ЧАСТЬ I Студиябвным танцам предмастерьев 16 страница

– Он жертвует личной жизнью ради общей безопасности.

– Ради своей безопасности! – Вутесса не замечала, что от судьбы Иргуша перескочила на обсуждение сердечных тем. – Жалин, вон, на всемогущество не замахивался, а как Пещеры оборонял? Ваш Гдэн его опыт присвоил и не побрезговал.

– Ты не хуже меня знаешь, почему имя Жалина – табу на Пламастре.

– Да, знаю, – Вутесса цедила напиток, не замечая ни аромата, ни вкуса. – Тебе хорошо. Берек, коли припрет, за тебя против Совета встанет. А я сама себе защитник, сама утешитель. Мой последний ревнивец… Хомяк – он и есть хомяк. Я ему: поговори, мол, с Гривастым, замучил! Хомч аж в лице переменился. Кто я, говорит, против члена Совета? Ну, я ему объяснила, и про члена, и про совет. Неделю потом переваривал. Жалин бы с Тлиманом не нянчился – дал бы в челюсть и никаких рангат.

Хозяйка грота встала, движением руки стерла витраж с окна. В другое бы время Вутесса удивилась. Она, мастер! не отличила окна от мембраны? В грот проник свет пасмурного дня. Справа виднелась скала, поменьше, но тоже жилая.

– Гривастого я от тебя отважу, – сказала Зарья. – Что Рилда?

– Все не смирится. Сунулась в студию предмастерьев. Она б еще в детский сад подалась! Иргуш тоже хорош. Дразнит сестру да подначивает. Нет бы подбодрить! Слава Мудрейшему, сорванец не умеет вызывать «огневку» через гипер. Но если ему объяснят…

В горле Вутессы встал ком – ни глотнуть, ни вздохнуть. На глаза навернулись слезы. Мастер-поисковик с трудом перевела дух:

– Заша, дорогая, не справлюсь я с ним. Тут на днях просился к Источнику. Звали, мол! Пришлось отвезти.

– Предлагаешь стать нянькой при золотом мастере? Парню скоро одиннадцать. К тому же я больше инфо чем био…

– Тогда посоветуй. Только не Тлимана!

– Да что ты говоришь!

Гостья ничего не могла поделать – слеза окатились из глаз.

– Не реви! – голос хозяйки грота звучал строго. – Тес-си! А знаешь, давай мы Иргуша Береку поручим.

– Не возьмет. Теперь не возьмет. – Вутесса всхлипнула: – Понимаешь, я на Беже…

– Здесь не Бежа. С тебя, милочка, Иргуш. Привезешь прямо сюда... Я сказала, прекрати реветь! Ты меня слушаешь? Элмочку я предупрежу. И чтоб у меня запас по времени был, часа три-четыре.

Всхлипнув в последний раз, Вутесса смахнула со щек соленую влагу:

– Заша, я благодарна. Правда. Даже не ожидала… Зачем тебе столько хлопот?

– Хлопоты, милочка, у тебя.

Вутесса подняла голову и отшатнулась – слишком уж пристально смотрела на нее спасительница и приемная мать.

– О чем Иргуш беседовал с Источником? – чеканя каждое слово, спросила Зарья.

То ли фарфор оказался скользким, то ли у мастера-поисковика дрогнула рука – чашка с шербетом выскользнула из пальцев и упала на софу. Ветераны Пещер – одна в растерянности, другая с усмешкой – наблюдали, как оранжевая, в красных протуберанцах влага впитывается в мохнатое покрывало.

– Это ответ? – осведомилась Зарья. – Тогда я промолчу. Довольно, что наши с тобой интересы совпадают… Ну, чего застыла? Ждешь, когда промокнет насквозь?

Из грота Вутесса выходила, неся подмышкой сверток с покрывалом.

– И что б никаких отдушек не вздумали добавлять, – напутствовала ее Зарья. – Знаю я их! Хоть второй раз в чистку сдавай после их художеств.

Вутесса не спорила – кивала, соглашаясь.

Она ждала на барьерном кольце свою «кобылку», когда неподалеку опустился компактный аэрокар. Корпус машины окутывало марево защитного поля – отгонять среброкрылов. В Пещерах такие аэрокары звали «букашками». Летали на них музейщики и обслуживающий персонал: техники, реставраторы, экскурсоводы. Ну и, конечно, диспетчера. Один из которых, не иначе как по наущению прыщавого служки, опустил катер Вутессы на противоположную от нее сторону барьерного кольца. Хочешь улететь – ступай вокруг или спускайся по скрипучим ступеням в чашу, а потом поднимайся.

Вутесса лестниц не любила. Идя по кольцу, она заглянула в кабину «букашки». Аэрокар был пуст. «Пригнан по вызову? Кто-то из завсегдатаев-ветеранов собрался в полет по окрестным скалам?» Вутессе вспомнилось, какой ее встретила Зарья. Для домашних посиделок, наряд приемной матери выглядел слишком теплым и официальным.

Мастер-поисковик хмыкнула. Досада на диспетчера прошла.

 

***

 

Холодный свет, пепельно-синие гобелены, белая с голубым отливом мебель, не знающая прямых углов. Хозяин грота встретил гостю сидя в кресле, похожем на глыбу подтаявшего льда

– У тебя тут что, морозильная камера? – Зарья запахнула накидку и, не дожидаясь приглашения, опустилась на уменьшенный до размеров дивана язык ледника.– Сказал бы своим – пусть климат-генератор настроят.

– Не своим – нашим, – голос хозяина грота звучал устало, поджарая, но невысокая фигура подошла бы гимнасту, волосы отливали бронзой. – Здесь на всех скалах одна бригада работает.

– Техники, как символ былого единства?

– Не язви! Это Пещеры. И личные покои мастера. Мои! В другие, сестренка, я бы тебя не впустил.

– В другие, братец, я бы к тебе не явилась.

Обмен сдобренными горечью взглядами затянулся. На уложенной поверх плоского валуна льдине – видимо, это сооружение следовало называть столом – над открытой ракушкой-памяткой парило изображение омываемых океаном каменных столбов. Такими их помнили ветераны Пещер: с резными навершиями, с прильнувшими к скалам оврингами, с лентами протянутых над волнами мостов.

Первым не выдержал хозяин грота. Вскочив, он подхватил со стола ракушку-памятку. Стоило створкам жемчужницы сомкнуться, картины прошлого погасли,. Ракушка оказалась темно-синей, почти черной. Держа жемчужницу на раскрытой ладони, хозяин грота шагнул к сестре:

– И все-таки холод – лишь обман восприятия.

– Да, неужели? Я смотрю, обман стал визитным образом Бежи.

– Вы нам не оставили выбора!

– Поэтому я здесь. Близорукость – то немногое, что роднит Бежу с Пламастрой. Но неужели мне придется вновь объяснять Хранителю и мастеру…

– У меня витой полосатик!

– …объяснять витому Хранителю, – с обманчивой покорностью поправилась Зарья, – почему у Бежи нет других вит-мастеров?

– Почему у нас нет Операторов!

За спором, Хранитель Бежи забыл о жемчужнице, не заметил он и лукавого блеска в глазах сестры.

– Зато Операторы есть у нас, – напомнила та. – И вы решили одного из них умыкнуть. Ведь так?

Одно неуловимое движение – и ракушка оказалась у Зарьи. Ловя ртом воздух, хозяин грота то сжимал, то разжимал кулаки, словно подумывал, не наброситься ли на сестру. Благоразумие пересилило – Хранитель Бежи вернулся в кресло, то ли оправдываясь, то ли жалуясь, проговорил:

– Оператор Малахитовой сунулся в нашу инфосистему. Мы должны были!.. Нам пришлось!..

– Да ну?

– Ты сама мне о ней рассказала!

– Но разве я просила ее похищать? Неужели было так трудно уговорить бежичанку вернуться на Бежу? Она могла бы остаться служить в СВК.

– Официальное разрешение на переезд…

– За «официальным» Хранителю Бежи лучше обратиться в Совет. У Деда с Вердэ, небось, слойка схлопнется.

Зарья покрутила в руках ракушку. Считалось, что памятки признают только своего хозяина. Однако создатели жемчужниц знали обходные пути.

Створки ракушки раскрылись. Выбранная из сотен зарисовок, в воздухе возникла панорама залитой солнцем рощи: лучатся розоватым светом стволы стройных деревьев; словно зеленые косы, колышутся под ветром их гибкие ветви; мимо, бурля в водоворотах, несется по порогам река. Любимый уголок Прародительницы, место, где прошло ее детство, – в нем бывали немногие, но как оно выглядит, знали все.

– Прекрати! – рыкнул Жалин.

– На Пламастре, после вашей выходки, усомнились в полезности Узлов. А организатор провокации по-прежнему мечтает заполучить Оператора… Забавно.

– Я сказал, прекрати!

Зарья закрыла жемчужницу:

– Почему ты уверен в Операторах, Жалин?

– Я был первым из них. Не забыла? Наблюдение через гипер сбивает восприятие. Думаешь, идея невмешательства в дела планет принадлежит Совету? Ее, как принцип работы, выдвинул Гдэн. Хотел бы я знать, чего он так испугался. Когда ты там, наверху, все: оврины, земляне, данкирцы, даже нэды! – для тебя они, как дошколята для студента. Если они в опасности, ты им поможешь, если растерялись – подскажешь. Иногда над ними можно подшутить. Но царствовать над карапузами – такое может прийти в голову только извращенцу.

– Здесь, в Пещерах, взрывая прыгуны нэдов, ты тоже считал посланцев Клурана детьми?

– Я считал их силой, сравнимой по мощи с Оператором. Будь иначе – сомневаюсь, что у меня хватило бы духу их убивать… Я что-то не то сказал? – Жалин с удивлением взирал на вскинувшуюся собеседницу.

– Нет-нет, ты сказал верно. Даже не представляешь, насколько верно! – Зарья перекатила ракушку из ладони в ладонь: – Но почему ты не учишь своих?

– Я пытался... Нет, слойка восстановилась. Ощущение пространства, наблюдение через гипер – все это снова при мне. Проблема в другом. Я не чую внешней угрозы. Вернее, чую угрозу везде: с Бежи, с Сотара, от своих интриганов. Я похож на собаку, у которой перебили нюх. – Жалин потер руками лицо: – Вы это предвидели, верно? И запретили внешневикам летать на Сотар. Для Оператора, войти в Совет мастеров или в эксперт-ассамблею – это профессиональная смерть. В Пещерах было проще. Нет, не так! В Пещерах мы были едины. А я их не удержал.

– Малахитовую Оператор тоже не удержал.

Жалин подался вперед, глядя сестре в глаза, отчеканил:

– Оператор Малахитовой был нейтрализован мною. Нейтрализован до прорыва стражей Долга к Узлу. И не как Оператор, а как человек... Разницу, надеюсь, улавливаешь?

Накидка соскользнула с плеч – Зарья не заметила.

– Сегодня, как только вернусь, – продолжал Хранитель, – Бежа принесет Пламастре официальные извинения. Кроме того, мы компенсируем расходы на восстановление Узла. В ответ я прошу одного: разрешите бежичам поступать в трецер. Нужен полный курс, включая подготовку на вит-мастера.

Зарья зажала ракушку между ладонями:

– Не поможет.

– Восстановление Узла или полный курс?

– Трецер не готовит вит-мастеров, – оставив диван, Зарья подошла к фальш-окну. Роль стекла исполняла стеновая мембрана. Вид на океан закрывали сотворенные морозом узоры. – Жалин, сколько раз я должна повторить, чтобы ты мне поверил?

Зарья приложила ладонь к узорам. Мембрана холодила кожу и постепенно меняла структуру – словно и впрямь оттаивала, как и положено простому стеклу.

– Я не знаю, как слабый может помочь сильному, – с досадой и, похоже, не в первый раз процедил Жалин, вздохнул, и твердо добавил: – Но просить дозволено каждому. И я прошу свою сестру помочь мне вернуть стражей Долга на Бежу.

– Не доверяешь своему гривастому другу? – Зарья бросила игру с мембраной:

– Или он тебе отказал?

Жалин прищурился:

– Следишь?

– Наблюдаю. За сменой париков в том числе. Надо ж слойку на чем-то тренировать, пока здоровье восстанавливается. Потрепали вы нас!

– Вы в долгу не остались. И я не знал... Видит Источник, я подумать не мог, что на Малахитовой окажешься ты. Этот, как его, Илас… Аласт. Да, Аласт. Можете его забирать. Пусть ответит. За всех!

– Может быть, и ответит… Интересно, а он догадывался, что назначен козлом отпущения? Заранее. Иначе, его незачем было туда посылать.

На лицо Жалина вернулась усталость, он снова потер лицо:

– Хотел бы я знать, за каким зверчем ты подалась в СВК.

– Я не знаю лучшего способа присматривать за Операторами. И нечего на меня таращиться – я не Тлиман. Ты б его лучше спросил, чего ради он Вутессы твоей домогается.

– Она уж скорее твоя... И ради чего?

– Вот и я себя спрашиваю… А она тут недавно тебя вспоминала. И на Гривастого жаловалась. Похожи вы с ним, говорит.

Мембрана добросовестно отрабатывала роль мерзлого стекла. Оттаявший круг превратился в подобие зеркала. Заметив в нем свое отражение, Зарья поправила волосы.

– Сделаю, что смогу, – пообещала она. – Решишь поговорить, оставь сообщение на нашем месте. И памятью Пещер, не вздумай повторить попытку. Не прощу!

Повинуясь беззвучному приказу, входной полог подался к стене.

– Ракушка! – полный негодования рык взметнулся под каменные своды.

Зарья ухмыльнулась и, уходя, оставила реликвию на выступе скалы.

Глава 11

 

Туча устроились над Настой основательно. Одним краем она оперлась на башню Совета, другим легла на Ростиху и, жадничая, сыпала на столицу липкую водяную взвесь.

Поздняя осень.

Вечером, бросив катер в ангаре, Киттин проскочил к дому, не заметив ее прихода, и поплатился, отправившись на утреннюю пробежку в футболке и шортах.

Вернуться и переодеться? Да ни за что!

Позванивала ли аллея едва распустившимися кистями ленточников, плыл ли над нагретой солнцем округой горьковатый запах смолы, полнились ли лужи палой листвой – в первый день после дежурства на Оператора накатывали благодушие и мечтательность. Никаких серьезных дел – только встречи с друзьями и Ксюта. Ради темноволосой хохотушки Киттин жертвовал всем, кроме футбола.

Сейчас, обладательница зеленого браслета и будущий биолог заканчивала преддипломную практику на Данкирии. Вернуться домой Ксюте предстояло завтра. Оператор загадал: если челнок с планеты, где стоит легендарная Вечная крепость, прискачет по расписанию, и если у Киттина не объявится нежданной игры, то послезавтра они с Ксютой отправятся на необитаемый остров со старинной ротондой на высоком утесе.

По документам, похожий на запятую клочок суши до сих пор принадлежал первой из овринов. Но скажите, к чему легенде окаймленный кустами пляж, всегда теплое море и захватывающий вид на округу? Правильно, ни к чему. Зато Киттину с Ксютой там есть, чем заняться. В ротонде, например. Главное, чтобы атмосфера располагала. И, Источник свидетель, она будет располагать – Оператор позаботится.

Упиваясь мечтами и планами, Киттин принял душ, откопал в гардеробной модные в сиренево-серых разводах джинсы и приступил к поиску носков. В корзинах и на полках их попадалось множество, но все от разных пар. Киттин перебирал содержимое корзины, когда по слойке, будто кто когтями провел.

– Зверч! – прошипел Оператор и, ставя на ходу блок, метнулся в комнату – к снятому на ночь служебному браслету.

– Киттин, где тебя носит? Внешневик обязан находиться на связи!

– Я забыл... оставил… бегал по парку... – Оператор говорил вслух, хотя браслет позволял вести беззвучный разговор. – Гдэн, осмелюсь напомнить, я выходной.

 Глава СВК замечание подчиненного проигнорировал:

– Об обещании помочь с Рилдой еще не забыл?

– Да… То есть, нет... То есть, да, но сегодня…

– Одевайся поприличнее и прыгай ко мне домой. Тридцать минут на сборы!

– Гдэн! – раненным зверем взревел Оператор. – Я после дежурства! Мне положено…

Шеф отключился.

Бубня под нос то, о чем не успел или не осмелился сказать главе СВК, Киттин влез в брюки и прошлепал босыми ногами в холл:

– Ма, ты мои носки не находила?

– Где, Китюша? – донеслось из кухни. – В заблокированном тобой гардеробе?

– Зверч, – процедил Оператор и пошлепал обратно. – Но ведь всем зверчам зверч! – бормотал он, вываливая содержимое корзин на пол.

Из коридора донесся звук неторопливой грузной поступи.

– Кто это был? – спросил отец. Он походил на закончившего тренировку борца – волосы стянуты на затылке шнурком, спортивный костюм, полотенце на шее. В госпитале его знали, как отличного хирурга.

– Да так, – роясь в носках, пробормотал Киттин. – Приятель, из самых нетерпеливых.

– Хорош приятель, для разговора с которым нужен боевой блок. Брось, Китюха! Не тебе, златорунному, обманывать отца.

– Па! Ну что ты… Ну, начальству моему приспичило. Вызывает, прямо сейчас.

– Сегодня, Китюша, у всех выходной. А ты после дежурства, – мать подошла бесшумно. В коротком домашнем платье и мягких тапках с помпонами она смотрелась ровесницей Киттина. Однако покровительственный тон свидетельствовал о старшинстве, а оливковые пряди в рыжих, как у сына, волосах – о стремлении следовать моде. – Мы долго молчали, но, милый, так дальше нельзя. В трецере ты был среди лучших. А теперь? У большинства твоих приятелей черные змейки. Сам рассказывал, как ваш вратарь зеленый браслет получил. А ты?

Оператор опустился на груду белья:

– Ма, па, я контракт подписал. Вы же знаете. И вообще... многие мечтают попасть в СВК, а я там работаю. В кордоне!

– Кем? – отец глядел на сына сверху вниз. – Нет, Китюха, я понимаю: знаменитая служба, хороший заработок, родители далеко... Но перспективы? Вечный слуга? Думаешь, Ксюту такой муж устроит?

Киттин вскочил:

– Она подослала?

– Слова выбирай, златорунный!

– Мы, Китюша, тут посоветовались… Если тебе не позволят расторгнуть контракт, мы с отцом обратимся в Совет…

– …и не с просьбой, Китюха, а с требованием! Лучший студент трецера – слуга. Памятью Пещер, они обязаны вмешаться!

Киттин топнул ногой:

– Только попробуйте!

У любительницы помпонов глаза сделались круглыми. Увидь ее сейчас Гдэн, он бы понял, от кого молодой Оператор унаследовал так раздражавший начальство взгляд.

– Китюша, милый!

– Ты что, златорунный, себе позволяешь? – отец сдернул полотенце с шеи. – Не сметь повышать голос на мать!

Оператор попятился:

– Э... э... Только без рук! А то я из дома уйду... Узурпаторы!

– Мы ж как лучше хотим, – всхлипнула мать. – Тебе, Ксюте, всем нам.

Киттин сокрушенно почесал затылок:

– Ма, ну не плачь. Я подумаю. Обещаю... Зверч, я опаздываю!

Он бросился к пестрой куче, выхватил оттуда два темных носка.

­– Ма, рубашку! Любую! Только быстрей!

Одевался он тут же, сидя на полу. Пока засовывал ноги в кроссовки, мать подала рубашку.

– Куртку забыл, златорунный! – в дверях догнал Оператора окрик отца.

Киттин отмахнулся. В прыжок он ушел, едва «огневка» поднялась над ангаром – Гдэн опозданий не любил.

 

***

 

Сегодня Рилда впервые оказалась на дополнительном тренинге. Три занятия в неделю считались обязательными, на четвертое, устраиваемое в выходной, ходили по желанию. Однако от соседей по циновкам бывшая Оператор знала: того, кто игнорировал дополнительный тренинг, Мышатыч начинал игнорировать сам.

Больше всех самоуправству наставника предмастерьев возмущался Иргуш. В отсутствие Рилды, Вутесса получала над учеником полную власть.

– Скачем в Пещеры, – утром, едва прибыв, объявила мастер-поисковик.

– Не. У меня Пень не изучен и терраса не обследована. А в Пещеры нас всем классом возили. Два дня назад.

– Рассказа очевидца ваша экскурсия не заменит.

Иргуш фыркнул, но все же спросил:

– Кто очевидец-то?.. Ты? Не, правда?

Вутесса тряхнула копной тонких косичек. Среди угольно-черных поблескивали три золотых.

– И очевидец, и спасатель... Да, вывозила. С той самой Певучей скалы… Ах, не похоже? Вот прискачем, я тебе свое имя на Памятной плите покажу. Битюк твой там есть, и дядя Берек с тетей Зарьей. Она там погибшей значится… А вот так!

Заинтригованный, хотя все еще хмурый, брат отправился познавать тайны Пещер. Сестру тоже звали – хотели подвезти до студии. Рилда отказалась – зависть среди предмастерьев была в чести. Бывшая Оператор убедилась в этом после первого же занятия.

Тогда, стоило Мышатычу отпустить предмастерьев, кольценос подхватил рюкзак и исчез. Остальные проводили его кривыми ухмылками. Рилда вышла вместе со всеми. Темнело. Малая луна висела над парком. Большой только предстояло взойти. Над остановкой, пешеходным мостом и аллеями парка всплывали световые шары.

– И о чем вы с Мышатычем там трепались? – щуплый предмастерье заправил за уши серую и вишневую пряди.

Бывшая Орератор растерялась. Ответить? Промолчать? Огрызнуться?

– Отстал бы ты, Долголицый, от человека, – осадил приятеля Овант. Он чуть отстал – разминал затекшую спину. – Мышатыч сегодня с нагрузкой переборщил. Мне на светильники хоть не смотри – настоящие осьминоги. И щупальцами присосаться норовят.

Приятель обернулся:

– Ты уверен, что хлебал энкотель?

– Ой, мальчики, бросьте! – Маруфа поправила лямку цветастого рюкзачка – соскользнула с плеча. – Осьминоги, они такие склизкие и вообще… Рилда, а ты к нам из трецера?

Бывшая Оператор пожалела, что не ушла вслед за усачом:

– Не совсем.

– А правда болтают, будто ты училась-училась и надорвалась?

– О, еще одна любопытная! – Овант догнал компанию. – Шла бы ты, Мальвина…

– Я Маруфа! – синевласка поджала губы. – Уж и не спроси! И вообще, меня ждут. Привет осьминогам!

Она прошагала вперед. Пристегнутые к рюкзачку брелки: змейки, башенки и звезды – позванивали, будто повторяя за хозяйкой: «При-вет! При-вет! При-вет!»

Овант посмотрел ей вслед, сказал ни к кому не обращаясь:

– Мышатыча жалко. Разумный вроде змееныш…

– Любовь зла, – наставительно заметил приятель. – Но что самое возмутительное, правило допещерных времен действует в обе стороны.

– На тебя, Долголицый, оно не действует вообще.

– Потому что я думаю головой, а не другим местом, как некоторые. И я не помню, чтобы Мышатыч из зала кого-нибудь выставлял. Прервать занятие, где это видано!

– Он просто старался меня подбодрить, – попыталась отговориться Рилда.

– Ах, про-осто!

До поворота к Ростихе осталось пройти несколько десятков шагов, но болтун, как на зло, не торопился.

– Долголицый, увянь. Ты хуже моих осьминогов, – Овант покосился на светильники и передернул плечами. – Тебе на какую линию? – спросил он у Рилды.

– Я пешком. В Ростиху, к сожалению, ничего не летает.

– Да, глухомань… В смысле, по мне, местечко слишком тихое. Уверена, что дойдешь?

– Брат обещал встретить.

Сколько лет брату, Рилда уточнять не стала, а, подумав, решила об Иргуше больше не упоминать.

Второе и третье занятие бывшему Оператору ничем особенным не запомнились, если не считать визита крепкого субъекта с выбритым на затылке зигзагом. Однако сегодня, на дополнительном, Мышатыч во время разминки, по придиркам, превзошел сам себя:

– Расслабились… Выбираем кубик… Маруфа, поправлять прическу будешь в коридоре… Овант, или сядешь прямо, или кубики отберу… Рилда, разве я давал команду ставить на ребро?

Вопреки традиции, Зимир не сидел, а расхаживал по проходам между циновками. Рилду скрип половых досок раздражал. Но первым не выдержал усач – выругался сквозь зубы. Зимир услышал.

– Все, кто недоволен, могут уйти. Остальные продолжат занятие в ожидании визита поисковика.

Кубики? Осанка? Мышатыч напрасно призывал к тишине – вопросы и возгласы перекрывали друг друга.

– Дождались!

– Вот! А ты, Долголицый, сомневался.

– Ой, а он нас по одному просматривать станет или как?

Дверь зала открылась. Зимир вытянулся по стойке «смирно». Ученики вскочили с мест.

– Зверч! – прошипела Рилда.

 

***

 

Домашний кабинет главы СВК напоминал рубку боевого прыгуна. Из излишеств – фигуристая девица в облегающем желтом платье. Словно адъютант при командующем, она провела Оператора в кабинет и, хмыкнув, удалилась. Киттин с сожалением проводил ее взглядом – вид девицы грел душу и тело. А потом Гдэн объяснил причину вызова, и Оператору стало жарко без солнечных платьев и их обладательниц.

– Они меня сожрут! Гдэн, я никогда… Восстановительная сцепка? При посторонних?! Осмелюсь напомнить, я только вчера сменился.

– Знаю, – игнорируя кресла, шеф устроился на краю серебристой, похожей на бумеранг консоли. – И отоспаться, заметь, я тебе дал. Но Рилду, мрак ее поглоти, зачем-то понесло к предмастерьям. Склеенная слойка или слойка перенастроенная. Разницу улавливаешь?

– Нет... Она же забудет!

– И это говорит Оператор! Забыть или не забыть может оврин. Слойка, она, как спортсмен: хорошая техника – отличный результат, а внял плохому совету – вроде и силы те же, а результата нет... Ну что ты глазами лупаешь? Перенастроенную слойку восстановить не получится. Другие приемы – другая реакция. Никогда не замечал, как трудно переходить со слойчатого управления катером на контактное и наоборот?

– Враки! Я в трецере аэрослаломом баловался, как раз на них – на контактниках. Гоняли над морем меж голограмм. От перегрузок в глазах темнело. – Оператор улыбнулся, вспоминая: – Кончишь, рук от штурвала не отодрать, ноги гудят, спина ноет. В общем, полная склейка верхних и нижних конечностей. А как до прыгуна доползешь – словно второе дыхание откроется. Скачи, летай, меняй эшелоны. И шевелиться не надо. Благодать! День пройдет, отойдешь – снова за штурвал тянет. По мне, так в смене подходов и есть самый драйв.

Шеф слушал и хмурился:

– Ты мне слои не склеивай! За кого виражи крутил?

– За «Петушоров». И кстати, Гдэн, «Водомеров» на Кубке Совета первыми именно мы обошли. Боевые мастера тогда чуть в драку не сунулись. Как же! Трецерские их любимцев разделали. Декану спасибо – отстоял. И осмелюсь напомнить…

– Я тебя сейчас без «ласок» разделаю – за болтовню! Петушор, а элементарных вещей не понимаешь. Восстановление слойки гарантировано, если после срыва и до сцепки слои пребывают в покое. А где он покой, когда наша «склеенная» за неделю на трех занятиях побывала? Сегодня четвертое. Ждать дальше нельзя.

– Зайду к ней домой, вечером.

– В домашней обстановке шанс получить согласие на сцепку минимальный. Это мнение психологов, и мое.

Киттин посерьезнел:

– А если перенастройка произошла?

– Вот и проверишь. На месте. Тему мастер-класса придумаешь сам. Что-нибудь по групповой работе. И побольше наукообразности и профессионального жаргона. Но не наглей! Рилде скажешь, что материалы по Малахитовой помещены в базу Совета.

Киттин встрепенулся:

– А они там?

– Какая разница? Рилда захочет в них заглянуть. Так ты получишь согласие на сцепку, – Гдэн поднял с консоли вишневую папку. Сверху лежала док-линза. – Внутри карта поисковика и бланк приглашения в трецер. Все настоящее. Вернешься – сдашь.

Киттин взял папку двумя пальцами, словно боялся испачкаться:

– Несправедливо как-то. Ей забывать, мне… Нет, Гдэн, ну как может поисковик не иметь змейки?

– Многие мастера предпочитают змейке комм-браслет.

Киттин машинально поправил на запястье широкое, отделанное под черненое серебро кольцо. Ромбы и треугольники – никаких змеек! – сплетались на нем в замысловатый узор.

– Подойдет, – заверил шеф. – На сегодня, ты мастер… Ну, чего лыбишься? Наставника предмастерьев зовут Зимир. Себе на уме, змейка синяя. И без фокусов там!

К подножию Ростихи Киттин летел в нижнем, самом медленном эшелоне. На ходу просматривал новостной шлейф: паломничество в Пещеры, воспоминания очевидцев, извинения Бежи за инцидент на Малахитовой…

«Ну да, безобидный такой инцидентик. Всего-то и дел: извиниться и забыть. Надо будет Рилде сказать, после восстановления… Ах ты! – Катер клюнул носом, но тут же выровнялся. Решив не рисковать, Киттин перевел его в средний эшелон: – Какое восстановление? Какая сцепка? Запись на док-линзе – она же чужая! Возможно, даже моя… О, Источник, пусть слойка Рилды окажется перенастроенной!»

Что случиться и случиться ли что-нибудь, если набросить на поврежденную слойку скроенный по чужому отпечатку аркан, Оператор не знал. «Лиса-Лонара бы сюда с его всеобширнейшей хитростью. Как в Допещерные времена бойцы перед боем менялись личными жетонами, так, мол, давайте, и мы поменяемся док-линзами. И в каком информатории, спрашивается, Лонар такое откапал? Не поленился откопать!»

 

***

 

Шесть пар широко распахнутых глаз: уважение, восторг, любопытство, испуг, надежда и… возмущение. Последнее, как и следовало ожидать, принадлежало Рилде. Киттину казалось, что сейчас он может без катера прыгнуть куда угодно, но лучше домой. Дежурить в Узле было проще.

– Мы приветствуем мастера… – наставник предмастерьев вопросительно глянул на гостя.

– Киттин, – не узнавая собственного голоса, просипел «поисковик». Вынужденная ложь смущала его больше, чем предстоящий мастер-класс.

– Прошу вас, мастер Киттин, – приглашающим жестом Зимир указал на гостевую циновку.

В похожих залах Оператор занимался в трецере. Правда, там по периметру тянулись стеновые мембраны. Один день студенты занимались на лесной поляне, в другой – на горном плато, в третий – посреди дикой степи. Имитировать сферу Оператора преподаватели почему-то не решались.

Документов у поисковика никто не спросил. «Предупреждены. Ждали», – с облегчением понял Киттин. В надежности выданных Гдэном документов он не сомневался, но не мог отделаться от ощущения, что попал на маскарад или в театр. «Будем считать, что я на сцене. Играю роль мастера-поисковика», – Оператор разулся и, не давая себе времени на страхи и сомнения, прошествовал к гостевой циновке.

– Сегодня я проведу у вас мастер-класс. Прошу садиться.

Тишина сменилась нервными смешками и шуршанием. За суетой никто не заметил, как поисковик – он тоже опустился на циновку – озадаченно уставился на собственные носки: один – синий, другой – вишневый.

«Играю роль, – повторил про себя Киттин. – Я всего лишь играю роль. Будем считать, что у нас, поисковиков, так принято».