Преступление минувших лет

 

Несколько минут они сидели в умиротворяющем дружеском молчании, а с неба медленно падал снег. Наконец Чудовище поднялось и протянуло девушке руку.

– Пока мы здесь, может, покажешь мне конюшни? – решилась Белль.

Чудовище посмотрело на нее удивленно:

– Зачем?

– Не знаю… Просто у меня такое чувство… все время думаю про исчезновение Аларика Поттса. В видении, явившемся мне прошлой ночью, был какой‑то всадник. Не думаю, что это совпадение. Далее если это не Аларик, все равно тот человек как‑то связан с лошадьми. А поскольку нам доступна только замковая конюшня, я подумала: вдруг там на меня снизойдет озарение.

– Как выглядел всадник из твоего видения? – с любопытством спросило Чудовище.

– Трудно сказать… Было темно, ночь все‑таки. Тот человек определенно знал мою семью. Худощавый, высокий, ноги у него немного кривые…

– Думаю, это похоже на Аларика, – неуверенно сказало Чудовище. – Только я был ребенком, мне все взрослые казались высокими.

Белль рассмеялась.

– Не могу представить тебя маленьким.

Чудовище смущенно улыбнулось… а потом у него дернулись уши. Оно повернулось и уставилось на коричневую птичку, которую Белль до сего момента не замечала. Птаха сидела на ветке, в глубине фигурно подстриженного куста. Неизвестно, о чем думала волшебница, превращая принца в чудовище: отталкивалась ли она от образа собаки, кошки или какой‑то неведомой зверушки, но при виде воробья хозяин замка сделал охотничью стойку, а хвост его начал мелко подрагивать.

Белль слегка шлепнула его по запястью.

Чудовище встряхнулось, поглядело на девушку с горестной улыбкой и двинулось дальше.

Конюшня представляла собой деревянную пристройку к общему нагромождению башен и башенок – рядом с замком, но в кольце внешних стен. Кроме того, пока это было первое здание – не считая спальни Белль, – уже начавшее покрываться ледяной паутиной. Одна главная нить проложила себе путь к углу старинного каменного здания, от нее во все стороны тянулись отростки потоньше, поднимаясь всё выше и выше, стремясь к крыше.

Белль старалась не паниковать. Хоть она и не знала, чем все это закончится, паутина недвусмысленно намекала, что ничего хорошего обитателей замка не ждет.

В развилке двух белесых нитей поблескивала еще одна пластина льда, как тогда, рано утром. Девушка пригляделась к ней внимательнее, ожидая, не появится ли во льду очередное видение.

Надежды ее оправдались.

Поверхность льда заблестела, и в ней, как в маленьком окошечке, появился ярко освещенный зал – несомненно, это таверна. Люди за столами пили и веселились, но поскольку звук видение не передавало, сценка производила гнетущее впечатление. Белль увидела, как Морис чокается с двумя молодыми людьми: один хохотал и хлестал пиво, другой улыбался уголком рта, а его черные глаза горели каким‑то нездоровым блеском, как угольки.

– Ты это видишь? – начала было девушка, но тут солнце вышло из‑за облаков, свет стал ярче и видение померкло.

Чудовище открыло большие двойные двери конюшни и вошло внутрь. Белль быстро последовала за ним, радуясь возможности оказаться в тепле. Внутри пахло плесенью, воздух был застоявшийся: ни резкого запаха свежего конского навоза, ни приятного аромата сена. Весь силос и корм давно превратились в серую труху, а то, что не сгнило, попортили грызуны.

– Выходит, ты не был здесь десять лет, – сказала Белль, заглядывая в стойла.

– Я и тогда‑то зашел сюда лишь затем, чтобы выпустить лошадей, – вздохнуло Чудовище. – Хотя я и прежде заходил сюда не слишком часто. Когда Аларик… исчез, мои родители наняли кого‑то ему на замену, а новый конюх считал, что это не место для принца. Если я хотел покататься, мне приводили уже оседланного коня. Я скучал по этому месту. Здесь всегда было тепло, мне всегда были здесь рады, лошади давали себя гладить, и мне нравилось, как они пахнут… – Чудовище с грустным видом принюхалось.

– Как звали твою любимую лошадь? – спросила Белль, вороша ногой кучку старого корма.

– Молния. Это был прекрасный конь, рослый и быстрый.

Чудовище говорило рассеянно, как будто что‑то его отвлекло.

В дальнем конце конюшни имелся большой стол, за которым старший конюх мог чинить и смазывать сбрую.

Рядом на стене висели всевозможные кнуты и рабочие инструменты, а также полки, уставленные баночками с лекарствами. Белль внимательно всё осмотрела, хоть и понятия не имела, что именно ищет. Она полагала, что в роковую ночь Аларик вполне мог перебрать в таверне и на обратном пути оттуда его стукнули по голове в темном переулке. Вполне возможно, что чаровники не имеют никакого отношения к его исчезновению.

Похоже, все вещи на полках лежали в идеальном порядке, только покрылись толстым слоем пыли.

– Ну, не знаю, – вздохнула девушка. – Кажется, тут мы ничего не найдем…

Чудовище вдруг начало шумно принюхиваться, раздувая большие ноздри, и вертеть головой туда‑сюда. Белль испуганно попятилась.

– Только не говори, что охотишься на крыс…

– Нет… Что это за запах? – пробормотало Чудовище, морща широкий нос. – Пахнет словно… впервые такое чую.

Белль закрыла глаза и сосредоточилась. В книге «Справочник виноторговца: все вина Франции» упоминались все сорта и тончайшие оттенки ароматов всех типов вин: шифер, хинное дерево, вишня, странные травы – и все эти ароматы Белль могла лишь воображать, потому что в ее родной деревушке из спиртных напитков в ходу были только сидр и столовое вино.

Девушка могла различать запахи сена, многолетней пыли и крыс, но от последних Чудовище только что открестилось.

– Я чувствую только запах плесени, – призналась она.

– Нет, пахнет так, будто что‑то… гниет. Причем уже давно.

Чудовище осторожно отодвинуло ее в сторонку и легко скользнуло к каменной стене, поводя головой из стороны в сторону, как змея или гончая, почуявшая дичь. Белль даже захотелось отвернуться: сейчас Чудовище как никогда походило на зверя.

– Сюда, – заявил хозяин замка, указывая в угол самого большого стойла. А потом прошел в стойло и принялся разрывать покрывающую пол грязь с энтузиазмом свиньи, выкапывающей трюфели.

– М‑м‑м… Не думаю, что…

Белль умолкла, внимательнее присмотревшись к месту раскопок. Пол в стойле был неровный, выше, чем пол в остальной части конюшни. На каменной стене у самого пола остались царапины, как будто какой‑то псих ударял по ним лопатой, пытаясь устроить тут подкоп.

Земля в этом стойле оказалась рыхлой, и Чудовище легко разгребало ее мощными лапами.

Потом вдруг его коготь задел какой‑то предмет, и раздался отвратительный скрип.

Белль подпрыгнула от неожиданности.

Чудовище протянуло ей лапу и показало свою находку: лоскут ткани. Синяя легкая ткань с узором… определенно такой тряпицей не стали бы протирать седла и чистить сбрую. И это явно не часть седла, корзины или одеяла…

Этот лоскут оторвали от какой‑то одежды.

– Копай дальше, – прошептала Белль, стараясь не думать о том, что скрывается под слоем земли.

Чудовище отшвырнуло клок ткани и удвоило усилия, так что только комья во все стороны полетели. Белль невольно подалась вперед, чтобы лучше видеть, несмотря на отвращение.

Внезапно Чудовище отодвинулось назад.

Потом медленно и осторожно стало отгребать оставшуюся землю в стороны и наконец объявило:

– Готово.

Белль наклонилась и посмотрела поверх его плеча…

И с трудом сдержала крик.

Там, на дне неглубокой ямы, лежал полусгнивший, высохший труп.

В следующий миг Белль подумала, что никогда еще не падала в обморок.

Героини романов (а порой и герои), найдя труп или скелет, реагировали очень импульсивно.

Однако когда первый испуг прошел, девушка обнаружила, что с любопытством взирает на белый череп, проступающий под желтой кожей, пустые глазницы, полусгнившую одежду. Никогда еще она не находилась так близко от полуразложившегося трупа.

Чудовище оскалилось, обнажив острые зубы, его морду исказила жуткая гримаса, но в глазах плескалась печаль.

Склонившись над телом, хозяин замка обыскал его, предварительно втянув когти, и наконец нашел что хотел: ременную пряжку, в которой до сих пор остались кусочки кожи. На застежке была вычеканена лошадиная голова.

– Это… Аларик Поттс, – сипло проговорило Чудовище. – Эту пряжку родители подарили ему на свадьбу.

Белль прикрыла рот ладонью. На какой‑то миг ей показалось, что она вот‑вот упадет в обморок. Одно дело видеть какой‑то труп, и совсем другое – знать, что перед тобой человек, о котором они только что говорили, что он давным‑давно умер, что от него остались только одни кости. Это было тело любимого слуги Чудовища, отца маленькой чайной чашки…

– Мне сказали, что он сбежал. Что это моя вина!

Чудовище горестно завыло, уже второй раз за сегодняшний день. Белль заткнула уши, не в силах слушать этот скорбный вопль.

Когда хозяин замка наконец умолк, он положил пряжку обратно на труп – так осторожно, словно возлагал амулет или меч на тело одного из королей древности вроде Беовульфа.

– Но… почему он… – Белль хотела сказать «похоронен здесь», но в следующую секунду сообразила, что никто не позволил бы проводить в конюшне похороны. Скорее, кто‑то просто хотел избавиться от тела.

Чудовище превозмогло скорбь – а может, и злость – и, не выказывая ни капли отвращения, бережно вытащило тело из ямы. Когда оно укладывало тело на пол, стало ясно видно, что из груди покойника торчит нож.

Белль пошатнулась и прошептала:

– Это же убийство. Явное, неприкрытое убийство.

Чудовище внимательно поглядело на труп.

– Не так всё просто, – наконец произнесло оно. – Его закололи в грудь. Либо кто‑то держал его со спины, не давая сопротивляться, либо… его убил кто‑то, кого он знал. От кого не ждал нападения.

Белль опустилась на колени рядом с телом, у нее голова шла кругом. Она по‑прежнему не могла определить, не лежит ли перед ней всадник из того видения.

– Что это за нож? – спросила она.

Чудовище без лишних разговоров выдернуло нож из груди трупа, и Белль поморщилась: мог бы и поделикатнее.

Чудовище внимательно изучило орудие убийства и нахмурилось. Нож оказался намного длиннее и уже, чем обычные столовые ножи. И острие, и рукоять ножа были изготовлены из металла, причем рукоятка очень тонкая и изогнутая.

– Странно, – пробормотало Чудовище.

Белль прищурилась.

– Напоминает скорее инструмент хирурга, чем нож. Я читала книгу Жозефа Шаррьера, посвященную хирургии, – так вот, эта штука выглядит в точности как скальпель.

– Зачем тебе читать книги по хирургии? – с отвращением в голосе поинтересовалось Чудовище.

Белль пожала плечами:

– Прошлой зимой это была единственная новая книга в книжном магазине, так что мне пришлось ее читать. Интересно, что все это значит? Беднягу зарезал какой‑то доктор, а может, помощник доктора? Или Аларик пользовался этой вещью по работе?

– Не думаю, – возразило Чудовище. – Навряд ли в работе с лошадьми может пригодиться такая тонкая штуковина.

Белль нахмурилась.

– При нем есть еще какие‑то вещи? Это могло бы нам помочь.

Чудовище посмотрело на нее с нечитаемым выражением. Это же его любимый слуга, одернула себя девушка, пусть принц и считал слуг людьми второго сорта, не такими важными, как король и королева. Вероятно, Чудовище все же сочло вопрос Белль логичным и начало охлопывать труп в поисках любых зацепок.

Наконец его когти стукнули по какому‑то твердому предмету, скрытому под курткой покойного. Чудовище изумленно округлило глаза и двумя длинными когтями, точно пинцетом, вытащило предмет, похожий на брошюру в кожаном переплете.

Белль поспешно бросилась к нему и перехватила находку ловкими пальцами. Потом осторожно открыла брошюру: страницы уже начали рассыпаться под воздействием влаги.

– Что там написано? – нетерпеливо спросило Чудовище.

– «Четвертое июня, – медленно прочитала девушка, открыв первую попавшуюся страницу. – Кларисса, конечно, милашка, но слово «верность» для нее пустой звук. Жаль, жениться на такой бессмысленно, зато поглядеть приятно». Кажется, это… очень личный дневник.

Чудовище неловко пожало плечами:

– Читай дальше.

– «Двадцать первое июня. У Чемпиона небольшое воспаление в правой задней ноге, под коленом. Переживал из‑за этого. Хороших знатоков языка животных теперь днем с огнем не сыщешь… Будь рядом Балдрик, он бы сделал бедной животине припарку, чуток поколдовал, и хворь как рукой сняло бы. Что же делать?»

– Лошади. – Чудовище грустно улыбнулось. – Едва ли не важнее женщин.

– Во всяком случае, для него. Давай‑ка посмотрим последнюю запись, – сказала Белль, стараясь не показать, что замечание Чудовища ее задело. – «Десятое августа. Все лошади несчастны: знаю, карантин установлен во благо, только боюсь за их здоровье. Надо будет сегодня взять другую для поездки в дом М.». Интересно, что это за «М.», – задумчиво протянула Белль. – Что бы это ни было, туда нужно было ехать верхом.

– А там не написано, кто его убил? – нетерпеливо спросило Чудовище.

– Нет. «О нет! Я слышу, как мой убийца крадется по лестнице, вот он подходит все ближе, это же!..»

– В конюшне нет лестниц.

– Ты прекрасно понял, что я имела в виду. В этом дневнике нет ни намека на грядущее несчастье, – сказала девушка, листая книжицу. – Последние страницы вообще пустые… Там только выписано несколько имен… и названия мест… Северная дорога? Южный обходной путь? Речная тропа?

– Это названия основных дорог, ведущих к границам королевства, – сказало Чудовище, заглядывая девушке через плечо.

Оно постучало когтем по странице, на которой были записаны в колонку имена.

– Некоторые из них мне знакомы… Это капитаны стражи. А это список людей, охранявших границы.

– Не кажется ли тебе странным, что старший конюх интересовался такими вещами? Разве что он занимался контрабандой, – задумчиво проговорила Белль, переворачивая страницу. – «Шестнадцатое мая. Нашел на сеновале одну знакомую гоблинку, она там пряталась. Бедняжка – шайка головорезов чуть ее не схватила, поэтому она попыталась сбежать лесом, но напоролась на приграничный патруль, и тот ее завернул. Еще и наподдали для ускорения. Что же делать? Семнадцатое июня. Гоблинка все еще здесь. Люди начинают что‑то подозревать. Если до короля с королевой дойдет слух… что я укрываю чаровницу, кто знает, что со мной будет. А уж с ней‑то и подавно. Тайком вынес с кухни немного еды, спасибо Б. – добрая душа и очень благоразумная».

– Беатрис, – подсказало Чудовище. – Миссис Беатрис Поттс.

– Ах, Беатрис. – Белль повторила имя и подумала о домоправительнице, пытаясь представить, как выглядела женщина до превращения в чайник. Получалось не очень хорошо. Она снова принялась читать:

– «Восемнадцатое июня. Кажется, у меня появился план. После полуночи я посажу гоблинку на спину самого крупного скакуна и отвезу к М., на ту сторону реки. Либо воспользуюсь одной из старых охотничьих троп, либо выясню, есть ли на западной границе какой‑нибудь сочувствующий стражник. Уверен, М. и его жена выручат нас».

– Он помогал чаровникам сбежать, – задумчиво сказало Чудовище.

– Неужели его за это убили? Как можно за такое убивать, даже если ты свихнулся на почве нелюбви к магии?

Белль перевернула несколько страниц, не читая.

– «Двадцать седьмое февраля: день моей свадьбы! Я буду до конца моих дней жить счастливо вместе с Б., надеюсь, она меня малость откормит!»

– Я это помню, – тихо сказало Чудовище. – Все в замке, то есть все слуги, так радовались за жениха и невесту. Приготовили торт, было шампанское, а я умудрился пробраться туда и краем глаза полюбоваться праздником.

– «Жаль, что М. и всех остальных не будет. Они прислали розу, прекрасный белый цветок, источающий райский аромат. Разумеется, я не мог напрямую сказать Б. и всем остальным, что он наверняка волшебный. Зато я велел ей засушить цветок в ящике комода».

Белль так и ахнула.

– Волшебная роза? Дом М.? Это же… Морис. «М» – это Морис! Аларик отвез гоблинку в дом М., что по ту сторону реки. Это мой дом! Как же я этого не заметила?

– Ты была ребенком, они приехали ночью. Родители оберегали тебя и не посвящали в такие дела, – предположило Чудовище.

Белль потерла лоб. Мать, бросившая ее, наславшая проклятие на одиннадцатилетнего мальчика, с риском для себя и своей семьи укрывает бедную гоблинку и помогает той избежать гонений. Как все это совместить? Ну почему ее мать не была хорошей во всем, как фея‑крестная из сказки, или плохая, как злая ведьма?

Девушка вернулась к ранее прочитанной записи:

– «Люди начинают что‑то подозревать. Если до короля с королевой дойдет слух… кто знает, что со мной будет. Я подвергаю Р. и ее семью опасности…»

Чудовище с сомнением поглядело на труп:

– Непохоже, что его убили только за то, что он помог одной гоблинке…

Белль пожала плечами:

– Да, верно, но исчезновение моей матери… а потом исчезновение Аларика… Они знали друг друга, вместе укрывали чаровников… К тому же она предупреждала меня о каком‑то «предательстве».

Чудовище приподняло одну бровь.

– Может, Аларик ее предал, а она его за это убила.

– Сомневаюсь, что волшебница, способная проклясть целый замок и оживить статую из плюща, стала бы пользоваться ножом, чтобы кого‑то убить, – сухо заметила Белль. – А вот если, как ты и сказал, его убил кто‑то знакомый, то это мог быть некто, знавший и моих мать с отцом. Кто‑то, кто предал их всех.

Чудовище почесало шею огромной лапой – оно всегда так делало, если смущалось или недоумевало.

– И как это поможет нам найти твою мать? – спросило оно наконец.

– Не знаю, – призналась Белль. – И все же это все меняет – во всяком случае, для меня.

Возможно, мать не бросала свою дочь, быть может, ее мать убили или похитили. Белль ощутила странную боль в груди, как будто там таял кусок льда, а вместе с ним и обида, которую она неосознанно копила все эти годы. Все эти годы, говоря: «Нам с отцом прекрасно живется вдвоем», – она неосознанно пыталась защититься.

А ее мать, оказывается, никогда ее не бросала.

– Если твоя мать мертва, мы уже не сможем разрушить проклятие? – спросило Чудовище, стараясь говорить мягко.

– Не знаю. Понятия не имею.

Девушка вздохнула и продолжила листать дневник, ища какие‑то зацепки.

– Вот послушай: «Третье апреля. Сегодня я стал отцом. Чарльз Алистер Поттс появился на свет сегодня утром. Чудесный здоровый малыш, а уж голосистый! Б. чувствует себя хорошо, она здорова, как одна из моих лошадок. Подумать только! В один прекрасный день мой сын и девчушка М. могут встретиться… Мне нравятся женщины постарше, может, Чарльз пойдет в меня!»

Белль выжидающе посмотрела на Чудовище, и то, как обычно, смутилось.

– Чип – сокращенно от «Чарльз», – сказала девушка.

– Да, – кивнуло Чудовище, по‑прежнему не понимая, что смутило Белль.

– Мы могли бы быть почти одного возраста, – нетерпеливо пояснила она. – Ему сейчас пять – и всегда будет пять. Когда вас всех прокляли десять лет назад, ему было пять лет. Сейчас он был бы всего на несколько лет младше меня, если бы взрослел, как все люди. Если бы не стал… чашкой.

– А‑а‑а, – задумчиво пробормотало Чудовище. – Да, ему сейчас было бы пятнадцать. Мог бы стать моим слугой или отправиться на поиски счастья. Он… лишился возможности это сделать. – Хозяин замка вздрогнул – странная реакция, учитывая, что обычно он всегда был спокоен и собран, если, конечно, не ревел от ярости. Большие синие глаза его наполнились печалью.

Какое‑то время они молча сидели в полумраке конюшни, глядя каждый перед собой, на дневник мертвеца или просто в никуда.

Наконец Белль и Чудовище одновременно поглядели друг на друга, явно пораженные одной и той же мыслью.

– Нужно возвращаться и рассказать обо всем миссис Поттс, – мягко сказала Белль.

– Я бы лучше остался здесь. Навсегда, – чистосердечно призналось Чудовище. – Пожалуй, я мог бы… ловить мышей.

– Может, теперь, узнав наверняка, что стало с ее мужем, ей станет легче, – вздохнула Белль. Ее отец не раз помогал нести гроб и копать могилу, когда у них в деревне кто‑то умирал. Несмотря на то что к нему относились как к изгою, он тем не менее считался крепким мужчиной, на которого можно положиться в таком деле. Даже в современном, просвещенном восемнадцатом веке смерть все равно находила свои жертвы и была частью повседневной жизни.

Белль взяла Чудовище за лапу, и они вместе вернулись в замок, медленно и печально.

 

Сказка на ночь

 

Состоялись скромные печальные похороны. По настоянию Чудовища Аларика погребли на королевском кладбище, а на его могильном камне написали, что здесь покоится храбрый и самоотверженный человек.

Все обитатели замка собрались вокруг могилы, пока одушевленный секретер, некогда бывший настоящим секретарем, вел поминальную службу. Многие слуги, в том числе Когсворт и Люмьер, встали и сказали несколько слов, хваля Аларика за добрый характер и рассказав немного о его самых милых привычках.

Метелочка для пыли превозмогла свое презрительное отношение к Аларику, вызванное его привязанностью к чаровникам, и стояла на похоронах молча, с ханжески‑набожным видом. Белль косилась на нее с подозрением. Аларика убили, и мать Белль предупреждала ее о предательстве. Возможно, горничная‑метелочка со всеми ее предубеждениями совершенно безобидна, но кто знает, какой она была до того, как обросла перьями.

Шел мелкий снег, но только Белль чувствовала его холод. Она оглядела толпу странных созданий – все они постарались дополнить свой внешний вид какой‑то черной деталью: с комода свисала черная салфетка, Когсворт и Люмьер повязали на себя черные ленточки.

Миссис Поттс облачилась в черный чехол‑грелку, вид имела печальный, но храбрилась, к ее боку жался сбитый с толку, грустный Чип. Прошло больше десяти лет с тех пор, как исчез его отец, Аларик стал для малыша чем‑то вроде легенды или даже мифа, и сейчас мальчик понимал только одно: с тем, кого ему полагалось любить, случилось нечто ужасное и непоправимое.

Только Чудовищу было под силу вырыть могилу в промерзшей земле, и оно же опустило в яму наскоро сколоченный гроб. Все по мере своих возможностей бросили по горсти земли. Наконец за дело взялись пожилой садовник и его инвентарь.

Миссис Поттс задержалась у могилы, пока ту засыпали, а остальные медленно потянулись обратно в замок. Чип тоже убежал вместе с остальными детьми, поняв только, что странное, ужасное и торжественное дело наконец закончилось. Белль опустилась на колени перед миссис Поттс:

– Мне очень, очень жаль.

«В последнее время я слишком часто это говорю», – грустно подумала она.

– Нет, дитя, оно и к лучшему, что вы его нашли, – ответила госпожа‑чайник, качая носиком, но не отворачиваясь от могилы. – Теперь… когда я знаю, что на самом деле стало с моим мужем, мне станет чуточку спокойнее… Он настоящий герой! Знаете, я всегда подозревала, – доверительно сообщила она. – Он постоянно отвлекал меня, а сам таскал из кухни маленькие пакетики с едой. Так и не рассказал мне правду, готова поспорить, он не хотел подвергать нас с Чипом опасности.

– Вполне возможно, это спасло вам жизнь, – согласилась Белль. Они с Чудовищем решили пока не показывать домоправительнице нож: следовало подождать, пока бедная женщина, внезапно узнавшая о смерти мужа, оправится от потрясения.

– Дело в том… – беспомощно проговорила миссис Поттс, – какая‑то часть меня всегда надеялась, что Аларик просто… исчез вместе с чаровниками. Мне хотелось верить, что его похитила какая‑нибудь красивая королева эльфов и забрала с собой в Летние Земли. Что он все еще жив, здоров и может однажды вернуться…

Госпожа‑чайник покачала носиком.

Белль отвернулась и украдкой утерла слезу: в конце концов, у нее нет никакого права рыдать на этих похоронах. Это день скорби миссис Поттс.

– Интересно, во что он превратился бы, если бы остался в живых? – задумчиво проговорила домоправительница. – Может, в хлыст? Он не любил ими пользоваться. Может, уздечка или говорящая подкова… вот смеху‑то было бы…

Она запрыгала обратно в замок, что‑то бормоча себе под нос. Белль и Чудовище ушли последними.

Зловещая паутина полностью оплела внешние стены и теперь стремилась дальше. Толстые белые отростки змеились под снегом по двору, стремясь атаковать замок – в некоторых местах они уже потихоньку взбирались на стены, точно призрачный зимний плющ.

Между основными нитями тянулись во все стороны отростки потоньше, перекрещиваясь, точно каркас оконных витражей. Время от времени образованные этим «каркасом» ячейки поблескивали, как настоящая слюда, а если на них не падали прямые солнечные лучи, в них возникали странные образы. В каждом таком сегменте появлялся кусочек из воспоминаний волшебницы, повторяющийся снова и снова. Она срывает розу. Творит заклинание. Наливает последний из длинной череды стакан вина…

Белль выдохнула – она и не заметила, как задержала дыхание. Замок превращался в живой памятник ее матери, все вокруг пропитывалось ее присутствием.

Белль наблюдала за этим процессом, чувствуя восхищение и панику.

– Это словно… мое зеркало… – сказало Чудовище, и в его голосе звучали удивление… и ужас. – Только это зеркало принадлежит кому‑то другому.

– Паутина теперь повсюду, ее не остановить, – прошептала Белль.

Чудовище не сумело скрыть мелькнувшее в глазах отчаяние. Определенно день у них выдался мрачный.

Они посмотрели друг на друга и, не говоря ни слова, пошли внутрь.

Обоих слегка припорошило снегом, Чудовище встряхнулось, как собака, сверху вниз: огромная голова, потом шея, грудь и наконец нижняя часть тела. Белль почти улыбнулась, глядя на эту картину – единственный светлый эпизод за сегодняшний мрачный день.

Белль сняла плащ и повесила на крючок. Это простое действие словно высосало из нее остатки сил. Девушка привалилась к стене и тяжело осела на пол, на какой‑то миг ей показалось, что не так уж плохо оказаться на молчаливой холодной земле. Этому краю уготованы только невзгоды и печаль – как, возможно, и ей самой.

Чудовище взъерошило свою густую гриву, и этот неуверенный жест получился на редкость человеческим.

– Выходит, твою мать тоже могли убить, может быть, это как‑то связано с Алариком и спасением чаровников. Вот только… как именно?

Белль посмотрела на хозяина замка устало и заметила, что веки у него припухли, а глаза покраснели.

– Думаю, сейчас нам стоит сделать небольшой перерыв, – проговорила она, подумав. – Ты сейчас в тупике, да и я тоже. Мы просто… ходим кругами и не придумываем ничего нового.

Что же делать? Что обычно делают люди, которые оказались взаперти в заколдованном замке, к тому же напуганы, подавлены и не знают, как выбраться? Пьют? Устраивают вечеринку? Пытают заключенных? Играют в карты?

Навряд ли Чудовище одобрит такие виды досуга или согласится в них участвовать.

А что она обычно делала, чтобы поднять себе настроение?

– Давай вернемся в библиотеку. Кажется, пора почитать книжку.

Чудовище издало протяжный стон: нечто среднее между ревом рассерженного козла и трубой Апокалипсиса.

– Нет‑нет, – сказала Белль с мягкой улыбкой. – Я сама тебе почитаю. Какую‑нибудь историю, одну из моих любимых. Просто чтобы развеселиться.

– Надеюсь, это будет хорошая история, – неохотно проворчало Чудовище. – С хорошим концом.

– Тебе повезло: мне как раз нравятся истории с хорошим концом. Почитаю тебе сказку про Джека и бобовое зерно. В ней рассказывается про то, как один бедный юноша справился с почти непреодолимыми трудностями, победил великана, а потом жил долго и счастливо!

– Чем тот великан заслужил подобную судьбу? – Чудовище надуло губы.

– Это был плохой великан, совсем не такой, как ты. Идем!

Очевидно, кто‑то услышал про их план, потому что, войдя в библиотеку, они увидели, что мебель волшебным образом передвинулась сама собой – что, конечно, неудивительно для заколдованного замка. При ближайшем рассмотрении оказалось, что Когсворт и Люмьер сдвинули вместе несколько стоявших перед камином кресел и кушеток, чтобы Белль и Чудовищу было удобнее сидеть рядом.

– Спасибо, – поблагодарила Белль, смутно догадываясь о причинах подобной расторопности. – Думаю, теперь нам нужна только… м‑м‑м… тишина.

– Ну разумеется, mа cherie, – ответил Люмьер, отвешивая поклон, так что желтые огоньки его свечей покачнулись. Потом они с Когсвортом переглянулись.

Мажордом нервно засмеялся.

– Конечно‑конечно. Мы просто старались сделать всё для вашего с хозяином удобства. Если вам что‑нибудь понадобится… Мы, вероятно, не сможем вам помочь.

Белль и Чудовище удивленно захлопали глазами.

– Мы устраиваем скромные поминки для слуг, – пояснил Люмьер. – Если вы не против. Хотим должным образом почтить кончину хорошего человека.

– Конечно, – хрипло проговорило Чудовище. – Я понимаю. Можете открыть винный погреб, я разрешаю.

Огоньки на свечах Люмьера разом мигнули, возможно, это был способ маленького канделябра изумленно захлопать глазами.

– Благодарю вас, ваша милость, – быстро сказал Когсворт и поклонился.

Он потянул Люмьера за дверь, однако не прошло и минуты, как в библиотеку стремглав впрыгала процессия чайных чашек во главе с Чипом. Они притащили из кабинета пуховое одеяло, не замечая, что оно развернулось и его край волочится по полу.

Непохоже было, что малыши устали и измотаны после похорон, с другой стороны, трудно определить такое, если перед тобой чашки.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила их Белль, подбирая с пола одеяло.

– Мама сказала, что оно может вам понадобиться, а она сама занята. Ты собираешься за него замуж? – спросил Чип пронзительным звонким голоском.

Пара чашечек тихонько захихикала и звякнула друг о друга ручками.

– Мы только недавно познакомились, – выдавила из себя Белль, решив, что это самый благоразумный ответ. «Вдобавок он, знаете ли, чудовище». Интересно, что сказал бы преподобный отец Колбер, услышь он о подобном союзе.

Девушка слегка взмахнула руками, предлагая чашкам уйти.

– Спокойной ночи! – сказала она. – И спасибо!

– Ну‑у‑у, – застонал Чип. – Мы тоже хотим послушать сказку!

– Мы будем вести себя тихо, – пропищала другая чашка. Возможно, это девочка? Трудно сказать – внешне она ничем не отличалась от остальных. – Мы запрыгнем на стол. Можно?

Белль посмотрела на маленьких созданий. Что за причудливая сценка: одинаковые белоснежные чашки смотрели на нее вытянувшись – обычный фарфор так не выгнется. Посуда умоляет ее прочитать сказку на ночь.

– Пожалуйста, – тихо попросил Чип. – Я не могу заснуть. Мне грустно. У меня папа умер.

У Белль екнуло сердце. Даже если Чип сам до конца не понимает, о чем говорит… даже если просто хочет ее разжалобить…

– Хорошо. Тогда… рассаживайтесь и ведите себя тихо, d'accord? [Договорились? (фр.)]

– Мы будем тихо! – пообещал Чип.

Хихикая и позвякивая, чашки наперегонки забрались на журнальный столик с мраморной столешницей. Там лежала симпатичная стеганая, сшитая из лоскутков подставка под горячее, и чашки осторожно разместились на ней, точно стайка щенков, которые укладываются спать вповалку.

Белль покачала головой и легким шагом направилась к той секции, в которой, если ей не изменяла память, были собраны «Мифы и легенды всего мира». Сказка про Джека английская… полка с английскими сказками слегка прогибалась от веса тяжелых томов. Девушка вытащила огромную книгу в кожаном переплете с золотым тиснением на корешке и очаровательными, пусть и немного однообразными иллюстрациями почти на каждой странице. Когда Белль поняла, что в книге собрано множество историй про Джека, у нее учащенно забилось сердце. Некоторые она даже не читала.

Чем больше сказок, тем лучше!

Интересно, она когда‑нибудь перестанет удивляться чудесам заколдованного замка?

Белль взяла эту книгу, прихватив еще одну, на всякий случай, подобрала с пола одеяло и направилась к сдвинутым вместе креслам и кушетке. Грациозно повернувшись, она плюхнулась на свободное место и укрыла ноги одеялом.

Сидеть у огня, укрывшись одеялом, было чрезвычайно приятно. От сидевшего рядом Чудовища тоже исходил жар, хотя оно вежливо убрало подальше ноги, по‑собачьи поджав под себя, а передние лапы положило на подлокотник, опять‑таки совсем как собака.

– Здорово, – проворчало Чудовище со вздохом. – Прямо ожившая картина вроде тех, на которых нимфа или Афина читают богам и богиням.

– Надо же, а я‑то полагала, что ты совершенно необразованное чудовище, – поддела его Белль.

– Я вообще‑то принц, – высокомерно отозвался хозяин замка. – И получил классическое образование. К тому же нимфы красивые, – добавил он, помолчав.

Девушка засмеялась.

– Смотрел бы на них и смотрел, – продолжал он нейтральным тоном, но при этом не сводя глаз с Белль.

Белль обнаружила, что может выдержать этот взгляд, не краснея и не отворачиваясь.

За окном по‑прежнему тихо падал снег. Чашки тихонько дребезжали и легонько пихались в ожидании обещанной сказки. Сидеть вот так было очень уютно.

Белль открыла книгу и начала читать:

– Давным‑давно…

 

Похищение

 

Морис с трудом пробирался через лес. Он был уже не молод, к тому же не отдыхал уже, кажется, несколько дней. Филипп, появившийся в своем загоне как ни в чем не бывало, упрямо отказывался идти куда бы то ни было. Очевидно, конь решил, что приключений с него хватит, и не реагировал, даже когда Морис тянул за уздечку и кричал.

Поэтому изобретатель шагал по холодному темному лесу один, с рюкзаком за плечами, держа в одной руке палку с прикрепленным к ней фонариком, – ни дать ни взять странный и одинокий Дед Мороз. В рюкзаке лежали веревки, крюки, черный порох и все скромные накопления изобретателя – Морис надеялся либо откупиться от Чудовища, либо помочь Белль сбежать. Если придется, он буквально разнесет стены замка по камешку, чтобы вызволить дочь.

Время от времени в голову изобретателю лезли странные мысли: казалось, будто когда‑то он уже шел этой дорогой, но не тогда, когда ехал на ярмарку. В такие моменты Морис напрягался, ожидая появления стражников, приграничного патруля или… Глупость какая: он же в глухом лесу, тут на много миль вокруг никого нет.

– Морис?

Изобретатель остановился как вкопанный.

– Тут на много миль вокруг никого нет, – повторил он вслух.

Потом медленно обернулся, подняв повыше фонарь, чтобы лучше видеть.

Перед ним – удивительное дело – стояли Гастон и Лефу с огромным фонарем. Лефу отчетливо стучал зубами от холода, на Гастона мороз, похоже, не действовал.

– Гастон! – с облегчением воскликнул отец Белль. – Ты все‑таки пришел! Как вы меня нашли?

Охотник широко улыбнулся, показав крупные зубы.

– Пришлось изрядно за тобой погоняться, Морис. Мы‑то подумали, ты сидишь себе дома, в такую‑то скверную зимнюю ночь. Поэтому я наведался в книжную лавку…

При этих словах Лефу весь как‑то съежился, то ли от усталости, то ли от смущения, то ли от ужаса – или же от всех трех чувств одновременно.

– Но и там тебя не оказалось. Тогда я пошел по твоему следу, выслеживал тебя как дичь, Морис. Я ведь опытный охотник. – Гастон усмехнулся и похлопал по мешку и по дубинке, которую держал, положив на плечо.

– Ну, это прекрасно! – воскликнул Морис. – Уверен, вместе с тобой мы справимся с этим Чудовищем. Э‑э‑э, а где твое ружье?

– Точно, мы справимся с Чудовищем, – захохотал Гастон, пожалуй, чересчур громко. – Ну ты и бунтарь, Морис. Лучше бы тебе перестать буянить и пойти с нами по‑хорошему.

– Пойти с вами по‑хорошему?..

Морис наконец заметил, что Лефу нервничает, Гастон ухмыляется торжествующе, к тому же при нем нет ружья. Изобретатель попятился.

– Нет, Чудовище настоящее, Гастон, я его не выдумал. Это сумасшедший человек в шкуре зверя… чем бы оно ни было, у него сейчас Белль. Ты должен мне помочь!

– Пожалуй, я тут ничем помочь не смогу, а вот месье д’Арк, надеюсь, сможет. Оказывая помощь тебе, он заодно поможет и мне, – сказал Гастон, надвигаясь на изобретателя. – Поможет заполучить Белль.

– Д’Арк?

Перед тем как его оглушили, Морис успел подумать, что д’Арк ни за что не стал бы ему помогать, потому что…

Потому что…

…он не успел вспомнить, почему именно, а потом все потемнело.

 

Ключ к разгадке

 

Белль снились странные сны про их с отцом собаку. Морис весело улыбался, довольный, что наконец‑то смог подарить дочери друга – пусть и четвероногого. Она нашла старый кусок яркой шерстяной ткани и аккуратно сшила из него очаровательный ошейник. Маленькая собачка бегала, подпрыгивала, приносила палки и дышала, разинув пасть и вывалив розовый язык, а Белль – во сне она была маленькой девочкой – восторженно хлопала в ладоши и обнимала своего любимца белыми пухлыми ручками, зарываясь лицом в густую шерсть.

Когда сон начал постепенно отпускать ее подсознание, Белль первым делом подумала, как там их собака. Она так по ней скучает.

Потом вспомнила, что собаки у них никогда не было.

Затем осознала, что лежит рядом с огромной собакой.

Наконец поняла, что на самом деле это Чудовище.

Видимо, где‑то на третьей или четвертой сказке про Джека они оба заснули… Она помнила, как глаза Чудовища, до сего момента ясные, вдруг начали закрываться, точно книга. Люди часто борются со сном, их веки тяжелеют и медленно опускаются, а тут – раз! – и он уже спит, точно дикое животное.

Белль испытала легкий шок оттого, что сама так быстро заснула, а ее ступни оказались прижаты к теплому боку Чудовища. Одеяло пропиталось сильным запахом меха, однако он не был неприятным.

Неудивительно, что ей снилась собака.

Рядом на столике тихонько посапывали и похрапывали чайные чашки, изредка чуть шевелясь. На редкость очаровательное зрелище: Белль еще никогда не видела ничего столь странного и милого.

Может быть, ее вечное заточение здесь на поверку окажется не таким уж страшным? Возможно, они будут устраивать бесконечные чаепития, веселиться всю ночь напролет и читать сказки, пока она не превратится в старушку, а мех Чудовища не поседеет. Не самый плохой способ прожить жизнь…

Чудовище повернулось, передвинулось и одним рывком стянуло с Белль ее половину одеяла. Потом потянулось и зевнуло… издав протяжный, жуткий, никак не кончающийся звук, разевая пасть все шире и шире, пока, наконец, Белль не начало казаться, что оно может проглотить целый город.

Девушка отодвинулась в легком замешательстве.

Не открывая глаз. Чудовище со вкусом почесалось, потом потянулось. А потом его огромная задняя лапа коснулась ноги Белль, и его глаза распахнулись.

Чудовище одарило ее таким удивленным и одновременно раздосадованным взглядом, что девушку скрутил приступ беззвучного хохота.

– Что… – начало было оно.

Белль быстро приложила палец к его губам и указала на чашки.

Хозяин замка приподнял косматую бровь, все еще плохо соображая спросонья, потом все понял и кивнул.

– Я не думал, я… – прошептал он, смущенно потирая шею. – Наверное, я… заснул…

– Всё в порядке, – прошептала Белль и улыбнулась.

– История была отличная! – запротестовало Чудовище, стараясь говорить тише. – Я… я заснул не от скуки! Просто было так уютно, перед этим я очень огорчился, и огонь так приятно горел…

– Ничего страшного, – проговорила Белль, улыбаясь. – Приму это как комплимент.

Они помолчали.

Потом обоим вдруг стало неловко.

Белль подтянула колени к животу, делая вид, что просто поправляет платье.

Чудовище быстро спустило задние лапы на пол и село очень прямо, словно у него за спиной стоял строгий учитель хороших манер, требуя от ученика идеальной осанки.

Потом с задумчивым видом постучало когтем по подлокотнику и наконец отважилось спросить:

– Мы что же… всю ночь здесь спали?

– Нет, всего несколько часов, я полагаю.

– А‑а‑а, – с непонятным выражением протянуло Чудовище.

Маленькие чашки, потревоженные шумом, который устроили взрослые, наконец зашевелились, принялись толкаться, перекатываться из стороны в сторону и причмокивать. Сейчас они очень походили на сонных котят или цыплят.

– Еще одну, самую последнюю… – сонно забормотал Чип, зевая.

Белль засмеялась.

– Пора ложиться спать, – нежно сказала она.

– Не‑е‑ет! – застонал мальчик‑чашка.

– Мама меня убьет! – убежденно заявила другая чашка.

Тут скрипнула дверь, и в библиотеке, как по заказу, появилась миссис Поттс. У Белль даже мелькнула мысль, не подслушивала ли домоправительница под дверью. Она сняла черную грелку, зато повязала траурную ленточку на свою фарфоровую ручку.

– Так, Чип, веселье окончено, – решительно заявила она. – Пора отправляться в собственную кроватку.

– Было так здорово, мама! – воскликнул Чип, подпрыгивая на месте. Белль наклонилась к малышу, боясь, что он нечаянно свалится со стола. – Можно, мы еще раз соберемся вот так?

– А Белль нам еще почитает? – умоляюще спросила одна из чашек. Все чашечки выстроились у края стола, а потом разом спрыгнули вниз, как утята, приземлившись на пол с тихим звяканьем. Все они давно привыкли к своим новым телам, и все же всякий раз, когда она на них смотрела, Белль казалось, что какая‑то часть ее умирает.

– Белль очень занята чрезвычайно важной работой, – строго проговорила миссис Поттс. – Она великодушно позволила вам остаться и послушать, но не думайте, будто теперь так будет каждый день. На выход, марш!

Белль улыбнулась.

– Всё в порядке. Я бы с удовольствием читала им перед сном время от времени. Они просто идеальные слушатели.

– О, держу пари, так и есть, – сказала миссис Поттс таким тоном, будто очень сильно в этом сомневалась. – Я сейчас же пришлю вам чаю и полночный перекус… или petit dejeuner [Завтрак (фр.)], или что пожелаете. И вас будет обслуживать гораздо более немногословная посуда, – пообещала она и запрыгала к выходу. При этом двигалась она медленно и неловко, словно смертельно устала.

– Это очень мило с твоей стороны, – сказало Чудовище, когда домоправительница удалилась.

– Они очаровательные, – вздохнула Белль. – Мне бы хотелось поселить у себя дома с десяток таких малышей.

– Детей? – изумилось Чудовище, округлив глаза и высоко подняв брови.

– Говорящих чашек.

– А, точно. Конечно. Верно. – Чудовище расслабилось. Потом его взгляд сделался задумчивым. – Полагаю, нам понравилась одна из твоих историй? Та, про говорящую арфу.

– Думаю, да, – задумчиво сказала Белль. На миг ей снова показалось, что она спит и видит сон, в котором собака настоящая, а Чудовище – нет. Как будто она просто заснула с книгой в руках, а теперь никак не может проснуться и живет в мире своих фантазий.

«А вот и нет, у меха довольно сильный запах». Даже ее богатое воображение не смогло бы такого выдумать.

– Больше всего мне понравилась первая история, – продолжало Чудовище немного застенчиво. – Которая твоя любимая, про великана. Ты была права, он заслужил поражение.

– Да, это моя самая любимая сказка, – вздохнула Белль. – Она мне с детства нравилась. Отец рассказывал мне ее перед сном. Правда, в его версии говорящая арфа была не волшебным предметом, а сложным механизмом. Когда я научилась читать сама, то начала заглядывать в книжный магазин месье Леви… и он всегда был так добр, что позволял брать книги почитать и никогда не заставлял меня за них платить…

Чудовище изумленно округлило глаза.

– Что ты сказала?

– Он никогда не заставлял меня покупать книги. Во всем городе только я одна любила книги так же сильно, как он, и…

– Нет‑нет. – Чудовище нетерпеливо покачало головой. – Имя того человека. Продавца книг.

– Месье Леви… – озадаченно повторила Белль.

– Звучит очень знакомо.

Чудовище сунуло лапу между диванными подушками, приглушенно ругнулось, когда между когтями застряли нитки, потом сбросило на пол одеяло – Белль решила, что обязательно поговорит с ним об этом, но только не сейчас, – и продолжило поиски с удвоенным энтузиазмом. Потом Чудовище заглянуло под кушетку и с победным видом вытащило одну из книг, посвященных переписи населения.

– Кажется, я видел это имя… где‑то здесь… Вот оно! – торжествующе воскликнуло Чудовище. Оно перевернуло книгу, чтобы девушке было лучше видно, и когтем указало на одну запись.

Белль ахнула.

Рядом с именем – месье Дэвид Леви – была отметка «род занятий»: книготорговец. А рядом стоял уже знакомый ей маленький символ.

– Но я не замечала за ним ничего волшебного… – Она умолкла, увидев, когда была сделана запись.

Более ста лет назад. Точнее, сто десять лет назад.

– Неужто месье Леви бессмертный, продающий книги столетиями?

– Похоже на то, – сказало Чудовище.

– Если он живет так долго, значит, он один из чаровников, – взволнованно заключила Белль. – Держу пари, он знал мою мать и сумеет ее вспомнить!

Чудовище нахмурилось.

– Ты уверена?

– Строго говоря, твое королевство было не слишком велико, – взволнованно сказала девушка, хватая одну из книг, посвященных переписи населения. – Здесь записано всего три тысячи глав семейств. Нетрудно догадаться, что чаровники составляли малый процент от общего числа жителей, а раз так, они наверняка знали друг друга. К тому же он каким‑то волшебным образом переехал жить в ту же деревушку, что и моя мать. Навряд ли это совпадение.

– Логично, – кивнуло Чудовище. – Ты хорошо его знаешь, да?

– Больше его в этом мире я люблю только папу.

– И он до сих пор живет в вашей деревне?

– Да.

– Тогда нужно пойти и поговорить с ним.

Белль выразительно посмотрела на окно и иронически улыбнулась:

– Ты не забыл? Мы заперты здесь.

– А что сделал бы на нашем месте Джек, а, Белль?

«Когда он успел стать таким проницательным?»

Девушка шутливо надула губы.

– Полагаю, он бы придумал какой‑то хитрый способ выбраться отсюда.

Чудовище посмотрело на нее с кривоватой усмешкой.

– Поскольку из нас двоих ты самая умная, но не придумала хитрый план, предлагаю прибегнуть к грубой силе. Как будто мы в осажденном замке отбиваем вражескую атаку. Что‑то в таком духе.

– Звучит разумно, – признала Белль, улыбаясь.

– Нужно… собрать все острые и режущие предметы, – продолжало Чудовище. – А также молоты и колотушки, чтобы разбить оконные стекла.

– Да, сэр, принц‑генерал, слушаюсь. – Белль отдала честь, хотя глаза ее смеялись.

Было решено прорываться через замковые ворота – этим же путем сюда попала Белль, их створки открывались внутрь, так что, по крайней мере, их не придется ломать.

Однако, распахнув ворота, Белль и Чудовище увидели прекрасную, но очень прочную преграду: целую стену, состоявшую из сияющего, точно кристаллы, льда и паутины, белой, как слоновая кость.

В некоторых ледяных пластинах снова и снова возникали сцены из жизни ее матери, и сначала Белль застыла, точно загипнотизированная. Особенно ее заинтересовала сценка, в которой ее мать, стоя перед зеркалом, волшебным образом меняла цвет своих волос и одежды, а потом, склонив голову набок, оценивающе рассматривала получившийся результат.

– Это… так не похоже на меня, – выдохнула Белль.

А что, если бы у нее было большое зеркало и способность менять внешность в зависимости от настроения?

Большая часть замковой прислуги собралась в припорошенном снегом дворе – поглазеть и при необходимости помочь: разные вещи, мебель и всевозможные безделушки. Некоторые повязали на себя обрывки ткани, точно маленькие шарфы, наверное, это напоминало им о том времени, когда все они были людьми. Люмьер и миссис Поттс стояли рядом, чуть в стороне, чтобы не мешать, при этом маленький канделябр обнимал госпожу‑чайник за круглый бок, словно желая утешить. Кроме того, у ворот лежала груда древнего оружия, которое теоретически могло пригодиться.

Чудовище заревело и бросилось на самое большое ледяное «окно», выглядевшее самым хрупким, рассчитывая, что то расколется под его немаленьким весом. Раздался странный звук, как будто рядом ударили в гонг, ледяной щит прогнулся, а потом спружинил обратно.

Чудовище прыгнуло на «окно» во второй раз и принялось царапать его когтями.

Раздавшийся вслед за этим пронзительный скрип заставил Белль и всех присутствующих поспешно заткнуть уши и съежиться.

– Боевой молот, – приказало Чудовище.

Когсворт подал знак целой фаланге маленьких предметов, те бросились вперед и поднесли хозяину старинное оружие.

Издав громоподобный рык, точно древний титан, Чудовище трижды взмахнуло молотом над головой, а потом с размаху опустило оружие на ледяной экран.

Ничего не произошло.

По прозрачной поверхности льда побежали тонкие трещины, но вместо того чтобы расколоться на части, волшебное «окно» разделилось на много «окошек» поменьше. В каждом из них появилась новая сцена из жизни матери Белль. Некоторые в точности копировали воспоминание, которое показывал ледяной экран до удара, другие прокручивали ту же сценку с другого ракурса.

Чудовище заревело, подняло молот и ударило снова.

Раздался пронзительный скрежещущий звук. По льду поползли новые трещины.

Появилось еще больше осколков‑экранов.

Тут Белль заметила, что каждый новый экранчик стремительно обрастает «рамкой» из паутины.

– Подожди! – закричала он, хватая Чудовище за лапу, чтобы не дать ему нанести новый удар.

Хозяин замка посмотрел на нее с недоумением.

– Оно становится только сильнее, – пояснила девушка. – Каждый раз, когда ты по нему ударяешь!

В самом деле: белые, как кости, побеги паутины поспешно оплетали новые мелкие сегменты льда, выбрасывали в разные стороны новые отростки, стремясь защитить то, что осталось.

Чудовище заревело от ярости и отшвырнуло молот. Все вздрогнули.

– Когсворт, приведи сюда доспехи, – скомандовала Белль.

– Сию минуту! – Мажордом поспешно удалился, переваливаясь с боку на бок. Не прошло и минуты, как во двор строевым шагом вышли доспехи – если бы Белль не успела немного привыкнуть к обитателям замка, подобное зрелище непременно бы ее ужаснуло. Наверное, в прошлом доспехи были замковыми стражниками, а теперь до жути походили на бездушных големов.

– Отлично. Чудовище, как только ударишь – сразу же отходи в сторону, – велела Белль. – Доспехи, как только ваш хозяин нанесет удар, один из вас должен быстро ударить зеркало – или чем бы оно ни было – острым концом меча. Действуйте!

Вскоре двор наполнился странными звуками, повторяющимися с механической регулярностью: «вз‑з‑з бдыщ!» – по ледяному экрану бьет боевой молот, а потом раздается звон металла – в дело вступают мечи. Размеренные удары навевали мысли о шварцвальдских часах с кукушкой.

Первый осколок откололся от экрана и упал на припорошенную снегом землю перед воротами.

Люмьер, Когсворт и миссис Поттс разразились радостными криками.

– Продолжайте! – скомандовала Белль. – Быстрее!

Доспехи увеличили темп, они стояли перед воротами, выстроившись в одну линию: как только первые латы наносили удар, они быстро отходили в сторону и шли в конец очереди, а их место занимали следующие латы.

Чудовище тяжело дышало и пыхтело. Всякий раз, когда оно замахивалось молотом, с его головы летели брызги не то слюны, не то пота.

Один за другим на землю летели осколки. Паутина пыталась затянуть бреши, но новые льдины были тонкими, слабыми и ломкими, как жженый сахар.

Предполагалось, что у них будет всего несколько секунд, чтобы успеть протиснуться в расчищенный проход, перед тем как он снова зарастет. Белль подготовилась заранее. Она надела наряд с меховой опушкой – тем самым безмерно осчастливив тетушку‑гардероб, – в руках держала плащ с огромным капюшоном для Чудовища, а также сумку с едой и магическим зеркалом.

Чудовище оскалило зубы, зарычало и изо всех сил ударило по волшебному окну.

Время словно замедлилось, Белль видела, как молот касается зеркальной поверхности, оплетенной тонкими паутинками, а потом вдруг проходит насквозь, и раздается страшный шум, словно во дворе взорвался испорченный фейерверк или выстрелила огромная пушка. Во все стороны полетели осколки льда и острые обломки застывшей паутины, разрезая и царапая всё на своем пути.

– СЕЙЧАС! – завопил Люмьер.

Прикрывая лицо рукой, Белль ласточкой нырнула в образовавшийся пролом. Острые осколки порезали ее одежду, а в некоторых местах оставили глубокие царапины, из которых пошла кровь.

Оказавшись на той стороне, девушка поспешно откатилась в сторону – и очень вовремя. С оглушительным ревом, эхом разнесшимся над всей долиной, Чудовище выскочило в проделанную брешь, выломав торчащие в ней осколки, точно сумасшедший демон, врывающийся в церковь сквозь витражное окно.

В отличие от Белль Чудовище приземлилось на все четыре лапы и сразу же стряхнуло с себя куски льда и паутины.

Белль обернулась: белая паутина росла как никогда быстро, издавая жуткие тонкие звуки, будто жаловалась на то, что кто‑то посмел ее сломать. На глазах у девушки Когсворт, Люмьер и миссис Поттс исчезали за всё утолщающимся слоем льда. Люмьер помахал им на прощание – Белль увидела этот жест лишь потому, что на конце его свечи горел огонек.

– Удачи! – услышала она приглушенный крик.

А потом все стихло. Снова шел снег.

Белль встала и поправила плащ, стараясь не поддаваться грусти, которую на нее навеяла сцена прощания. Именно из‑за нее на замок окончательно пало проклятие, а она вырвалась оттуда, бросив всех его обитателей на произвол судьбы. Теперь она может сбежать, если пожелает, – так далеко, как только сможет, даже в Париж, и сделать вид, что ничего этого не было. А благодаря проклятию замок исчезнет, так что действительно можно представить, будто ничего этого никогда не происходило. Она даже может забыть, что это королевство вообще существовало.

Сдерживая слезы, Белль помахала рукой, надеясь, что запертые за ледяной преградой маленькие существа ее видят.

Чудовище смотрело на нее.

– Я вернусь во что бы то ни стало, – пообещало оно. – Теперь… я король и должен разделить судьбу своих подданных.

Белль еще сильнее захотелось расплакаться.

– Ты и сама в опасности, – серьезным тоном напомнило ей Чудовище. – Ты в чаще леса, рядом с чудовищем, а заклятие становится все сильнее. Я не смогу контролировать себя вечно.

Белль мигом представила, как ее тело лежит на залитом кровью снегу – этакая иллюстрация финала очень страшной сказки.

Она покачала головой:

– Нет. Ты никогда не причинил бы мне вред. Чудовище слабо улыбнулось… а потом наклонилось, поцеловало ее в лоб и прошептало:

– Я скорее убью себя, чем сделаю это.

Они молча пошли дальше, прочь от замка, а их следы засыпал снег, как вода смывает надписи на песке.

 

Воссоединение

 

Узница обмякла на операционном столе в ожидании новых истязаний.

Из всех мыслей, что она успела передумать и забыть за долгие годы безвременья, тьмы и боли, осталась только одна: почему?

Он сумел осуществить большую часть задуманного, используя для этого все физические «средства» и пытки, какие только смог придумать. Насильно поил ее мерзким варевом, которое величал не «зельем», а «составленным на научной основе эликсиром», надеясь притупить ее магические способности.

Методом проб и ошибок, путем сбора информации – которую он получил, мучая других подопытных, – он совершил нечто, чего не смогли достигнуть в Темные Века.

Он вытянул из нее почти всю магию.

Она это чувствовала. Интересно, видел ли это он, со всеми его инструментами и приспособлениями, штангенциркулями и мерными стаканами?

Собрав все силы, она, вероятно, смогла бы за неделю поменять цвет своих волос, срастить одно‑единственное перышко в сломанном крыле воробья или зачаровать чашку чая так, чтобы он на час или два облегчил страдания больного чахоткой.

В ней совсем не осталось магии превращений и, главное, смертельной магии. Она не питала иллюзий.

Он победил.

Так почему он продолжает ее мучить?

Где‑то в темноте раздалась какая‑то возня, приглушенные крики и звуки ударов: похоже, сюда волокли какого‑то на редкость проворного и рассерженного пленника.

Когда ее похитили, много лет назад, людей сюда доставляли каждую неделю, иногда по нескольку за раз.

Некоторые не выдерживали пыток, и их тащили через дверь темницы, мимо всех камер – прямо в черную дверь в дальнем конце коридора, больше их не видели, их не приводили в комнату для подготовки подопытных и не клали на операционные столы, на одном из которых лежала сейчас она сама. Однако в последнее время новые жертвы появлялись здесь редко.

Шум потасовки сделался громче. Судя по глухим ударам, пленник прибыл сюда не по доброй воле и не собирался упрощать похитителям жизнь.

– Злодеи! Негодяи! – выругался он.

На миг ее сердце перестало биться.

Она знала этот голос.

Пленница повернула голову так далеко, как только позволяла фиксирующая шею металлическая пластина, и посмотрела в открытую дверь. Она отчаянно надеялась, что ошиблась, хотя маленькая, эгоистичная часть ее души страстно хотела увидеть его еще раз. И вот она увидела его, плотного мужчину средних лет – трое головорезов в капюшонах пытались затащить его внутрь, а он изо всех сил вырывался и отбивался.

Он почти не постарел за те долгие годы, миновавшие с тех пор, когда она видела его в последний раз. Конечно, его волосы полностью поседели, но щеки остались такими же румяными и круглыми, как и прежде.

Она хрипло ахнула, заметив, что у него до сих пор есть те круглые отметины под глазами от нелепых и безобразных защитных очков, которые он постоянно носил.

Один из головорезов сильно пнул Мориса коленом, и изобретатель обмяк, задохнувшись от боли, и, попытавшись прикрыть голову, повернулся в ее сторону. И увидел ее.

Гримаса ужаса медленно исказила его лицо.

Спустя одно долгое, душераздирающее мгновение она осознала, что Морис не узнает ее, собственную жену.

Да и как было узнать? Запекшаяся кровь на голове, волосы сильно поредели, на лбу шрамы, щеки запали – ее обезображенное лицо напоминало маску. Тело исхудало в результате чудовищных опытов, которые над ней проводили в этой страшной тюрьме… она теперь все равно что другой человек.

Вдобавок она же сотворила то дурацкое заклятие забвения, чтобы защитить свою семью.

Она почувствовала, как рыдания раздирают ее усохшую, впалую грудь.

– Морис, – хрипло простонала она так громко, как только смогла.

Глаза изобретателя расширились.

– Розалинда? – пролепетал он.

Потом его лицо побагровело от гнева и ярости.

– РОЗАЛИНДА!

Морис принялся яростно отбиваться кулаками и пинаться, всю жизнь он поднимал тяжелые металлические детали и механизмы, толкал тележки с кирпичом и железными болванками, когда Филипп упрямился и отказывался работать, поэтому был физически крепким человеком.

Крутанувшись, точно берсерк, изобретатель вырвался из рук державших его бандитов и бросился в операционную, туда, где лежала Розалинда.

Он не стал тратить время на то, чтобы нежно коснуться ее щеки и гладить по лбу, вместо этого он немедленно ухватился мясистыми пальцами за металлическую пластину, фиксирующую ее шею, и принялся ее раскачивать.

На какой‑то миг Розалинде показалось, что она грезит. Когда ее только бросили в мрачную темницу, она часто мечтала, представляя, что рядом с ней Морис и Белль, а тюремная камера – просто чудовищный кошмар.

Она смотрела на лицо мужа, подмечая маленькие детали, убеждавшие ее в реальности происходящего. У него появился маленький шрам рядом с левым глазом –1 раньше его не было. Неужели у Мориса появились залысины? Пожалуй, он поправился на несколько фунтов, судя по округлившемуся животу… Может быть, они с Белль неплохо жили вдвоем, без нее… может, он хорошо питался, как и положено мужчине в его возрасте, и ни в чем себе не отказывал…

А потом на шею Мориса с размаху опустилась обтянутая кожей дубинка.

Изобретатель сразу же упал без сознания, рухнув на пол, точно актер во время спектакля.

– Нет, – каркнула Розалинда, борясь с удушьем.

Обездвижив Мориса, трое головорезов подхватили его под мышки и без лишних церемоний поволокли прочь из комнаты.

– Нет! – Розалинда вложила все остатки сил в этот крик. – Он не владеет магией! – Она отчаянно пыталась подобрать правильные слова, так, чтобы до этих чудовищ дошло. – Он… не чаровник! Он чист! Невинен! ПОЗВОЛЬТЕ ЕМУ ЖИТЬ!

Однако дверь в дальнем конце комнаты уже закрылась, потом щелкнул замок, и Розалинда осталась одна, гораздо более одинокая, чем прежде.

 

 

Часть 3

 

Игра стоит свеч

 

Под темным, затянутым облаками небом, шагая сквозь метель, Белль возвращалась в свою деревушку, и ей казалось, будто она не была там целую жизнь.

На самом деле она еще никогда не покидала деревню в одиночку. Пару раз она ездила с отцом на ярмарку на несколько дней, да еще раз или два во время сезонного сбора грибов они так увлекались, что несколько ночей кряду ночевали в лесу, а днем собирали сморчки и трюфели. Вот, собственно, и всё. И в обоих случаях она была вместе с папой.

Девушка смотрела на милые маленькие домики с горящими огоньками окошек и пыталась понять, изменилось ли что‑то в ее душе или нет. Несмотря на общую провинциальность и ограниченность жителей, это было все такое же чудесное место. Чистенькое, спокойное – идеальное место для того, чтобы вырастить ребенка. Но… глядя издалека на сонный городок, прекрасный, как картинка, Белль чувствовала лишь легкую грусть, отголосок будущей ностальгии, которую она пока не испытывала. Деревня походила на яйцо: девушка выросла там, томилась, словно в тюрьме, и не могла выбраться. И все же скорлупа у этой тюрьмы была очень красивая.

– Значит, здесь находится твой дом? – пробормотало Чудовище из‑под капюшона.

– Да, но он вон там, дальше, за городом. Отсюда его не видно, закрывает холм.

Белль обернулась и посмотрела на темный лес, из которого они только что вышли. Замок остался позади, за деревьями скрылись даже его самые высокие башни.

– Он как будто исчез, – пробормотала она.

– Возможно, его вообще не должно было существовать, – тихо проговорило Чудовище, сразу же поняв, о чем говорит девушка. – Возможно, нам с самого начала суждено было исчезнуть, так или иначе.

Они помолчали, а снег все падал и падал.

– Идем, – наконец сказала Белль, встряхнувшись. Нельзя поддаваться унынию. – Сначала нужно зайти к папе. Ох и удивится же он, когда мы ему обо всем расскажем!

– Вначале надо идти к продавцу книг, – мягко, но решительно поправил ее спутник.

– Но ведь папа так обо мне волнуется!

– Белль, у нас мало времени. Замок провал