Проблема ПРО и стратегическая стабильность

 

Сегодня выработанное на рубеже 60-70-х годов обоюдное понимание основ стратегической стабильности находится под угрозой Если признание стратегического паритета было первым условием для выработки “кодекса поведения” в ядерный век, вторым необходимым условием было переосмысление роли оборонительных систем в обеспечении стратегической стабильности. Постоянный прогресс в военных технологиях ведет к тому, что на протяжении десятилетий “ядерного века” регулярно возникают идеи изменить или модифицировать систему взаимного гарантированного уничтожения за счет создания широкомасштабных (национальных) систем ПРО (НПРО) – как в СССР, так и в США.

Налицо стремление определенной части политиков и военных к тому, чтобы выйти из состояния “ядерного пата”, при котором военные и политические функции ядерного оружия весьма ограничены. С одной стороны, такая “патовая” ситуация противоречит самой сути традиционного подхода к функциям военных средств борьбы, заключающимся в устрашении, нападении и защите. С другой стороны, соблазнительным выглядит “размораживание” фактически омертвленных гигантских вложений в ядерное оружие (само по себе оно при серийном производстве не столь дорого, но очень велика стоимость средств доставки, СПРН, систем боевого управления и всей инфраструктуры). Наконец, есть стремление сделать ядерное оружие более действенным средством дипломатии и военной политики.

Рассматривая проблему воздействия создания НПРО США на стратегическую стабильность, следует иметь в виду, что это уже четвертая попытка такого рода в послевоенной истории (начиная с конца 50-х годов).

Следует отметить, что одновременно с созданием "классических" систем ПРО, еще на рубеже 60-70-х годов у ряда советских ученых и специалистов возникла идея использования нетрадиционных видов оружия, основанных на новых физических принципах, например, зарядов и пучков заряженных частиц для поражения боеголовок на участке подлета к цели. Работы в этой области начались, но оказались бесперспективными и через некоторое время были свернуты. Немыми свидетелями этих усилий стали пустые сооружения на полигоне около озера Балхаш, по поводу которых в США позже регулярно поднимался шум.

Примерно в тоже время, т.е. за 10 лет до СОИ, под влиянием достижений в области космической техники в СССР появились концепции и космической ПРО. Впервые с такой идеей выступил академик Г.Будкер, но на подверглась критике со стороны академиков Л. Арцимовича и Б. Константинова и была отвергнута. Другой вариант космической ПРО (с использованием ракет-перехватчиков из космоса) предложил академик В.Челомей. Свою идею он доложил Л. Брежневу, но после обсуждения на самом высоком уровне и жесткой борьбы эта идея была также отвергнута. По справедливому замечанию академика Е.Велихова, эти дискуссии создали определенный иммунитет у советской научной общественности к идеям "звездных войн".

До заключения первых советско-американских соглашений по стратегическим наступательным и оборонительным вооружениям взгляды руководителей двух стран на проблемы обеспечения стратегической стабильности за счет ядерного сдерживания не совпадали, причем первоначально Советский Союз занимал даже более активную позицию в создании и отработке систем ПРО, чем США.

О различиях красноречиво свидетельствует, в частности, та дискуссия, которая развернулась между Председателем Совета министров СССР А.Н.Косыгиным и министром обороны США Р.Макнамарой на встрече на высшем уровне в Гласборо в 1967 г. Макнамара, ставший к этому времени символом рационализма в военной политике, прославившийся массовым внедрением в оборонные программы методов системного анализа, критерия “стоимость-эффективность”, предлагал обеим сторонам фактически отказаться от развертывания систем противоракетной обороны, полагаясь на сдерживающий эффект ядерного оружия с учетом неизбежности возмездия для нападающей стороны. К этому времени Р.Макнамара с помощью видных американских ученых и специалистов смог серьезно разобраться в возможностях того или иного варианта системы ПРО и убедился, что перед лицом такой грозной силы, как ядерное оружие, она, просто исходя из элементарных принципов физики, не может быть создана таким образом, чтобы эффективно защитить страну от ядерного нападения. Всегда нападающая сторона имеет множество способов преодолеть любую оборону за гораздо более низкую цену, нежели стоимость противоракетной обороны. В ответ на предложения американского руководства Косыгин горячо отстаивал правомочность развития советской стороной стратегической противоракетной обороны и фактически переводил дискуссию в иную плоскость. Судя по различным источникам, Косыгин в тот момент просто еще не был готов к такой постановке вопроса.

В своей пресс-конференции в ходе встречи Косыгин сказал: “...какое оружие следует рассматривать как фактор напряженности - наступательное или оборонительное? Думаю, что оборонительные системы, которые предупреждают нападение, не являются причиной гонки вооружений, а представляют собой фактор, предотвращающий гибель людей. Некоторые рассуждают так: что дешевле - иметь наступательное оружие, которое может уничтожить города и целые государства, или иметь оборонительное оружие, которое может предупредить это уничтожение. В настоящий момент кое-где имеют хождение теории, что следует разрабатывать систему, которая дешевле. Такого рода “теоретики” спорят и о том, сколько стоит убить человека - 500 тыс. долларов или 100 тыс. Может быть, противоракетная система дороже стоит, чем наступательная, но она предназначена не для убийства людей, а для сохранения человеческих жизней... Для решения проблемы безопасности есть другие пути, куда более надежные, пути, которые действительно могли бы устроить человечество. Вы знаете, что мы высказываемся за то, чтобы вообще прекратить ядерное вооружение и уничтожить запасы ядерного оружия...”.

 

К обсуждению ПРО сверхдержавы вернулись в 1970 году, в рамках переговоров по ОСВ-1. Судьба ПРО вызвали множество разногласий с обеих сторон. Так, например, администрация Р.Никсона выступала за увязку решений по ОСВ и ПРО с решением вьетнамского кризиса. Советская сторона, в свою очередь, считала возможным заключить отдельное соглашение по ПРО, не дожидаясь результатов ОСВ.  Прорыв наметился только лишь в начале 1971 года. В мае было опубликовано совместное советско-американское сообщение о том, что правительства СССР и США согласились сконцентрировать свои основные усилия на выработке соглашения об ограничении развертывания систем противоракетной обороны. В то же время было решено, что при заключении соглашения по ПРО стороны также договариваются и о некоторых мерах в ограничении ОСВ, исходя из того, что ограничения на ПРО должны быть одинаковы для обеих сторон Договор по ПРО и Временное соглашение по ОСВ должны быть подписаны одновременно; в основу соглашения СНВ должен быть положен принцип замораживания этих видов вооружений на существовавшем у каждой стороны уровне.

Результатом этих договоренностей стало подписание 26 мая 1972 года Договора между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки об ограничении систем противоракетной обороны, который вступил в силу 3 октября 1972 г. По условиям Договора стороны брали на себя обязательства не разрабатывать системы ПРО в масштабах всей национальной территории.Согласно Статье III этого Договора каждая из сторон получала возможность развертывания системы ПРО "радиусом сто пятьдесят километров с центром, находящимся в столице данной Стороны". Второй район "размещения системы ПРО радиусом сто пятьдесят километров, в котором расположены шахтные пусковые установки МБР".

В 1974 году согласно дополнительному протоколу к Договору по ПРО было решено оставить только один район размещения системы ПРО. Советский Союз выбрал для защиты Москву. Соединенные Штаты - базу МБР Гранд-Форкс в Северной Дакоте. В 1976 году высокая стоимость обслуживания системы и ограниченные ее возможности вынудили американское руководство отдать приказ о закрытии системы. Основной радар системы ПРО в Гранд-Форксе был включен в систему Североамериканской ПВО (НОРАД).

Кроме того, в Договоре оговаривалось, что система ПРО может быть только наземной и стационарной. При этом Договор допускает создание системных компонентов “на иных физических принципах” (“перспективные разработки”), но они также должны быть наземными и стационарными и могут быть развернуты только в разрешенном районе.

С сожалением следует признать, что сейчас в общественном сознании сгладились воспоминания не только о “великих дебатах” по проблемам ПРО на рубеже 1960-х – 1970-х годов (о которых знали немногие специалисты в нашей стране), но и о ставших достоянием широкой публики дебатах вокруг СОИ в 1980-е годы. В настоящее время, к сожалению, данная тема в России не стала предметом постоянного рассмотрения на высшем государственном уровне (в Совете Безопасности), как это было в предыдущие периоды, в том числе в начале 1980-х годов, когда администрация Р.Рейгана выступила со “стратегической оборонной инициативой” (СОИ) – названной в СМИ “звездными войнами”, с помощью которой американцы рассчитывали обойти, а по сути - похоронить Договор по ПРО путем создания системы ПРО с элементами космического базирования.

Именно в 1980-е годы в ходе интенсивного, а подчас и бурного обсуждения CОИ как на Западе, так и у нас одержала верх точка зрения, в соответствии с которой признавалось, что реальной технической, экономической, а в конечном счете и военно-политической альтернативы сдерживанию на основе угрозы взаимного гарантированного уничтожения на тот момент не существовало.

Советскими учеными тогда была разработана концепция “асимметричного ответа” на создание США широкомасштабной ПРО с космическим эшелоном. Она базировалась прежде всего на возможности преодоления любой (исходя из законов физики) системы обороны ракетными носителями с ядерными боеприпасами путем значительно меньших затрат на развитие средств нападения, чем на создание “противоракетного щита”. К сожалению, на деле “асимметричный ответ” не был до конца последовательно проведен в жизнь советским политическим руководством, несмотря на декларирование приверженности ему (это лишний раз говорило о том, что высшее политическое руководство в СССР в этой сфере не управляло полностью важнейшими процессами). Огромные средства были затрачены на НИОКР, аналогичные американским НИОКР по СОИ, т.е. в направлении “симметричного” ответа.

Тогда, в 80-е годы, опасную разбалансировку военно-стратегических отношений в случае начала реализации ПРО и разрыва Договора по ПРО 1972 года удалось предотвратить. Весьма важную роль в этом сыграло заключение авторитетнейшего государственного деятеля США, председателя комитета сената по делам вооруженных сил С.Нанна, подготовленное с использованием выводов ученых. Но концепция широкомасштабной ПРО не умерла, продолжает существовать и волновать умы военных, специалистов и политиков. Этот вопрос, являющийся по сути дела вопросом о соотношении обороны и наступления в ядерной сфере, сохраняет свое значение и поныне, поскольку он имеет общесистемный характер и его суть направлена в сердцевину стратегии ядерного сдерживания, базирующейся на угрозе взаимного уничтожения.

Окончание холодной войны привело к свертыванию работ в рамках СОИ. В начале 90-х годы ей на смену пришел проект глобальной системы защиты от случайных запусков ракет (GPALS), в которой предполагалось использовать технологии, разрабатывавшиеся для "звездных войн". Затем на первый план вышли проекты создания систем ПРО для театров военных действий, как наземного, так и морского базирования. Толчком к такой переориентации послужила война в Персидском заливе, в ходе которой Ираком были эффектно, хотя и далеко не эффективно с военной точки зрения, применены баллистического ракеты оперативно-тактического назначения, созданные на основе советских ракет, именуемых на Западе “Scud”.

К настоящему времени в США уже достигнуты определенные успехи в разработке систем ПРО такого назначения. Как известно, есть они и в нашей стране, поскольку на протяжении нескольких десятилетий параллельно с работами по стратегической ПРО проводились исследования по перехвату тактических и оперативно-тактических БР.

Конец 90-х гг. в обозначил новый этап дебатов по ПРО в США. Он заметно отличается от того, что было в начале 80-х.

Несмотря на большое внимание к системам для прикрытия ТВД, не с ними связывается начало "четвертой волны" ПРО. Новый этап связан с возрождением в США планов создания национальной ПРО, в которой используются как опыт "второй волны", так и наработки в рамках СОИ. В качестве условного временного рубежа можно рассматривать 1999 год, когда был изменен статус программы НПРО - из "программы разработки технологии" она была переведена в "программу готовности к развертыванию системы оружия".

Об "экзотических системах", подобных тем, что выдвигались в период президентства Рейгана, речь на данном этапе за редким исключением не идет. Энтузиасты ПРО в США говорят теперь прежде всего о традиционных ракетных перехватчиках наземного базирования с обычной, неядерной боеголовкой.

Переломным для судьбы ПРО стали 1998-1999 гг. Сначала тревогу подняла двухпартийная комиссия, состоявшая из ученых, отставных военных и чиновников высокого ранга, образованную по решению конгресса для оценки потенциальных угроз со стороны государств, обладающих баллистическими ракетами. Комиссию возглавил бывший министр обороны Д.Рамсфелд, вновь получивший этот пост в администрации Дж.Буша-мл. (членом комиссии был также нынешний первый заместитель Рамсфелда П.Вулфовиц). 

Можно предположить, что президент Клинтон изначально надеялся передать эту проблему по наследству своему преемнику, что и было сделано 1 сентября 2000 г., за два месяца до президентских выборов. Зная изначально отрицательное отношение значительной части демократической администрации Клинтона к созданию противоракетной обороны (она тихо прикрыла программу НИОКР по “СОИ” в начале своего пребывания у власти), можно считать весьма достоверным мнение о том, что вся история с реанимацией идеи ПРО в 1999 г. была связана с необходимостью прикрыть фланги “справа” вице-президента А.Гора, выдвигавшегося как кандидат в президенты США на выборах 2000 г. Однако опросы общественного мнения, проводившиеся в ходе предвыборной кампании, показали, что проблема ПРО тогда занимала очень небольшую часть населения США (десятые доли процента). Это и определило то, что администрация Клинтона не сделала сколько-нибудь решительных шагов в этом вопросе.

Для новой администрации Дж.Буша-мл. создание национальной противоракетной обороны стало одной из главных тем. Как отмечал известный американский политолог профессор Гарвардского университета Г.Аллисон, вопрос о создании ПРО для новой администрации стал вопросом не политики или военной стратегии, а “вопросом веры”. Республиканцы в конгрессе во главе с председателем сенатского комитета по международным делам Дж.Хелмсом в течение всех последних нескольких лет утверждали что советско-американский Договор по ПРО 1972 г. утратил юридическую силу после распада СССР и на этом основании отказываются ратифицировать Протоколы 1997 г. о демаркации стратегической и тактической ПРО. Республиканская администрация, оказавшись у власти, начала движение именно по этому пути и использовала те же самые аргументы (изменилась эпоха).

Сам Дж.Буш-мл изложил свои взгляды еще в ходе избирательной кампании выступая в Национальном клубе прессы 23 мая 2000 г.: радикально снизить уровни СНВ (на основе одностороннего решения), радикально понизить оперативную готовность СНВ и развернуть широкомасштабную НПРО. Наибольшее внимание в первые месяцы пребывания у власти Буш уделяет последнему направлению.

10 января 2001 “вторая комиссия Рамсфелда” опубликовала свой доклад, в котором делается вывод о необходимости ускоренной милитаризации космоса и скорейшего развертывания противоспутникового оружия. Поэтому назначение Рамсфелда министром обороны было расценено всеми как признак того, что создание НПРО - цель администрации Буша. Сам Рамсфелд на слушаниях в сенате при утверждении его кандидатуры на пост главы Пентагона подчеркнул свою приверженность задаче быстрейшего введения НПРО в строй и заявил, что Россия должна будет смириться с отказом от Договора 1972 г.

“Мы должны оставить в прошлом ограничения 30-летнего Договора по ПРО. Этот Договор не соответствует настоящему и не ведет нас к будущему. Это Договор из прошлого. Договор, который не позволяет нам противостоять сегодняшним угрозам, который запрещает нам разрабатывать многообещающие технологии для защиты своего государства, своих друзей и союзников, не отвечает нашим интересам, интересам мира во всем мире”

Здесь переплелось много нерешенных проблем - политических, военно-технических, финансовых, международно-правовых и др. Технический облик системы еще неясен, пока можно говорить лишь о том, что “система Буша” будет в отличие от “системы Клинтона” многоэшелонной. Выступление Буша 1 мая 2001 г. в Национальном университете обороны подтвердило, что администрация окончательно еще не решила, какую же систему НПРО она хочет создать: “Еще многое предстоит сделать, чтобы определить, какую окончательную форму примет (противоракетная) оборона. В дальнейшем мы изучим все эти способы. Мы осознаем технологические трудности, стоящие перед нами, и мы готовы их встретить”.

Несмотря на множество вопросов, ясно, что обсуждаемая в настоящее время перспективная система ПРО должна быть многоэшелонной, состоящей из нескольких подсистем, объединенных единым информационным полем, и в конечном виде иметь способность поражения баллистических ракет на всех участках траектории.

Для решения этой задачи информационно-разведывательные средства и оружие перехвата должны располагаться не только на Земле, но и в атмосфере и космическом пространстве, образуя несколько рубежей перехвата. В отличие от предложений демократов, республиканцы изначально придавали большее значение первому эшелону ПРО, предназначенному для перехвата ракет на активном участке их траектории, когда крупные размеры цели и мощное инфракрасное излучение работающих двигателей позволяют надежно обнаруживать ее в полете и наводить на нее средства поражения. Привлекательность данной концепции состоит также в том, что ракета со всеми находящимися на ней боеголовками и средствами преодоления ПРО уничтожается одним ударом до момента разведения головных частей.

Однако решить эту задачу с высокой эффективностью при помощи ныне существующих средств перехвата ракет не представляется возможным без привлечения новых видов противоракетного оружия, основанных на иных физических принципах, что однозначно запрещено Договором 1972 г. Среди них на первом месте находится лазерное оружие, работы по созданию которого были начаты в США еще в 1970-х годах, а пик активности усилий по приданию им боевых свойств пришелся на 80-е годы - эпоху СОИ. Поэтому пока продолжаются начатые при Клинтоне работы по традиционным перехватчикам наземного базирования.

Принимая во внимание технические трудности, с которыми уже столкнулся Пентагон при проведении испытаний компонентов системы в 1999-2000 гг., а также высокую стоимость НПРО, можно предположить, что развертывание системы до конца нынешнего десятилетия маловероятно. Во всяком случае этого не произойдет при первом сроке пребывания у власти избранной республиканской администрации. Не случайно сторонники ПРО предлагают сейчас осуществить в 2004 хотя символическое развертывание любой возможной конфигурации системы - для того, чтобы поставить следующую администрацию (если республиканцы не удержатся у власти) перед фактом.

С учетом этого не приходится удивляться, что американская сторона не спешит юридически оформлять односторонний выход из Договора по ПРО (хотя в СМИ первомайская речь Буша была воспринята именно в таком смысле, никаких правовых последствий его выступление не имеет). Ведь в противном случае США еще долгие годы не будут иметь реальной системы (Н)ПРО, но успеют спровоцировать конфронтацию с Россией, Китаем и даже ухудшить отношения со своими ближайшими союзниками.

Удастся ли администрации обеспечить необходимое финансирование - так же еще неизвестно, особенно с учетом изменения в расстановке сил в конгрессе после того, как весной 2001 г. неожиданно большинство в сенате США перешло к демократам (после того, как сенатор-республиканец Дж.Джеффордс ушел в “независимые”).

Для Буша-мл. возникнет проблема "ножниц" между фактическим уровнем ассигнований на нужды Пентагона и его завышенными потребностями.

Оценивая возможные перспективы, следует иметь в виду что мотивы создания НПРО сегодня заключены не только в военно-технических аспектах, попытках найти выход из "ядерного пата" или прикрыться от угрозы в виде гипотетических северокорейских ракет. Представляется, что американцам важнее всего обеспечить свою исключительность в условиях нового стратегического ландшафта в начале XXI века. В условиях холодной войны, после достижения Советским Союзом паритета в ядерной сфере, США продолжали чувствовать свое превосходство практически во всех остальных сферах. Так называемая "биполярность" была далеко не полной. Сегодня говоря о многополярности, подразумевают, что существуют центры силы, способные реально соперничать с США не только в ракетно-ядерной сфере (Россия) но и в экономике (Европа).

В перспективе, через 20-30 лет или несколько более, Китай сможет “бросить вызов” США как на экономическом направлении, так и на военно-политическом. Для американцев это означает, что они должны отказаться от представлений о своем величии и исключительности и смириться с тем, что они - всего лишь одни из многих, что означает значит вернуться к статусу 20-30-х годов. Альтернатива - сохранить свою исключительность, используя факторы, в которых длительное время никто не сможет с США конкурировать, в том числе “технологический отрыв” в области ПРО.

Все это создает не только новые проблемы для Китая, но и дилеммы для России, бывшей до этого не раз лидером в соперничестве с США в системах ПРО. Уже в 80-е годы многим и в нашей стране и в США было ясно, что в случае возникновения гонки вооружений в области систем ПРО, особенно при создании космических систем ПРО, бремя этой гонки оказалось бы для нашей страны гораздо большим, чем для США, в силу нараставшего разрыва между ВВП США и ВВП СССР; особенно опасным представлялось соперничество в информационной составляющей систем ПРО, где отрыв США от СССР как в техническом, так и экономическом отношении (по критерию “стоимость-эффективность) был особенно значительным.

Сегодня у США намного больше средств на НИОКР и тем более на развертывание ПРО. Если здесь начнется гонка, Россия ее автоматически проиграет. Сколько-нибудь равноправное, а тем более полномасштабное сотрудничество между США и Россией представляется в этой сфере весьма сомнительным, несмотря на то, что в российской науке и промышленности, в Вооруженных Силах РФ имеется значительный задел под создание тех или иных вариантов системы ПРО. В этих условиях для России значительно более актуальной, чем в 80-е годы, становится идея “асимметричного ответа” как одного из компонентов российской политики обеспечения национальной безопасности, обеспечения стратегической стабильности.