Экология языка и культуры

Опубликованные в этом разделе материалы отечественных ученых содержат данные по иностранным заимствованиям в русский язык. Затрагивается вопрос культурного разделения русского народа через иностранные языки и, наоборот, плодотворное влияние французского языка на творчество Пушкина. Также приводится теоретическая работа по лингвистической экологии – новой дисциплины, чья проблематика имеет отношение к культурно-языковым связям.

 

Гак В. Г. Язык Пушкина и французский язык, 2000:

Специалисты, изучавшие жизнь и творчество Пушкина, его язык, не раз отмечали, что связи поэта с культурой и языком Франции были глубоки и разнообразны. Французское влияние на творчество Пушкина несравненно сильнее влияния другой иностранной культуры <…>. Л.В. Щерба отмечал, что основу русского литературного языка составляют, конечно, исконно русские элементы, но к ним добавляются книжные церковнославянские слова, диалектные элементы, иностранная терминология, «совершенно незаметное для невооруженного глаза французское влияние» <…>. В качестве примера последнего он приводил само слово влияние, кальку с франц. influence, и выражение На берегу (пустынных) волн, восходящее, по его мнению, возможно к франц. au bord des ondes. Незаметное у Л.В. Щербы значит не «незначительное», но «то, которое трудно заметить».

О Пушкине говорят, что французский язык был для него вторым родным языком <…>. Ю.М. Лотман считает, что французский язык играл большую роль в творческом процессе у поэта. Пушкин нередко делал заметки, наброски, планы на французском языке, а потом при реальном художественном творчестве переходил на русский. Из этого делается вывод, что Пушкин в ряде случаев думал по-французски: «путь от замысла к тексту был для Пушкина очень часто переходом от французского языка к русскому» <…>. Между тем здесь мы сталкиваемся с любопытным психологическим явлением: нередко человек записки «для себя» оформляет иным способом, нежели текст “для других”. Стендаль в свои заметки и дневники включал фразы и целые абзацы на итальянском и английском языках. Леонардо да Винчи свои заметки и наброски, не предназначенные для опубликования, писал нередко «зеркальным письмом» – справа налево, так что их приходилось разбирать с помощью зеркала <…>. Тут проявляется желание пишущего разграничить в оформлении функционально различающиеся тексты. И то, что Пушкин некоторые первоначальные и предварительные соображения оформлял по-французски, не свидетельствует о том, что этот язык был для него ближе. Тем не менее у Пушкина находят значительное французское влияние. В.В. Виноградов писал в письме к жене от 1 апреля 1927 г.: «Не сомневаюсь и имею доказательства, что пушкинская проза дает яркие отражения французского языкового строя» <…>. Аналогичным образом он оценивал и некоторые произведения Л.Н. Толстого: «...Л. Толстой для меня по своему языку не вполне ясен. Я убежден, что написать статью о языке “Войны и мира” нельзя, не имея под рукой хорошего перевода этого романа на французский язык. Быть может, Вам это покажется странным. Но это – так. “Война и мир” – произведение не русской, а русско-французской культуры языка. И если жизнь моя шла бы лучше, т.е. человечнее, то я прежде всего стал бы изучать русский текст романа параллельно с французским. Я и так, читая, мысленно перевожу роман на французский язык. Но мне эта работа, пожалуй, не по силам. Нужен природный француз, т.е. перевод француза». Здесь В.В. Виноградов высказывает важную мысль о значении изучения переводов для выявления национальной специфики художественной речи и языка в целом. Но в настоящее время незачем переводить Пушкина самим или искать переводчика. Пушкина неоднократно переводили на этот язык (одна "Пиковая дама" была переведена шесть раз), так что исследователь может пользоваться большим материалом. В дальнейшем, следуя пожеланию В.В. Виноградова, мы сопоставим некоторые прозаические произведения Пушкина с их французскими переводами, но вначале следует сказать несколько слов о галлицизмах в пушкинских текстах.

К заимствованиям и калькам из французского языка Пушкин относился «прагматически» – с точки зрения общих потребностей и интересов русского языка и русского общества. Он, разумеется, был против злоупотребления галлицизмами и сам как-то каялся в этом грехе. Но вместе с тем, он признавал и пользу, которые они могут принести языку, обогащая его. Он похвалил П.А. Вяземского, когда тот в одной из своих рецензий заступился за галлицизмы <…>. В своей статье Вяземский писал по поводу возможных нападок некоторых «строгих Аристархов» на стихи Д. Давыдова из-за возможных галлицизмов: «Пусть целость нашего языка будет равно священна, как и неприкосновенность наших границ; но позвольте спросить: разве и завоевания наши почитать за нарушение этой драгоценной целостности?» <…>. Таким образом, Пушкин вместе с Вяземским полагал, что удачное и необходимое заимствование равнозначно обогащению родного языка, расширению его “территории”. Здесь была и другая проблема, которую Пушкин неодократно поднимал в письмах к тому же Вяземскому, к Чаадаеву и в других своих текстах. Как известно, язык самого Пушкина исключительно богат и разнообразен. Только в рассмотренных ниже произведениях мы встречаемся с замечательным образцом крестьянского просторечия («Метель»), с барским просторечием («Пиковая дама»), с картежным арго (там же), с элементами немецкого акцента в русской речи («Гробовщик») и др. Однако Пушкин жаловался, что «ученость, политика и философия еще по-русски не изъяснялись; метафизического языка у нас вовсе не существует» <…>. Метафизическим, как правильно отмечает А. Ахматова, Пушкин называл язык, способный выражать отвлеченные мысли <…>. Одной из задач, которую ставил перед собой поэт, была разработка дискурса любви в русской литературе и в русском языке (вспомним, например: Доныне дамская любовь не изъяснялася по-русски). Становление и развитие любовного дискурса в европейской жизни и литературе заняло много веков. В новой литературе он зародился в Провансе в XII в. не без влияния арабской любовной поэзии, затем был развит поэтами «сладостного нового стиля», писателями Возрождения. Каждое новое направление в литературе (классицизм, сентиментализм, романтизм) добавляло к нему новые краски. Он интенсивно развивался и в русской литературе XVIII в. Любовный дискурс призван был показать, что говорит влюбленный мужчина даме и о даме, какие чувства проявляет дама и что она при этом говорит и т.п. Это шло, разумеется, параллельно с разработкой психологии персонажей. Ахматова посвящает этой проблеме статью, показывая, что Пушкин в ряде случаев вдохновлялся романом Б. Констана «Адольф», который произвел большое впечатление на современников углубленной психологической разработкой любовного дискурса. Она указывает, что некоторые содержательные элементы этого дискурса были освоены Пушкиным, который «черпает из “Адольфа” целый ряд формул... для создания языка любовных переживаний» <…>. Описывая в “Метели” любовное объяснение между Марией Гавриловной и Бурминым, Пушкин сам указывает, что слова Бурмина Предаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно (и далее: ваш милый, несравненный образ отныне будет мучением и отрадой жизни моей) напомнили Маше первое письмо Сен-Пре из романа Руссо «Юлия, или новая Элоиза» <…>. В русском переводе соответствующая фраза звучит так: Мы ежедневно встречаемся, и вы невольно, без всякого умысла усугубляете мои терзания. При сопоставлении текстов Пушкина с их французскими переводами необходимо различать «литературные» галлицизмы, т.е. заимствование, определенных положений, способов выражения чувств, и собственно языковые галлицизмы – заимствованные или калькированные слова, выражения, грамматические формы. Ахматова, наверное, была права, когда писала, что слова Адольфа к его возлюбленной Я должен вас видеть, если нужно, чтобы я жил могли подсказать Пушкину известную фразу Онегина: Я знаю, век уж мой измерен; Но чтоб продлилась жизнь моя, / Я утром должен быть уверен, / что с вами днем увижусь я. Но этих прекрасных с л о в у Констана нет; это творение Пушкина и факт русского языка.

В текстах Пушкина немало языковых галлицизмов, в том числе тех, которые Г.О. Винокур назвал «непроизвольными» <…>. Вот некоторые примеры из тех, что встретились нам при написании данной статьи вне анализируемых переводов. В конце повести «Дубровский» Пушкин пишет: Вдруг три или четыре солдата показались из лесу и тотчас подались назад. Соединение двух числительных союзом или {три или четыре; шесть или семь) – характерный для французского языка способ обозначения небольшого неопределенного количества. По-русски в этом случае обычно обходятся без союза: шестъ-семъ. Никогда не пожертвую искренностию и точностию выражения провинциальной чопорности и боязни казаться простонародным, славянофилом и тому под. <…>. Здесь управление глагола пожертвовать что-л. чему-л. точно воспроизводит конструкцию французского глагола sacrifier qch à qch в значении «приносить что-л. в жертву чему-л.» Встречаются несвойственные русскому языку формы множ. числа, возможные во французском: Его (Радищева) изучения Тилемахиды замечательны <…>. Множ. число изучения воспроизводит, по-видимому, франц, etudes. В названии заметок «Опровержение на критики», откуда взят предыдущий пример, множ. число критики также образовано по образцу франц. critiques. Во французском языке вообще связь между граммемой и лексемой менее жесткая, менее избирательная, чем в русском. Поэтому многие существительные, обозначающие абстрактные, несчисляемые или единичные объекты, могут принимать форму множественного числа; при этом происходит рекатегоризация – переход имени в другую семантическую группу со сдвигом в значении (изучение —> исследования; критика —> критические замечания).

В том же «Опровержении на критики» Пушкин отмечает, что за шестнадцать лет, что он печатался, критики справедливо заметили в его стихах пять ошибок —> <…>. Можно полагать, что две из них (1-я и 4-я в списке Пушкина) были навеяны формами французского языка. В первой ошибке – остановлял взор на отдаленные громады употреблен винительный падеж вместо желательного предложного. Во французском языке вообще не выражается различие между куда! и где! В выборе наречий и предлогов; только глагол своей семантикой показывает различие между направлением и местоположением. Синтагма fixer son regard sur qch «останавливать взор на» не показывает, идет ли речь о направлении или местоположении (пусть даже в переносном смысле). При переводе приходится учитывать это межъязыковое различие и заменять при необходимости глагольное управление. В русском языке встречаются случаи, когда в одной и той же ситуации после глагола перемещения без существенного различия в значении может быть употреблен винительный или предложный падеж: Он сел в первый ряд или в первом ряду. Но выражение останавливать взор на к таким случаям не относится; Пушкин заменил его другим глаголом. В случае 4 поэт употребил форму был отказан вместо ему отказали. Ошибочная форма представляет собой явный галлицизм: франц. refuser (vt) «отказать» при дополнении, обозначающем лицо, значит «не впускать, не принимать кого-л.», а в устаревшем употреблении «не допускать в свой круг». Этот переходный глагол может быть употреблен в пассиве [79-81] <…>.

 

Коровушкин В. П. Основные атрибуты, понятия и термины эколингвистики / лингвоэкологии, 2013:

0. Вводные замечания.

На лингвистической карте современной науки существует актуальная теоретическая «лакуна», еще не «заполненная» наработками, связанными с экологией языка, как новым лингвоантропологическим подходом к изучению сосуществования общества, человека и языка. Очевидно, что созрела научная потребность для оформления новой самостоятельной отрасли языкознании, предварительно обозначаемой терминами «эколингвистика»/«лингвоэкология». Это предполагает разработку ее понятийно-терминологической системы как важнейшего из атрибутов автономной науки. Все это обусловило выбор темы представляемого в данном докладе исследования и его специфику.

В этой связи мы, предварительно, кратко очертим следующие научные атрибуты «экологии языка»: 1) фрагменты из истории становления науки «экология языка», 2) междисциплинарную научную матрицу экологии языка», 3) содержание терминологических наименований науки об экологии языка, 4) определение науки «эколингвистика / лингвоэкология», 5) целевую установку науки «эколингвистика / лингвоэкология», 6) объектно-предметную область науки «эколингвистика / лингвоэкология».

I. Научные атрибуты «экологии языка».

1. Из истории становления науки «экология языка».

1.1.В современном, преимущественно, отечественном языкознании вполне сложилось представление о том, что становление науки об экологии языка базируется на общей экологии, экологии культуры и, далее, экологии слова. Появление во второй половине 19-го века науки «экология», которая и послужила фундаментом для «экологизации» многих междисциплинарных направлений с компонентом «эко» их наименованиях. Сам термин «экология» был предложен в 1866 г. немецкий естествоиспытателем Эрнстом Геккелем. Он определял экологию как науку, изучающую все связи организма с окружающим миром, к которому мы причисляем все условия существования в широком смысле слова, как органические, так и неорганические <…>. Сегодня экология – это совокупность научных направлений, изучающих проблему взаимоотношения живых организмов и образуемых ими сообществ, включая человека и человеческое сообщество, со средой их обитания.

1.2.На этой базе во 2-ой половине XX в. появилась наука «экология культуры», которая и послужила фундаментом для экологии языка. Считается, что этот термин был введен Д. С. Лихачевым для обозначения культурной среды, в которой находится

человек, ее формирования, развития, воздействия на людей и ориентирования на созидание <…>.

1.3.Появление на этой комплексной «экологической» и «культурно-экологической» основе в конце XX в. экологии языка вполне закономерно. Считается, что понятие экологии впервые было применено к языку Айнаром Хаугеном в 1970 г. в его докладе «Ecology of Language» «Экология языка»; отсюда и сам термин <…>. Основная мысль А. Хаугена: языки, как животные и растения, аходятся в состоянии равновесия, конкурируя друг с другом; при этом в своем существовании языки зависят друг от друга, как в пределах государства и отдельных социальных групп, так и в самом сознании человека, владеющего несколькими языками. Отсюда предмет эколингвистики – язык и экология, т. е. «изучение взаимосвязи между языками в уме человека и в многоязыковом обществе» <…>.

2. Междисциплинарная научная матрица экологии языка.

Очевидно, что экология языка формируется в соответствии со сложившейся социально-языковой ситуацией и с учетом возможностей следующих «донорских» наук, которые входят в ее междисциплинарную матрицу:

2.1. Нелингвистические науки: 1) экология: а) биоэкология, б) социоэкология, в) экология культуры, 2) антропология, 3) культурная антропология, 4) этнология, 5) этнография, 6) культурология, 7) этнокультурология, 8) социология, 9) этносоциология, 10) психология, 11) этнопсихология, 12) история народа, государства и этноса, 13) политология.

2.2. Междисциплинарные науки с лингвистическим компонентом: 1) лингвоантропология / антрополингвистика, 2) этнолингвистика, 3) социолингвистика, включая: а) языковую политику и б) языковое планирование, 4) этносоциолингвистика, 5) юрислингвистика, 6) лингвокриминология, 7) психолингвистика, 8) социопсихолингвистика, 9) этнопсихолингвистика, 10) лингвокогнитология, 11) лингвострановедение, 12) лингвокультурология, 13) теория культуры речи.

2.3. Лингвистические науки:1) история языка, 2) дисциплины, изучающие языковые контакты, смешение, гибридизацию, пиджинизацию и креолизацию языков и языковое заимствование, 3) билингвология, 4) ономатология, 5) семантика, 6) стилистика, 7) социолектология, 8) этносоциолектология, 9) социолексикология, 10) этносоциолексикология, 11) социолексикография, 12) этносоциолексикография, 13) жаргонология, 14) арготология, 15) коллоквиалистика и 16) все более частные дисциплины, исследующие отклонения от литературной нормы на всех языковых уровнях и, в первую очередь, нестандартную лексику, фразеологию и паремиологию, которые входят в системы профессиональных, корпоративных и эзотерических субъязыков и социолектов, этносубъязыков и этносоциолектов (которые могут быть локализованными), а также субкультур и этносубкультур, особенно, маргинальных (девиантных и антисоциальных) субкультур и этносубкультур.

3. Терминологическое наименование науки об экологии языка.

3.1.Терминосочетание «экология языка» содержит терминоэлемент «экология», составленный из двух комбинирующих морфем: < греч. οικος ‘жилище, место обитания’ + λόγος ‘учение’.

3.2.Используемые для наименования этой науки производные от терминоэлемента «эко» термины лингвоэкология, или эколингвистика, можно разграничить в зависимости от их структуры, а следовательно, и от того акцента, который передается соположением конститутивных терминоэлементов «лингвистика» и «эко» в соответствующем производном термине, сопровождая это разграничением обозначаемых ими понятий, аналогично принятому в современном языкознании разграничению терминов «социолингвистика» и «лингвосоциология» (социологии языка), в зависимости от того, какие аспекты проблемы «язык и общество» выдвигаются на первый план лингвистические или социологические.

3.1.1.Если в качестве исходного принимаются лингвистические факты языковые знаки, то это социолингвистический подход, при котором регистрируются социально релевантные варианты определенных языковых знаков или их комплексов, а затем на этой основе исследуется их использование соответствующими социальными группами в конкретных ситуациях общения для достижения поставленных коммуникативных целей.

3.1.2.Если же отправным пунктом являются социологические категории социальная группа, социальные роли коммуникантов, их установки, от которых исследование идет к характерным для этих социальных категорий языковым явлениям, то это лингвосоциологический подход.

3.1.4.Отсюда возникает содержательное и терминологическое разграничение социолингвистики и лингвосоциологии социологии языка. Социолингвистический подход относится к компетенции лингвистики, поскольку в основе рассмотрения лежит система языка. Социология языка имеет отправной точкой своего исследования социальную систему и поэтому рассматривается как социологическая дисциплина.

3.1.5.Если такой подход правомерен к разграничению рассматриваемых здесь терминов и обозначаемых ими дисциплин в рамках экологии языка, то термин «эколингвистика», можно было бы закрепить за тем разделом лингвистической науки, в котором в качестве исходного принимаются лингвистические факты языковые знаки; и, напротив, термин «лингвоэкология» следовало бы закрепить за тем разделом экологической науки, в котором в качестве исходного принимаются экологические факты, воздействующие на функционирование языковых знаков. При этом весьма проблематично на данном этапе развития эколингвистики / лингвоэкологии подобрать такой научный термин, который объединил бы эти два термина.

4. Определение науки «лингвоэкология / эколингвистика».

4.1.Каждое новое научное направление в любой отрасли знаний, которое получает статус самостоятельной науки, должно иметь, кроме своего собственного терминологического наименования, четкую дефиницию. В этой связи в современной отечественной науке о языке и смежных науках предприняты попытки определения той лингвистической отрасли, которая обозначается представленными выше тремя терминами: «экология языка», «лингвоэкология» и «эколингвистика». Приведем некоторые из них.

4.2. Экология языка определяется как наука о взаимоотношениях между языком и его окружением – обществом, использующим язык в качестве коммуникативного кода. Здесь экология языка обладает как физиологической, так и социальной природой, и зависит от людей, которые осваивают язык, используют и передают его в общении <…>.

4.3.Термин «лингвоэкология», появившийся в конце 1990-х годов в языковедческих работах, первоначально обозначал не новую научную дисциплину, а «повышение культуры речи» или «борьбу за очищение языка от ненужных заимствований, вульгаризмов, диалектизмов и т. д»; другими словами, термин «лингвоэкология» представляет собой «более экономное определение одного из разделов языкознания» <…>;

4.4. Экология языка (лингвоэкология, эколингвистика) – направление лингвистической теории и практики, исследующее факторы, негативно влияющие на функционирование и развитие языка, а также пути и способы его обогащения и совершенствования <…>.

4.5. Лингвоэкология – это «находящаяся в процессе становления лингвистическая дисциплина, исследующая проблематику языковой и речевой среды в ее динамике, … проблематику языковой и речевой деградации (то есть факторы, негативно влияющие на развитие языка и его речевую реализацию) и проблематику языковой и речевой реабилитации (то есть факторы, пути и способы обогащения языка и совершенствования общественно-речевой практики)» <…>.

4.6.С учетом приведенных выше дефиниций, эколингвистику / лингвоэкологию можно сжато и емко определить как самостоятельную междисциплинарную науку, изучающую существование языка в социально-антропологической среде и существование человека и общества в лингвистической среде.