Мнения историков об императоре Александре I

Единственная вина воспитателя Лагарпа состояла в том, что «главный» его воспитанник рос (и вырос) русским царём без царя в голове; что либерализм, как намагниченная стружка, был напылён лишь на поверхность Александровского сознания; что идея свободы не сомкнулась в его сердце с образом традиционной России, не соотнеслась с её судьбой; что природное добродушие князя не развилось в деятельную любовь к добру».

(Архангельский А.Н. Александр I )

Из воспитания своего великий князь вынес скрытость, внушающую недоверие к нему, наклонность казаться и не быть (самим собой), скрытое презрение к людям, круг политических идей и чувств, которые должны были наделать ему чрезвычайно много хлопот.

…Александр вступил на престол с запасом возвышенных и доброжелательных стремлений, которые должны были водворять свободу и благоденствие в управляемом народе, но не давал отчёта, как это сделать. Эта свобода и благоденствие, так ему казалось, должны были водвориться сразу, сами собой, без труда и препятствий, каким-то волшебным «вдруг». Разумеется, при первом же опыте встретились препятствия; не привыкнув одолевать затруднений, великий князь начинал досадовать на людей и на жизнь, приходил в уныние. Непривычка к труду и борьбе развила в нём наклонность преждевременно опускать руки, слишком скоро утомляться; едва начав дело, великий князь уже тяготился им; уставал раньше, чем принимался за работу.

…Это был роскошный, но только тепличный цветок, не успевший или не умевший акклиматизироваться на русской почве. Он рос и цвёл роскошно, пока стояла хорошая погода, а как подули северные бури, как наступило наше русское осеннее ненастье, он завял и опустился.

(Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. 5)

Человек переходной поры, Александр не успел приобрести твёрдых убеждений и определённого миросозерцания и по житейской привычке приноравливался к совершенно различным порядкам идей и чувств.

Понимание основного свойства натуры Александра (именно его внутренней раздвоенности) и его господствующей манеры (именно склонности и способности носить личину) даёт нам ключ к пониманию тех резких и частых перемен в системе и личном поведении Александра, какие удивляли современников и исследователей и заслужили Александру название сфинкса.

(Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории)

При известии о смерти Павла I «столичное общество предалось необузданной и ребяческой радости, восторг выходил даже из пределов благопристойности», — вспоминал один из современников... «После краткого и несчастливого царствования Павла вступление на престол Александра было встречено восторженными возгласами, — писал декабрист А.М. Муравьев. — Никогда ещё большие чаяния не возлагались у нас на наследника власти. Спешили забыть безумное царствование. Все надеялись на ученика Лагарпа и Муравьёва».

Сам Александр своим поведением и даже внешним видом производил благоприятное впечатление на публику. Скромно одетый император «запросто» разъезжал или гулял пешком по улицам Петербурга, и толпа восторженно приветствовала его, а он милостиво отвечал на эту дань почтения. Самые его слова и поступки, по выражению Муравьёва, «дышали желанием быть любимым»…

Александр вступил на престол со сложившимися взглядами и намерениями, с определённой «тактикой» поведения и управления государством. Современники говорили о таких чертах его характера и поведения, как скрытность, лицемерие, непостоянство: «сущий прельститель» (М.М. Сперанский), «властитель слабый и лукавый» (А.С. Пушкин), «сфинкс, неразгаданный до гроба» (П.А. Вяземский), «коронованный Гамлет, которого всю жизнь преследовала тень убитого отца» (А.И. Герцен). Отмечали в нём и «странное смешение философских поветрий века просвещения и самовластия». Друг его юности Адам Чарторыйский впоследствии отзывался о нём: «Император любил внешние формы свободы, как можно любить представление... но кроме форм и внешности, он ничего не хотел и ничуть не был расположен терпеть, чтобы они обратились в действительность». Генерал П.А. Тучков отметил в воспоминаниях, что уже «при начале вступления на престол» Александра «из некоторых его поступков виден был дух неограниченного самовластия, мщения, злопамятности, недоверчивости, непостоянства и обманов». А.И. Тургенев (брат декабриста Н.И. Тургенева) называл Александра I «республиканцем на словах и самодержцем на деле» и считал, что «лучше деспотизм Павла, чем деспотизм скрытый и переменчивый Александра». А вот впечатления французского императора Наполеона от встреч с Александром I: «Русский император — человек несомненно выдающийся; он обладает умом, грацией, образованием; он легко вкрадывается в душу, но доверять ему нельзя: у него нет искренности. Это настоящий грек древней Византии. Он тонок, фальшив и ловок»…

Он любил приближать к себе лиц, неприязненно относившихся друг к другу, и ловко пользовался их взаимной неприязнью и интригами, а однажды так и заявил управляющему канцелярией Министерства полиции Я.И. де Санглену: «Интриганы так же нужны в общем государственном деле, как и люди честные, иногда даже более»...

Александр не любил тех, кто «возвышался талантами». Современники отмечали, что «он любит только посредственность; настоящие гений, ум и талант пугают его, и он только против воли… употребляет их в крайних случаях…

(Фёдоров В.А. Александр I // Герои и антигерои Отечества. М., 1992)

В 1802 г. был предпринят ряд мер по реформированию политической системы России. По-новому были сформированы права и место Сената в системе государственного управления, а также учреждены министерства. Сенат признавался верховным административным и судебным органом империи, но полномочия его ограничивались, естественно, властью государя. Разграничению и упорядочению компетенции центральных органов управления способствовало создание восьми министерств, объединённых в Комитет министров, функции которого, однако, не были точно определены. Часть министерств соответствовала прежним коллегиям: иностранных дел, военное, мор­ское, коммерции. Другая часть — совершенно новые: внутренних дел, финансов, народного просвещения и юстиции.