Применение фикций в экономике

 

Термин "экономика" в большинстве случаев ассоциируется с такой распространенной категорией, как финансы. Основу финансовой системы экономики любого цивилизованного государства составляет его бюджет, т.е. "форма образования и расходования денежных средств, предназначенных для финансового обеспечения задач и функций государства и местного самоуправления"*(25).

Не углубляясь в сложные категории экономических отношений, рассмотрим фикции в экономике на примере финансов.

Самая распространенная фикция всего цивилизованного человечества, с которой сталкиваются миллионы людей, - это деньги. Анализ богатств, подобно всеобщей грамматике или естественной истории, является областью знания, управляемой собственными закономерностями. Если экономическая мысль Возрождения трактует деньги как заместитель богатства или даже как само богатство, то в XVII в. они лишь инструмент представления и анализа богатства, а богатство - представленное содержание денег. Деньги рассматриваются как условный знак, значение которого изменяется: уменьшается или увеличивается в процессе обмена. Как известно, классическая теория денег и цен была выработана в ходе самой исторической практики. Одна и та же денежная единица, обращаясь, способна представлять множество вещей. Переходя в другие руки, она является то платой за вещь ее хозяину, то заработком рабочего, то оплатой купленного на рынке или у фермера продукта, то рентой, выплачиваемой собственнику. С течением времени и сменой людей одна и та же масса металла может представлять много эквивалентных вещей (вещь, труд, меру зерна, часть дохода). Животрепещущим на протяжении всей последней трети XIX в. в США являлся вопрос о денежном стандарте*(26).

История человечества - это в значительной степени история денег. Вопросы, связанные с деньгами, достаточно глобальны и многообразны, они затрагивают настолько глубокие основы индивидуального и социального бытия, что никакое исследование проблематики денег не может дать исчерпывающего и окончательного ответа; в то же время не существует общепринятого определения этого понятия. В настоящее время бытует несколько подходов к определению денег (философский, экономический, юридический и пр.). Интерес, на наш взгляд, представляет концепция швейцарского профессора права Густава Хартманна, который в чрезвычайно интересной монографии "О правовом понятии денег и о содержании денежных обязательств" (1868) оказался, пожалуй, не только первым ученым, предложившим действительно юридическое понимание денег, но и первым, кто стал различать общее и специальное правовое понимание денег. Деньги, по Хартманну, это вещи, способные выступать в качестве эквивалента (курсив мой - О.Т.) всех прочих экономических благ и служащие в силу этого в гражданском обороте в качестве средства накопления и обращения имущественных ценностей*(27).

Эквивалентность, т.е. условное (заметим - фиктивное) приравнивание денег к товару применяется человечеством с давних времен. Известно, что первые металлические монеты появились в VII в. до н.э. в Лидийском царстве и в Китае, что в VIII в. нашей эры в Китае уже обращались и бумажные деньги, что в XVI-XVIII вв. действовала система биметаллизма, что в XIX в. возобладал золотой стандарт, постепенно "демонтированный" в XX в. в связи с отменой золотых паритетов валют и широким распространением бумажных платежных средств. В Древнем Египте издавна существовала чисто условная, теоретическая единица, именуемая "шетит". Египтяне хорошо знали, какое количество золота, серебра или меди соответствовало одной шетит. Таким образом, товар не обменивался на деньги. Но тот, кто хотел продать дом и договаривался о его стоимости в шетит, получал зерно или скот на эту сумму. Если продавец и покупатель обменивались животными или изделиями неодинаковой стоимости, разницу измеряли в шетит и, чтобы ее уравновесить, подыскивали подходящий товар, который одна сторона могла предложить, а другая соглашалась принять*(28).

Из проведенного небольшого экскурса в историю мы видим, что деньги являются самой настоящей фикцией, эквивалентом цены товара, но их применение существенно облегчает товарно-денежные отношения в обществе. В настоящее время все мы так привыкли пользоваться деньгами, что никто и никогда не задумывается о таком свойстве денег, как фиктивность. Мы знаем только то, что деньги являются определением степени богатства.

Благодаря деньгам появились такие отрасли права как финансовое, банковское и ряд других. Историки находят зачатки банковского дела еще в рабовладельческом обществе. В Древнем Риме словом banco обозначали лавку, скамью, где обменивались деньги. Самым первым банком считается Духовный орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова. Еще в XII в., имея разветвленную сеть по всей Европе, орден организовал вооруженную охрану денег при перевозке. Разумеется, не бесплатно. Затем стал брать деньги на хранение и давать их в кредит под проценты. А в начале XIII в. орден ввел в обращение чек-расписку, по которой можно было получать деньги в любой стране, не подвергая себя риску быть ограбленным в пути. Чек-расписка, по своей сути, тоже является фикцией, устраняющей риск ограбления. После разгрома ордена королем Фердинандом IV Красивым и конфискации его богатств европейское банковское дело оказалось в руках ломбардцев - выходцев из Ломбардии. Финансисты утверждают, что настоящая банковская система, близкая к современной, сложилась в Англии к началу XVII в.*(29)

Таким образом, основываясь на вехах английской истории, можно утверждать, что фактически английские финансисты введением чека как ценной бумаги породили фикцию в сфере денежного обращения. Это подчеркивает и С.В. Ротко, анализируя гражданское законодательство*(30).

Что касается России, регулирование обращения валюты здесь всегда было одной из функций государства, его монополией. Денежное регулирование проводилось царями-реформаторами. Начавшись при Иване III, оно продолжалось при Василии Ивановиче и Иване IV. Реформа, которую провела мать Ивана IV Елена Глинская в 1535-1538 гг., юридически закрепила общерусскую денежную систему. Посредством нее была введена монополия на чеканку монеты и регулирование денежного дела. Реально же монополия утвердилась столетием позднее, когда чеканка была сосредоточена на Московском денежном дворе, находившемся в ведении казны.

Российская история денежного обращения свидетельствует о постоянной трансформации металлов в монетах: от редких, золота и серебра, к менее редким - меди, никелю. Первые медные монеты в России были выпущены в обращение в 1656 г. и имели одинаковый с серебряными монетами номинал. При этом казна (правительство) оставляла у себя серебряные монеты, замещая их медными. Серебряные монеты продолжали использоваться в расчетах с другими государствами. Эмиссионный доход от этой операции был огромный, так как медь была в 62 раза дешевле серебра.

Здесь наблюдается яркая демонстрация признака, характерного не для всех фикций: способность порождать друг друга. Но!

Фикция металлических денег со временем порождает еще одну фикцию - бумажные деньги. Предпосылки к возникновению в России бумажных денег появились еще в конце XVII в. В 1663 г. торговец Семен Гаврилов подал царю челобитную о том, что в других странах успешно используют бумажки вместо тяжеловесных медных и серебряных монет. Но тогда на эту челобитную не обратили должного внимания.

Со временем торговые связи России расширялись, совершенствовались бумажное производство и печатная техника. Длительные же войны полностью истощали государственную казну. Начав Северную войну, Петр I впервые стал серьезно рассматривать возможность пополнения опустошенной казны бумажными деньгами. Но эта идея так и не была реализована.

Еще несколько десятилетий все попытки новаторов перевести страну на бумажную валюту встречали протест в Сенате. В то время о медных деньгах уже складывались легенды. Плату за товар порой перевозили обозами большими, чем сам товар. Естественно, возникала необходимость введения новой фикции (бумажных денег) для совершенствования торговых отношений.

Изменить ситуацию удалось лишь Екатерине Великой. Днем рождения российских бумажных денег считают 1 февраля 1769 г. В этот день был обнародован Манифест об установлении в обеих столицах банков для вымена государственных ассигнаций. Были созданы два банка - в Москве и Санкт-Петербурге, - которые получили право обменивать медные монеты на ассигнации.

Несмотря на то что защитой от подделки служили водяные знаки и подписи должностных лиц банков, имеющих право менять деньги, а также рельефное тиснение в центре банкноты, бумажные деньги породили фикцию в бытовом (негативном) смысле. Но ни водяные знаки, ни подлинные подписи не уберегли первые русские бумажные деньги от подделок. Народные умельцы затирали номинал и писали новый. Кстати, и сегодня борьба с фальшивомонетничеством является одной из острейших проблем в мире*(31).

Устойчивость бумажного рубля пошатнулась с началом Крымской войны (1853-1856). Государству пришлось увеличить выпуск бумажных денег, тем самым понизив их курс по отношению к серебру. Многие, оценив ситуацию, отказывались менять накопленные серебряные монеты на кредитные рубли, переплавляли серебро в слитки и сбывали за границу.

К началу Первой мировой войны (1914) денежная система России находилась на пике своего развития. Все кредитные билеты были обеспечены золотом. В запасниках Государственного банка находилось 1,7 млрд. руб. золотом, бумажных денежных знаков - 1,6 млрд. Во время войны в обращение дополнительно выпустили не один миллиард рублей. Но даже при этом курс бумажного рубля оставался по-прежнему высоким вплоть до революции 1917 г.

Реформой 1924 г. были запрещены к свободному обращению иностранные деньги и введены две национальные валюты: червонец и советский рубль. Курс червонца был "принизан " к иностранным валютам, а советский рубль в результате эмиссии стремительно обесценивался. С этого времени рубль перестал быть конвертируемым вплоть до восстановления внутренней конвертируемости в 1992 г.

Кроме того, по прошествии времени наличные деньги порождают еще одну фикцию - безналичные деньги. Соотношению наличных и безналичных денег посвящены ряд работ современных авторов*(32). Следует согласиться с В.А. Беловым, который утверждает, что если стороны договора по своей инициативе предусматривают или, руководствуясь указаниями закона, вынуждены избрать для применения безналичный расчет по денежному обязательству, говорить о прекращении денежного обязательства исполнением (передачей денег) можно лишь весьма условно, ибо сущность безналичных расчетов как раз и состоит именно в отсутствии передачи денег (так называемое перечисление денег). Безналичные расчеты не предполагают фактической передачи денег из банка плательщика в банк получателя, ограничиваясь лишь изменением записей по банковским счетам плательщика, получателя и обслуживающих их банков. Отличительной чертой безналичных расчетов, не позволяющей отождествлять их с исполнением обязательства с помощью передачи денег, по мнению автора, является отсутствие физической передачи (перемещения) денег*(33). И здесь явно присутствует условность или фикция, если угодно.

Кроме того, на современном этапе развития общества существуют виртуальные счета. Одним из них является обезличенный металлический счет. Ты будто бы покупаешь в банке некий объем драгоценного металла и его рублевый эквивалент размещаешь на своем счете, сумма которого будет изменяться в зависимости от стоимости купленного металла.

И в заключение рассуждения о деньгах хотелось бы привести справедливое, как нам кажется, мнение В.А. Лапача о том, что деньги - это и не вещи, и не имущественные права, а распространение на них вещно-правового или же обязательственно-правового режима есть лишь вынужденный технико-правовой прием, юридическая фикция*(34). Именно фикция, которая, как убедительно показывал еще Г.С. Мэн, есть лишь первый необходимый этап в развитии положительного права, за которым следуют справедливость (правоприменение) и, наконец, совершенствование законов*(35).

 

Фикции в литературе

 

Одной из спорных проблем во все времена являлась и является проблема справедливости (справедливое общество, справедливость наказания и пр.), поднимаемая как в научной, так и в художественной литературе.

Проблема справедливости, затрагивающая широчайшую сферу человеческих отношений и в силу этого трактуемая с различных точек зрения, является одной из "вечных" тем. Она занимала умы многих правоведов, философов и мыслителей. Данная проблема находилась в сфере интересов такого выдающегося представителя русской культуры, как Федор Михайлович Достоевский (1821-1881), который в своих произведениях, дневниках и письмах предлагает свое видение справедливого общества.

Следует согласиться с мнением В.И. Хайруллина, что "хотя концепция Ф.М. Достоевского изучается на юридических факультетах, некоторые из ее аспектов находят недостаточное освещение"*(36).

Отраженные впечатления и жизненный опыт, приобретенные Ф.М. Достоевским в омском остроге, свидетельствуют о том, что он часто использует такой известный литературный прием, как метафора, в основе которой лежит ничто иное, как настоящая фикция. Так, в "Записках из Мертвого дома", опубликованных в 1861-1862 гг. в журнале "Время", автор условно сравнивает каторгу с "гробом", где он был "похоронен живой". Кроме того, каторга явилась для него "университетом человеческой психологии".

Представления Ф.М. Достоевского о справедливой организации общества нашли выражение в опубликованной в 1877 г. повести "Сон смешного человека", являющейся по своей сути выдумкой, вымыслом, некой условностью (т.е. фикцией по сути). Однако Достоевский здесь же, в рамках этого же произведения, дает понять, что это неосуществимые мечты об очень непрочном, даже хрупком обществе, разрушить которое весьма легко. По сюжету повесть проста. Ее герою снится сон, что он попадает на планету, на которой живут безгрешные люди. Хотя эти люди не стремятся к познанию жизни, их знание - глубже и выше, чем знание нашей науки, ибо наука наша ищет объяснить, что такое жизнь, сама стремится сознать ее, чтоб научить других жить; они же и без науки знали, как им жить. Они относились с любовью ко всему живому, будь то дерево, зверь или человек. Население планеты было сострадательно, бесхитростно и весело. Они не знали ни ссор, ни ревности, а их дети были общими детьми, поскольку все составляли единую семью. Там почти не было болезней, но была смерть, которая их не страшила. У них не было религии и храмов, но было твердое знание, что когда восполнится их земная радость до пределов природы земной, тогда наступит для них... еще большее расширение соприкосновения с Целым вселенной.

Некоторые идеи организации справедливого общества, по Достоевскому, перекликаются с положениями космологии Платона, идеями произведений французских утопических социалистов, а также с мыслями классической "Утопии" Томаса Мора. Например, последний полагал, что жить по справедливости невозможно иначе, как покончив с частной собственностью. Так же считает и Достоевский, когда пишет, что "все составляли одну семью". Иначе говоря, все пользовались коллективной собственностью. Однако здесь же существует и противоречие. Если у Достоевского - одна единая семья, то у Мора отдельная семья не только сохраняется, но и является главной ячейкой общества, там оберегают устои традиционной морали, сохраняют патриархальные нравы*(37). Ни то, ни другое утопическое общество не знает преступности. Оба общества бесконечно далеки от реальности, что хорошо понимали сами авторы.

В мировой художественной литературе часто можно встретить фиктивных персонажей и фиктивное начало (в позитивном смысле). Например, баллады, сказания, сказки, мифы и пр. Всем известны ставшие крылатыми благодаря героям античности выражения "ахиллесова пята", "гефестова печень" и др. И здесь в характеристиках персонажей мы наблюдаем элементы фиктивности.

В ходе рассуждений о фикциях в литературе и философии было бы незаслуженно хотя бы вкратце не рассмотреть идеи одного из крупнейших на сегодняшний день специалистов в области антропологии Марка Оже*(38). В связи с затронутой проблемой заслуживает внимания его выступление, состоявшееся в рамках лекционного цикла "Город действия" (Милан, 1996), в котором автор рассматривает категорию "город" (крупный населенный пункт, административный, торговый, промышленный и культурный центр*(39)) в трех аспектах: в первую очередь как город-память, т.е. город, отмеченный следами великой коллективной истории, но также миллионами историй индивидуальных; во вторую очередь как город-встречу, т.е. город, в котором встречаются мужчины и женщины, а также город, который сам идет нам навстречу, который открывается нам так, что мы начинаем узнавать его, как узнают человеческое существо; наконец, как город-фикцию. Последний аспект рассуждений рассмотрим более подробно.

Автор начинает выступление с утверждения, что город существует благодаря сфере воображаемого (подчеркнем - фиктивного). Город - это неподвижная точка в сфере воображаемого, в то время как сама эта сфера отражает в себе форму функционального города и общий порядок, которому подчиняются происходящие в городе встречи. Однако имеет ли к этому отношение третий из выявленных аспектов города - город-фикция?

На этом этапе возникает необходимость хотя бы бегло описать феномен "сведения мира к фикции". Обратимся к примеру из области индустрии туризма: каждый, кто отправляется на гору Сен-Мишель, должен преодолеть трудоемкий подъем на горную вершину, где расположен небольшой городок. По дороге при этом ему постоянно предлагают приобрести фотографии и видеокассеты. Иными словами, туристу предлагают гору Сен-Мишель в версии лучшей, чем та, что предстанет перед ним, когда он доберется наконец до смотровой площадки. Однако в силу того, что туристы все равно хотят сами щелкнуть фотокамерой, для них специально оборудовано темное помещение, где на экран проецируется видеоряд, который можно сфотографировать, воспользовавшись вспышкой. Наиболее предприимчивые туристические компании предоставляют сегодня клиентам возможность предварительно "посетить" наиболее интересные места будущего путешествия, воспользовавшись картинками на их сайте в Интернете. В конечном счете этот туристический "аперитив" не является менее виртуальным, чем туризм "будущего прошедшего времени", когда посетитель, в сущности, смотрит на достопримечательности через объектив фотокамеры*(40). Марк Оже отмечает глобальный, всепоглощающий характер фикции: "В целом же можно констатировать, что круг, повторение, эхо являют собой главенствующие фигуры, применимые сегодня к предельно различным измерениям. Спутники вращаются вокруг Земли, наблюдают за ней, фотографируют. В свою очередь, зафиксированные спутники предназначены для трансляции изображения на противоположную сторону Земли. Цепь коммерческих связей покрывает Землю, один ассортимент товаров порождает другой, реклама порождает другую рекламу, копия порождает копию. Так фикция все более набирает силу: она уже не только задает кавычки, а просто поглощает реальность, намереваясь преобразить ее. Затея эта отнюдь не сложна: достаточно создать музыкальную атмосферу в супермаркетах или в подземных переходах метро, как это сделали в Барселоне. В самом деле, в Барселонском метро переживаешь ощущение, что ты находишься на экране и заключен в цветное кино, где последние аккорды благозвучной музыки сопровождают последние кадры фильма"*(41). В соответствии с позицией М. Оже, урбанисты, архитекторы, художники, поэты должны осознать, насколько сопряжены их судьбы: ведь конгениальна их исходная субстанция - сфера воображаемого. Без воображения город перестает существовать, а без города исчезает воображение. Связи, которые устанавливает с пространством воображаемое и порожденное им чувство эмоциональной привязанности, - материя крайне сложная. Но воображаемое в большинстве случаев позитивно.

Таким образом, как видно из проведенного выше анализа, фикция применяется во многих сферах человеческого бытия. Она присуща науке, искусству, культуре, и пр., т.е. практически всем общественным отношениям, в которых участвует как отдельный индивид, так и человеческое общество в целом.