Обратная сторона медали

Человек - это малый мир. И великий труд управлять этим маленьким миром, ибо пусть он маленький, но все же - мир. Демокрит

Добродетели Сократа были выработаны им сознательно, с рождения все ему было интересно. В юности он был скульптором, позднее он приобрел славу храброго воина, участвуя в нескольких военный кампаниях - у Потидеи, в 433 г. до н.э., где он совершил подвиг, особо чтимый древними, спас от врагов своего ученика, раненого Алкивиада, который был в то время подростком (450 - 404 гг.), и под Амфиполисом, где также показал себя отважным и везучим гоплитом. Позже мудрец занимал различные гражданские должности, проявив качества, первостепенные для общественного деятеля, - ответственность, принципиальность, справедливость и истинное благородство. И всегда он использовал свой опыт, чтобы ответить на мучавшие его вопросы, и быть полезным другим. Ведь как может человек давать советы тому, кто хочет стать стратегом или государственным деятелем, если он сам об этом ничего не знает? Учил он, основываясь на полученном опыте, всех, не выделяя кого-либо особенно. Но, если простые люди были благодарны ему за это (пусть не сразу, так через время), то олигархи, в большинстве своем, принимали его учения цинично, полагая себя всесведущими, от чего Сократ и остерегал.

Философа на суде упрекнули в развращении Крития, Алкивиада, Анита-младшего…Но пали ли они жертвами зло-учения Сократа? Или же, как мы видим, просто не соблюдали умеренность в поступкам, в эмоциях?

Увидев успех Сократа после комедии Аристофана, в 423 г., Анит попросил его взять в ученики его сына, но Анит-младший был настолько избалован благосостоянием, и отвергал Сократову «софросине» - умеренность во всем; злорадствовал, узнав о предстоящем суде.

Критий, являясь учеником Сократа, не смог справиться с завистью к успехам своего двоюродного брата Алкивиада, и был зол на всех, кто восхищался прекрасным и подающим большие надежды, Алкивиадом. В итоге он предал учителя. А на брата выдвинул несколько ужасающих обвинений, даже в тот важный момент, когда Алкивиад готовился завоевать Сиракузы, везя с собой демократию, а потому шансы на успех у него были огромны. Но его арестовали «именем архонта эпонима и афинского народа» и везли в Афины, где он должен был предстать перед судом за осквернение Элевсинской мистерии, и приговорен к смерти. Матрос помог ему бежать, но когда корабль вернулся в Афины без него, афиняне заочно приговорили Алкивиада за кощунство и безбожие к смерти. Этот удар от родного народа был слишком тяжелым даже для его выносливости. И он, не справившись с эмоциями, приводит спартанских воинов к самому слабому месту афинской обороны. Потом, понимая откуда был этот донос, и, что нужен был он только, чтоб усилить олигархов, он, конечно, помог Афинам избавиться от лакедемонян, прогнал их, очистив Ионийское море.

Критий же, возглавив власть Тридцати тиранов, теша свое самолюбие, что забрался выше «любимчика» Алкивиада, совершенно утратил контроль над собой. Ни о какой умеренности в чувствах и поступках и речи не было. По его приказу были арестованы и убиты многие афиняне, одни за то, что выступали на агоре, и что-то сказали против тирании, другие за богатство - ведь нужно было пополнять казну; а сколько было уважаемых граждан, - но Критию было достаточно, что какой-то сикофант нашептал про него.

Сократ много беседовал с Алкивиадом и Критием о том, сколь почетна и благородна задача - править своей страной. Нужно многое знать, уметь, быть рассудительным и отважным, и надо, чтобы в разуме и в сердце была гармония добра и красоты. Как больно было ему за народ, но еще больнее было ему за своих учеников. Про Крития Сократ сказал: «Если пастух уменьшает свое стадо - не назовем ли мы его скорее волком для своих овец?» Несмотря на всеобщий страх перед тиранами, Сократ ослушался и не последовал приказу не общаться с молодежью.

Когда демократы свергли тиранов, жизнь лучше не стала, несмотря на обещания демагогов во главе с кожевенником Анитом. Казна была пуста, земли вокруг Афин сожжены и разворованы еще спартанцами, город был похож на разверзшийся Тартар. Анит же не делал ничего, что могло бы уменьшить страдания граждан, но брал в рабство бывших владельцев поместий, земли которых он же и скупал. Ему нравилось жить в роскоши, а проповеди Сократа об умеренности вызывали в нем угрызения совести, видимо, но он не желал что-либо менять. Анит-младший, избалованный и погрязший в пороках, юноша не имел должного уважения к отцу, и демагог полагал, что это Сократ его испортил. Или же, скорее всего, это было поводом.

Поговорив с Мелетом и Ликоном, Анит твердо уверился в мысли об изгнании Сократа. Избавляясь от Сократа, думаю, они надеялись избавиться от мучавших их угрызений совести.

Приговор

Первым полушутливым, полусерьезным обвинением против Сократа явилась постановка в 423 году комедии Аристофана "Облака", в которой Сократ изображается мастером "кривых речей".

В 399 г. до н.э. в мыслильню к Сократу вошел скиф и передал письмо от архонта басилевса с повелением предстать перед народным судом по обвинению в непризнании богов, признаваемых государством, во введении других, новых божеств, далее, в развращении молодежи. Обвинителями на процессе Сократа были молодой, мало кому известный поэт Мелет, равнодушный к существу обвинения и лишь желающий прославиться любой ценой, вдохновитель и организатор судилища - влиятельный афинянин Анит и софист Ликон, талантливый оратор.

Мелет обвиняет Сократа во всех смертных грехах, указывает на дружбу с Анаксагором (при этом Сократ сказал: «Стану ли я отрицать то, что делает мне честь»), который был приговорен к смерти и бежал, и настолько распаляется, что требует для него смертной казни; Анит, прибегая к обману, подстрекательству и прямым угрозам, требует от философа отказаться быть…философом и изменить своим убеждениям; Ликон, вышедший со слезами (софисты это могут), водрузил на голову Сократа циклопические глыбы обвинений. А наш философ, видя как ловко жонглируют словами поэт и опытный ритор, видя, как присяжные перед могущественным демагогом разыгрывают подобострастную преданность, подумал: «А что могу я против них, с моей правдой, голенький, как младенец без рубашонки; как смогу в столь короткое время опровергнуть всю эту клевету. Неужели мне придется покинуть Афины? Не могу я этого». И потому он не только помогает обвинению, а еще и сам сознательно и решительно отрицает себе все пути к спасению, сам идет навстречу смертному приговору.

Безнравственность позиции и способа действия обвинителей Сократа очевидна. И, наверное, другой на его месте максимально использовал бы эту очевидность, защищая свои убеждения и жизнь. Но Сократ не делает этого. Он ведет себя на суде с точки зрения здравого смысла весьма странно, не защищаясь, а, скорее, нападая.

Когда судьи в первый раз решали вопрос о виновности Сократа, то лишь незначительное число голосов было подано против него. Однако вторая речь Сократа - о мере наказания, полная насмешек над традициями афинского полиса и не выражавшая раскаяния, привела судей в негодование, и подавляющим большинством голосов Сократа приговорили к смерти.

За признание его виновным было 280 голосов, против 221 голос. На суде Сократ оказался перед жестокой альтернативой: либо отречься от своего, как он понимал, божественного призвания и лишь такой непомерной ценой добиться снисхождения, либо, оставаясь самим собой, открыто отстаивать дело всей свей жизни. Твердо избрав второй путь, он сознательно отрекся сам от себя. Надежным доказательством правильности избранного им на суде пути служило Сократу то важное для него обстоятельство, что в ходе всего процесса божественное знамение, голос его демония, ни разу не остановил и не удержал его.

Как завещание потомкам звучат последние слова Сократа, произнесенные после оглашения смертного приговора: «Если когда-нибудь, афиняне, вам покажется, что сыновья мои заботятся о деньгах, о должностях, о красивых речах больше, чем об истине и добродетели, донимайте их так же беспощадно, как донимал вас я! И если они, не представляя из себя ничего, вообразят о себе многое, - укоряйте их так же беспощадно, как укорял вас я. И тогда вы воздадите по заслугам и мне и моему потомству».