Насколько «суров» закон?

(Детерминированность исторического процесса).

    «История восходит от следствия к причине,

а наука движется от причины к следствию»

(П. Лакомб)

«Не в природе имеются две отчетливо различимые

вещи – необходимое и случайное, но в нас самих

присутствует некое градуированное впечатление;

мы противопоставляем необходимое и случайное,

как говорим: холодное и горячее».

(П. Лакомб)

Довольно давно историки пришли к представлению, что в мире ничего не происходит без причины. Появляется так называемая детерминистическая[217] концепция истории. Работа историка представлялась «двухтактной»: «после сбора фактов – поиск причин», – говорил И. Тэн[218]. Еще в ХIХ в. и позитивисты, и марксисты с воодушевлением занимались построением цепочек причинно-следственных связей. При этом первые настаивали, что история должна ограничиться систематизацией фактов, отрицали познавательную ценность философского исследования истории и, признавая причинно-следственные связи, не признавали существование неких общеисторических законов[219]. Марксисты же, напротив, настаивали на существовании не только причинно-следственных связей, но и объективных общеисторических законов. Таким образом, следует видеть разницу между признанием существования в истории причинно-следственных связей и признанием существования в истории законов.

Причины.

Историк естественно должен обращать особое внимание на причинно-следственные связи. Можно предположить, что в истории какое-либо событие или явление происходит вследствие целого ряда, даже множества различных причин. Каждое историческое событие – результат сложнейшего переплетения разнообразных причин. Причины эти разнозначимые, воздействие их разновеликое, и вклад каждой из них различить можно лишь приблизительно, с той или иной долей погрешности[220]. В этой связи историки высказали целый ряд сомнений по поводу познавательных возможностей исследователя. М. Вебер полагал, что даже самому гениальному историку распутать клубок причин до конца едва ли под силу. «Даже описание самого маленького фрагмента реальности никогда не может быть осмыслено исчерпывающим образом. Число и природа причин, предопределивших какое-нибудь единичное событие, всегда бесконечны»[221]. Эту идею бесконечности причин можно выразить по-другому. Если все в мире взаимосвязано, то любое явление будет следствием бесчисленного множества причин: любое явление – следствие состояние Вселенной в предшествующий момент. Что делать в этой бесконечности историку?

Историк при рассмотрении каких-то масштабных явлений или процессов, пытается вычленить «непосредственные предпосылки», историк пытается построить некую иерархию причин. Подобная практика так же вызывает сомнения. Б. Кроче выступает против детерминистской концепции вообще: при выстраивании причинно-следственной цепочки начинается бесконечный поиск причин причин и уже просто не доискаться до «первопричины». Выделение же «непосредственных» или «ближайших» причин – «фиговый листок» исторической науки, так как такое определение крайне субъективно: для «истинных» причин не важно ближние они или дальние во времени или пространстве[222].

С точки зрения формальной логики, иерархии причин вообще быть не может: причина либо есть, либо ее нет, нельзя быть причиной в большей или меньшей степени. Но историки, говоря о причинах, выделяют конечные причины (мотивы и намерения, объективная рациональность и субъективная целерациональность), материальные причины (объективные условия: неурожай, стихийное бедствие и т.д.), случайные причины (результат стечения обстоятельств, «спусковой механизм» первых двух групп причин). Сеньобос, Симиан и М. Блок приводят в качестве иллюстрации этой иерархии один и тот же пример – взрыв мины. Искра – причина случайная, заряд пороха – причина материальная, мотивы взрывающего – причина конечная.

Наконец, помимо того, что лишь приблизительно можно различить индивидуальный вклад той или иной причины, подчас бывает непросто найти, где же собственно причина, а где следствие. (Формирование американской нации – причина или следствие войны английских колоний в Северной Америке за независимость?)

«Причинно-следственный подход присутствовал в исторических сочинениях с момента их появления и всегда выступал в качестве существенного компонента исторического знания. Удельный вес этого компонента сильно варьировался в разные эпохи и от одного исторического сочинения к другому. Своего апогея он достигает во второй половине ХIХ – первой половине ХХ века, после чего его роль начинает уменьшаться, но даже теперь его присутствие в историографии остается вполне ощутимым. При этом, разумеется, причинно-следственный подход к истории может использоваться в качестве основания как презентистского, так и антипрезентистского взглядов»[223].

Законы.

Что такое «закон»? К определению же закона обычно подходят двояко. Под «законом» понимают либо сами объективные связи: «закон - необходимое, существенное, устойчивое, повторяющееся отношение между явлениями»,[224] либо закон только выражает связь между предметами: «закон - положение, выражающее всеобщий ход вещей в какой-либо области, высказывание относительно того, каким образом что-либо является необходимым или происходит с необходимостью».[225] Нам представляется более правильным понимание закона как научного утверждения об объективно существующих связях между явлениями.  При этом историческими закономерностями можно назвать те закономерности, которые развертываются на протяжении какого-то времени. Любой закон является обобщением, т.е. в известном смысле упрощением, закон не возможен без сглаживания индивидуальных различий.

Одни историки подчеркивают, что без законов история (как и любая другая наука) превратилась бы в простую констатацию бесчисленного количества наблюдений. Дело в том, что одних наблюдений недостаточно; ими надо пользоваться, а для этого необходимо их обобщать. Без знания же законов, без обобщений, опирающихся на аналогии не возможно и научное предвидение. Историческими законами можно оперировать, когда важно подчеркнуть преходящий характер какого-то явления, показать, как меняется то или иное явление, как протекает процесс.

Другие историки ставят существование объективных законов исторического развития под сомнение. «С нашей точки зрения не может быть законов истории. Обобщение принадлежит совершенно иному кругу интересов, который должен быть отделен от интереса к отдельным событиям и их причинному объяснению, составляющему дело истории», - уверяет Карл Поппер (о том же, по сути, говорят и Р. Чаркс, Р. Арон, Г. Маркузе, Р. Гароди и др.) «История и закономерность - суть понятия, взаимно исключающие друг друга», - писал Г. Риккерт. Р. Арон метафорически сравнивает историю с игрой в кости: с одинаковой вероятностью выпадает одна из шести граней кубика. Современный французский историк А. Про прямо говорит о том, что в истории нет законов, и мы вообще должны отказаться от иллюзии найти эти законы когда-нибудь[226]. Но это не значит, что в истории нет причин. История «не является ни всецело детерминированной, ни всецело зависящей от случая»[227].

Подобная точка зрения не нова. «Можно предсказать, – писал еще в середине ХIХ века Штейн, – что произойдет, но лишь с оговоркой, что мы не станем заниматься предсказанием каждой вещи в деталях»[228]. Т.е. точный прогноз на основе истории невозможен, но в общих чертах мы все же можем предсказывать развитие событий. О том же писал еще в конце ХIХ века и П. Лакомб. С его точки зрения можно говорить «причина», а можно «условие». Условие же «настоятельно обусловливает, но не предопределяет»[229].

В принципе речь должна идти о том, что законы истории реализуются как вероятности, и мы должны говорить не об «одинаковой вероятности» (Р.Арон), а о «предпочтительности шансов». («Темные, извилистые пути выбирает подчас история, но неизбежно исполняются ее разумные цели, неизменно историческая необходимость вступает в свои права», - писал С. Цвейг). Никакой закон в каждом отдельном случае не проявляется в чистом виде, поскольку любой закон - проявление синтеза общего, а любой случай - неповторимая комбинация общего и частного. Законы действуют, влияя друг на друга: уравновешивая, усиливая, ослабляя. История переполнена событиями и явлениями, которые не вписываются в известные нам законы, которые мы называем случайностями. Каждый конкретный случай проявления закона – неповторимое сочетание данного закона и случайных по отношению к нему вещей. Даже физики с математиками убеждены, что сформулированные ими законы приблизительны: «надо быть постоянно готовым к тому, что более точные изменения заставят нас добавить к нашим формулам новые члены»[230]. Поэтому мы и говорим, что закон каждый раз реализуется как вероятность, что законы не проявляют часто себя наглядно, носят «скрытый» характер. Строго говоря исторический закон должен формулироваться примерно в следующих выражениях: «если однажды условия А, произвело следствие В, то, мало отличающееся от А, условие А-1 произведет следствие В-1, мало отличающееся от В». Таким образом, историю можно образно представить как «сотканное» из законов и случайностей «полотно» времени.

Каким бы убедительным не казался нам тот или иной закон, все же у нас никогда не будет абсолютной уверенности в том, что с его помощью можно точно прогнозировать будущее, что он не будет опровергнут опытом. Другое дело, что вероятность бывает достаточно велика или, наоборот, мала. Ученый напоминает игрока, рассчитывающего свои шансы[231]. Но лучше все же предвидеть без абсолютной уверенности, чем не предвидеть вовсе. Задача же историка и состоит в том, чтобы повысить производительность научного познания, максимально повысить градус вероятности.