2018-03-09
146
Основной вопрос: стоит ли жить? В чем ценность жизни? И как это решать в катастрофическую эпоху? Он пишет о государстве, революциях, войнах, индустриализме как человек ХХ в., видит, что в ХХ в. достоинство человека и все святыни попираются, что государство стремится поработить человека, отдать его на нужды войны, уничтожить все высшее в человеке. Происходит наглое и преступное торжество государства как земного бога, который находит множество поклонников. Не так понимали роль государства христианские мыслители раньше, когда оно еще хоть в чем-то было защитником закона и добра. В ХХ в. государство воинственно утверждает свою безбожную и богохульную власть вопреки всем святыням и всем ценностям. Оно очень напоминает апокалиптического Зверя. Быть или не быть человеку?
Только христианство дает единственное положительное решение вопроса о смысле жизни. В любых страданиях смысл в жизни есть и не может быть уничтожен никакими силами этого мира.
Следует «верить в победу жизни над величайшей мукой, верить в упразднение смерти, иначе говоря, — в преображение самого Креста из пути смерти в путь жизни. Изо всех религий одно христианство дает и утверждает положительное решение этой задачи. Оно одно дает, стало быть, положительное решение вопроса о смысле жизни. — Мало того, это единственно возможное положительное решение. — Мы должны или принять именно решение или отчаяться в смысле жизни. — Нам не уйти от этой неотвратимой дилеммы: или в мире нет смысла и нет Бога, или же Бог должен явить Свою победу в средоточии мировых страданий, в скрещении мировых путей. Или нет победы смысла над бессмыслицей, или есть подлинная, всему миру явленная победа на Кресте».
«Вольная страсть Богочеловека и воскресение как ее последствие — вот то единственное в мире откровение мирового смысла, которым этот смысл может быть удостоверен. — Роковое отделение мира от Бога — вот в чем неправда его существования».
Смысл мирового бытия, состоит в собирании всего мира как храма Божия, космоса твари вокруг святого человека, предстоящего перед Богом, вопреки всему безобразию, которое творится в нашем мире.
24. «Софиология» Сергея Николаевича Булгакова (1871‑1944) и ее оценка
Чтобы заниматься софиологией, нужно иметь определенное умонастроение, связанное, судя по всему, с духовным опытом переживания какой-то очень тесной связи божественного бытия и бытия природного. Такой опыт не характерен для христианства, как и для ветхозаветного миропонимания; но его часто можно встретить у тех, кто тянется к космизму. Этот опыт явно завораживает и несет в себе тенденцию нейтрализовать библейское чувство глубокой онтологической дистанции между тварью и Творцом. Булгаков, по его собственным признаниям, имел такой опыт, дорожил им и, считая себя последователем Соловьева, вводил его в свою христианскую мысль, корректируя ее так, чтобы иметь с этим опытом полное согласие.
Булгаков также принял и заданную Соловьевым связь Софии с Богочеловечеством, трактуя это как единство Бога со всем тварным миром.
Носитель Софии в мире — человек; он же — ее орудие. Человек, считал он, не оторвался от софийного корня, несмотря на то, что грехопадение вывело его из первоначального софийного единства Бога, человека и мира.
В «Философии хозяйства» София превращается в двуединство Софии Небесной и Софии земной.
«Только в софийности истории лежит гарантия того, что из нее что-нибудь выйдет и она даст какой-нибудь общий результат»
Она названа «четвертой ипостасью» — эти слова он ставит в кавычки, понимая, что им нет места в догматическом богословии.
Она, «приемля в себе откровение тайн Божественных, вносит чрез себя и для себя различение, порядок, внутреннюю последовательность в жизни Божественного Триединства, она воспринимает единое и всецелое Божество как триипостасное — Отца, Сына и Святаго Духа» (2, с. 187-188). А дальше те формулировки, которые часто цитируют оппоненты: «Как приемлющая свою сущность от Отца, она (София. — Л.В.), есть создание и дщерь Божия; как познающая Божественный Логос и Им познаваемая, она есть невеста Сына (“Песнь Песней”) и жена Агнца (Новый Завет, Апокалипсис); как приемлющая излияние даров Св. Духа, она есть Церковь и вместе с этим становится Матерью Сына, воплотившегося наитием Св. Духа от Марии, Сердца Церкви, и она же есть идеальная душа твари, красота. И все это вместе: Дочь и Невеста, Жена и Матерь, триединство Блага, Истины, Красоты, Св. Троица в мире, есть божественная София. Вторая Ипостась, Христос, преимущественно обращен к Софии, ибо он есть Свет мира, Им же вся быша (Ин. 1), и, воспринимая лучи Логоса, сама София становится Христософией, Логосом в мире и, как Он, любима в Отчей ипостаси, изливающей на нее дары Св. Духа» (2, с. 188).
Возражения на концепцию Булгаков дали митр. Сергий (Страгородский) и В. Н. Лосский, а из Зарубежного Синода — архиеп. Серафим (Соболев), константировавший: «В гностицизме и находится самое главное основание для учения о Софии прот. Булгакова и свящ. Флоренского» (21, с. 508). В книге «Спор о Софии» (8) содержится свод аргументов против софиологии Булгакова.
Прежде всего, у Булгаков явно не хватает апофатической строгости. Она означает максимальную осторожность в высказываниях о Боге, так что всякий, кто пытается выразить таинственность божественной жизни в виде Софии или чего-то другого, нарушает баланс между апофатическим и катафатическим богословием, достигнутый в церковном догматическом учении.
Булгаков проявил избирательное отношение к Преданию, он охотно ищет в нестрогих текстах древнехристианского периода рассуждения о том, что между Богом и миром есть посредство или посредники. София и есть такой посредник. Там, где ищут посредства, там и появляется гнозис.
