2020-01-14
100
Почти все европейские аналитики сходятся во мнении, что развитие «Восточного партнерства» застопорилось из-за недостатка финансирования вследствие экономического кризиса, поразившего Европейский союз и сами страны-члены «ВП». Недостаток денежных средств на реализацию многосторонних проектов порождает неудовлетворенность со стороны руководства стран-партнеров. В частности, 1 апреля 2011 г. пресс-секретарь МИДа Республики Беларусь Андрей Савиных заявил, что «Восточное партнерство» теряет свою привлекательность для Беларуси[49], а 8 апреля аналогичное заявление сделал министр иностранных дел Украины Константин Грищенко, который сообщил о недостатке активности в формате «Восточного партнерства»[50].
Эта же причина обусловила снижение интереса к «Восточному партнерству» в Европейском союзе – страны-члены ЕС вынуждены были обратить свое внимание на внутренние проблемы Союза, такие, как крупнейший кризис в зоне евро с момента ее основания. Появилась даже угроза протекционизма внутри Евросоюза, которая негативно влияет на Европейскую политику соседства[51].
Однако нынешний объем финансирования обусловлен не только кризисом, но может свидетельствовать и о том, что для Европейского союза данный проект на настоящий момент приоритетом не является, либо объем необходимых для функционирования «Восточного партнерства» средств оценивается недостаточно адекватно. В частности, 350 миллионов евро, выделенных вплоть до 2013 года для развития многостороннего сотрудничества в рамках «ВП», уже распределены для многостороннего измерения «ВП». В итоге на деятельность «Восточного партнерства» в 2010 году остается лишь 85 миллионов долларов. Джос Боонстра и Наталья Шаповалова задаются вопросом, хватит ли этого хотя бы на реализацию тех проектов, которые уже были поданы совместно Беларусью, Украиной и Литвой (более 16 различных региональных инициатив)[52]. Принцип «политической обусловленности» перестает работать – к власти выдвигаются политические требования («кнут»), которые не подкрепляются достаточным уровнем экономических выгод («пряник»). Говоря о финансировании проекта, есть над чем задуматься – так, авторы ссылаются на исследование А. Колесниченко, которая показала, что цена даже ограниченной гармонизации стандартов и институтов стран-членов «Восточного партнерства» с европейскими нормами (например, в случае создания зоны свободной торговли) может обойтись им в 30-36% своего ВВП[53].
Многие эксперты отмечают, что многостороннее измерение «Восточного партнерства» построено так, будто бы все входящие в него страны-члены образуют полноценный регион. Тем не менее, можно скорее говорить о группе стран с различными интересами, различным уровнем социально-экономического развития и наличием внутренних конфликтов[54].
Майкл Эмерсон пишет о нарождающемся феномене «неофинляндизации» (neo-Finlandisation)[55], когда страны региона остаются под политическим и военным влиянием соседнего государства-гегемона, испытывая при этом «европеизацию» и принадлежа по типу экономики и либеральным ценностям к Западу. В случае Беларуси это означает стратегическое сотрудничество с Москвой в военной сфере, владение «Газпромом» 50% предприятия «Белтрансгаз» и отсутствие перспективы вступления в НАТО одновременно с процессом открытия своей экономики Западу, налаживанием отношений с европейскими соседями, постепенной модернизацией и либерализацией. Однако это может вести к расколу элит и образованию в государстве «прозападных» и «пророссийских» группировок, что влияет на политическую и социальную стабильность страны.
Ханна Ойанен считает, что Европейский союз выдвигает слишком много инициатив, к которым в дальнейшем не прилагает достаточно усилий, и утверждает, что проект Черноморского сотрудничества вполне мог бы покрыть все те цели, которые ставит перед собой в «Восточном партнерстве» Евросоюз[56]. По ее мнению, в скором времени ЕС рискует оказаться в положении, когда не соседи будут заискивать перед Брюсселем, но европейские институты будут стараться привлечь внимание соседей, чтобы эффективно проводить внешнюю политику. Это особенно актуально в ситуации, когда у других региональных игроков имеются собственные программы лояльности. Например, Турция недавно запустила проект «Платформа для стабильности и сотрудничества на Кавказе».
Эксперты отмечают, что участники всех четырех платформ для многостороннего сотрудничества уже успели собраться дважды с 7 мая 2009 года, с момента проведения учредительного саммита «Восточного партнерства». 8 декабря 2009 года были утверждены двухгодичные программы работы каждой из платформ. Также запущены практически все «флагманские инициативы».
В конце 2010 года планируется завершить переговоры по заключению Соглашения об ассоциации между ЕС и Украиной – первой страной-членом «Восточного партнерства», которая будет иметь подобное соглашение. Уже начаты аналогичные переговоры с Молдовой, а в июле 2010 г. – и с кавказскими странами. Беларусь – единственная страна региона, с которой подобного соглашения заключать пока не планируется из-за проблем с нарушением прав человека.
Что касается полноценных зон свободной торговли (DCFTA), то здесь возникают проблемы как минимум с двумя странами – Беларусью и Азербайджаном, которые не состоят в ВТО и потому на настоящий момент не могут воспользоваться данной перспективой.
Жизель Босс критически относится к тому, каким образом Европейский союз применяет принцип «политической обусловленности» в отношениях со своими соседями – по ее мнению, подход типа «сверху-вниз» значительно ограничивает возможность соседей формулировать собственные задачи при проведении реформ и дискредитирует идею «совместного участия» (joint ownership)[57]. В результате Евросоюз ограничен в своем понимании того, в чем реально нуждаются страны-партнеры.
Более того, в ряде случаев использование «политической обусловленности» явно становится проблемным – Евросоюз вынужден идти на определенные уступки, чтобы защитить свои интересы в регионе и поддержать стабильность государства-партнера перед внешними угрозами. Легитимность принципа «политической обусловленности» подрывается политикой ЕС в отношении южных соседей и на Ближнем Востоке. Пытаясь выстроить региональное многостороннее сотрудничество, Евросоюзу приходится мириться хоть и с авторитарными, но западно-ориентированными режимами. Уживаться с ними Европейскому союзу сейчас намного проще, чем придется уживаться с пророссийскими либо происламскими правительствами в соседних странах в том случае, если результатом настоящей демократизации общества станет их приход к власти[58].
