Запольский Сергей Васильевич 12 страница

133

Дискуссионные вопросы теории финансового права

тия. Преобразование отношений собственности ставит носителя публичной власти перед субъектами хозяйственного оборота в по­ложение управомоченного по закону и по закону же обязанного, но никак не носителя абсолютной априорной власти, как это было прежде. Финансовые обязательства в этом смысле — альтернатива подчинению как характеристика механизма осуществления власт­но-имущественных отношений.

Только приверженностью к прежней философии правового ре­гулирования финансовых отношений объясняется стойкая реакция невосприятия этой ценной юридической конструкции, имеющей очень мало общего со своей «цивилистической сестрой». Как мне представляется, насущной необходимостью становится дальнейшее углубление научных представлений об институтах финансовой сис­темы в свете теорий финансовых обязательств. Только одна иллюст­рация: в условиях, когда значительная часть федеральных налогов являются регулирующими доходами бюджета, должнику противо­стоят два или даже три кредитора (Федерация, субъект Федерации, муниципалитет). Однако удовлетворение интересов региона от ре­гулирующих налоговых поступлений целиком зависит от эффектив­ности действий Федерации по администрированию соответствую­щего налога, так как регионы лишены возможности выступать па­раллельным кредитором. Налицо существенное умаление прав регионов и муниципалитетов, требующее законодательной коррек­ции¹.

Как правовое явление система финансовых обязательств, про­сматривающаяся в современном российском праве, входит в ком­плекс правовых средств регулирования финансовых отношений. Несомненно то, что в обязательства государство вступает в ином ка­честве, нежели полновластный суверен. Схема формирования фи­нансовых обязательств может быть представлена как последователь­ные этапы правового воздействия, а именно: 1) формирование пра­вового поля; 2) создание закона; 3) инициирование возникновения имущественных отношений в обязательственной форме; 4) финан­совый контроль и юрисдикционная деятельность с целью обеспече­ния исполнения принятых финансовых обязательств. Нельзя не за­метить, что, хотя государственное участие присутствует на каждой стадии, роль государства при этом не может быть одинаковой и ха­рактеризуется следующими чертами: на первом — олицетворение публичной власти с функциями законодателя и администратора; на

¹ См.: Рекомендации парламентских слушаний в Совете Федерации Феде­рального Собрания Российской Федерации / В сб.: Налоговое законодатель­ство Российской Федерации: проблемы субъектов Российской Федерации. — М., 2006.

134

Глава девятая. Финансовое обязательство

втором — носителя собственного имущественного интереса и на третьем — гаранта законности складывающихся имущественных от­ношений.

В науке финансового права эти особенности нередко упускают­ся из вида. Так, Л.Л. Бобкова считает, что «специфика содержания правомочий собственника в финансовом праве раскрывается в том, что органы государственной власти реализуют полномочия пользо­вания и распоряжения одновременно... Поэтому в финансовом пра­ве такие правомочия собственника, как пользование и распоряже­ние, сливаются»¹. Помимо попутного замечания о неотносимости вопросов собственности к финансовому праву, трудно пройти мимо попытки демонизации государства путем признания за ним таких полномочий, которыми ни один из известных субъектов этого права не в состоянии обладать — финансовой правоспособностью, дее­способностью, деликтоспособностью², причем одновременно и, очевидно, односубъектно.

При всей нашей недоверчивости к власти необходимо признать, что органы государства и государство — не одно и то же, что орган государства дистанцирован от государства прежде всего своей ком­петенцией и правоспособностью и что, наконец, орган государства способен нести ответственность перед государством и другим орга­ном государства. Орган государства, в принципе, может быть наде­лен достаточно своеобразной правосубъектностью и не подпадать под массово применяющиеся критерии. Очевидно, никогда не умолкнут теоретические и иные споры вокруг правового положения Банка России, Агентства по страхованию вкладов, Казначейства Российской Федерации, коммерческих банков с доминирующим государственным участием и других нетипичных субъектов права финансового. При внимательном изучении что-то схожее можно найти и в полномочиях финансовых, налоговых органов и органов управления внебюджетными фондами. Роль кредитора в финансо­вых обязательствах, по всей вероятности, и есть то общее, что ха­рактерно для правового положения названных органов государства. Государственный интерес в приобретении, отчуждении или ином использовании имущества (в денежной форме), будучи опло­дотворенным путем учреждения специализированного органа госу­дарства и наделения его соответствующими полномочиями, ста­новится правом кредитора или обязанностью должника с коррес-

¹ Бобкова Л.Л. Государство как особый субъект финансового права. Рос­
сийское правовое государство: итоги формирования и перспективы разви­
тия. — Воронеж, 2003. — С. 9.

² Там же. - С. 11.

135

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава девятая. Финансовое обязательство

 

пондированными им, соответственно, обязанностью или правом контрагента в рамках финансового обязательства. Как налоги в по­литическом смысле конституируют государство, становясь его ро­довой функцией, так и налоговые обязательства, будучи исходным первичным видом финансовых обязательств, так или иначе модели­руют всю систему их разновидностей. Поэтому налоговое обязатель­ство может рассматриваться как начальный вид финансовых обяза­тельств, давший жизнь целой группе доходных обязательств, таких как сбор, государственная пошлина, таможенная пошлина, неналого­вые доходы бюджета, отчисления во внебюджетные фонды. Речь идет о значительной по составу группе отдельных финансовых обяза­тельств с единой экономической задачей — обеспечением мобили­зации доходов в бюджет и иные публичные финансовые фонды. Противоположными являются финансовые обязательства рас­ходного типа — ассигнования бюджетным учреждениям, средства на оплату товаров, работ и услуг по государственным и муниципаль­ным контрактам, трансферты для производства выплат гражда­нам, инвестиции в уставные капиталы существующих или создавае­мых государственных организаций и т.д. Их типология менее ясна и довольно подвижна, однако это не препятствует объединить все обязательства расходного типа в одну общую категорию — расход­ные обязательства.

Значительная по размерам группа финансовых обязательств не поддается отнесению ни к доходным, ни к расходным обязательст­вам. С некоторой долей условности возможно объединение их в третью группу — защитные финансовые обязательства — страховые платежи, межбюджетные трансферты, государственные займы, ре­финансирование коммерческих банков, бюджетные кредиты, создание резервов и депозитов.

Интегрирующим фактором для объединения этих весьма разных по экономической и правовой природе институтов может служить присутствие встречного удовлетворения, эквивалентность. Но это встречное удовлетворение (что вовсе не присуще первому и второму типам финансовых обязательств) имеет косвенный характер, ибо преследует цель защиты стабильности в проистекании того процес­са, во имя которого соответствующие финансовые обязательства возникли. А поскольку экономические процессы и ценности, полу­чающие защиту, определить односложно подобным путем крайне трудно, предоставлю слово А.И. Худякову по поводу особой экви­валентности страховых обязательств: «Страховая выплата страхов­щика не есть возврат страхователю его платежа в виде страховой премии... Страховая выплата представляет собой реализацию стра­ховой услуги, оказываемую страховщиком страхователю и оплачен-136

ную этим страхователем»¹. Есть смысл, не вдаваясь в теоретический спор с А.И. Худяковым о существе страховых отношений вообще, согласиться с ним в том, что эквивалентность страхового обязатель­ства коррелированна стоимостью страховой защиты. То же самое можно сказать и о других институтах, входящих в данную группу финансовых обязательств.

Изложенное выше пока не более чем предположение о возмож­ностях систематизации финансовых обязательств. Общественное мнение, устойчиво свидетельствующее о несовершенстве бюджет­ного, налогового, банковского и иного финансового законодатель­ства, отражает объективное положение вещей в этой области: фраг­ментарность, пробельность законодательства, наличие многих логи­ческих ошибок и т.д. В теоретическом смысле объяснение этому — стойкий эмпиризм законодателя, его нежелание конструировать правовое регулирование финансовых отношений заранее, а во мно­гих случаях — желание оставить те или иные вопросы вообще нере­шенными. Из многих подобных вопросов, обсуждаемых и теорети­ками, и широкой аудиторией, упомяну отсутствие законодательного решения вопроса о минимальном возрасте гражданина для возник­новения налоговой правосубъектности. Что это — пробел или непо­нимание существа налоговой обязанности, возлагаемой на гражда­нина, а не на его доход, что вообще-то невозможно?

Тенденция одушевления доходов, имущества характерна для действующего финансового законодательства. Иначе чем объяс­нить, что к обязательному страхованию гражданской ответственно­сти привлекается не владелец автомобиля, а само транспортное средство? К сожалению, список курьезных примеров почти беско­нечен...

Еще более актуальным видятся проблемы формализации систе­мы финансовых обязательств в бюджетной сфере, где до сих пор су­ществуют «черные дыры», куда проваливаются средства бюджета при всей внешней обоснованности и законности ассигнований.

Поэтому концепция финансовых обязательств только внешне выглядит абстрактно академической. В действительности, по моему мнению, это ключ для решения ряда практических проблем финан­совой жизни государства, среди которых: существенное повышение качества финансового законодательства, создание эффективной финансовой администрации и, наконец, принципиальное совер­шенствование системы средств защиты прав и законных интересов участников финансовых отношений юридическим путем.

Худяков А.И. Страховое право. — СПб., 2004. — С. 61.

. 137

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Здесь не обойтись без еще одного примера. Эволюция правовой конструкции НДС за годы с его введения привела к перерождению этого источника доходов бюджета в налог на выручку коммерческих организаций; сложность и противоречивость его взимания обраща­ет НДС в субъективно взимаемый налог, а возврат НДС в установ­ленных законом случаях затягивается на продолжительное время, в отдельных случаях — до года. Налицо не только дефекты законода­тельства или правоприменительной практики, но и несостоятель­ность самой идеи внедрения НДС как стимулирующего производст­во налога. Между тем от Правительства одна за другой идут инициа­тивы по ремонту и подкрашиванию этого «сгнившего корабля», хотя замечено, что отмена НДС и замена его налогом с тем же нало­говым бременем, но юридически более простым (например, нало­гом с продаж), позволили бы резко оздоровить ситуацию в области налогового администрирования и контроля. Дело за малым — тео­ретически обосновать возможность и целесообразность отмены НДС, ставшего, ко всему прочему, надежным доходным источни­ком для разного рода коррупционеров от финансов...

Все вышеизложенное в отношении концепции финансовых обязательств может привести к выводу о существовании единой мо­дели регулирования имущественных отношений, складывающихся в ходе осуществления финансовой политики государства. Эта еди­ная модель способна адаптироваться и модифицироваться приме­нительно к конкретным условиям и обстоятельствам ее примене­ния. За долгие годы, пожалуй, впервые в отечественной практике правовые ценности в этой области получают приоритетное внима­ние и приоритетное развитие. Эта тенденция нуждается и в полити­ческой поддержке, и в научном содействии, и в ясном осознании того, что цивилизованные государственные финансы, в конечном счете, значительно более эффективны, чем финансовый произвол, чем бы он ни объяснялся и оправдывался.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ФИНАНСОВОЕ ПРАВО В СИСТЕМЕ РОССИЙСКОГО ПРАВА

Изменение социально-экономической формации, произошед­шее в начале 90-х годов, вызвало бурное и стремительное развитие прежней «юридической Золушки» — финансового права. В кон­траст с прошлым длительным периодом за короткое время разрабо­таны и получили высшую юридическую силу — силу Закона многие финансово-правовые акты, естественным путем объединившиеся в крупный законодательный массив — едва ли не ведущий в системе законодательства России. Значительно увеличилось число научных публикаций по финансовому праву, активно формируется нацио­нальная концепция правового регулирования финансовых отноше­ний; выросло общее число научных и научно-педагогических работ­ников, занятых в этой области, возникла целая сеть кафедр финан­сового права в вузах (иных специализированных подразделений). Наука финансового права приобрела интеграционный характер во взаимодействии стран — участниц СНГ. В ряде государств — быв­ших союзных республик проблемы финансового права исследуются и получают законодательное и правоприменительное решение с учетом экономических и политических особенностей, что создает солидную базу для сравнительного правоведения. Трудно назвать другой элемент правовой системы России, на котором столь сильно отразились бы произошедшие в стране изменения.

Проблемы современного финансового права — во многом про­блемы совершенствования российской государственности и ускоре­ния экономического развития. Бюджетное устройство, управление кредитными активами, налоговое регулирование, контроль над ин­фляцией, финансирование социальных проблем, борьба с легализа­цией незаконно полученных доходов, финансовое стимулирование производства, валютные отношения — эти и многие другие болевые точки российской экономической политики нуждаются в финансо­во-правовом осознании и обсуждении.

Это, казалось бы, тривиальное мнение как законодателем, так и правоприменителем не отвергается, но и не разделяется. Возникает порой ощущение, что та или иная финансово-правовая проблема ставится и решается без какого-нибудь учета накопленного веками

139

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава десятая. Финансовое право в системе Российского права

 

опыта применения аналогичных или схожих мер. В самых добрых «шапкозакидательских» традициях нередко возникают законы и со­ответствующие технико-юридические конструкции, которые ниче­го, кроме недоумения, не вызывают. Более того, российский зако­нодатель порой действует, исходя из презумпции, что науки финан­сового права вообще не существует, а проблема поставлена в мировой и отечественной практике впервые. Ясно, что наивность, прощаемая аспиранту, пишущему автореферат диссертации, в руках законодателя становится профанацией правового регулирования. Финансовому праву, как общественному гносеологическому яв­лению (относя сюда как доктрину, так и законодательство и право­применение), свойственны некоторые специфические черты и осо­бенности, выделяющие эту отрасль права и правоведения из общего ряда.

В отличие от многих традиционных и даже новообразованных
                     «отраслей права, возникавших и возникающих как бы явочным по-

рядком — как сублимированный, долговременный опыт осуществ­ления правовой политики и правовой мысли, не имеющих четких границ по времени и пространству (было бы несерьезным, напри­мер, искать момент и место, где и когда зародилось гражданское, уголовное или процессуальное право), финансовое право можно считать вполне рукотворным правом». Как соответствующие собы­тия воссоздаются в ряде исторических источников, возникновение финансового права связано с развитием науки о финансах в середи­не XIX столетия в ряде западноевропейских государств, прежде все­го в Германии. Поскольку финансы имеют производный характер от функций государства, а осуществление этих функций связано с отправлением властных полномочий в формах соответствующих нормативных и индивидуальных правовых актов, финансовая наука неизбежно ассоциируется с финансово-правовыми актами, т.е. фи­нансовым правом. Как об этом пишет А.Н. Козырин: «Существен­ной особенностью генезиса финансово-правовой науки в России является то обстоятельство, что на протяжении всего периода ее становления отождествлялись понятия «финансы» и «финансовое право»'.

В подобных обстоятельствах любая наука обречена восприни­мать волю и мнение власти не столько как требующую осмысления и критической оценки информацию, но, скорее всего, как непрере­каемую научную истину. (Подобное нам хорошо известно из недав­него прошлого всех общественных наук, включая биологию, когда

¹ Козырин А.Н. У истоков финансового права. — М.: Статут, 1998. — С. 14.

140

аргумент «как сказал товарищ...» был способен прекратить любую научную дискуссию.) Практически с возникновения финансовому праву была уготована роль систематизатора мнений власть предер­жащих о должном и надлежащем ведении финансов государства, нежели о применении права в этой области. Можно даже подверг­нуть сомнению этимологическую чистоту применения понятия «право» с прилагательным «финансовое». Во всяком случае, это ка­чественно иное словосочетание, нежели привычные юридическому уху способы обозначения различных отраслей права; в XIX и боль­шей части XX века под финансовым правом понималось преимуще­ственно источниковедение современного финансового права, но не сама отрасль права.

Вышеназванной причиной объясняются старательные уклоне­ния прежних авторов от юридического анализа финансовых отно­шений. Во-первых, практически все они, начиная с В.Н. Татищева, не были юристами в современном смысле и должны быть отнесены к специалистам науки о финансах. Иного и не могло быть, ибо со­стояние законодательства и правоприменительной практики ис­ключало настоящие правовые исследования. Во-вторых, сами про­блемы, ставившиеся Н.И. Тургеневым, И.Т. Тарасовым, И.И. Ян-жулом, И.Х. Озеровым и другими теоретиками прежнего финансового права, имели политический и конституционный ха­рактер в преломлении в финансовую плоскость, нежели конкрет­ный финансово-правовой контекст. Требовать от авторов XVIII — XIX вв. юридического анализа финансовых отношений равносиль­но отнесению Ф.М. Достоевского, автора романа «Преступление и наказание», к специалистам уголовного права. Но факт остается фактом: господствующей с тех времен тенденцией является игнори­рование юридического аспекта финансовых отношений. Достаточ­но сказать, что даже такие ключевые категории, как субъективное право, обязанности, ответственность, почти не используются в фи­нансово-правовых исследованиях. Место субъективного права, субъективных обязанностей, ответственности, вины, юридических фактов, обязательств прочно заняло безликое, юридически несо­стоятельное долженствование, финансовый порядок.

Отсюда еще одна черта и еще один крупный недостаток прежне­го финансового права — почти абсолютная концентрация на вопро­сах государственных доходов. Финансовое право дореволюционной России практически полностью посвящено фискальной деятельно­сти государства; даже бюджетное устройство и бюджетное право, государственный кредит, иные финансовые институты интересова­ли исследователей преимущество по фискальным аспектам.

Не будет преувеличением предположить, что с момента своего зарождения финансовое право имело сугубо служебный характер,

141

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава десятая. Финансовое право в системе Российского права

 

было наукой о госдоходах, противопоставляя общество как саморе­гулирующийся и саморазвивающийся организм государству как но­сителю финансового интереса. Даже И.И. Янжул, отдававший должное науке о расходах государства, считал ее предметом государ­ственного и полицейского права, исключая из состава финансовой науки¹. Для И.И. Янжула финансовое право состоит из: а) доходов от государственных имуществ; б) регалий; в) налогов; г) пошлин; д) зай­мов; е) продажи домен; ж) конфискации². Зададимся вопросом: что являет собой отрасль права и, соответственно, отрасль правоведения, посвятившая себя безвозмездному кредитованию государства?

Движение денежных средств только в одном направлении — от юридического или физического лица к государству (как бы совер­шенно оно ни было устроено) — на мой взгляд, не будучи совмещен­ным с обратным движением — от государства к субъекту права — об­речено на отмирание. Во многом именно крайнему несовершенству правовой организации бюджетного финансирования, не прошед­шей проверки многолетней войной, царский строй обязан своим глубоким кризисом 1916—1917 гг., приведшим к полному краху. Показательно, что задолго до социального коллапса 1917 года его предсказал выдающийся специалист финансового права И.Х. Озе­ров³. Следует предположить, что для финансового права, как и для любой сферы права, имеющей дело с имущественными отношения­ми, тоже свойственна эквивалентно-возмездность, но она реализу­ется не на уровне взаимодействия индивидуалов и их объединений, но на макроправовом уровне, в рамках всей системы регулирован­ных отношений.

Представляется, что возобновлению финансово-правовых ис­следований в советские годы с включением в предмет науки всего спектра финансовых отношений, подвергающихся регулированию, а не только государственных доходов, способствовал опыт рефор­мирования финансовых институтов, охватывавший аннулирование всех видов займов, частных предметных учреждений, создание сис­темы бюджетного учета и т.д.⁴.

Можно смело утверждать, что в советский период в стране воз­никло новое финансовое право: настолько серьезно и глубоко была реформирована научная концепция этой отрасли права. Важно под­черкнуть и то, что «разукомплектование» финансового права, выве-

¹ Янжул И.И. Основные начала финансовой науки. — М.: Статут,
2002. - С. 53.

² Там же. - С. 59.

³ Озеров И.Х. Как расходуются в России народные деньги. — СПб., 1911.

⁴ См. Сборник декретов о финансах 1917-1920. - СПб., 1920.
142

дение из его состава той или иной части будет приводить к сомни­тельному позитивному эффекту, но отрицательные последствия в виде потери агрегатированности, единства регулирования всего комплекса финансовых отношений на единой методологической и технико-юридической основе очевидны. Единство финансового права как отрасли права и как науки — выстраданная в долгом раз­витии концептуальная характеристика, относящаяся к системе рос­сийского права в целом.

Вышесказанное вовсе не означает, что в советские годы все в области финансового права стало с головы на ноги. Пожалуй, на­оборот, сохранились и усилились черты субъективизма, односто­ронности, служебное™ финансового права. Это достаточно ясно показал первый советский учебник финансового права¹. Определе­ние финансового права, заключающееся в том, что оно есть сово­купность норм, регулирующих плановое собирание и распределе­ние государством денежных ресурсов в целях построения коммуни­стического общества, сформулированное в 1910 году, продолжает оставаться заданным наперед алгоритмом, воспроизводимым в но­вой редакции в каждом очередном учебнике или научной работе.

Между тем имеет место подмена отношений, которые единст­венно могут служить предметом правового регулирования деятель­ности, преследующей тот или иной результат. В этой трактовке фи­нансовым правом становятся, в сущности, технологические правила функционирования государственного финансового или финансо­во-предметного механизма. «Финансы СССР, — писал В.П. Дья­ченко, — орудие организации, планирования и регулирования на­родного хозяйства, одна из форм воздействия социалистического государства на экономику страны в целях ее коммунистического пе­реустройства...»² Что касается собственно финансовых отношений, то последние, в силу императивности действий государства в этой области, служат всего лишь средством доказывания юридическими и физическими лицами своего деятельного подчинения и покорного выполнения воли государства. Именно поэтому социалистическое финансовое право во многом — инструмент административного подчинения индивидуума воле государства в имущественной сфере.

Как в дореволюционный период и период построения комму­низма, так и в настоящее время остро стоит вопрос о допустимости отнесения создания государственных денежных фондов (ресурсов) и их распределения к предмету финансового права. В сущности, это

¹ См.: Финансовое право / Под ред. М.А. Гуревича. — М., 1940.

² Дьяченко В. П. Товарно-денежные отношения и финансы при социализ­
ме. - М., 1974. - С. 252.

143

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава десятая. Финансовое право в системе Российского права

 

вопрос о первичности курицы по отношению к яйцу или наоборот. Если в дореволюционной литературе данность принималась за существо вещей, то в финансовой советской литературе презюми-ровалось, что поскольку плановые потребности предполагают соз­дание соответствующих фондов в заданном размере, постольку реа­лизация этой задачи автоматически становится предметом финан­сового права. В сущности, это не что иное, как еще одна грань проблемы соотношения плана и права, глубоко исследовавшегося в недалеком прошлом.

Непонятно другое — та легкость, с которой приоритет интере­сов государства (а точнее — доминирование государства как участ­ника финансовых отношений) перешел в систему новых финансо­во-правовых ценностей постсоциалистической эпохи. Поскольку создание любого фонда или резерва предполагает централизацию денежных средств, право на такого рода действия подлежит взве­шенному и лимитированному использованию, а государство не мо­жет неограниченно пользоваться этими суверенными возможностя­ми. Так, установление ставок ЕСН, явно несоразмерных накопи­тельной части трудовых пенсий, и отсутствие реальных гарантий сохранности и целевого использования средств пенсионного фонда объективно препятствуют решению проблемы социального страхо­вания по старости, давно «пройденной» экономически развитыми странами¹.

Примером еще более странного узаконения является глава 13.1 БК РФ о Стабилизационном фонде Российской Федерации, расхо­дящаяся с другими нормами этого же закона и, по сути дела, выво­дящая Стабфонд из системы бюджетных и внебюджетных фондов. Не может не бросаться в глаза, что статьей 96.2 БК РФ введен ис­точник доходов бюджета, не предусмотренный ни Налоговым, ни Таможенным кодексами Российской Федерации — дифференциро­ванная особым способом таможенная вывозная пошлина на сырую нефть.

Проблему создает даже не создание все новых и новых финансо­вых фондов и ресурсов, а наличие у представительных и, особо, у исполнительных органов власти права формировать обособленные от бюджета фонды и определять круг доходных источников для этих фондов. Ведь бюджет и бюджетное право как финансово-правовые институты создавались в Средние века как способ ограничения за-

¹ См.: Абхазова И.Г. Финансово-правовое регулирование деятельности Пенсионного фонда Российской Федерации: пути совершенствования: Авто-реф. дисс... канд. юрид. наук. — М., 2005.

144

просов исполнительной власти, как демократический барьер бюро­кратической алчности и вседозволенности.

Как представляется, право государства на мобилизацию и рас­пределение имущественных денежных ресурсов, пределы использо­вания этой прерогативы и юридические способы осуществления этой деятельности становится наиболее важной финансово-право­вой проблемой, решение которой ляжет в основу современной док­трины финансового права, обращенной к нуждам и запросам ры­ночной экономики.

Новой тенденцией в науке финансового права следует признать стремление к обоснованию возможности разделения финансов и, естественно, финансового права на государственные и частные. Го­рячим сторонником этой концепции является М.Ф. Ивлиева, кото­рая считает: «Частные финансы подчиняются законам рыночной экономики, публичные финансы находятся под воздействием пуб­личной власти, порождаются актами данной власти»¹.

Категория частных финансов существенна и важна, поскольку востребована и сама по себе и для выявления особенностей собст­венно финансов (публичных финансов — по терминологии М.Ф. Ивлиевой). Под частными финансами понимаются буквально мириады различных фондов, находящихся под управлением или в собственности коммерческих и некоммерческих организаций, об­щественных формирований и, с некоторой долей условности, непо­средственно граждан. Отрицать или преуменьшать их значимость в современной экономике будет означать потерю связи с реальной жизнью.

Концентрация денежных ресурсов, капитала во многих случа­ях — единственно возможный путь решения соответствующей эко­номической или социальной задачи. Созидательный заряд несет в себе и юридическая составляющая этого процесса, а именно то, что концентрация денежных ресурсов не приводит к обобществлению капитала, а денежные средства либо сохраняют прежнюю форму собственности, либо переходят под защиту законного правопритя-зания собственника. Речь, естественно, идет о негосударственных пенсионных, инвестиционных, благотворительных пенсионных и иных фондах, о депозитах, трастах и т.д.