полностью устранить диссонанс между тем, что он де­лает, и тем, что он знает.

Достаточно очевидно, что курильщик из приведен­ного выше примера может столкнуться с трудностями в попытке изменить свое поведение либо свое знание. 1;: И именно это является причиной того, что диссонанс, Ц однажды возникнув, может достаточно долго сохра-Ц няться. Нет никаких гарантий того, что человек будет р в состоянии уменьшить или устранить возникший дис­сонанс. Гипотетический курильщик может обнаружить, что процесс отказа от курения слишком болезнен для него, чтобы он мог это выдержать. Он может попы­таться найти конкретные факты или мнения других людей о том, что курение не приносит такого уж боль­шого вреда, однако эти поиски могут закончиться и неудачей. Тем самым, этот индивид окажется в таком положении, когда он будет продолжать курить, вместе с тем хорошо сознавая, что курение вредно. Если же подобная ситуация вызывает у индивида дискомфорт, то его усилия, направленные на уменьшение сущест­вующего диссонанса, не прекратятся.

Есть определенные области познания, где сущест­вование диссонанса — самая обычная вещь.

Это может происходить, когда два или более усто­явшихся убеждения, оба являющиеся релевантными к Данному вопросу, будут противоречивыми. Другими совами, поведение, связанное с ними, не может не

противоречить по крайней мере одному из этих усто­явшихся убеждений. Мирдал в приложении к своей классической книге демонстрирует это совершенно отчетливо, рассматривая примеры поведения по отно­шению к афроамериканцам. Обсуждая одновременное существование взглядов относительно человека вооб­ще, афроамериканцев вообще, специфических групп афроамериканцев и так далее, Мирдал пишет:

«Человек или группа, чьи несоответствия в оцен­ках будут публично обнаружены, будет исптпывать необходимость уменьшения этого несоответствия... Потребность в логической непротиворечивости вну­три иерархии моральных щенок... в уменьшении сте­пени его интенсивности, в настоящее время является довольно новым явлением. Предыдущие поколения, жив­шие в условиях меньшей мобильности, меньшей ин­теллектуальной коммуникации и меньшего публич­ного обсуждения проблем, испытывали в гораздо мень­шей степени оценочные конфликты».

Хотя я не совсем согласен с Мирдалом в оценке важности роли публичного обсуждения для возникно­вения диссонанса, мне кажется, что это очень хоро­шая иллюстрация причин, вызывающих сильный дис­сонанс в подобных ситуациях.

Понятия, представленные до сих пор, не являются новыми; многие из них уже были изучены и сформули­рованы. Уместно в этой связи упомянуть два исследо­вания, формулировки которых наиболее близки моим собственным. Хайдер в пока еще не изданной рукопи­си обсуждает взаимосвязи, складывающиеся между людьми и между чувствами. Он пишет:

«Подводя итоги нашего обсуждения сбалансирован­ных, или гармоничных, состояний, мы можем сказать, что эти состояния характеризуются двумя или не­сколькими связями, которые соответствуют друг другу.

Если сбалансированное состояние отсутствует, то воз­никает стремление к его установлению.

В связи с этим обстоятельством появляется тен­денция изменить затронутые чувства, либо же отно­шение между соответствующими единицами будет сба­лансировано посредством когнитивной реорганизации или перемены образа действий. Если изменение невоз­можно, то состояние дисбаланса вызовет напряжен­ность; сбалансированные состояния будут более пред­почтительны, нежели состояния несбалансированные».

Если заменить слово сбалансированный на слово кон­сонантный и слово дисбаланс на слово диссонанс, при­веденное выше утверждение Хайдера можно рассмат­ривать как описание того же самого процесса, обсуж­дением которого мы до сих пор занимались.

Осгуд и Танненбаум недавно опубликовали статью, в которой они также сформулировали идеи, касающи­еся изменений системы взглядов и отношений. Рас­сматривая «принцип конгруэнтности», как это на-s зывается в их работе, они пишут:

«Изменения в оценке всегда происходят в направ­лении увеличения конгруэнтности с существующей си­стемой ориентиров».

Тот особенный вид конгруэнтности, или когнитив­ного диссонанса, который они анализируют в своей статье, возникает в том случае, когда некий человек или иной источник информации поддерживает мнение, которое индивид не считает заслуживающим внима­ния. Далее авторы показывают, что при таких обстоя­тельствах возникает ярко выраженная тенденция изме­нить либо оценку данного мнения, либо оценку ис­точника информации в том направлении, которое умень-"Щло бы диссонанс. Таким образом, если источник Чйформации был оценен положительно, а мнение оце-^но отрицательно, индивид может изменить свое от-

ношение как к источнику информации, так и к самой проблеме. Из данных, приведенных в статье, становит­ся ясно, что результат в каждом конкретном случае зависит от того, что изначально было более твердо за­креплено в сознании человека: оценка источника ин­формации или оценка проблемы. Если человек оцени­вает источник информации как высоконадежный, то изменение мнения является более вероятным, и наобо­рот. Авторы достаточно точно предсказали направле­ние, а иногда и степень изменений в оценке, тщатель­но определяя изначальные установки по отношению к источнику информации до того, как диссонанс будет инициирован, а затем так же тщательно измеряя сте­пень податливости каждой из этих установок к изме­нениям.

Важным здесь является то, что приведенное иссле­дование демонстрирует наличие у индивида как стрем­ления к установлению консонантных отношений в си­стеме знаний, так и стремления к уменьшению диссо­нанса. Многие исследователи отмечали этот факт, хотя очень немногие из них сформулировали его так кон­кретно и так сжато, как Осгуд и Танненбаум. Задача этой книги состоит в том, чтобы сформулировать тео­рию диссонанса в максимально точной и по возможно­сти общеприменимой форме, показать возможности ее применения для анализа широкого спектра ситуаций и представить эмпирические данные, релевантные к дан­ной теории.

Определения понятий: