Таким образом, противоречивая политика царского правительства и экономические процессы, протекающие в крае в целом способствовали естественному расказачиванию Дона

II. "МЫ НЕ РУССКИЕ, МЫ КАЗАКИ"

Типичные казачьи дома до сих пор часто встречаются в хуторах и станицах. Двухэтажные, первый этаж – "низы", из камня, второй – из дерева, вдоль второго этажа идет галерея. Бабушка Наташи Галезник, Зинаида Ефимовна (1922-2000гг.) оставила дневниковые воспоминания, в которых описала свою усадьбу: "Наш дом был расположен в центре хутора и занимал участок примерно 10000м² (видимо, здесь имеется ввиду дом вместе со всем подворьем), он состоял из непосредственно самого дома, кухни, погреба, амбара, свинарника, сарая с навесом, овчарника и скотного сарая, сам дом состоял из коридора, столовой (прихожей), спальни родителей, залы, дедушкиной спальни и крыльца. Обстановка в доме была обычная: кровати и стол были самодельные, из дерева. И только зал был обставлен мебелью из красного дерева (приданое мамы из Ростова): комод, горка для посуды, трельяж и кровать с шишками на сетке (в изголовье)"[11].

Зала – это одна из неотъемлемых частей любого более ли менее зажиточного казачьего дома, здесь принимали гостей, особенно духовенство. " В залу ходили редко. Не разрешал детям там топтаться. Помню, по великим праздникам заезжал к нам архиерей из Ростова и всегда долго читал молитвы, и нас всех собирали в эту залу "[12].

 Здесь же в зале в святом углу находятся домовые иконы, на стенах картины с изображением государя, царской семьи, военачальников. В зале стоит стол, покрытый белой скатертью, вдоль стен – лавки, у наиболее зажиточных – стулья. Здесь стояли сундуки, кованные железом, где хранились наиболее ценные вещи, и находилась большая роскошь, то, что стремились заполучить все казачки – зеркало. На фотографии семьи Коршуновых[13], сделанной именно в таком залике, виден стол покрытый белой скатертью (на нем стоит солонка, уцелевшая до сих пор), а также портреты царской семьи. Как вспоминает Корнева З.Я., у них в зале висели открытки с изображением царя и его семьи, помещенные под стекло.. Еще она рассказала о том, что у них было огромное зеркало, толщиной в палец, в позолоченной раме (его разбили в гражданскую войну).

А в хуторе Крымском в своей краеведческой экспедиции мы встретили настоящий казачий сундук, привезенный прадедом Алексея Алексеевича Захарова из военного похода. Размерами он был 1 на 2 метра, а на крышке с внутренней стороны были изображены цари и военачальники.

Гораздо скромнее хозяйство у менее зажиточных казаков. Например, Анна Ильинична Алексеева из х. Крымского рассказывала, что до революции у них были быки, 240 кустов винограда, но жили они не особенно богато. "Дом у нас был с низам, – вспоминает Анна Ильинична, – но для нашей семьи небольшой, да и отказывала семья себе во всем: в доме у нас только одна кровать да стол были. На кровати спали родители, а мы, дети, – на полу в той же одежде, что и днем гуляли. Зимой накатаемся с горки, шубы все промокнут и льдом возьмутся. В них и спать ложились, укрываться мокрыми шубами холодно, а нам взрослые – "Сами гуляли, вот сами и укрывайтесь". Все деньги шли на хозяйство. А когда сестра замуж выходила (уже потом) – отдали родительскую кровать, постель и стол в приданое".

Если в семье Коршуновых к каждому празднику покупали детям новую одежду, причем всем одинаково, чтоб обид не было, то Федосья Андреевна с хутора Коныгина рассказывала вот что: "Мать жила бедно, без мужа. Когда мне шесть лет было, на ноги надевали кожаную обувь, одежда у нас была из мешковины. Потом я подросла – мать отдала свое платье".

Так что достаток был и в казачьей среде различным. В 20-е года расслоение было явным. Но независимо от того, богатый казак или бедный, он ощущал себя, прежде всего, казаком, частью казачьей общности с едиными образом жизни, традициями. "Односумами" называли себя служившие вместе однополчане. "Добрый казак" не бедный или богатый, а лихой, смелый. "Мы не русские, мы казаки", – говорили они и служили "За Веру, Царя и Отечество". Именно эти "три кита" казачьего самосознания объединяли их в единое целое, бедных или богатых.

В сознании казака вошла преданность царю, уважение к старшим, дисциплина, чинопочитание и т.д. Причем, например, воинские традиции сохранялись даже в середине XX века. "У казаков был такой обычай: как идет старший, парень ли 20 лет или старый все равно, и играют несколько мальчишек, то они должны встать, руки по швам. Им говорят: "Здорово дневали" Мальчишки отвечают: "Слава Богу!". "И попробуй не встань. Если же женщина проходит или девка, то мы и не здороваемся, – рассказывает Петр Андреевич. – А если проходит взрослый и навстречу один мальчишка, то он должен встать во фрунт, снять шапку и сам сказать: "Здорово дневали", или, если это утром, то "Здорово почевали", и ждать, пока ответят: "Слава Богу!" И только тогда можно надеть шапку и идти дальше. А как-то, малец я еще был, идет мимо дед старый, мой отец ему внучатым племянником приходился. Так я пробежал мимо, просто шапку снял: "Здорово дневали", и не остановился, не ждал, пока тот ответит, побежал дальше. Так он подождал, пока бабка уйдет курей кормить, пришел к отцу, он на току был, и при всех казаках говорит: "вот внучек, никакого уважения, уже и не здоровается". Отец сразу домой пошел и за ремень, а бабки дома не было, заступиться некому. Я потом два дня сидеть не мог". [14]

Даже в еде были у казаков свои традиции. Все они постились, все, как хорошие хозяева, делали запасы. "Жили по старинному казачьему укладу, соблюдали все обычаи и особенно церковные праздники и посты. Особенно долго постились перед Рождеством, перед Пасхой, много молились. Помниться мне было 5 лет. В коридоре стояла кадушка с сюзьмой (молоком квашенным). Мне так хотелось попробовать его, лизнуть. Но вспомнила, что это пост, и мне будет большой грех (Божечка уши отрежет). И я не стала грешить. Еда была неприхотлива: постный борщ, каша (часто кабашная), пирожки с фасолью, бураком или с кабаком. И так всегда до самого конца поста. Продукты заготавливались впрок: рыба сушенная висела, гуси замороженные, сюзьма, сало и т.п. Но когда наступал долгожданный праздник, нас вели утром в церковь молиться и причащаться, а потом часов в 11-12 садились за стол разговляться. Бабушка подавала на стол кутью (пшеницу, варенную с медом) на Рождество или на Пасху крашенные яйца и молоко, затем ели все скоромное" [15].

Традиционной была для казачьей семьи и приверженность православной церкви, старинным обычаям. С детства каждый казак привык измерять время от поста до поста, работу от праздника до праздника. "Еще помню, по великим праздникам заезжал к нам архиерей из Ростова и всегда долго читал молитвы в большой зале, где всех нас собирали. Я всегда стояла в конце, и ноги уставали сильно. Дедушка был сильно верующий и часто читал молитвенник и спорил о праведной православной вере. Он был старовер, стоял за старую веру. Часто, хотя и были мы не богаты – середняки, дарил на церковь живность: быков, овец. По воскресеньям возил нас в церковь и ставил в первые ряды". [16]

Хранили традиции, а с ними и веру в основном старики, стараясь поддерживать веру в детях. Еще одним примером могут послужить воспоминания Корневой Зинаиды Яковлевны: " Дедушка, было, мой к каждому празднику едет со всеми в Казанку к вечерне. Там же у нас было, где жить. И вот там ужинают все, а утром идут в храм. Придут из храма, пообедают и запрягают лошадей, и едут домой, в хутор, в Баски… Все-все молились Богу. Вот садятся кушать, молятся все встают, помолились – сели. Выходят из-за стола, опять, все встали, помолились и пошли, с Богом". [17]

За детьми в семье Коршуновых следила бабушка, учила молиться Богу детей, воспитывала детей в вере. "У нас в семье, Боже сохрани, насчет обмана было очень строго. Бабушка так за этим следила, что я не знаю, как за этим можно было иначе следить. Мы между собой никогда не скажешь, что он "брешет". Придешь, скажешь: "Бабушка, он обманывает". Она расспросит внимательно, как, что, как было, что было, скажет, что нельзя, обманывать нельзя, Бог за это накажет. И на том свете, расскажет, какие наказания будут, там и за язык тебя повесят, будешь висеть, и в огне будешь гореть, и в смоле будешь кипеть. И столько наговорит страстей, что ничего на свете делать. Так что было принято друг друга никогда не обманывать, плохих слов друг другу не говорить, не ругаться". [18]

Вообще у казаков к старикам относились с большим почтением, проявлялось это и в семейной жизни. "Дедушка с бабушкой, – вспоминает Зинаида Яковлевна, – руководили всем имуществом, у них были все семейные деньги (хотя фактически и не было: деньги были в столе; в спальне столик такой был и два ящика, и там эти денежки, но никто их никогда не тронул без спроса, никогда). А если нужно что: "Батенька, дайте денег" – "А на что ж надо" – "На вот это, на вот это, на вот это", – "Ага, а сколько ж надо?" – "Вот столько", он отсчитал столько: "Нате", и все. А как приедут с базара, так он спрашивал: "Ну, скажите, почем же вы купили вот это да вот это?" Они скажут, вот это за столько-то, это за столько-то".

В семье у каждого было свое место, свои обязанности. Например, в доме Алимовых (девичья фамилия Галезник З.Е.) управляла всем фактически бабушка, а дед не работал в поле, но ловил рыбу и делал запасы для семьи, а родители Зинаиды Ефимовны работали в поле.[19] А в семье Коршуновых были установлены еще более четкие правила: "У деда было трое сыновей, у старшего была жена Татьяна Гавриловна. Она занималась специально кухней, почти каждый день хлеб пекла, кормила, варила. Больше она ничего не делала. А младшие две, это и моя мама была, на них были такие дела: стирка, уборка, коровы, молоко, телят семь штук было; свиней, поросят кормить надо было. Это все на них было, вся эта дворовая работа. Кухня у нас была летняя, две комнаты, там и готовили, там и ужинали, в доме спали только, а дом большой был, четыре комнаты, коридор большой был. И вот, мама рассказывала, идут ужинать, а она берет ведра и начинает мыть полы, и пока все ужинают, а она полы моет, пока семьи нет, пусто, спокойно в доме. А потом уже все спать идут на место". [20]

Вот пример отношения к женщине в казачьих семьях. Однако, несмотря на то, что зачастую с женщиной не считались, однозначно бесправной назвать ее нельзя. Как раз на Дону наравне с подобным положением уживалось уважение к женщине, здесь хорошо было развито женское образование, да и хозяйкой в доме в отсутствие мужа становилась именно казачка. Скорее всего это противоречие вызвано тем, что на Тихом Дону патриархальный уклад жизни не до конца смог изжить казачью вольницу. Примером того, что сохранились здесь и старые обычаи, может служить история свадьбы родителей Богучарской Евдокии Яковлевны: "Мама моя, как вам сказать, гуляла с папою. Папа был кузнецом, ковалем, сам абсолютно все делал: и подковы, и гетры шил, и сапоги шил, и фуфайки шил, и печки клал – он все-все-все умел делать. Подружился с моей мамой, и вот ее брат покупает гармонь, а он так хотел научиться на гармошке играть! Он эту гармошку крадет и уезжает! И живет там… Уже я родилася… И вот мне как раз было два годика, когда мама собралась замуж, а старший брат ему (папе моему) пишет, что приезжай, у нее свадьба в Раздорах. Папа приезжает, а у мамы венчание в церкви! Он подходит потихоньку сзади, отодвигает жениха, сам становится под венец и венчается вместо него! А тот так и сидит, видимо, ему пришлось смириться. Так и повенчались мои родители". Этот рассказ ярко доказывает, что строгость патриархального уклада, привитого военной службой, сосуществовала с элементами казачьей вольницы. Свадьба родителей Евдокии Яковлевны напоминает чем-то те давние времена, когда казак мог выбирать и брать себе в законные жены девушку прямо на Кругу.

Исследования быта, образа жизни казачьей семьи в 20-30-х годах свидетельствуют о сохранении традиционных черт, присущих казакам как особой этнической группе: глубокая патриархальность, патриотизм, приверженность православной вере, старым обычаям. Именно из них складывалось казачье самосознание.

Глава 2.