Частная собственность образуется не в результате грабежа и насилия, а по экономическим причинам

Она существует уже в внутри первобытной общины и развивается в форму товара, сначала в обмене с чужестранцами. Чем меньшая часть продуктов общины производится для собственного потребления производителя и чем большая для целей обмена, чем больше обмен вытесняет внутреннее, стихийно сложившееся разделение труда, – тем более неравным становится имущественное положение отдельных членов общины, тем быстрее община разлагается, превращаясь в деревню мелких собственников-крестьян.

О насилии здесь говорить не приходится: крестьяне просто считают выгодной для себя замену общей земельной собственности частной.

4. Но мы также не можем ссылаться на насилие для объяснения наемного труда. Товарное производство на известной стадии развития превращается в капиталистическое производство: обмен эквивалентов претерпел такие изменения, что в результате он оказывается лишь внешней видимостью; часть капитала, обмененная на рабочую силу, во-первых, сама является лишь частью продукта чужого труда, присвоенного без эквивалента; во-вторых, она должна быть не только возмещена создавшим ее рабочим, но возмещена с новым избытком…

Первоначально собственность выступала как основанная на собственном труде… Теперь же оказывается, что собственность для капиталиста есть право присваивать чужой неоплаченный труд, для рабочего – невозможность присвоить себе свой.

Даже если исключить возможность всякого грабежа, насилия и обмана, – то мы и тогда неизбежно придем к современному капиталистическому способу производства.

5. Этот ход вещей есть история развития буржуазии. Если «политический строй является решающей причиной хозяйственного положения», то современная буржуазия должна была бы стать господствующим классом не в борьбе с феодализмом, а быть его добровольным порождением.

По политическому положению дворянство было всем, буржуа – ничем; по социальному положению буржуазия была теперь важнейшим классом в государстве, тогда как дворянство утратило все свои социальные функции и продолжало только получать доходы в качестве вознаграждения за эти исчезнувшие функции.

Буржуазная революция отбросила старый, гнилой политический хлам и создала такой политический строй, в условиях которого новое «хозяйственное положение» могло существовать и развиваться.

И вот буржуазия уже недалека теперь от такого положения: она становится не только все более и более социально-излишней, но и прямой социальной помехой, она все более и более становится классом, только получающим доходы.

И этот переворот в своем собственном положении, как и создание нового класса, пролетариата, буржуазия осуществила без какого-либо насилия, чисто экономическим путем. Более того, результат этот проложил себе путь против воли буржуазии; ее собственные производительные силы переросли ее руководство.

И если буржуа апеллируют теперь к насилию, чтобы охранить от крушения разваливающееся «хозяйственное положение», то они лишь доказывают этим, что находятся во власти того же заблуждения, что и г-н Дюринг, будто «политический строй является решающей причиной хозяйственного положения».