Юльяну Фонтане в Париж

[Ноан.] Вторник [24 августа 1841]

Мой Милый.

Я получил сегодня Твое письмо, в котором Ты мне пишешь о Трупена. Благодарю Тебя, следовало [получить] 300 [франков]. Благодарю Тебя также за Альбрехта. Ты, вероятно, уже получил мое письмо к Бонно. Вероятно, уже узнал, франкируются ли письма в Вену? Или, если Дессауэр приехал, посоветуйся, каким образом нужно отдавать на почту мое письмо к Мекетти. Это денежное дело, и поэтому я бы не хотел, чтобы письмо пропало где-нибудь в Австрии; Ты ведь знаешь, как я люблю писать. Предлагаю ему новую рукопись (род полонеза, но скорее фантазия) (Полонез fis-moll, op. 44.). Это первое. Теперь другое. Побывай у Рота с письмом, которое прочитай прежде, чем запечатать. Он живет на улице Neuve dе [s] Маthurins (рядом с Тобой), в одном из новых домов на улице Montblanc. Знаешь, если идти от Тебя налево, тот дом с великолепными воротами, в которые въезжают наискось, номер 6-й или 10-й. Так вот, в первом подъезде от ворот на антресолях живет доктор Рот. Если он Тебе скажет, что может раздобыть для меня токайского, то узнай почем и сейчас же напиши мне. Я пошлю Тебе денег и инструкцию, как отправить это токайское в Марсель. Ты добрая душа и энергичен, вот почему я и обременяю Тебя поручениями. До сих пор Ты всё для меня делал великолепно. Только сегодня я прочитал в Твоем письме одну вещь, которая мне была откровенно неприятна (но догадаться об этом Ты никак не мог!!), — это то, что Ты дал Антку мой бюстик. Не потому что он у него, не потому чтобы он мне был нужен или чтобы я им дорожил (не надо даже заказывать Дантану другого), но потому что если Антось взял его в Позн[ань], то там будут новые caquets [сплетни], а у меня их и так достаточно. Если я не обременял Антося никакими поручениями, то именно поэтому, ведь разве могла быть лучшая оказия? Но видишь ли, Антось не понял!!! А если к тому же еще скажет своей Панне! Ты-то понимаешь! А каким странным покажется Родителям то, что не они первые получат этот гипс. Они не поверят, что не я дал ему. В доме Антка я значусь не только как пианист (Намек на отношения с Марией Водзиньской.). Некоторые особы поймут это иначе. Ты их не знаешь! Ко мне сюда всё это вернется retro [обратно] в другом свете. Это вещи очень деликатные, которых не надо касаться. Так уж случилось. Пожалуйста, Милый, не говори никому того, что я тут написал; пусть это останется между нами. Если я не вымарал, то потому, что Ты меня поймешь. Не упрекай себя ни в чем. Люби меня и пиши. Если Антек еще не уехал, оставь, пожалуйста, всё так, как есть, а то будет еще хуже: он расскажет всё это панне де Роз[ьер] (Антоний Водзиньский флиртовал с М. де Розьер.), так как он честный, но слабый! а она бесцеремонна и охотно показывает свою intimité [близость] с ним и охотно вмешивается не в свои дела, — размажет и из мухи сделает вола, как это уже было не раз. Это (между нами) несносная свинья, которая удивительным образом подкопалась под мой забор и роется и ищет трюфелей между розами. С этой особой лучше не связываться, потому что, к чему бы она ни прикоснулась, она проявляет неслыханную нескромность. Словом, старая дева. Мы, старые холостяки, гораздо лучше. Узнай у славного Шарля, с какого времени он ко мне поступил, и я очень охотно дам ему свидетельство. Скажи ему теплое слово, Ясю я напишу. Обними его. Люби меня.

Твой Ш.

Почтовый штемпель: «La Châtre, 25 Août 1841».

ЮЛЬЯНУ ФОНТАНЕ В ПАРИЖ

[Ноан, 1 или 8 сентября 1841]

Мой Милый.

Благодарю Тебя за покупку у Рота; 200 бутылок для меня слишком много. — Прошу прощения за Твои разъезды и посылаю рекомендацию Шарлю, который называется Л у и. — Вероятно, Ты уже получил ответ из Гамбурга. Если будешь посылать Весселю, напиши ему заодно, не хочет ли он новый Полонез, тот, что я пошлю в Вену. Напиши тоже словечко о том, что делает Ясь. — Я напишу ему. Пусть и он мне напишет. Обними Альбрехтов, Лео, если увидишь, Алькана также.

Твой Ш.

Среда