Личностное начало, идея личности как самостоятельного субъекта общественных отношений, опирающегося на свои собственные внутренние силы в той или иной мере, имеется в каждой развитой культуре. Однако существует заметное, а часто принципиальное различие в статусе личностного начала и его содержании в разных культурах, что зависит в значительной степени от характера религиозных компонентов данной культуры.
Европейская культурная традиция утверждает человека автономным субъектом деятельности, подчеркивает прежде всего его единство, цельность, тождественность “я” во всех его проявлениях. Констатация нескольких ролевых функций в общем не снимает такой принцип, раздробленность образов “я” воспринимается как нечто ненормальное. Напротив, в восточных культурах ролевые функции во многом перекрывают самосознание личности. Человек осознает себя и воспринимается во многом в зависимости от той среды или сферы, в которой он в данный отрезок времени действует. Здесь человек рассматривается прежде всего как средоточие партикулярных обязательств и ответственности, вытекающих из его принадлежности к семье, общине, клану, религиозной общности и государству.
В классической китайской традиции высшей добродетелью считалось подчинение человека узаконенным нормам и подавление им своего “я”. Конфуцианские принципы утверждали необходимость ограничения эмоций, жесткий контроль разума над чувством и умение выражать свои переживания в строго определенной, принятой форме. В условиях засилья официального бюрократизма естественным способом обойти это требование был уход от практической общественной деятельности в уединенную монашескую жизнь в дзэнских монастырях. Разработанная система психофизической тренировки давала чувство саморастворения во вселенском целом.
Несколько иначе выглядело отношение личности к обществу в классической индийской традиции. В философских системах человеческое “я” оказывалось обусловленным не какими-либо конкретными причинами, а реальностью сверхличного духа, по отношению к которому телесное и эмпирическое “я” — временное и преходящее явление. К тому же вера в карму как череду переселения душ делает бытие каждого индивида условным-, лишает его самостоятельной ценности. Индивид достигает самореализации через отрицание своей эмпирической природы, путем разрыва всех конкретных связей с другими людьми, обществом, миром и своими деяниями.
Только в европейско-американской культуре личностное начало получило статус безусловности, неподчиненности другим регулятивным принципам (сакральные принципы, святость непреходящих ценностей. Священного Писания, общеобязательная идеология). Устойчивость внутреннего мира личности не зависит от каких-либо внешних авторитетов, так как в себе самом индивид находит те безусловные принципы, которые помогают ему выстоять в любых обстоятельствах и придать им смысл, опираясь на собственное суждение, руководствуясь чувством ответственности в отлажива-нии своей деятельности. Синонимичным атрибутом такого понимания личности является индивидуализм как установка на самозначимость уникальной человеческой жизни и высшую ценность интересов отдельного человека. В этом случае и возникает противопоставление “индивидуализм-коллективизм”, и приоритет отдается первому началу, хотя и ограниченному внутренними нравственными принципами и правовыми нормами.
Двойственность личности и индивидуализма как со-циокультурных характеристик подчеркивает видный французский социолог А.Турен. Нередко индивидуализм определялся как ориентация на получение путем рациональных действий наибольшей практической выгоды с наименьшими затратами, т.е. как “человек экономический” (хомо экономикус). Тот же, кто ставил свои религиозные, политические, профессиональные или семейные привязанности выше материальных ориентации, считался скорее коллективистом. Соответственно, по логике свободного рынка, личностью может выступать лишь частный собственник, стремящийся ее сохранить и приумножить. Происходившее в западной цивилизации длительное выяснение принципов деятельности индивида, отстаивающего свои интересы в мире конкуренции, привело к значительному углублению приблемы личности, показало всю ее сложность и неоднозначность. Либерально-оптимистические взгляды открывали путь к анархическому своеволию и вместе с тем к социальным конфликтам. Выяснилось, что каждый индивид — не самостоятельный Робинзон, а член того или иного коллектива — профессионального, территориального или национального, участник той или другой общественной организации, через которую он и может отстаивать свои интересы. Протест против принуждений коллективной жизни может выглядеть респектабельным по форме, но он ограничен по возможностям и может вести к поражению и изоляции индивида. Кроме того, выяснилось, что “индивид с его свободой выбора отнюдь не является ни человеком разумным, ни хозяином самому себе. Его скорее можно сравнить с песчинкой, он объект рекламы и пропаганды. Более того, он всего лишь псевдоактер, роль которого практически полностью определена его местом в обществе. Психология и особенно психоанализ освободили нас от иллюзий своего “я” в той же мере, в какой литература и живопись низвергли портрет, который восторжествовал как жанр в эпоху великих побед классического рационализма”*.
* Турен А. Индивидуализм, личность //Опыт словаря нового мышления.-М., 1989.-С. 112-113.
Конечно, для формирования устойчивой социокуль-турной структуры, обеспечивающей функционирование личности, необходимо подключение сложной и широко дифференцированной системы ориентации, выработанных в лоне западной цивилизации. Существенными источниками такой системы являются античная духовная рациональность, христианский опыт индивидуального спасения, гражданское право, достижения просвещения, научности и критического реализма, формировавшиеся в рамках западной цивилизации уже в Новое время. Особое значение приобретает утверждение моральной и правовой культуры, в которой содержатся тщательно разработанные принципы отношений личности и общества. Но их обеспечение — задача соответствующих социальных и культурных институтов.
Такое различие в типах личности присутствует не только на уровне философских концепций, а пронизывает и основные сферы культуры. В западных фильмах, демонстрируемых на массовом экране, настоящий ковбой, супершпион или сыщик всегда действуют в одиночку, демонстрируя индивидуальную волю к победе, не взирая на моральные ограничения. На Востоке, судя по такого же рода фильмам, в бой идут за компанию, собирают соратников или друзей, заранее предполагая, что “тебя могут убить, зато мы выиграем”. Так собирают участников коллективного действия в японских, китайских или индийских фильмах. И даже проявив свои высшие индивидуальные качества в восточных единоборствах, герой посвящает свои достижения своей группе, клану или народу.