Первоначальная жизнь фантазий и ее функция

Фрейд описал своего рода галлюцинаторное удовлетворение желаний, относяще­еся к самому началу человеческой жизни. Его можно рассматривать как предтечу фан­тазии. Если младенец не может утолить голод, то в качестве первичного ответа на фру­страцию он обращается к галлюцинаторному воспоминанию. Эти представления Фрейда были заимствованы и развиты кляйнианской школой.

Значение, которое Мелани Кляйн придает понятию бессознательных фантазий, становится ясным уже из того, что она видит в них психическую репрезентацию или психический коррелят, психическое выражение импульсов влечений. Посколь­ку влечения существуют с самого рождения, М. Кляйн выдвигает гипотезу о наличии уже в первые дни жизни ребенка также и неразвитой, примитивной фантазии.

Деятельность фантазии у новорожденных вызывала немало дискуссий. Даже если сегодня большая часть психоаналитиков разделяет эту метапсихологическую гипо­тезу (при этом нередко обнарркиваются значительные расхождения в терминоло­гии), ее нельзя доказать непосредственно. Полученные данные и метапсихологические рассуждения о природе нарциссизма позволяют говорить, что психическая активность возникает еще до рождения, при­мерно на седьмом или восьмом месяце беременности.

Если фантазия — это психическое выражение импульсов влечений, то потреб­ность в пище выражается через фантазию об удовлетворении влечения, причем с по­мощью объекта. Это означает, что с самого начала существуют первые объектные от­ношения, которые, однако, из-за того, что пока еще нет дифференциации между принципами удовольствия и реальности, носят ярко выраженный характер всемо­гущества. Далее, предполагается, что с самого рождения имеется раннее Я, выполня­ющее функцию носителя бессознательных фантазий. По этому вопросу также суще­ствуют значительные расхождения во взглядах, и именно за это утверждение кляйнианская школа подверглась ожесточенной критике. Многие вслед за Шпицем отстаивали мнение, что новорожденный является лишь рефлекторным существом с исключительно физиологическими процессами. Сегодня, напротив, мы можем с большой долей уверенности предположить, что младенец уже с самого рождения должен справляться с натиском реальности.

Возьмем упрощенный пример: младенец начинает испытывать голод и пытает­ся справиться с чувством голода с помощью всемогущей фантазии-представления о доброй, кормящей груди. Если его тут же кормят, он оказывается совершенно в иной ситуации, чем если бы он на долгое время оставался голодным. В первом слу­чае полученная младенцем реальная грудь матери сливается с воображаемой грудью. Та и другая воспринимаются как единое целое, и ребенку кажется, что его собствен­ные хорошие качества и хорошие объекты сильны и стабильны. Во втором случае верх берут голод и гнев и все сильнее становится фантазия-представление о злом, пресле­дующем ребенка объекте, то есть его ярость оказывается сильнее любви, а злой объект сильнее доброго.

Если, с одной стороны, фантазию следует понимать как психическое выражение импульсов влечений, то, с другой стороны, ее можно рассматривать как чистую форму защиты и средство избежать фрустрирующей внешней реальности. Значение этой первой, описанной Фрейдом защитной функции младенца — галлюцинаторного ис­полнения желаний — было в дальнейшем исследовано Бионом. Однако в действи­тельности фантазия — это нечто большее. Она одновременно является защитным процессом и против внутренней реальности. Каждый, кто фантазирует об исполне­нии своих желаний, не только пытается избежать фрустрации и признания непри­ятной внешней реальности, но и защищается от реальности собственного голода и собственного гнева, то есть от своей внутренней реальности.

Таким образом, мы можем признать, что структура личности и высшие психи­ческие функции человека с самого начала жизни теснейшим образом связаны с бес­сознательными фантазиями. То, как человек воспринимает и что он думает, всегда основывается на активности его первоначальной жизни фантазий. Согласно Биону, даже мышление основано на способности фантазии распознавать, что хорошего объекта «здесь нет», что он отсутствует.

Фантазия с самого начала жизни связана с объектами. Первым объектом влече­ния является парциальный, или частичный, объект, то есть тип объекта, на который направлены парциальные влечения. Парциальные влечения, например оральное или анальное, действуют вначале независимо друг от друга и затем стремятся к тому, чтобы объединиться в различных организациях либидо. Согласно Абрахаму, парциальная объектная любовь является одним из этапов развития объектной любви. Психоаналитики кляйнианской школы отводят понятию парци­ального объекта центральное место в теории объектных отношений. По их мнению, парциальный объект и его диалектические отношения с целыми объектами находят­ся в центре динамических событий мира фантазий ребенка. Парциальные объекты являются, так сказать, исходным ядром бессознательных фантазий. Речь идет о ре­альных или воображаемых частях тела, таких, как грудь, пенис, фекалии, и их сим­волических эквивалентах, которые воспринимаются в качестве объекта любви. Не­смотря на свою парциальность, объект наделяется в фантазии свойствами, которые подобны свойствам человека (он преследует, причиняет беспокойство и т.д.). В жиз­ни фантазий маленького ребенка эти частичные объекты не выступают как даннос­ти в чистом виде, а наделены качествами «добрый», «злой», а также интенциями — «дружественный», «враждебный». Мелани Кляйн ввела обозначения «добрый», «злой» объект, или парциальный объект. Введенные обозначения подчеркивают вообража­емый характер свойств объекта. Фактически речь идет о представлениях — искажен­ных в фантазии образах реальных объектов. Диалектика «добрых» и «злых» объек­тов, равно как и парциальных объектов, находится в центре психоаналитической теории М. Кляйн, и она была разработана в результате анализа архаических фанта­зий называет их первичными фантазиями.

Хотя мы и говорим о фантазиях, мы не должны забывать, что речь идет о вос­приятии объектов с реальными свойствами в смысле внутренней психической реаль­ности.

Чтобы объяснить образование этих первичных фантазий, Мелани Кляйн обраща­ется прежде всего ко второму, спроецированному, но в то же время активному фак­тору. По ее мнению, в основе взаимодействия злых и добрых объектов в конечном счете лежит более не редуцируемый дуализм влечений к жизни и к смерти, действу­ющий с самого начала существования индивида.

Парциальный объект, согласно Мелани Кляйн, расщепляется на добрый и злой объекты, чтобы противостоять страху полностью его уничтожить. Грудь является пер­вым объектом, расщепленным подобным образом, чтобы спасти хорошую, идеализи­рованную грудь от деструктивных побркдений. «Добрая (внешняя и внутренняя) грудь становится прообразом всех охраняющих и помогающих объектов, злая грудь — та­ким же прообразом всех внешних и внутренних преследующих объектов». Эти различные движения могут, однако, перейти в порочный круг, как это показано Джоан Ривьер: «Грудь ненавидит меня и не дает мне того, что мне нужно, потому что я ее ненавижу, и наоборот. Ты не приходишь помочь мне, ты меня ненавидишь, потому что я в гневе и потому что я заглатываю тебя; но пото­му-то я и должен ненавидеть тебя и заглатывать, чтобы заставить тебя мне помочь». У нас еще будет возможность вернуться к этому порочному кругу отношений (см. раз­дел, посвященный имаго отца и матери в раннем развитии ребенка).

Переживание в фантазии слившейся с Самостью доброй груди или затем созда­ние ее внутри себя — первые зачатки идентификации с частичным объектом — от­личаются крайней нестабильностью. Вскоре вновь возникает ситуация дефицита со всеми ее внутренними последствиями (голод — неудовольствие — проекция агрес­сивных побуждений на мать).

Если в дальнейшем частичные объекты достигают в Самости большей стабильно­сти и взаимосвязанности, они становятся все более активными в фантазии, причем это происходит благодаря процессам экстернализации и интернализации. Тем самым первоначальное переживание приобретает параметры первичного внешнего и первич­ного внутреннего. Процессы поглощения и выталкивания, описанные Фрейдом в ста­тье «Отрицание», определяют дальнейшую судьбу объектов фантазии; добрая и злая грудь воспринимаются как экстернализированная и интернализированная.