Вопросы социологии № 1

Карл Шмитт ПОНЯТИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО Стр. 35-67

необходимым образом должна заменить эпоху войн, как необходимым образом эпоха войн должна была ей предшествовать. Затем следует характеристика обеих эпох: одна старается получить жизненные блага через мирное соглашение (оЫешг <1е §г6 а §ге*), другая — через войну и насилие; второе — это "РпприЫоп 5аиуа§е", первое же, напротив, — "1е са!си1 сдуйй"** Так как война и насильственное завоевание не в состоянии обеспечить приятности и комфорт, доставляемые нам торговлей и промышленностью, то войны больше не имеют пользы, и победоносная война даже для победителя — скверный гешефт. Кроме того, чудовищное развитие современной военной техники (Констан здесь в особенности называет артиллерию, на которой преимущественно основывалось техническое превосходство наполеоновских армий) делает бессмысленным все, что раньше было на войне геройским и славным, личное мужество и радость битвы. Война, заключает Констан, потеряла вследствие этого ныне и всякую пользу, и всякую увлекательность <Ке12>; ГЬотте п'ех!; раз еШгашё а в'у Цугег, ш раг ш1бгё1, ш раг размол**? Раньше воинственные народы подчиняли себе народы торговые, ныне же все наоборот.

Между тем, исключительно сложная коалиция хозяйства, свободы, техники, этики и парламентаризма уже давно разделалась со своим противником, остатками абсолютистского государства, и тем самым потеряла всякий актуальный смысл. Теперь ее место заступают новые группировки и коалиции. Хозяйство уже не есть ео 1рхо свобода; техника служит не только комфорту, но с равным успехом и производству опасного оружия и инструментов; ее прогресс не вызывает ео грзо гуманитарно-морального усовершенствования, которое в ХУШ в. мыслилось как прогресс, а техническая рационализация может оказаться противоположностью экономической рационализации. Несмотря на это, духовная атмосфера Европы и по сегодня наполнена этими истолкованиями истории XIX века и, по меньшей мере до недавнего времени, ее формулы и понятия сохраняли энергию, которая, мнилось, будет жить и по смерти старого противника.

Лучший пример этого в последнее десятилетие — тезисы Франца Оппенгеймера. Оппенгеймер объявил своей целью "искоренение государства". Его либерализм столь радикален, что государство для него должно быть значимо не больше, чем вооруженный конторский служащий. "Искоренение" он тут же и начинает посредством нагруженной ценностями и аффектами дефиниции. А именно, понятие государства должно быть определено через "политическое средство", а понятие (по своему существу неполитического) общества — через "экономическое средство". Но предикаты, которыми затем определяются политическое средство и экономическое средство, суть не что иное, как характеристические описания того колышащегося меж полюсами этики и экономики пафоса, направленного против политики и государства, того пафоса неприкрыто полемических антитез, в которых отражается полемическое взаимоотношение государства и общества, политики и хозяйства в Германии XIX в. Политическое средство есть обмен; это взаимность выполняемой работы и выполнения в ответ на это другой работы <Ье15глт§ шк! Се{геп1е151ипв>, отсюда — обоюдность, равенство, справедливость и мир, наконец, не менее, как "товарищеский дух согласия, братства" и самой "справедливости", напротив, политическое средство есть "агрессивное внеэкономическое насилие", разбой, завоевание и всякого рода преступление. Иерархия ценностей во взаимоотношении государства и общества остается; но в то время как систематизированное Гегелем понимание государства в Германии ХГХ в. еще конструировало высоко стоящее над "животным царством" "эгоистического" общества государство как царство нравственности и объективного разума, то теперь порядок ценностей перевернут и общество как сфера мирной справедливости находится бесконечно выше государства, низведенного до области насильственной имморальное™. Роли поменялись, апофеоз остался. Но ведь это, собственно, недопустимо, и ни в моральном, ни в психологическом и уж менее всего — в научном отношении порядочно применять дефиниции через моральные дисквалификации, противопоставляя хороший, справедливый, мирный, одним словом, симпатичный обмен дикой, грабительской и преступный политике. Такими методами можно было бы с равным успехом, наоборот, определять политику как сферу честной борьбы, а хозяйство — как мир обмана, ибо, в конечном счете, специфика политического не больше связана с разбоем и насилием, чем экономического — с хитростью и обманом. Обмен и обман <Таи»:пеп шиЗ Таия;Ьеп> часто стоят рядом. Господство над людьми, покоящееся на экономической основе, должно именно тогда, когда оно остается неполитическим, оказываться ужасным обманом. Понятие обмена отнюдь не исключает, что один из контрагентов потерпит ущерб и что система взаимных договоров в конечном счете не превратится в систему самого скверного угнетения и подавления.

* получать по взаимному соглашению (фр.)

** дикое побуждение; цивилизованный расчет (фр.)

***

человека больше не влечет предаваться этому ни интерес, ни страсть (фр.)

Вопросы социологии Т. 1 № 1 1992 РгоЫепк о/ ЗосюЬву Уо1 1 № 1 1992

Если угнетаемые и подавляемые в таком положении начнут сопротивление, то, конечно, экономическими методами это для них окажется невозможно. Что обладатели экономической власти назовут тогда всякую попытку "внеэкономического" изменения их властной позиции насилием и преступлением и попытаются ей воспрепятствовать, — это тоже само собой разумеется. Но только вот в силу этого исчезает идеальная конструкция покоящегося на обмене и взаимных договорах и ео 1рзо мирного и справедливого общества. На святость договоров и положение рас(а аип(зепктДа * ссылаются, к сожалению, также ростовщики и вымогатели; сфера обмена имеет узкие границы и свою специфическую область, и не все вещи имеют меновую стоимость. Например, для политической свободы и политической независимости нет справедливого эквивалента, как бы велика ни была сумма подкупа.

С помощью таких дефиниций и конструкций, которые, в конечном счете, лишь кружат вокруг полюсов этики и экономики, государство и политику не искоренить и мир не деполитизировать. Что хозяйственные противоположности стали политическими и что могло возникнуть понятие "хозяйственной властной позиции", только показывает, что точка политического может быть достигнута, исходя из хозяйства, как и всякой предметной области. Под впечатлением этого были сказаны часто цитируемые слова Вальтера Ратенау, что сегодня не политика, но хозяйство является судьбой. Правильнее было бы сказать, что судьбой, как и прежде, остается политика, а новое появилось только то, что хозяйство стало политикой <РоШшт>, и в силу этого — "судьбой". Поэтому также было ошибочно полагать, что политическая позиция, достигнутая с помощью экономического превосходства является (как сказал в 1919 г. в своей "Социологии империализма" Йозеф Шумпетер) "по существу невоинственной". По существу невоинственной, и только по существу либеральной идеологии, является лишь терминология. Экономически фундированный империализм, конечно, попытается ввести на Земле такое состояние, в котором он сможет беспрепятственно применять свои хозяйственные средства власти: эмбарго на кредиты, эмбарго на сырье, разрушение чужой валюты и т.д., — и сможет обходиться этими средствами. Он будет считать "внеэкономическим насилием", если народ или иная группа людей попытается избежать действия этих "мирных" методов. Он будет использовать также более резкие, но все еще "хозяйственные" и потому (согласно этой терминологии) неполитические, по существу мирные средства принуждения, перечисляемые, например, Женевской Лигой Наций в "Основных направлениях" по исполнению Ст. 16 Устава Лиги Наций (пункт 14 решения 2-й Ассамблеи Лиги Наций, 1921 г.): пресечение подвоза продовольствия гражданскому населению и блокада голодом. Наконец, в его распоряжении еще имеются технические средства для насильственного физического убиения, технически совершенное современное оружие, которое, с применением капитала и интеллекта, делается столь неслыханно пригодным, чтобы в случае необходимости его действительно можно было использовать. Для приложения таких средств образуется, конечно, новый, по существу своему пацифистский вокабулярий, которому больше неизвестна война, но ведомы лишь экзекуции, санкции, карательные экспедиции, умиротворение, защита договоров, международная полиция, мероприятия по обеспечению мира. Противник больше не зовется врагом, но вместо этого он оказывается нарушителем мира и как таковой объявляется Ног5-1а-1о1 и Ьогз ГЪшпапйе, война, ведущаяся для сохранения или расширения экономических властных позиций должна быть, усилиями пропаганды, сделана "крестовым походом" и "последней войной человечества". Этого требует полярность этики и экономики. В ней, конечно, обнаруживается удивительная систематичность и последовательность, но и эта система, мнимо неполитическая и, якобы, даже антиполитическая, служит либо существующему или же ведет к новому разделению на группы друзей и врагов и потому неспособна избежать неминуемо следующего отсюда политического <Коп5е^иеп2 йез Ро11йасЬеп>.