Явление и событие

ВРЕМЯ

ВРЕМЯ

(исторический очерк)

Идея времени опирается, во-первых, на непосредственное переживание человеком необратимых процессов, происходящих в его сознании и теле; во-вторых, на наблюдения над непрерывно меняющимися, возникающими и преходящими явлениями внешнего мира; и в третьих - на воспоминания о прошлых и предположения о будущих событиях, происходящие, с одной стороны, из памяти, а с другой - из желаний и волевых усилий человека.

Рефлексия над этими непосредственными переживаниями и наблюдениями, воспоминаниями и предчувствиями порождает разнообразные концепции времени, которые можно условно свести к шести группам, составляющим три пары противоположностей.

Первая пара представляет противоположные решения вопроса о природе времени. Ее составляют:

1) Субстанциальная концепция, рассматривающая время как особого рода субстанцию, наряду с веществом, пространством и др. (Фалес, Анаксимандр, Демокрит [дискретное время], Ньютон);

2) Реляционная концепция, полагающая время как отношение (или систему отношений) между событиями (Платон [в двух вариантах], Эпикур, Лукреций, Лейбниц).

Вторая пара характеризует противоположные подходы к процессу становления, т.е. расходится в вопросе об отношении категорий времени и бытия. В ее состав входят:

1) Статическая концепция, согласно которой события прошлого настоящего и будущего существуют реально и, в известном смысле, одновременно, а становление и исчезновение объектов - это иллюзия, возникающая в момент осознания того или иного изменения. Различие между прошлым настоящим и будущим здесь то же, что и различие между точками пространства [количественное]. Наше сознание, двигаясь вдоль своей мировой линии, так сказать, "наталкивается" на различные события, встречается с ними. Этот момент встречи и переживается нами как "настоящее время" или "теперь". Становление здесь рассматривается как нечто, возникающее в момент встречи сознания с тем или иным объектом, а "исчезновение" объекта означает попросту удаление сознания от места встречи (машина времени). (Парменид, Платон [для интеллигибельного мира]);

2) Динамическая концепция, согласно которой реально существуют только события настоящего времени, тогда как события прошлого и будущего уже или еще реально не существуют. Относительно момента настоящего времени события непрерывно меняют свое положение: события будущего трансформируются в события настоящего и затем в события прошлого. Изменение порядка событий и выражается терминами "течение времени" или "становление". [качественное различие] (Гераклит, Платон [для видимого мира]).

Третья пара выражает различие в характере протекания времени. Ее составляют:

1) Циклическая концепция, согласно которой время движется по замкнутому кругу, периодически возвращаясь к исходной точке. Эта концепция характерна, прежде всего, для мифологических и, отчасти для натурфилософских представлений;

2) Линейная концепция предполагает однонаправленное развертывание времени без возвратов и повторений (хотя в некоторых вариантах линейной концепции и предполагается обратимость времени).

Мифологические концепции. Формирование этих концепций обусловлено, в основном, двумя факторами. Во-первых, это существенная зависимость всей деятельности человека от естественно-природных циклов, которые, в свою очередь, определяли ритмы его общественной жизни.

Во-вторых - осознание конечности индивидуального бытия, что способствовало появлению фундаментальной идеи вневременного "истинного" или "абсолютного" бытия. Это абсолютное бытие представлялось или как вообще лишенное временных характеристик, или как совершенное настолько, что оно не нуждается в изменениях.

В мифологических представлениях преобладает отношение к времени как к определению низшего уровня бытия, представляющего собой лишь бледный отблеск "истинного", т.е. вневременного и совершенного бытия. Само же это "истинное" бытие полагалось в основание мира как порождающее и само время, и всю сферу преходящих (возникающих и исчезающих) объектов.

Таким образом, уже в древнейших мифологических представлениях о времени мы находим основания для достаточно сложной конструкции, в которой объединены с татическая и циклическая концепции.

Античные концепции времени. В системах античной натурфилософии представлены практически все основные концепции времени.

Философами ионийской школы и пифагорейцами были сформулированы основы субстанциональной концепции; в учении Гераклита представлена динамическая концепция; Парменид и его последователи обозначили противоположную – статическую концепцию, в которой о времени говорится, что "Не было в прошлом оно, не будет, но все в настоящем".

Особо следует отметить демокритовскую концепцию времени. Демокрит, как и ионийцы, придерживается субстанциальной концепции времени. Однако он является первым последовательным противником циклической концепции. Для Демокрита уничтожение мира - это не возврат к исходной мировой материи, от которой начинается новый цикл становления и распада, а переход к новому, совершенно иному миру. Так как предполагается бесконечное множество таких миров и они непрерывно сменяют друг друга, нет никакой логической необходимости мыслить движение времени как совершающееся вечно по одному и тому же кругу.

Время Демокрита дискретно, оно складывается из ничтожных малых и далее неделимых мгновений. Эти дискретные мгновения и представляют собой моменты единого для всей Вселенной "настоящего времени" или "теперь", поскольку все события, относящиеся к одному и тому же мгновению являются одновременными.

Платон, принимая в целом реляционную концепцию времени, разграничивает бытие вечное и бытие возникающее и исчезающее, но никогда не сущее. В них существует разное время: статическое в вечном и динамическое в преходящем. Такого же разделения придерживаются и неоплатоники, хотя их воззрения ближе к субстанциальной, а не реляционной концепции.

Платоновская идея о том, что на разных уровнях бытия реализуются разные "типы" времени (статическая на высшем и динамическая на низшем), получила развитие в религиозной философии средневековья и в современной экзистенциальной философии.

Аристотель отказывается от платоновского различения двух типов времени и постулирует единое универсальное время. При этом, признавая, что время является делимым на части (прошлое, настоящее и будущее) он как бы сближает его с другими делимыми (материальными) объектами. Тем самым он склоняется к субстанциональной концепции, хотя и отмечает, что оно (время) существует в несколько ином, чем другие (делимые) объекты смысле. "Для всякой делимой вещи, - говорит Аристотель, - необходимо, чтобы пока она существует, существовали бы и ее части, а у времени, которое делимо, одни части уже прошли, другие только будут". Настоящее же есть лишь неуловимый момент, исчезающая грань между тем, чего уже нет, и тем, чего еще нет. Но ведь то, что слагается из несуществующего "не может быть причастным к существованию". Преодоление этого парадокса возможно, если, допуская делимость времени (на прошлое, настоящее и будущее), признать их все как равно существующие в одном и том же смысле и отношении.

Августин следует в общем русле платоновской традиции. Он различает время (атрибут мира) и вечность (атрибут Бога). Время динамично - оно постоянно движется от прошлого к будущему; вечность статична - она неподвижна, неизменна и всегда полностью пребывает в настоящем.

Прошлое и будущее не есть абсолютное ничто: они всегда существует, "хотя и непостижимым для нас образом". Причем, где бы и как бы они ни существовали, ясно, что там, где они существуют, они составляют настоящее. Поэтому, как говорит Августин, нельзя говорить о прошедшем, настоящем и будущем времени - более правильными были бы выражения "настоящее прошедшего" и "настоящее будущего". Аристотелевский парадокс оказывается, таким образом, преодоленным.

Прошлое, настоящее и будущее, продолжая трактоваться

как части (подразделения) времени различаются уже не по своим собственным характеристикам, а лишь благодаря наличию в нас специальных психических способностей. "Так для настоящего прошедших предметов есть у нас память, для настоящего настоящих предметов - созерцание, а для настоящего будущих - чаяние, надежды и упования ". Таким образом, память - это способность воспринимать (актуально существующее) прошлое; созерцание - способность воспринимать настоящее; а надежда - способность воспринимать (актуально существующее) будущее.

Ergo: течение времени есть не физическая, а психологическая реальность. Иными словами одно и то же настоящее последовательно становится объектом надежды, созерцания и памяти - это и есть движение времени! ("В тебе душа моя измеряю я времена…").

Средневековая схоластика. Мыслители этого периода (Альберт Великий, Бонавентура, Сигер Брабантский, Фома Аквинский и др.) также следуют платоновской традиции, правда теперь они говорят о выделении уже не двух, а трех основных понятий: "вневременное бытие" (Aeternitas, обычно переводимое как «вечность»), Вечность (Aevum, также переводимое как вечность) и собственно "время".

Вневременное бытие (Aeternitas) - это те сущности, которые находятся вообще вне времени: таковы Бог, потусторонний мир и др. Отличие вневременного бытия от времени состоит именно в том, что оно существует все сразу, все его части одновременны, тогда как во времени реально существует только настоящее. Средневековое понятие вневременного бытия есть наиболее последовательное выражение статистической концепции времени. Aeternitas - это длительность, которая дана нам вся сразу, во все ее целокупности, как определение одновременно всего ряда сменяющих друг друга событий. В некотором смысле оно мало чем отличается от не обладающего длительностью демокритовского мгновения, в котором, действительно, нет отношений "прежде" и "после" и, следовательно, нет становления.

В средневековой философии статическая модель, лишенная отношений предшествования и следования, рассматривается как определение "наивысшего" рода бытия. Динамическая модель с его мгновенными "теперь", разделяющими прошедшее и будущее, рассматривается как определение "низшего" рода бытия, принадлежащего к текущему времени предметного ("сотворенного") мира. Связь между вневременным бытием и временем опосредована понятием вечности.

Вечность (Aevum) - есть определение неких неизменных идеальных объектов (небесные светила, ангелы и др.) Они существуют во времени, но не изменяются, так что для них не имеют смысла определения "раньше" или "позже". Это близко к обыденному пониманию вечности как бесконечной длительности. По своему содержанию и смыслу "вечность" средневековой схоластики весьма близка к "абсолютному времени" классической механики Ньютона.

С XYII века начинается интенсивное развитие экспериментального и математического естествознания. Проблема становления и уничтожения, столь занимавшая античную и средневековую мысль, отходит на задний план. С позиций общей механистической установки классической науки время виделось уже не как фундаментальная характеристика бытия, а скорее как вычислительное средство, позволяющее упорядочивать перемещаемые в пространстве неизменные объекты.

Для крупнейших мыслителей этого века (Н. Коперника, Ф. Бэкона, И. Кеплера, Г. Галилея и др.) главным становится вопрос не о том, что такое время, а о том, как временные отношения могут быть измерены и выражены средствами математики. Иными словами, в центре внимания оказываются теперь не содержательные интерпретации времени, а техника измерения и математическое выражение временных величин.

Декарт. Вводит различение времени и длительности. Под длительностью он понимает объективное определение любых процессов движения. Длительность - это особый атрибут, которым объективно обладают как материальные объекты, так и психические явления. Время, напротив, лишено объективности и представляет собой только модус мышления. Время - это субъективная конструкция нашего сознания, предназначенная для определения длительности. "Время, которое мы отличаем от длительности, - говорит Декарт, - есть лишь известный способ, каким мы эту длительность мыслим". Иными словами, Декарт впервые начинает рассматривать время как особую исследовательскую конструкцию. Именно такая трактовка времени постепенно становится едва ли не общим местом методологической мысли Нового времени.

Спиноза. Пытается совместить новое понимание с трехчленным делением средневековой схоластики. Спиноза разделяет вечность, время и длительность.

Вечность - есть атрибут Бога, бытие, которое необходимо подразумевает существование. Это бытие вне времени, в нем не может быть "раньше" или "позже", ему никогда нельзя приписать длительности. [Строгий вариант статической концепции]

Длительность - атрибут сотворенных вещей, существование которых не необходимо, но только возможно. Причем, без длящихся вещей длительности не существует, она есть именно их атрибут или свойство. [Реляционная концепция]

Время - рассматривается как отделенное от объективной длительности и от всех реальных изменений. Вслед за Декартом, Спиноза трактует время как "модус мышления", т.е. как форму субъективного опыта. Время, для него, есть некая определенная, ограниченная, "сосчитанная" длительность, применяемая воображением в качестве эталонной "меры неопределенных длительностей".

Время, поскольку оно имеет смысл только как мера длительности, обусловлено бытием реальных (сотворенных) вещей. Но, будучи модусом мышления, время в еще большей степени обусловлено бытием мыслящего субъекта [ego cogito].

Общую линию Декарта-Спинозы продолжает Дж. Локк. Он, как и его предшественники, рассматривает время в качестве условия измерения длительности, т.е. в конечном счете, как идеализированную исследовательскую конструкцию. Локк подчеркивает, что время неразрывно связано с деятельностью познающего разума и не является чем-то предшествующим ей: "время, - говорит он, - начинается и кончается вместе со строем этого чувственно воспринимаемого мира".

Время в классической механике Ньютона. (субстанциальная [динамическая] концепция). С точки зрения Ньютона порядок событий во времени имеет раз и навсегда данный и абсолютный характер. Этот порядок охватывает все физические события, которые когда-либо имели, имеют или будут иметь место во Вселенной. Он не изменяется со временем и одинаков для всех возможных систем отсчета. Понятие времени является, с этой точки зрения, первичной, далее не анализируемой предпосылкой теории. Наряду с веществом и пространством, время составляет третий элемент классической картины мира. Эти элементы самостоятельны и определены независимо друг от друга. (При этом время и длительность отождествляются.)

Лейбниц - наиболее решительный критик субстанциальной (Ньютоновской) концепции времени (и пространства). "Считаю пространство, так же как и время, чем-то чисто относительным: пространство - порядком сосуществования, а время - порядком последовательностей. [Обратимость времени от Галилея]

Кант. После (Августина и) Декарта трактовка времени как формы субъективного опыта была в философии скорее правилом, чем исключением. Здесь Кант не оригинален. Новое в подходе Канта состояло не столько в признании субъективности времени, сколько в утверждении его априорного характера. Согласно Канту, время есть субъективное переживание, но вместе с тем оно выступает априорным условие всякого опыта.

Вечность Кант рассматривает как ограниченную снизу (сотворение мира) потенциально бесконечную (или, по крайней мере, очень длинную) последовательность конечных событий. "Все, что имеет начало и происхождение, - говорит он, - несет на себе признак своей ограниченной природы: оно должно пройти и иметь конец. Но долговечность его может быть столь велика, что, по нашим представлениям, она близка к вечности". Теологическое же понятие вечности как вневременного бытия (Aeternitas) Кант вообще не рассматривает.

Таким образом, Кант противопоставляет свою концепцию времени и ньютоновской, и лейбницевской: "Время, говорит он, не есть что-то объективное и реальное: оно не субстанция, не акциденция, не отношение, а субъективное условие, необходимое для координации всего чувственно воспринимаемого".

Неокантианцы (Марбургская школа) Герман Коген, несколько модифицирует кантовскую трактовку времени. Он рассматривает его (наряду с пространством) не как априорную форму чувственности, а как логическую категорию, которая является вспомогательным средством организации мыслительных актов. Именно благодаря категориям пространства и времени возникает возможность выделения из потока опыта того, что мы называем "предметами познания".

Не чувства, а сознание, интеллект связывает следующие друг за другом переживания или ощущения в один ряд, расчленяя его на модусы времени: "следование" (прошлое), "одновременное бытие" (настоящее) и "предвосхищение" (будущее). Таким образом, Коген до некоторой степени сближает рационально-логическую концепцию новоевропейской метафизики с более древней средневековой традицией. Эта тенденция еще более резко проявляется в философии А. Бергсона.

А. Бергсон высказал мысль о том что новоевропейская наука оказывалась эффективной прежде всего в тех случаях, когда ей удавалось свести происходящие в природе процессы к монотонному повторению. Классическая физика, например, стремилась работать только с теми явлениями или системами вещей, которые можно выделить не подвергая их слишком глубоким видоизменениям. На этом, собственно, и основана замена креационистской теории (времени-творчества) логико-механистической (временем-длительностью).

Однако всякий раз, когда наука пыталась описывать не монотонное повторение одного и того же, а возникновение нового, когда она пыталась выразить созидающую силу времени, она неизбежно терпела неудачу. Бергсон (впервые) подчеркнул различие между обратимым временем классической физики, в котором не случается ничего нового, и необратимым временем творческой эволюции, которая есть постоянное возникновение нового. Физика не может считаться со временем как с творчеством, поскольку она пользоваться "кинематографическим" методом ("разложением" непрерывного процесса на кадры, в каждом из которых ничего не происходит). Она ограничивается тем, что вычисляет отдельные моменты событий, составляющих это время, и отдельные положения движущихся тел на их траекториях.

Для Бергсона время есть субъективный образ некой нематериальной субстанции, составляющей основу, как окружающего нас мира, так и внутренней жизни человека. Эту субстанцию он называет длительностью и определяет как объективное идеальное начало всех вещей. Длительность непрерывна: вещи и состояния - суть только мгновения, искусственно выхваченные из этой непрерывной длительности. Она является памятью, но не памятью личности, а памятью, внутренне присущей самому изменению. Эта "память" есть то, что продолжает "перед" в "после" и препятствует им превратиться в изолированные друг от друга "идентичные мгновения", которые появляются и исчезают в виде постоянно возобновляющегося настоящего.

Длительность (по Бергсону) есть внутренне присущая самому изменению "память", т.е. некоторый конструктивный принцип, так сказать одухотворяющий материю (буддизм, шуньявада).

Подход Бергсона способствовал формированию нового понимания времени: не как простого чередования единообразных явлений и ситуаций, а как процесса порождения нового качества, как событийного процесса [параллель с Демокритом]. "Время, говорит Бергсон, - это творчество или же оно ничто".

КОНЕЦ.

С другой стороны, этот интерес вновь пробуждается и в рамках традиционной философии, в связи с обнаружением т.н. "парадокса Мак-Таггарта", представившего новый аргумент в пользу статической концепции.

Парадокс Мак-Таггарта состоит в следующем. Временной порядок событий может быть задан двумя способами. 1) через отношение "раньше"-"позже" (В-серия). 2) отнесением этих событий к "прошлому", "настоящему" или "будущему" (А-серия). В результате получаем существенную разницу. Отношения событий в В-серии будет сохраняться всегда, тогда как отношение событий в А-серии будут меняться. Следовательно, элементы А-серии оказываются неупорядоченными, поскольку порядок их изменчив. Таким образом, динамическая концепция оказывается внутренне противоречивой и не может, следовательно, быть адекватным отображением реальности [Вывод Мак-Таггарта - время нереально.]

Получается, что различия первого ряда более фундаментальны, чем различия второго; но это не так, так как отношения "настоящее-прошлое" качественны, а следовательно и более фундаментальны, чем количественные отношения "раньше-позже".

Вновь возникает дискуссия по проблеме динамической или статистической концепции. К сторонникам статистической концепции можно отнести: Рассела, Айера, Куайна... Динамической - Селларса, Хемпшира, Страуссона и др.

(современные трактовки)

Статическая и динамическая концепции времени сложились уже в античной философии. В дальнейшем они активно обсуждались в средние века и в новое время. Однако в Новое время интерес к этим концепциям (среди естествоиспытателей) заметно упал. Это, видимо объясняется тем, что обе концепции можно было развести по разным сферам реальности: динамическую отнести к сфере реального мира, оставляя для статической "высший мир" умозрительных сущностей. После введения Ньютоном основных понятий классической механики, в частности понятия абсолютного времени, динамическая концепция стала рассматриваться как единственно возможная. Этот взгляд постепенно укрепился и в массовом сознании.

Интерес к статической концепции был вновь пробужден в феноменологическо-экзистенциальной философии, обращенной к миру смысла, в котором время обретает творческий (событийный) характер. Сторонники статической концепции времени отстаивают феноменальность становления, отождествляют возникновение и уничтожение того или иного объекта с возникновением и уничтожением определенных состояний сознания.

Новоевропейская (динамическая) концепция времени исходит из того, что прошлое реально уже не существует, а будущее реально еще не существует. Но ведь и настоящее тогда есть лишь ускользающий, неуловимый по длительности "миг между прошлым и будущим", который существует в течение нулевого времени, иначе говоря, не существует вовсе! Но если это настоящее, это "теперь" обладает нулевой длительностью, мы не найдем в нем ничего существующего. В таком случае и сам поток времени перестает быть реальным процессом изменения чего-то сущего. "Теперь" оказывается фантомом, призраком.

С данной онтологической антиномией времени связана и гносеологическая антиномия познания. Прошлое уже не воздействует на органы чувств, будущее еще не воздействует. Отсюда, вытекает абсолютно локальный эмпиризм: реальным бытием обладают лишь источники локальных впечатлений, а то, что выходит за их рамки, - это абстракции, лишенные бытия.

Классический рационализм избавляется от этой антиномии, устраняя само понятие времени. Это происходит путем обращения от уникальных событий действительного бытия к явлениям бытия возможного. Т.е. все происходящее рассматривается как череде явлений, обнаружений лежащей за ними сущности. Сущность же неизменна, т.е. лишена временных характеристик, поэтому ее познание есть остановка, застывание времени в знании.

Общей стратегией реализации данной программы стала разработка концепции вневременного "абсолютного субъекта", рассматривающего мир "с точки зрения вечности". Рационалистическая концепция неизменных детерминистических законов, по существу, отождествляла научное знание со знанием божественным, для которого все существующее (независимо от того, относится ли оно к прошлому настоящему или будущему) есть непосредственная данность.

Для такого "абсолютного субъекта", несмотря на то, что эмпирически он всегда "привязан" к определенному историческому моменту, время не существует, поскольку оно является онтологически (а уж логически совершенно бесспорно) обратимым.

Идея обратимости времени это не второстепенная особенность парадигмы классической рациональности, а ее фундаментальный исходный пункт. Эта идея имплицитно содержится уже в галилеевском законе свободного падения – основополагающем законе классической механики. Логическое оформление получает она в лейбницевском "принципе достаточного основания". Согласно которому, "полная причина" всякого явления эквивалентна его "полному следствию".

Этот принцип утверждает нечто большее, чем простая констатация детерминистической связи между причиной и следствием. Однако лишь к концу Х1Х века было осознано, что эквивалентность причин и следствий (о которой говорил Лейбниц) = обратимости времени.

Всякая (точная) траектория обратима, что позволяет полностью снять различие между прошлым и будущим. Фундаментальные законы классической динамики (опирающиеся на идею траекторий) подразумевают обратимость во времени, наличие полной эквивалентности между двумя направлениями времени - направлением вперед, к будущему, направлением назад, к прошлому. И, если физически мы все таки не в состоянии повернуть мировой процесс вспять, то осуществить такое попятное движение логически не только возможно, но есть прямая обязанность человека науки.

Обратимость времени снимает всякую логическую разницу между познанием настоящего, реконструкцией прошлого и предсказанием будущего. Понятие "закона природы", на которое опирается эта идея, означает предзаданность, предопределенность всего происходящего в мире. За последние 300 лет это понятие стало настолько привычным, что мы воспринимаем его как нечто само собой разумеющееся. Однако это понятие присутствует далеко не во всякой (онтологической) концепции мироздания и не в каждой познавательной (гносеологической) парадигме.

Так, например, эпикуровский "клинамен" (произвольное отклонение атома) смягчает однозначность механистической детерминации, что, в свою очередь исключает и строгую однозначность "закона природы", и полную обратимость времени. Аристотель также полагает, что деятельность живых существ обусловлена внутренними, автономными причинами, а потому выпадает из сферы действия универсальных механических законов. Каждое живое существо стремится к достижению своей собственной истины (энтелехии). Еще в большей степени это относится к человеку и его духовной жизни.

Аристотель связывает время человеческого бытия с изменением психических состояний человека: "Когда у нас самих мысли не изменяются или мы не замечаем изменения, нам не будет казаться, что протекло время.., если бы "теперь" не было каждый раз другим, а тождественным и единым, времени не было бы, точно так же, когда "теперь" становится другим незаметно для нас, нам не кажется, что в промежутке было время... и душа кажется пребывающей в едином и нераздельном ["теперь"]" (Физика, 218b,20-30). Иными словами, если душа ничего не будет переживать или, выражаясь более современным языком, если поток сознания прекратится, то прекратится и время (Лосев).

Находясь в настоящем, сознание не абсолютно замкнуто в нем, но способно мыслить как прошлое, так и будущее. Более того, благодаря мышлению прошлое и будущее становятся актуальным настоящим, поскольку все существующее существует для человека только через мышление и благодаря ему. Мышление обладает способностью схватывать локальное бытие, продолжать его. В своем движении оно преодолевает определенность "теперь", актуализируя то эвентуальное бытие, которое уничтожает наличность и одновременно продолжает ее.

Подобную роль играет время в системе феноменологии Гуссерля. Время для него - это синтез внутренних фаз мышления, некая интенциональная линия, которая пронизывает и объединяет поток феноменов. При этом именно мышление связывает настоящее с прошлым и будущим и "спасает" его с помощью того, что грозит ему уничтожением. [Эта связь с прошлым и будущим - объективная основа бытия, это ratio Вселенной].

Однако наиболее ярко новое понимание времени представлено в философии Хайдеггера. С одной стороны в хайдеггеровской концепции времени мы видим развитие гуссерлевской интенциональности в ее трансцендентальном значении. С другой – в ней обнаруживается влияние Кьеркегора, считавшего, что мгновенное "теперь" - это не просто, пренебрежительно малый момент прохождения времени. Кьеркегор понимает мгновение как точку первоистока временности, в которой "остановлено" время и присутствует вечность. "В мгновении, - говорит он, - начинается история"; история, как предстоящая проживанию временность, заключенная в настоящем. Иными словами, каждое мгновение содержит в себе все богатство бытия, и в этом отношении оно ни в чем не уступает вечности.

Сам Хайдеггер говорит о мгновении как о "сбывании" (Geschehen), "в котором действует само время в качестве того, что собственно и делает возможным Dasein в его действии", и, поясняя, добавляет: "Обозначенное нами здесь как мгновенье - это то, что впервые действительно понял в философии Кьеркегор, и с этого понимания начинается возможность совершенно новой со времен античности философии".

Привычную нам, простроенную на идее исчезающе малого "теперь" концепцию Хайдеггер называет вульгарным временем. Хайдеггеровская философия - это философия именно настоящего времени. Недаром он посвятил столько усилий исследованию времени и вслед за Гуссерлем обнаружил неустранимо-центральное значение структуры настоящего времени и даже настоящего момента (Jetzt) - как и данного места (Da) - для любого воспоминания о прошлом и мышления о будущем.

Выход за пределы настоящего (как к прошлому, так и к будущему) Хайдеггер понимает, прежде всего, как трансценденцию или "эк-стаз". Для него время - это чистая экстатичность соответствующая пониманию бытия как чистой трансценденции. Трансценденция же понимается как преодоление, прохождение

сквозь сущее, прорыв к сущему.

Настоящее не тождественно современности, но в качестве основополагающего определения горизонтообразующей схемы этого экстаза она (современность) участвует в создании полной временной структуры настоящего. [Экзистенциальная философия есть секуляризованное христианство. Хайдеггер отвечает: решающий момент при этом - куда (wohin) именно секуляризируют мышление, т.е. откуда именно принимается оно на службу!] Соответственным образом обстоит дело с экстазами будущего и прошлого. Экстаз настоящего в единстве с экстазами будущего и прошлого проецирует подручность как таковую на горизонт современности.

Можно разделить все происходящее на явления и события обозначив как явление то, что происходит в силу некого скрытого детерминистического закона, как его частное проявление, пример, иллюстрация; тогда под событием мы будем понимать автономный акт, осуществляющийся в себе и из себя, как нечто уникально-неповторимое и необратимое. Тогда движение атома по заданной траектории - явление, клинамен - событие.

В ФИЗИКЕ

Парадокс времени не был осмыслен вплоть до второй половины Х1Х века. К тому времени законы динамики давно воспринимались как выражающие рациональный идеал объективного знания. А поскольку из этих законов следовала эквивалентность между прошлым и будущим, всякая попытка придать стреле времени некое фундаментальное значение наталкивалась на упорное сопротивление как угроза идеалу объективного знания.

Однако, на протяжении практически всей истории западной мысли в ней периодически возникал один беспокоящий вопрос. Как возможно, что-либо новое в мире, управляемом жесткими детерминистическими законами?

Подобное разделение влечет за собой основательный пересмотр самого понятия "закона природы".

В классической динамике существует т.н. "задача трех тел", считающаяся неразрешимой. Тем не менее, неразрешимость ее обычно считается чисто технической. Однако в последнее время признано, что сами динамические системы не являются одинаковыми. Их можно подразделить на устойчивые и неустойчивые (хаотические).

Пример устойчивой системы: маятник, гироскоп и др. Но существуют и системы иного рода, для которых описание в терминах траекторий является неприменимым, поскольку первоначально близкие траектории экспоненциально расходятся, и тогда поведение таких систем становится непредсказуемым (и необратимым).

В случае хаотических систем вероятностность их поведения выступает не результатом нашего незнания, а выражением хаотичности их собственной природы их "повышенной чувствительностью к начальным условиям".

В традиционном понимании законы природы были законами, описывающими замкнутую детерминистическую Вселенную, в которой прошлое и будущее считались эквивалентными. Именно в формулировке таких законов видели триумф человеческого разума, проникшего за кажимость внешних изменений к их внутренней причине. Но именно этот подход привел к середине ХХ века к отчуждению фундаментальной физики, продолжавшей мыслить в терминах классических законов, от всех остальных наук, признававших событийный характер исследуемых процессов (история).

Для хаотических систем прошлое и будущее становятся неэквивалентными. Мы понимаем теперь, что детерминистические, симметричные во времени законы соответствуют только весьма узкому кругу частных случаев (или весьма сильным абстракциям). Они верны только для устойчивых систем, т.е. для систем весьма ограниченного класса или сводимых к ним. Что же касается несводимых, хаотических систем, признание их приводит к совершенно иной концепции "открытого мира", в котором в каждую минуту вступают в игру новые возможности.

Для устойчивых систем уравнения движения, а также их решения симметричны во времени. Для неустойчивых систем возникают два семейства решений с нарушением симметрии во времени. Это нарушение симметрии играет центральную роль в решении парадокса времени: природа менее симметрична чем это представлено в уравнениях классической физики.

Будущее при таком подходе перестает быть заданным; оно не заложено больше в настоящем (как и прошлое не "снято" в нем). Мир процессов, в котором мы живем, и частью которого являемся, не может более отвергаться как видимость или иллюзия, определяемая нашим ограниченным способом наблюдения.

Во второй половине Х1Х века возникли две концепции времени, соответствующие противоположным картинам физического мира. Одна из этих концепций времени восходит к динамике, основы которой были заложены в ХУ11 и ХУ111 вв., другая к термодинамике, возникшей в Х1Х веке.

С точки зрения классической динамики время отнюдь не означает становления. Подобно идеальному объекту - маятнику без трения, совершающему незатухающие колебания вокруг положения равновесия, мир, управляемый законами классической динамики, постоянно подтверждает свое неизменяющееся тождество. С другой стороны, термодинамическая Вселенная неуклонно движется к тепловой смерти (затуханию колебаний маятника), нивелируя все различия. Возникло столкновение теорий: обратимые во времени законы классической динамики против второго начала термодинамики, связанного с необратимой эволюцией к равновесию.

Эквивалентность между прошлым и будущим, которой неявно руководствовались Галилей и Гюйгенс, была явно сформулирована Лейбницем в виде его знаменитого "Принципа достаточного основания". Этот принцип утверждает, что в природе "полная причина" любого превращение эквивалентна его "полному следствию". Этот принцип утверждает нечто большее, чем простая констатация детерминистической связи между причиной и следствием. Эквивалентность (полная) между причиной и следствием является не какой-нибудь второстепенной особенностью классической динамики, а ее важнейшим исходным пунктом. Сформулировав первый закон классической физики (закон свободного падения тел) Галилей постулировал, что тело, скатывающееся по наклонной плоскости без трения, приобретает скорость, достаточную для того, чтобы снова набрать первоначальную высоту (вот вам и обратимость).

История физики от Галилея до Лагранжа подтвердила взгляды Лейбница, видевшего в эквивалентности причин и следствий фундаментальную основу классической динамики. К концу Х1Х века было осознано, что эквивалентность причин и следствий = обратимости времени. Рассматривая, скажем, поведение газа в замкнутом объеме в терминах траекторий его молекул, мы с необходимостью должны будем признать, что, если каждой из них придать противоположное направление, то осуществится в обратном порядке вся последовательность столкновений, что приведет к абсолютно точному воспроизведению начального состояния (то же и по отношению к любой другой системе). Бред какой-то получается!!!

Отрицание стрелы времени стало для большинства физиков символом того, в чем они усматривали высшее предназначение своей науки: достижение безвременного описания реальности за преходящей кажимостью изменения. Наиболее выдающимся представителем такого подхода к физике был Эйнштейн.

Теория относительности Эйнштейна и квантовая механика являются прямыми наследниками обратимых во времени динамических законов. Но с другой стороны, достижения физики последних лет, открытие самоорганизации хаоса, космологической эволюции указывают в направлении физики с ориентированным временем.

Но так ли уж необходимо продолжать связывать этот метафизический выбор с идеалом научного знания? Почему мы должны видеть единственный источник смысла и истины в иллюзорном облике безличного знания, отрезанного от собственных корней?

Проблема реальности неотделима от проблемы человеческого существования (Бор о замке Кронберг и хроники, и Шекспир о Гамлете?).

Законы природы ныне не противопоставляются идее истинной эволюции (возникновению нового). Но для того чтобы это новое могло мыслиться как возможное необходимо соблюдение трех требований:

1. требование необратимости, выражающееся в нарушении симметрии между прошлым и будущим, выражающееся в том, что эволюция (вопреки требованию Лейбница) приводит к исчезновению порождающих ее причин, (система "забывает" о своем исходном состоянии).

2. Необходимость введения понятия "событие" (вместо «явление»?). События не могут быть выведены из детерминистического закона, событие означает, что происходящее не обязательно должно происходить (происходит не с необходимостью).

3. Некоторые события должны обладать способностью изменять ход истории, т.е. имеется механизм, который позволяет усиливать слабые различия и в конце концов приводит к появлению нового.

При исследовании того, как простое относится к сложному, мы выбираем в качестве путеводной нити понятие " аттрактора " т.е. конечного состояния. Идеальный маятник (без трения) не имеет аттрактора и колеблется бесконечно. Реальный маятник останавливается в точке равновесия. Это положение и является его аттрактором. Каково бы ни было первоначальное состояние системы, ее эволюция может быть описана траекторией, ведущей из точки, которая представляет начальное состояние к аттрактору. Т.о. конечная точка - аттрактор представляет собой финальное состояние любой траектории в пространстве.

Но аттрактор может быть больше чем точкой: линией или поверхностью (плоскостью). Полной неожиданностью стало открытие т.н. "странных аттракторов", характеризуемых не целыми, а дробными размерностями. Они являются "фрактальными объектами". (Термин "фрактал" веден в 80-х гг. Мандельбротом, который впервые идентифицировал этот новый важный класс геометрических объектов.)

Фрактал. Как может размерность быть нецелой, т.е. фрактальной? Способ определения размерности: на отрезке длиной 1 см. можно уложить 10 отрезков в 1мм.; на квадрате со стороной 1 см. можно уложить 100 квадратов со стороной 1 мм.; в кубе с ребром в 1см. можно уложить 1000 кубов с ребром 1мм. и т.д. Т.о. размерность геометрического объекта определяется числом "клеток" необходимых для покрытия объекта.

Но объект может иметь "странную" форму и обладать неопределенной размерностью. Разделим линию 0--------1 (ее размер-1) на 3 части и удалим среднюю; каждую из оставшихся частей (их размер 2/3) также разделим на три части и удалим средние (получим размер 4/9) и т.д. Продолжая эту операцию до бесконечности, мы получим "фигуру" из множества "микроотрезков", общей размерностью между 0 и 1. Аналогичным образом можно построить "объемную" (трехмерную) или n-мерную фигуру. (И линейность, и объемность таких фигур будет квазилинейностью и квазиобъемностью). Например, облако нельзя назвать ни поверхностью, ни объемным телом. Это будет нечто промежуточное меду тем и другим с дробной размерностью между 1 и 2.

Открытие аттракторов с фрактальными размерностями позволяет нам перенести новые перспективы, открывшиеся благодаря фракталам их пространства форм в пространство поведения объектов во времени. Аттракторы с фрактальными размерностями порождают такие типы поведения, которые невозможно ни предсказать, ни воспроизвести. В таких объектах сколь угодно близкие начальные условия могут порождать различные направления эволюции.

Когда мы употребляем слова и числа, всегда обладающие конечной точностью, мы неизменно предполагаем, что это употребление является адекватным более чем для одной уникальной ситуации, (всякое слово обобщает), но для множества ситуаций, совместимых с данными словами и числами.

Что же касается систем, чувствительных к начальным условиям, то они не допускают грубого описания в терминах детерминистической причинности: для них невозможно определить класс «сходных ситуаций», в которых сходные "причины" влекли бы за собой сходные следствия (сходную эволюцию).

Таким образом, состояние системы определяется не точкой, а некоторой более или менее широкой областью "облаком" Все точки, принадлежащие к данному "облаку" соответствуют "одной и той же системе", но эти, по существу, ("ансамбли систем") одни и те же системы претерпевают не одну и ту же эволюцию, движутся по разным траекториям, которые со временем расходятся.

Режим называется хаотическим, если расстояние между любыми двумя точками, первоначально сколь угодно малое, экспоненциально возрастает со временем (время Ляпунова).

Время Ляпунова (Пригожин) позволяет нам ввести внутренний "масштаб" времени для хаотических систем, т.е. интервал времени, в течение которого выражение "две одинаковые" ("одна и та же") системы сохраняет свой смысл. После достаточно продолжительного (по сравнению с временем Ляпунова) периода эволюции, память о начальном состоянии системы полностью утрачивается: задание начального состояния не позволяет более определять траекторию (и невозможно вернуться в начальное состояние, память о котором утрачена) [вот эта утрата памяти и есть действительное прошлое! Пока сохраняется обратимость, система живет в настоящем?]

Теперь мы находимся далеко от предсказуемого мира, управляемого точечными аттракторами, которые доминировали в классической науке (частный случай, связанный с абстракциями высокого уровня).

Порядок и беспорядок. Что это такое? На протяжении долгого времени турбулентность в жидкости рассматривалась как образец беспорядка, кристалл же было принято рассматривать как воплощение порядка. Но так ли это? Турбулентная система упорядочена: движения молекул, разделенных макроскопическим расстоянием, остаются коррелированными. Верно и обратное: атомы кристалла колеблются вокруг равновесных положений несогласованным образом (кристалл неупорядочен). Т.е. не существует абсолютного порядка и абсолютного беспорядка и состояния эти равновероятны.

Так в стадии глубокого сна в активности человеческого мозга обнаруживается детерминистических хаос с фрактальным аттрактором в пятимерном пространстве (пять независимых переменных). В состоянии бодрствования конечномерный аттрактор не был идентифицирован. При эпилепсии степень хаотичности снижается до малой размерности (2). Т.о. можно утверждать, что умственный порядок паталогичен, тогда как для нормально работающего мозга характерен, скорее, хаос высокого порядка.

Становление немыслимо без "событий". Существует расхождение между миром классической физики (миром явлений?) и жизненным миром человека (миром событий?). Квантовая механика - промежуточный вариант. Связывая события с производимыми нами измерениями и наблюдениями, она приписывает им субъективный характер.

НАУКА, НАУЧНОСТЬ и др.

Тот образ науки, который делает предметом своей критики Хайдеггер, исходит из возможности полного исчисления природных явлений и распространяет этот идеал также и на сферу наук о духе. Принципы повторяемости, квантифицируемости и прояснения, лежащие в основе такой (позитивистски понимаемой) науки должны обеспечить полное сведение (редукцию) неизвестного к известному (в естествознании) и историчестки уникального к понятному (в истории и науках о духе). Основание такого редукционизма состоит в декартовском (метафизическом) понимании истины, в котором истина смешивается с достоверностью (ясностью и прозрачностью).

В современной науке происходит отделение истины от достоверности. Уже намечаемое Пирсом во второй половине Х1Х века и развиваемой впоследствии Поппером фаллибилистическое понимание науки (которое представляется Хайдеггеру совершенно темным) является всецело как антиплатоническим, так и антикартезианским.

Когда в "Бытии и времени" Хайдеггер пишет, что выше действительности стоит возможность (как якобы неизвестная современной науке, ориентирующейся на действительность [на "наличие"]), он упускает из виду, что именно современная наука, предполагающая оперирование с гипотетическим материалом уже тем самым производит отделение истины от достоверности.

В этом случае возможное располагается "выше" действительного ("наличного"), а действительность ("наличность") как просто случайный фрагмент возможного ему логически подчинена. Иначе и невозможно в науке, которая размышляет над "проектом", "наброском" ("событием") природы [Пригожин]. В таком случае уже преодолена эгоцентрическая установка новоевропейской метафизики, полностью подчиняющая возможное действительному (наличному). А сама действительность в науках, оперирующих гипотетическим, уже не рассматривается как предданная, предустановленная, предопределенная (детерминированная) прошлым, в качестве factum brutum. Именно благодаря новому гипотетическому миропониманию разрушается абсолютное господство прошлого над будущими возможностями, а необратимость времени становится неотъемлемым компонентом научного познания (преодоление метафизического образа мира).

Вообще три позиции:

1. Классическая (существует бытие, а становление - иллюзия)

2. Неклассическая (существует лишь становление (а бытие - абстракция) – Гераклит

3. Промежуточная бытие объективно, а становление - есть становление нашего знания неподвижного бытия!

Мы можем предсказать положение земли на околосолнечной орбите на миллионы лет, но не можем дать прогноз поведения человека на неделю. Мы убеждены, что эти исследования приведут к новому облику науки, в центре которой будет стоять проблема становления.

КОНЕЦ

Границы греческого понимания бытия и свойственного ему понимания времени: мгновение стоит вне бытия и вне времени.

Мгновение как моментальное движение не "есть", оно проходит. В "мгновении" временность попадает в поле зрения в таком бытии, в котором прошлое и будущее протекают в настоящем. Где остановлено время, там "теперь" стало "мгновением". Как "остановка" мгновение не есть определение времени, ибо "определение времени состоит в том, чтобы проходить мимо ".

Еще Платон связывал разум и истину с доступом к "бытию", неизменной реальности, стоящей за "становлением". Парадоксальность такой позиции в том, что она принижала жизнь и мысль, неотделимые от становления, противопоставляя их бытию и разуму (как неизменным и вечным сущностям).

Если пользоваться масштабом греческого понятия бытия (быть - быть сущим - быть присутствующим) и если время мыслится как протекание времени, оно (мгновение) не может быть включено, взято ни во времени как протекание времени, ни в бытии как присутствие (Prasenz).

Атом времени - это время, когда ничего не происходит, здесь нет ничего, кроме абстракции длительности: протекает известный временной интервал.

Оно близко также тому пониманию времени, какое нашло выражение в христианской традиции. В раннем докладе о времени как горизонте вопроса о бытии в 1924 г. Хайдеггер обсуждал с этой точки зрения анализ времени у Августина.