Яну Бялоблоцкому в Соколово

[Варшава, между 15 и 22 июня 1826]

Дорогой Ясю!

Не жди в этом письме обычных именинных любезностей, чувствительных излияний, восклицаний, обращений, патетических тирад и тому подобных нелепостей, чепухи, врак и болтовни; это хорошо для тех, которые, по недостатку привязанности, нуждаются в тривиальных выражениях; но тех, кого связывает одиннадцатилетняя дружба, кто 132 раза вместе считал месяцы, начинал 468 недель, 3960 дней, 95040 часов, 5702400 минут и продышал вместе 342144000 секунд, тот не должен даже напоминать о себе, тому не нужно писем с комплиментами, потому что всё равно никогда не напишешь того, что хотел бы.

Итак, приступая ad rem [к делу], начинаю нести чепуху и прежде всего извергну то, чего не могу переварить, то есть что Ваша милость не писала мне несколько месяцев. Почему? Отчего? Cur? Warum? Pourquoi [Почему]?.. Это меня очень злит, и если не наступит исправление, то худо будет. Что я не пишу так часто, это простительно; Ты знаешь, как я, напрягая силы, добиваюсь диплома, но как-то не для пса колбаса (Польская поговорка.); у нас упорно говорят, что я буду одногодником (Курс VI класса Варшавского лицея был двухгодичным; в исключительных случаях можно было после первого же года сдавать экзамены, дающие право на поступление в университет. Ф. Шопен, видимо, не стал их держать, так как 28 июля он вместе с матерью и сестрами Людвикой и Эмилией выехал в Душники; экзамен был назначен на 31 июля.). Ореram et oleum perdidi [потерять труд и масло], если припоминаешь из Tyrocinium [начало, первый опыт] («Tyrocinium» — учебник латинского языка.). Но воркотня ни к чему не приведет, лучше не портить бумагу и вместо неприятных новостей сообщить Тебе приятные. Ессе homo! [се человек; здесь — се мужчина] — вот и человек появился вчера на свет. Линде (Самуэль Богумил Линде (1771—1847) — организатор и ректор Варшавского лицея (основан в 1803 г.), профессор Варшавского университета, замечательный педагог и выдающийся польский филолог, автор пятитомного, сохранившего свое значение «Словаря польского языка» («Slownik Języka Polskiego», 1807—1814); друг семьи Шопена.), Линде получил наследника. Нас всех это обрадовало, — надеюсь, что и Ты разделишь нашу радость. В наших казармах (Во времена короля Станислава (1764—1795) во флигелях рядом с Казимировским дворцом размещались казармы Литовской гвардии, а в самом дворце находилась Рыцарская школа (то есть корпус кадетов), отсюда и продолжавшее бытовать название казарм.) что-то часто слышны подобные новости, как Тебе это хорошо известно из прошлого письма.

Упорно говорят, что через две или три недели дадут Фрейшютца. Как мне кажется, Фрейшютц наделает в Варшаве много шума. Вероятно, будет дано не одно представление, да это и правильно. И то уже много, если наша Опера сумеет поставить прославленное произведение Вебера. Однако, принимая во внимание цель, к которой стремился Вебер в Фрейшютце, его немецкую сущность, эту удивительную романтичность, необыкновенно изысканную гармонию, особенно пришедшуюся по вкусу немцам, можно предположить, что варшавская публика, привыкшая к легким напевам Россини, уже с самого вступления, не столько по убеждению, сколько следуя за голосом знатоков, будет хвалить хотя бы потому, что Вебера всюду хвалят... [неразборчиво].

Ессе femina, non homo [се женщина, а не мужчина], у ректора дочка. Ей-богу, вчера говорили, что сын, нынче, что дочка; последние вести, однако, более достоверны. Вчера нас посетил почтенный муж, пан Козицкий, он ставил пиявки одному из мальчиков и много наговорил о каналах пищеводных, жевательных, гортанных, об адамовом яблоке, так как он делал операцию около горла. Он был в цветных чулочках, сапоги et сaetera [и прочее], как всегда, грязные, обычный жилет, зато шляпа новая или, вернее, подновленная. Будь добр, сообщи мне также, получил ли Ты ноты. Правда, я не послал Тебе своих пустяков, но зато вальсы Александра Рембелиньского должны Тебе понравиться, а если какой-нибудь из них покажется Тебе сначала слишком трудным, Ты только начни хорошенько шевелить своими заржавевшими пальцами (потому что Ты, наверное, в Бишоффсвердере совсем не играл) и увидишь, что они достойны Твоей особы, то есть так же хороши, как Ты. Не подумай, что последний период я написал в манере Плиния (То есть в панегирическом стиле; Кай Плиний Младший (62—113) произнес известную похвальную речь в честь римского императора Траяна.), привычка много значит, и пес иногда кажется красивым своему пану... Хахаха... что за метаморфоза: пан [стал] псом, а пес паном!.. но это только на миг, так как нет пса более верного, чем я. Подбельскому лучше, хотя после своего несчастного случая ему еще раз пришлось пережить порядочный испуг; приблизительно месяц тому назад, идя как-то по Козьей ули [це], я увидел, как опрокидывается извозчичья пролетка, подбегаю и нахожу на земле Подбельского, который в первый раз выехал из дому, чтобы подышать чистым воздухом; к счастью, с ним кто-то был в экипаже и насилу пересадил его, наконец, в другой.

Если бы Ты знал, какие перемены в нашем Ботаническом саду, то Ты бы схватился за голову. Таких понаделали клумб, дорожек, плантаций, кустов и т. д., что войти приятно; особенно хорошо, что у нас есть от него ключ. Если мой почерк Тебе покажется немного странным — не удивляйся, я нездоров. Если ничего не найдешь о каникулах, не удивляйся, так как об этом напишу Тебе в следующем письме. Если не посылаю Тебе своих клавицимбальных (То есть фортепианных.) бредней, не удивляйся, ибо таков уж я. Если ждешь, наконец, пожеланий от наших, то читай, что следует дальше. Мама, так же как и Папа, так же как и сестры, и знакомые, велит мне присоединить их искренние пожелания. Только Людвика ничего Тебе не желает, потому что она вот уже скоро две недели... сидит в деревне у пани Скарбек (В Желязовой Воле у гр. Людвики Скарбек, крестной матери Людвики Шопен.)... Ждем ее сегодня или завтра. Домович был третьего дня в Варшаве. Живный здоров. Пани Декерт нездорова. Особенно сердечно Тебе кланяется Барциньский. Итак, будь счастлив, дорогой, любимый Ясю, жду письма. Сердечно обнимаю.

ФФ. Шопен.

Твоему Папе почтение от всего дома.

Панну Констанцию поцелуй от Детей в губки, а от меня — в ручки.

Если увидишь Шафарню, Плону, Гульбину, Радомин, Орнувек (Деревни, расположенные по соседству с Соколове.), то вспомни меня, взгляни на картофель и с грустью произнеси: «Сюда отважный некогда вторгся на коне и здесь Крапоцка [?] пришла ему на помощь».