Раздел 5. Когнитивный анализ дискурса

Дискурс – это речемыслительное образование событийного характера в совокупности с прагматическими, социокультурными, психологическими, паралингвистическими и др. факторами, что, собственно, и делает его «привлекательным» и многообещающим для лингвокультурологического осмысления стимулов вторичного знакообразования.

Дискурс в таком его понимании обретает свои специфические черты:

а) как коммуникативное событие – это сплав языковой формы, знаний и коммуникативно-прагматической ситуации;

б) образуя собой своеобразное ценностно-смысловое единство, дискурс предстает как лингвокультурное образование;

в) в отличие от речевых актов и текста в его традиционном толковании (последовательной цепочки высказываний), дискурс следует рассматривать как социальную деятельность, в рамках которой ведущую роль играют когнитивные образования, фокусирующие в себе различные аспекты внутреннего мира языковой личности;

г) как «речь, погружённая в жизнь», или «текст, взятый в событийном аспекте», преломляя и интерпретируя поступающую в языковое сознание информацию, становится своеобразным смыслогенерирующим и миропорождающим «устройством», экзегетическим «текстом» культуры, ментальным фрагментом «возможного мира» (возможного положения дел, вариативного развития событий).

1. Согласно первому критерию, дискурс становится знакообразующей базой в силу своей многоплановой структуры, на разных уровнях которой осуществляется когнитивная обработка информации, исходящей от всех участников коммуникативно-прагматической ситуации (внеязыковой действительности; намерений, установок и понимания коммуникантов; семантики языковых единиц и т. п.). В связи с этим смысловое содержание такого дискурса значительно шире и глубже семантики высказываний. Означаемое дискурса оказывается асимметричным по отношению к означающему – последовательной цепочке высказываний.

В результате означаемое дискурса требует своей актуализации новым знаком; нередко отдельные фрагменты такого означаемого получают разное знакообозначение.

В связи с этим следует отметить весьма существенный во вторичном семиозисе момент: роль интенциональности в смысловой аранжировке дискурса. Интенциональность незримыми нитями увязывает языковую и речевую семантику единиц-конституентов дискурса, то есть координирует языковые значения слов и словоформ с намерениями и коммуникативными целями общающихся. В результате такого взаимодействия возникает необходимая для вторичного семиозиса энергетика, под воздействием которой возникающий знак вторичной номинации становится одним из средств кодирования и выражения социально значимого речевого смысла, интерпретированного и «переплавленного» в когнитивно-дискурсивном «котле».

Названные дискурсивные стимулы появления в языке знаков косвенно-производной номинации – важнейший, но не единственный фактор вторичного семиозиса. В органическом единстве с ним в порождении знаков вторичного именования принимают участие когнитивные стимулы.

Классифицирующая деятельность когниции (познания) состоит из двух взаимосвязанных процессов – концептуализации и категоризации.

Сущность первого – в выделении минимальных единиц человеческого опыта в их идеальном содержательном представлении, а второго – в объединении этих единиц на основе их тождества или сходства в некоторые классы и разряды.

Для дискурсивно-когнитивного исследования проблемы вторичного лингвосемиозиса важны оба процесса. Концептуализация служит когнитивной основой семиозиса как фактор порождения и преобразования смыслов (концептов). Более того, познание мира – это процесс порождения и преобразования концептов с последующей их вербализацией. Важнейшим этапом в языковой объективизации концептов следует считать номинацию познаваемых объектов, их свойств и признаков.

Поскольку познание беспредельно, то концептуализация познаваемого мира приводит к образованию всё новых концептов, а значит, и к необходимости их знакообозначения. Ср.: чёрные береты ‘бойцы ОМОНа’, краповые береты ‘спецназ’, голубые береты ‘солдаты ООН’, красная шапочка ‘солдат внутренних войск’ (Комс. правда, 13.08.93).

Язык по своей природе обладает категоризирующим свойством, поскольку, как известно, любое слово обобщает. Выделяя в означаемом главное, наиболее существенное, человек придаёт слову обобщающее значение, а это значит, что, именуя, слово классифицирует, относит предмет номинации к определённой категории. С другой стороны, само соотнесение именуемого с той или иной категорией, составляющие которой уже поименованы, служит когнитивным стимулом знакообозначения вновь познаваемого. Так, техническое изобретение середины XX века для передвижения по поверхности Луны, естественно, было соотносено с категорией «средства передвижения», получив именование по аналогии с уже названными предметами, входящими в состав данной категории:

луноход ← вездеход, атомоход, теплоход, пароход; ср.: прилуниться ← приземлиться, прилунение ← приземление, космодром ← аэродром, ракетодром, мотодром, ипподром.

Классифицируя предметы с целью более совершенной категоризации окружающего мира, лингвокреативное мышление, как видим, оперирует уже упорядоченными определённым образом лингвистическими и экстралингвистическими знаниями: первые содержат сведения о системе языка и правилах использования языковых единиц, а вторые – сведения о внеязыковой действительности. Знания такого рода, как совокупность результатов отражения, является содержанием и способом существования сознания, а сознание – это итоговое соотнесение знаний с действительностью, одного знания с другим. Соотнесение неязыковых знаний с реалиями формирует когнитивное сознание в форме мыслительных категорий, а соотнесение языковых знаний с действительностью формирует сознание языковое в форме языковых категорий. В связи с этим в лингвокреативном анализе объектов культуры возникают две проблемы:

1) какими принципами руководствуется человек, когда подводит вновь познаваемый предмет под ту или иную категорию и 2) каковы механизмы языковой репрезентации когнитивных структур.

Современная когнитология знает три способа категоризации мира: 1) фильтрирование свойств познаваемого предмета через сетку жёстко детерминированных категориальных признаков; 2) коммуникативно-прагматическую категоризацию и 3) прототипическую категоризацию.

Не вдаваясь в размышления о преимуществах и недостатках того или иного способа [см. об этом: Болдырев 2000], попытаемся осмыслить их значимость для первичной и вторичной номинации.

Категоризация действительности путем фильтрации свойств познаваемого сквозь сеть категориальных признаков исходит из классического понимания категории как совокупности наиболее существенных признаков и отношений, которыми должны обладать все предметы, подводимые под данную категорию. Так, под категорию «путь сообщения» по совокупности признаков «полоса земли», «пространство для передвижения», «путь» подводят такие объекты, как дорога, большак, шоссе, тропа, дорожка. Такие объекты подлежат, как правило, прямому знакообозначению.

Коммуникативно-прагматическая категоризация мира исходит из иного понимания категории, восходящего к идеям Л. Витгенштейна: категория лишена жёсткой детерминированности признаков, поэтому характеризуется размытыми очертаниями и весьма условным характером. Объясняется это тем, что формируются они в процессе общения людей и в результате оказываются коммуникативно и прагматически детерминированными, т. е. обусловленными целями, мотивами и ситуациями своего порождения. Однако и в этом случае в одну категорию могут объединяться вещи, не обязательно обладающие общими для них признаками. Главное для их объединения в одну категорию – подчинённость коммуникативно-прагматической цели, возможность их использования в одной (типовой) коммуникативно-прагматической ситуации. Ср. речевые формулы [Баранов, Добровольский 2003: 39]: идиомы-комментарии (Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Цыплят по осени считают. Не было печали, так черти накачали. Попытка не пытка. Дай бог памяти. Дай бог ноги!), идиомы-перформативы (вот те крест, век свободы не видать, ни пуха ни пера), идиомы-коммуникативы (– Ну? – Баранки гну, – Куда? – На кудыкину гору. – Привет! – Привет от старых штиблет. – Как дела? – Как сажа бела), идиомы-риторические вопросы (Какая муха тебя укусила? А был ли мальчик-то?), идиомы-эпистемы (Знамо дело. За что купил, за то и продаю). Ситуативность порождает ассоциативные связи между разными предметами мысли, которые, однако, объединяют их в одну категорию не по их первичной соотнесённости с действительностью, а по опосредованно производным связям в структуре косвенного знакообозначения. Коммуникативно-прагматическая категоризация основана на различных смысловых связях ассоциативно-образного характера. Поэтому объективация в языке когнитивных структур, сформированных этими связями, происходит посредством косвенно-производной номинации.

Прототипическая категоризация действительности исходит из «семейного сходства» объектов, подводимых под ту или иную категорию. Такого рода сходство обусловливается однотипными свойствами и признаками предметов мысли, объединяемых одной категорией. Иными словами, суть такой категоризации состоит в соотнесении предметов мысли с определённым прототипом на основе выделения или приписывания им общих с данным прототипом свойств и признаков. Причём количество таких общих признаков может быть минимальным. Иногда достаточно одного интегративного признака, чтобы познаваемый предмет вошёл в данную категорию. Такой предмет мысли окажется на более отдалённом смысловом расстоянии от прототипа, чем те предметы, у которых интегративных признаков больше. Однако все они являются элементами одной естественной категории и поэтому получают так называемые прототипические наименования. Прототипическим названием для рыб служит слово рыба, для кур – курица, для денежных знаков – деньги.

В обычном, живом общении нередко прототипические названия заменяют непрототипическими, т. е. именами других категорий. Тем самым предмет мысли переводится из одной категории в другую. Вместе с этим предмету приписываются свойства и признаки другой категории, поскольку именно они, будучи представленными средствами косвенной номинации, наиболее ярко, образно и понятно эксплицируют слабые смыслы новой коммуникативно-прагматической ситуации. Так, слово рыба служит прототипическим названием ‘водного животного с холодной алой кровью’ (В.И. Даль). Непрототипическим названием служит уменьшительно-ласкательная форма рыбонька – ласковое обращение к женщине или ребёнку и уничижительное рыбёшка – о незначительном, невлиятельном человеке (разг.). Первая форма особенно употребительна в украинском языке, как, например, в народной песне «Нiч яка мicячна»: «Я ж тебе, рибонько, аж до хатиноньки сам на руках вiднесу».

Вторая форма исключительно русская, в косвенно-номинативном значении употребляется в составе фразеологизма мелкая рыбёшка.

Правомерность дискурсивно-когнитивного подхода к исследованию знаков вторичной номинации предопределена эквиполентностью понятий «дискурс» и «когниция».

Отнесённость дискурса к внеязыковым реалиям осуществляется в рамках когнитивной функции языка (В.З. Демьянков), под которой, вслед за К. Зикфридом, следует понимать общее название для совокупности процессов и способностей, связанных с познанием (процессом и результатом), таким, как внимание, восприятие, усвоение, сохранение и воспоминание знаний, а также формирование понятий и мышление.

Когнитивный аспект предлагаемого подхода фиксирует внимание на знаках непрямой номинации как средстве вторичной и косвенно-производственной организации, обработки (интерпретации) и передачи культурной информации, как хранилище знаний о действительности, как особо (непрямо) структурированном каталоге когнитивных образований, используемых для усвоения новых знаний и хранения ранее приобретённой информации. Когнитивная функция знаков вторичной номинации реализуется их амбивалентной функцией: 1) хранить и интерпретировать ранее полученные впечатления, зафиксированные средствами первичного знакообозначения (впечатления о непосредственной предметно-практической деятельности), и 2) кодировать результаты опосредованной когниции, продукты лингвосемиотического мышления в дискурсивной деятельности. При этом целесообразно исходить из того, что когнитивной функцией обладают не только целостные дискурсивные построения, но и вычленяемые из них фрагменты, на базе которых порождаются знаки вторичной (непрямо-производной) и косвенно-производной номинации.

Яркими представителями образных знаков первой группы выступают метафора и метонимия типа есенинских метафор: хохочет колокольчик, рыдают ветры, поют холмы, плачет флейта, тоскуют брошенные пашни, злится дедушка-мороз и др. или таких достаточно употребительных метонимий, как: во всём чувствуется кисть Айвазовского; несомненно: это перо Пушкина; приятно работать с этой аудиторией, где кисть ‘живописные произведения’, перо ‘поэтический стиль’, аудитория – группа людей, находящаяся в учебной комнате’. При метафоризации смысловые нити между производящим и производным не прерваны, внутренняя форма знаков вторичной номинации налицо.

Не менее типическими представителями знаков косвенно-производной номинации являются фразеологизмы: дразнить гусей ‘вызывать раздражение, злобу у кого-либо’; до гробовой доски ‘до самой смерти, до конца жизни’; всеми фибрами души ‘очень сильно, страстно (ненавидеть, презирать и т. п.)’; дело табак ‘чьё-либо положение, состояние очень плохи’.

В отличие от метафор и метонимий, где значение знака формируется путём переноса дифференциальных смысловых признаков с одного объекта на другой по их сходству или смежности, семантика знаков косвенно-производной номинации – результат опосредованной когнитивной деятельности, продукт лингвокреативного мышления ассоциативно-образного типа. Причём степень отвлечённости такого (лингвокреативного) мышления от первичного предметно-практического опыта в разных знаках косвенно-производной номинации различается эвристическим диапазоном собственно языковой когниции. Так, в формировании значения первого фразеологизма принимали участие и первичное значение глагола дразнить – «злить, умышленно раздражаться чем-либо» и связанное с ним ассоциативно-образное значение, фиксирующиее фоновые знания: гуси при малейшем беспокойстве или приближении к ним сильно нервничают, бурно реагируя на раздражающий их объект. Подобным образом ведут себя и люди, если их умышленно выводят из равновесия. Однако доминирующая роль здесь принадлежит прямономинативному значению одного из лексических компонентов.

Значительно больше места занимает воображение в языковой когниции, результаты которой представлены вторым фразеологизмом, где прямые значения слов-компонентов выступают лишь фоном, на котором разворачивается ассоциативно- образное мышление: гроб, гробовая доска – последний предмет в миру человека, гробовой ‘относящийся к гробу, до могилы, смерти’ (В.И. Даль); предлог до с род. падежом, показывающий какой-либо предел. Все словосочетание употреблялось с предикатами любить, быть преданным. Ср.:

Тут непременно вы найдёте

Два сердца, факел и цветки;

Тут верно клятвы вы прочтёте

В любви до гробовой доски

                             (А.С. Пушкин).

Особенно важную смыслообразующую роль играет дискурсивное мышление, в результате которого сформировалось значение четвёртого фразеологизма. Действительно, ни вещественные свойства денотата, ни обозначающее его слово (табак) не могли отразиться на его коммуникативно-прагматическом статусе. Значение фразеологизма отражает когда-то реальную речеповеденческую ситуацию: бурлакам на Волге часто приходилось вброд пересекать речки, впадающие в Волгу, по которой они тащили баржу. Чтобы не замочить табак, огниво и трут, их подвязывали к подбородку. Когда вода подходила к горлу, бурлаки говорили: Под табак или Дело табак, то есть дело плохо, положение хуже некуда.

Ср. в укр.: дiло табак, дiло тютюном пахне: А коли почув вiн (куркуль), що йде лiнiя на колективiзацiю i дiло його, виходить, табак, так його дуже грусть ударила (О. Корнiйчук).

Лингвокреативный потенциал речеповеденческой ситуации в значительной мере зависит от значимости аффективного сопровождения языковой когниции, от силы породившего её эмоционального переживания.

Согласимся, что от нахлынувших чувств, волнующих душу ощущений, связанных с эпохальными переменами в жизни, трудно удовлетвориться «сухим» словосочетанием решающий момент. Поэтому, надо полагать, Стефан Цвейг выразил своё ощущение мгновения, определяющего судьбу грядущих поколений, крылатым ныне сочетанием звёздный час.

В предисловии к сборнику исторических новелл «Звёздные часы челове-чества» он сам определил порождающие это словосочетание факторы.

В качестве когнитивной предпосылки возникновения крылатой фразы могут служить следующие ощущения автора: «… каждый шаг эпохи требует подготовки, каждое подлинное событие созревает исподволь … из миллионов впустую протекших часов только один становится подлинно историческим – звёздным часом человечества … если пробьёт звёздный час, он предопределяет грядущие годы и столетия» [Цвейг 1957: 435].

Следует особо подчеркнуть, что при всей несомненной важности языковой когниции для формирования национально-культурного компонента образного знака инициирующим стимулом вторичного семиозиса выступает всё же аффективная энергетика, целый комплекс эмоциональных переживаний, которые охватывают большинство членов данного этнокультурного сообщества. «У большинства слов, – писал в этой связи Э. Сепир, – как вообще у всех элементов сознания, есть свой побочный чувственный тон, слабый, но отнюдь не менее реальный, а порою предательски могущественный отголосок удовольствия или страдания» [Сепир 1993: 55]. Формирование знаков косвенно-производной номинации, несомненно, – процесс интеллектуально-эмоциональный.

Итак, дискурсивно-когнитивный подход к вторичному лингвосеми-озису возможен лишь при расширенном понимании самого дискурса, то есть в его междисциплинарной интерпретации (грамматика текста, прагматика дискурса и социально-культурные факторы), как это практикуется в работах Т.А. ван Дейка [1989: 8]. Оставаясь явлением коммуникативным, дискурс в конечном итоге ориентирован на текстопорождение с участием самых разных экстралингвистических факторов, таких, как знания об окружающей действительности или пресуппозиции, мнения, ценностно-смысловая ориентация, интенции и общественно значимые переживания. Поскольку дискурс нами рассматривается как база порождения вторичных лингвосемиотических средств, то все названные выше факторы организации дискурса должны учитываться и при его смысловом восприятии. Они во многом определяют стратегии вторичного знакообразования и в коммуникативном, и в когнитивном аспектах. В когнитивном плане они управляют отбором информации социокультурной значимости, важной для типовой ситуации общения, для самих коммуникантов и поэтому нуждающейся в кодировании в виде знаков вторичной номинации.