Наиболее характерные конфликты постиндустриального мира

 

В этом параграфе мы постараемся привести определённую типологизацию наиболее характерных для постиндустриального мира конфликтов. Термин «постиндустриальный» употреблён здесь для того, чтобы подчеркнуть широту распространения подобных конфликтов. Не все общества, которые по определённым параметрам находятся в состоянии постмодерна, мы можем полностью отнести к таковым. Но это не означает, что конфликты, протекающие в них не являются характерными для таких обществ. Поэтому термин, который характеризует экономическую сторону постмодерна видится здесь наиболее уместным.

Мы выделяем следующие типы конфликтов, как наиболее характерные

-конфликт индивида и общества потребления

-конфликт сетевой и иерархической структуры

-конфликт идентификации

Последний тип конфликта мы подробно рассмотрим в следующем параграфе, а в этом остановимся на первых двух.

Постиндустриальная экономика приводит к появлению «общества потребления» новый тип отношений, который основан на потреблении социальных благ и создаёт сообразную этому систему ценностей. Первым данный термин, который иногда рассматривают как метафору, употребил Эрих Фромм.[60] Он и другие представители Франкфуртской школы, такие как Теодор Адорно, Герберт Маркузе и Юрген Хабермас довольно критично относились к современному обществу. Данные исследователи считали, что сверхтехнократичное общество превращается в бесклассовую систему, сформированную на основе «ложного» сознания, массовой культуры и неограниченного потребления. Эта критика вполне уместна, так как все эти явления действительно носят проблемный характер, и часть из них рассмотрена в том числе и в этой работе.

Возвращаясь к обществу потребления, выделим основные его признаки:

-Происходит отход от небольших частных магазинов в сторону крупных торговых сетей и супермаркетов. Возникает новый вид досуга – шопинг, походы по магазинам за покупками без особой необходимости

  -Новые средства коммуникации индивидов получившие распространение благодаря техническому прогрессу – мобильная связь и интернет делают покупку товаров ещё более простой, а кроме того сами выступают как продаваемые услуги

 -Невероятное влияние рекламы, так называемое «клиповое сознание», когда потоки информации оставляют в сознании человека лишь набор ярких отрывков и рекламных слоганов

 -Потребление принимает статусные формы, индивиды ориентируются на бренды, происходит ассоциирование человека с определёнными торговыми марками, погоня за «индивидуальностью» со стороны потребителя

 -Широчайшее развитие кредитования, банковских карт и электронных платёжных средств, с одной стороны упрощает процесс покупки, с другой стороны делает потребителя менее уязвимым для воровства его средств и кроме того позволяет покупать в кредит, то на что в ином случае финансовых возможностей было бы недостаточно. [61], [62]

Система банковского кредитования превращается в одну из форм социального контроля, благополучие потребителя основывается на вещах, приобретённых в кредит, и зависит от стабильного заработка. А следовательно от того, работает человек или нет. В итоге получается ненасильственная форма принуждения к труду и реальный стимул для экономического развития. Помимо прямых кредитов, потребитель оплачивает стоимость кредитов производителей и реализаторов. Согласно исследованиям, проведённым сотрудниками системы банков JAK (Швеция), «в Германии к 1993 году средняя «процентная» составляющая от общей стоимости на товары и услуги достигала 50 %. В 2000 году 80 % населения покупая товары, в конечном счете более 50 % суммы уплачивали за «процентную» составляющую, для 10 % эта нагрузка составила чуть меньше 50 %, и только для оставшихся 10 % дополнительные выплаты были менее 30 % от конечной стоимости покупки.»[63]

-«Нерациональное» потребление, при котором стоимость товара во многом зависит от марки и бренда

 -Быстрая смена модных течений и направлений, мода от носимых вещей переходит к электронике, автомобилям и т.п. Структура потребления мягко принуждает человека менять вещи намного быстрее, чем они изнашиваются, иначе происходит формирование образа «отсталого» и «не модного», происходящее посредством рекламы

-Образование повышает конкурентоспособность индивида на рынке труда, а следовательно влияет на его будущее финансовое положение и возможности. В связи с этим высшее образование становится неотъемлемой частью рынка и таким же товаром на нём как и всё остальное

  -Большой спорт становится крайне коммерциализированной областью, где доходы и расходы переваливают за миллиарды долларов. Например, на одной только последней зимней олимпиаде в Ванкувере, компания NBC приобрела права на показ за 820 млн. $. [64]

Никого уже не удивляют многомиллионные контракты игроков и тренеров в футболе, хоккее или баскетболе. Спортивные клубы организуются на коммерческой основе, а значит должны приносить определённую прибыль, потому как практически никакой спонсор не будет слишком сильно работать в убыток.

Здесь мы привели основные экономические и социальные признаки общества потребления, но существуют и другие.

  У Жана Бодрияра, известнейшего французского философа и исследователя постмодерна есть работа, которая так и называется «Общество потребления». В ней он рассматривает потребление как цепную психологическую реакцию, которая направляется современной «магией»[65], природа которой бессознательна. Сам мир тех предметов, которые мы потребляем оказывается разорван с их истинной сущностью, все отношения переходят в плоскость неких знаков, которые воспринимаются в связке друг с другом. Невероятный выбор предметов потребления на взгляд Бодрияра лишь «мнимое изобилие», которое он противопоставляет «реальному изобилию», свойственному собирательному способу хозяйствования. В общем итоге, по своей сути общество потребления - это разновидность самообмана, при котором отсутствуют подлинные чувства, высокая культура, и всё насаждаемое изобилие всего лишь прикрывает собой внутреннюю нехватку, которая, в свою очередь, рассматривается как основополагающий принцип такого общества. Бодрийяр видит феномен потребление в некотором отрыве от естественной природы, и возведении в культ социальной дифференции, которая позволяет оправдать на любых условиях требование экономического роста. Таким образом, Бодрийяр, отмечает парадокс в самом устройстве общества потребления, которому для поддержания благополучия и «сытости» необходимы бедность и войны, преследующие цель создания уходящих в бесконечность целей наращивания производства и и последующего потребления.[66]

Конфликт индивида и общества потребления актуализируется, или если употребить термин конфликтологической теории – проходит манифестацию, в тот момент, когда человек начинает сомневаться в ценностях такого общества. В этом случае происходит парадоксальное явления – с одной стороны общество постмодерна провозглашает плюрализм взглядов, культур, религий и ценностей, с другой стороны весь этот плюрализм превращается в следование за едиными ценностями потребления на другом уровне. Не важно каковы ваш возраст, пол, цвет кожи, политические и религиозные убеждения или сексуальная ориентация – всё это может отличаться у сотен тысяч людей по своему. Важно, что вы входите в структуру общества потребления и способствуете его существованию, что подразумевает если не растущий, то как минимум, не падающий уровень потребления товаров и услуг. При этом никто вас не заставляет быть частью этой структуры, но само устройство общества способствует подобной «социализации».

При этом конфликт не выражен ярко, каждый находит индивидуальную форму протеста против существующего порядка вещей. Такие движения как дауншифтеры, «зелёные», «антиглобалисты» выступают против общества потребления.

  Rand corporation – известнейшая в США и в мире фабрика мысли подготовила в 2001 году доклад об изменении природы конфликтов в постиндустриальном мире. В какой-то степени этот доклад стал пророческим так как после его издания произошли события 11 сентября, когда с помощью пассажирских самолётов террористы атаковали Пентагон и здание всемирного торгового центра в Нью – Йорке. Этот террористический акт дал начало обострённой дискуссии по поводу столкновения между сетевой структурой и иерархией. Приведу небольшой отрывок из первой главы этого доклада:[67] «Информационная революция сместила природу конфликтов через новый спектр. Мы, в частности, привлекаем внимание к двум направлениям этого смещения. Во - первых эта революция выводит на главную роль и усиливает сетевые формы организации, зачастую давая им преимущество перед иерархическими формами. Возвышение сетей означает, что сила переходит к негосударственным акторам, так как они способны организовать растянутую мультиорганизационную сеть (особенно «мультиканальной сети», где каждый узел связан с каждым узлом) и делают это с большей готовностью нежели традицонные иерархические государственные акторы.   Это означает что конфликты всё больше могут быть направлены «сетями», чем «иерархиями». Это также значит, что в противоборстве, у «сетей» возникает большой шанс получить преимущество.

Во - вторых, так как информационная революция проникает в структуру общества всё больше поведение сторон во время конфликта и его результат зависят от информации и коммуникаций. Намного более чем прежде конфликты вращаются вокруг информации и «мягкой силы». Противники учатся вести «информационные операции» и «управление восприятием» - то есть, ориентируемые СМИ меры, которые стремятся привлекать или дезориентировать, а не принуждать, и такие участники конфликта как, общество, вооруженные силы, или иные акторы концентрируются более на

чувствах и знаниях  о себе и о противнике. Психологический эффект

разрушения может стать столь же важной целью как физическое разрушение». [68]

Конфликт «сети» и иерархии для авторов этого доклада видится надвигающейся проблемой современности, так как сетевая структура по их словам подобно «двуликому Янусу» и может быть использована как мирными организациями для улучшения эффективности своей деятельности, так и террористическими группами, которые используют все преимущества «сети» для осуществления террора и насилия. Для того чтобы противостоять сетевым структурам, иерархии должны понять как они работают, знать методики и новые способы ведения информационных войн и влияния на общественное мнение.   Предпринимаются попытки создать смешанные структуры, основанные на сетевом принципе но с элементами иерархии, но успешное функционирование подобных экспериментальных моделей крайне затруднено.

Рассмотрим несколько примеров подобного столкновения, которые происходят в разных странах по всему миру и отличаются методами и целями.

Для начала обратимся к поворотной для всего антиглобалистского движения точке - историческому "восстанию в Сиэтле" 1998 года, после которого антиглобалисты, сорвавшие саммит ВТО в этом американском городе, впервые заставили заговорить о себе как о новом социальном движении. После этого кружки антиглобалистов стали расти по всему миру - благо, этому способствовал бум информационных и цифровых технологий  

«Само по себе движение антиглобалистов, каким мир увидел его в Сиэтле, сформировалось по инициативе образованных кругов Америки, обеспокоенных наступлением крупных корпораций на жизненное пространство среднего класса. Антиглобалисты призвали общество вернуться к либеральным идеалам американской революции, ориентированным на защиту частной собственности и гражданского равенства. Неолиберализм, с их точки зрения, предал эти идеалы, ведя дело к созданию нового неравенства, что, в свою очередь, ставит под вопрос существование самого гражданского общества как опоры демократии.»[69]

Восставшие перечислили «преступления» ВТО: снятие запрета на поставку зараженной говядины из Америки и Великобритании, поощрение торговли гормональными препаратами, «банановая война» против африканских стран, которая спровоцировала там голод, дерегуляция экономики в странах Латинской Америки, вызвавшая рост безработицы и нищеты; финансовая экспансия, сначала перегревшая, а затем обрушившая азиатские рынки и т.д. ВТО называлась главной международной организацией, ответственной наряду с МВФ и НАТО за геноцид, насилие, голод и нищету, царящие в современном мире. Не удивительно, что акции протеста в Сиэтле были расценены радикально настроенной «сетевой» общественностью как героическое восстание: восстание против цивилизации «золотого миллиарда», бросивших вызов человечеству.[70]

Огромная масса людей, неожиданно объединённая одной целью, сумела сорвать саммит одной из крупнейших и влиятельнейших мировых организаций и успешно противостоять силам правопорядка. В какой-то степени это была проба сил, так как 1998 год ещё нельзя было назвать эпохой интернета и массовых коммуникаций, но главное было сделано, удалось положить начало движению такого рода.

Другим примером конфликта сети и иерархии является движение сапатистов в Мексике. Название движения восходит к имени генерала Эмилиано Сапаты - героя мексиканской революции 1910 - 1920 годов. Социальная опора движения — бедные индейцы-крестьяне. Сапатисты требуют конституционного закрепления прав коренных народов Мексики, выступают против проведения неолиберальных реформ в Латинской Америке, ратификации договора НАФТА, принятия законов, разрешающих куплю-продажу крестьянских общинных земель. Лозунг сапатистов: «Демократия! Свобода! Справедливость!»[71] Субкоманданте Инсурхенте - левый радикальный писатель и философ, главный идеолог и пропагандист Сапатистской армии национального освобождения (САНО) автор более 200 эссе и 21 книги. Легенда и символ среди активистов антиглобализма. На публике всегда появляется в чёрной маске - «пасамонтане». Творчество Маркоса в основном сконцентрировано на несправедливой эксплуатации людей крупным бизнесом и правительствами. В апреле 2001 года субкоманданте Маркос возглавил мирный поход на Мехико, поддержанный такими известными личностями, как Габриэль Гарсия Маркес, Оливер Стоун, редактор «Монд Дипломатик» Игнасио Рамоне, а также рядом депутатов Европарламента.[72] Сапатистам удалось занять несколько городов, причём сделано это было абсолютно мирно.

В июне 2005 года в рамках развернувшейся в Мексике президентской кампании Субкоманданте Маркос анонсировал «Другую кампанию» (исп. La Otra Campaña). Сапатисты не собирались выдвигать или поддерживать кого-либо из кандидатов на президентский пост, вместо этого они выдвинули требования принятия новой конституции, в которой были бы закреплены общенациональная собственность на естественные богатства Мексики и автономные права для 57 коренных национальностей. К «Другой кампании», помимосамих сапатистов, присоединились более 900 организаций.

Это движение существует с середины 80-х годов прошлого века и до настоящего времени. Сапатисты стараются действовать мирными методами, донося свои требования для как можно большего числа граждан. Важно отметить, то, что по всем канонам постмодерна создаётся образ обезличенного героя в маске (Маркос), воплощающего в себе идеи свободы и справедливости. Сетевая структура в данном случае объединена образом вождя, но этот вождь неуничтожим. Силовыми методами можно уничтожить человека скрывающегося под маской субкоманданте, но нельзя уничтожить образ. Любой сапатист способен одеть эту маску снова и объявить себя субкоманданте Маркосом. Иерархическая структура оказывается бессильна противостоять созданному образу.

Последний пример столкновения «сети» и иерархии наиболее «горячее» и насильственное противостояние из рассмотренных нами. Вторая ливанская война (официальное наименование в Израиле с 21 марта 2007, в арабском мире - «Июльская война»)[73] - вооружённое столкновение между государством Израиль, с одной стороны, и радикальной шиитской группировкой «Хезболла», фактически контролировавшей южные районы государства Ливан, с другой стороны, в июле - августе 2006.

Конфликт, который был спровоцирован 12 июля ракетно-миномётным обстрелом укреплённого пункта «Нурит» и приграничного населённого пункта Шломи на севере Израиля (при обстреле ранены 11 человек)[74] с одновременным нападением на пограничный патруль (убийство трех и захват двух израильских военнослужащих) армии обороны Израиля на израильско-ливанской границе боевиками «Хезболлы».

В ходе наземной операции армия Израиля смогла продвинуться на 15-20 км ливанской территории и выйти к реке Литании. В оккупированных населённых пунктах проводилась «зачистка» от боевиков «Хезболла». Кроме того, боевые действия на юге Ливана сопровождались непрерывными бомбардировками населённых пунктов и  важных объектов инфраструктуры на всей территории Ливана. В ходе данного конфликта закончившегося 14 августа 2006 противоборствующие стороны понесли следующие потери – Израиль: Военные потери:

121 погибло, ~ 400 ранено[75]

Гражданские потери:

44 погибло

4262 ранен[76]

Со стороны Ливана и соответственно Хезболлы:

250 (по утв. Хезболлы)[77]

500 (по утв. ООН)

500(по утв. ливанских источников)

Потери среди граждан Ливана:

1191 погиб

4409 ранено.

Данная операция израильской армии вызвала неоднозначную реакцию, как в мире, так и в самом Израиле. Мировая общественность резко осудила Израиль за большие жертвы со стороны ливанского мирного населения и агрессию на независимое государство в целом. Война спровоцировала исламский мир на продолжение разговоров об «уничтожении государства Израиль». Обе стороны считают себя победившими в данном конфликте, но объективные причины в самом Израиле, так и за его пределами говорят о том, что Израиль этот конфликт проиграл.

30 апреля 2007 в Израиле были обнародованы промежуточные итоги работы комиссии Элияху Винограда, которая занималась изучением действий и решений руководства  и военного командования страны во время ливанской войны. Комиссия посчитала, что действия премьер-министра Эхуда Ольмерта, министра обороны Амира Переца и бывшего начальника генштаба Израиля Дана Халуца могут быть расценены как несоответствующие той ответственности, которая на них возлагалась.[78]

По мнению главы комиссии: «Эхуд Ольмерт несет личную ответственность за провал ливанской войны», поскольку его решение нанести удар по Ливану в ответ на похищение двух израильских солдат боевиками «Хезболлы» не основывалось на тщательном анализе внутриполитической ситуации в Ливане, что в конечном итоге привело к большому числу жертв среди гражданского населения Израиля и необходимости проведения «широкомасштабной наземной операции, цена которой оказалась слишком высокой».[79] Кроме того Хезболле удалось сформировать в мировых СМИ образ Израиля агрессора, а никак не борца с террористической организацией. На отношение международного сообщества к ситуации в Ливане и израильским действиям резко повлияла трагедия в ливанском городке Кана, где в результате израильской бомбардировки в ночь на 30 июля под обломками рухнувшего здания погибли 28 человек, (половина из которых - дети), а первые несколько дней, СМИ сообщали о вдвое большем числе погибших. Тем не менее, после данного инциндента, для выработки резолюции Совета Безопасности ООН в отношении урегулирования ситуации потребовалось почти две недели. В данном случае сетевая структура Хезболлы, позволила успешно укрываться среди мирных граждан и каждую атаку Израиля называть геноцидом ливанского народа. Успешное ведение информационной войны, во многом поспособствовало принятию мирной резолюции ООН, а серьёзные финансовые потери Израиля на ведение войны, позволили породить недовольство и в самой этой стране. По официальным израильским данным, общие убытки от конфликта составляют  около 23 млрд шекелей (ок. 6 млрд долл. США), из них 7 млрд шекелей -прямые военные расходы.[80] Об убытках Хезболлы неизвестно, но очевидно основной урон пришёлся на государство Ливан, а не на эту террористическую организацию.

Как мы видим во всех трёх примерах противостояние сетевой и иерархической структур складываются не в пользу последней. Более эффективная в информационную эпоху «сеть» может бросить глобальный вызов иерархии, но пока такие угрозы всё ещё в будущем. Намного более реальная для общества постмодерна угроза лежит в конфликте идентификации, именно он раскрывает кризис состояния постмодерна, и о нём мы поговорим в последнем параграфе.