2020-05-21
171
Пьер Безухов как центральный образ романа стал формироваться в замыслах Толстого гораздо раньше, чем наметились тематика и жанр «Войны и мира», – с самого возникновения первоначальных планов работы над романом о декабристах. Характер возвращающегося из ссылки декабриста уже вскоре после встречи Толстого во Флоренции с декабристом С. Г. Волконским в 1860–1861 годах вырисовывался в чертах, напоминающих образ Пьера по окончательному тексту. Об этом же говорит письмо Толстого к Герцену от 14/26 марта 1861 года. Одно из поздних начал романа, не вошедшее в окончательный текст, подтверждает преемственную связь образа декабриста, возвращающегося из ссылки, с Пьером Безуховым – героем «Войны и мира»
Тема народа, тема дворянской общественности в эпоху Отечественной войны 1812 года и тема личной жизни человека, его жизненных путей и этических норм – таковы три тематических центра «Войны и мира», каждый из которых представляет собой не простую единичную тему, а обобщающий принцип, раскрывающийся во множестве конкретных тематических деталей.
Тема русского национального характера в «Войне и мире» приобретает с течением повествования еще более общий характер и широкий размах, перерастая в тему национального характера вообще, включая в себя вопрос о французском, немецком национальном характере и сливаясь с проблемой социальных характеров, которая развивается параллельно с нею.
Историзм был принципом и формой раскрытия всей проблематики в «Войне и мире». Поэтому и тема народа в романе неразрывно связана с темой общеисторической. Исторические события, как форма проявления жизни народа, его деятельности, служат одним из элементов тематики романа, и несомненно, что историческое повествование и народная героика составляют две стороны единой эпической основы «Войны и мира».
Название романа и самый характер отбора больших исторических событий как будто оправдывают поиски военной темы в «Войне и мире».
Военная тема была в числе особенно близких самому автору. Участник многих военных действий на Кавказе и героической обороны Севастополя, автор военных повестей, рассказов, очерков, рассуждений и стихов, Толстой не мог не внести в свой роман военную проблематику. Но нельзя забывать, что к военным вопросам он подошел в «Войне и мире» не как военный-специалист (хотя и был сам опытным артиллерийским офицером), а как художник, мыслитель, гражданин.
Во всех случаях, когда Толстой касается военной темы, им руководит большой творческой замысел, связанный с сущностью исторического процесса, с вопросом о роли народа в исторических судьбах, о роли личности и простых людей в истории, с задачей обличения генералитета и господствующих классов и т. д.
«Война и мир» содержит в себе, помимо основной народно-героической и военно-исторической проблематики, широкую картину русской жизни в ее самых разнообразных проявлениях. Начиная с великосветских салонов и жизни высшей петербургской аристократии и кончая образами городской и деревенской бедноты, перед взором читателя проходит вся Россия начала XIX века во всех ее социальных слоях, со всеми разновидностями типических характеров, нравов и быта этого времени. Тема народа, раскрытая главным образом в плане воинской героики эпохи борьбы с Наполеоном, разрабатывается также на множестве характеров и исторических эпизодов, рисующих народную жизнь начала XIX века. Крайне важно, что Толстой в изображении знати, среднего дворянства, крестьян, дворни и других отмечает не только определенные социальные черты, присущие всему XIX веку или всей эпохе крепостничества, но на каждом этапе повествования, в каждой психологической или бытовой детали отмечает то историческое своеобразие, которым данное социальное явление было отмечено в данную эпоху. Билибин со своими «mots», Элен с ее наклонностями к католицизму, богучаровские мужики и их помыслы о теплых реках – все это отличает собой определенную эпоху с ее неповторимым своеобразием. При этом особенно важно, что Толстой ярко и убедительно мотивирует конкретные исторические связи каждого данного явления во всех его деталях, благодаря чему «Война и мир» имеет значение широкой картины русской жизни начала XIX века. Историзм «Войны и мира», таким образом, неизмеримо более глубок, чем если бы он был построен только на исторических фактах и отдельных выдающихся исторических характерах.
В связи с проблемой отношений личности и народа возникли такие вопросы личной жизни человека– семейные, бытовые, психологические, – которым не могло быть места в проблеме отношений личности и дворянского общества, государства.
Тема человека встала во весь рост, со всеми этапами его бытия – рождения, брака, смерти, – со всеми внутренними переломами его развития – от отрочества к юности, от юности к зрелому возрасту и т. д.
Таким образом, уже на ранних стадиях повествования в охвате русской жизни изображаемой эпохи на первый план выдвинута тема народа. В сознании солдатской массы сразу найдено то здоровое начало, которое является искомым для передовых представителей дворянства. В противопоставлении народной солдатской массы дворянству заложена та основная для «Войны и мира» идея, которая получит развитие в дальнейшем изложении. Толстой показывает, где и в ком настоящая сила, кто, идя прямым путем, не зная зигзагов, усложняющих жизнь, решает и выполняет большие жизненные задачи.
ОБЛИЧИТЕЛЬНАЯ ТЕМА
«Война и мир» открывается развернутым изображением петербургской знати начала александровского царствования. Это является первым шагом в широком обозрении высшего слоя дворянского общества. Салон Анны Павловны Шерер вместе с другими подобными ему салонами был совершенно определенным звеном петербургского придворного круга – тем звеном, в котором создавалось «общественное мненье». Как высшие военные круги командовали армией, как высшие гражданские власти начальствовали над гражданской администрацией всей страны, так салоны Анны Павловны Шерер, «княгини Марьи Алексевны» и др. законодательствовали в области дворянского «общественного мненья». В беседе с Анной Павловной у князя Василия складывается проект брачных союзов его детей. На ее вечере княгиня Друбецкая добивается у Курагина протекции для своего сына и т. д.
Разрыв аристократии с интересами народа и государства, ее полная изоляция от жизни народа раскрываются Толстым через противоречия между ее сознанием и сознанием народа, а также тех общественных кругов, которые ищут единения с ним. Этим открывается большая обличительная тема эпопеи Толстого.
В день Бородинского сражения все разговоры в салоне Шерер были сосредоточены вокруг болезни графини Безуховой и тех пикантных подробностей, с которыми связывали ее недуг. Трагические для русского народа и государства события воспринимались в этом кругу не более как сенсация, могущая быть стержнем светской беседы в салоне. Так «цветком» одного вечера «должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного уг. Сергия». События, по поводу которых был составлен этот своеобразный документ, не стали предметом беседы в салоне. И сам документ был интересен салону лишь как последняя новинка в жизни двора. Содержание документа не было на первом плане: «Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие ропот».
Круги московской аристократии мало чем отличались от петербургских салонов. В дни Отечественной войны московские дамы щипали корпию для раненых и собирали штрафы за галлицизмы, некоторые нанимали русских учителей вместо французов. Но предметом беседы в салонах по-прежнему оставались семейные дела дворянских фамилий, интимные связи известных в обществе лиц. «Восторженно-патриотическое настроение», вызванное пребыванием Александра I в Москве, было мгновенной вспышкой, не имеющей никаких серьезных корней, и вовсе не свидетельствовало об истинном патриотизме дворянства.
Обличительная линия «Войны и мира», начинаясь в петербургских салонах, развертывается вширь несколькими рукавами. От основного сюжетного звена, охватывающего типы петербургского салона, идет, развиваясь на протяжении всего романа, линия «золотой молодежи». С невиданной силой Толстой показывает ничем не сдерживаемую порочность жизни и сознания молодых людей, обладающих неограниченными средствами Зачатки этой темы есть и у Пушкина, и у Лермонтова. Но лермонтовский Печорин – герой «Княгини Литовской», который легко мог бы стать участником оргий Анатоля Курагина, превращается в Печорина – «героя времени», то есть становится существенно иным характером. Толстой ярко запечатлел в «Войне и мире» и этот психологический процесс, который нашел отражение в развитии образа Долохова. В сердце жестокого бреттера и дуэлянта, повинного в гибели многих людей, Толстой увидел большую теплоту, необыкновенную нежность к близким людям и раскрыл возможность превращения Долохова в настоящего народного героя, для которого честь родины – главное в жизни.
Но на первый план в этой среде Толстой выдвинул общие классовые признаки, придавшие на ранних этапах романа соответствующую окраску и образу Долохова. Порочность Анатоля Курагина, кретинизм Ипполита, жестокость Долохова, оргии, участникам которых благодаря их связям сходили с рук прямые преступления, – все это говорит о неприглядности закулисной жизни кутящей петербургской молодежи, воспитанной в условиях барского безделья. Эта сюжетная линия образует параллельный план к эпизодам, посвященным жизни петербургских салонов.
Прямым развитием темы великосветского салона служит характеристика петербургского масонства, которую дает Толстой в связи с вступлением Пьера в масонскую ложу.
Касаясь самого масонства, необходимо отметить, что это – все тот же уже известный по I тому романа мир петербургской аристократии, изображенный в том же плане, в каком он выведен и в позднейшем творчестве Толстого – в «Анне Карениной», в «Плодах просвещения» и др.
В обрядности и фразеологии масонства Толстой обнажает его фальшь и лицемерие. Эта основная мысль пронизывает весь масонский эпизод романа. В обряде посвящения заметно подчеркнута его условность и искусственность: то посвященному обнажают одну левую грудь и засучивают одну левую штанину и так заставляют идти в указанном направлении, то тушат свечи и зажигают спирт, называя это «малым светом», то нарекают посвящаемого «ищущим», или «страждущим», или «требующим» и при этом различно стучат молотками и шпагами, то между присутствующими возникает спор – когда посвящаемый должен получить лопату, до того как повергнется к вратам храма или после этого. Не только самому Пьеру, но и другим, старым масонам понятна была смехотворная нелепость этой обрядности (см. т. II, ч. II, гл. IV: «Где я? Что я делаю?..»).
Наибольшей остроты достигает обличение масонства – и особенно масонов-аристократов – там, где Толстой касается социально-этической функции масонства. Здесь разительно сказывается присущее масонам лицемерие, противоречие между требованием щедрости и скаредными взносами братьев. В конце концов именно это противоречие привело Пьера к разрыву с масонством. «Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы для бедных и интригуют Астрея против Ищущих Манны, и хлопочут о настоящем шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому «е нужно» (т. II, ч. V, гл. I).
Стремление превратить орден в деятельную организацию с ясными социально-этическими задачами постепенно привело Пьера к убеждению, что основная масса петербургского масонства была представлена аристократами, для которых участие в масонстве было только формой светской жизни, удобной для преуспеяния в свете, а не для поисков истины, и он уезжает за границу с целью найти путь для преобразования ордена (см. т. II, ч. III, гл. VII).
К великосветским салонам примыкает одна фигура, остающаяся на протяжении всего романа в роли эпизодического лица, но дающая в итоге необыкновенно яркий и законченный тип той же группы – тип, в котором раскрываются многие обличительные взгляды Толстого. Речь идет о дипломате Билибине.
Билибин – вымышленное лицо – есть обобщающий образ, в котором сочетаются черты представителя аристократической верхушки и высшей дипломатической сферы. Отрыв от национальной основы и внутренняя пустота Билибина показаны Толстым в формах его мнимой деятельности, лишенной какого бы то ни было содержания – политического, национального, идейного. В том же плане раскрывается в «Войне и мире» и образ Сперанского. Опираясь на конкретный исторический характер, Толстой в силу основной эстетической закономерности выводит и Сперанского в повествовании как обобщающий образ, останавливаясь не столько на индивидуальных особенностях исторического лица, сколько на исторически сложившемся характере. Вот почему образ вымышленный (Билибин) и образ исторический (Сперанский) оказываются очень близкими.
Толстой не отрицает положительных сторон деятельности Сперанского. Устами Андрея Болконского, в восприятии которого дается этот образ, Толстой заявляет, что «ежели что-нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то все хорошее сделано им, им одним...» (т. II, ч. V, гл. XXI).
И тем важнее, что лучший из государственных деятелей эпохи получает у Толстого уничтожающую характеристику.
Сперанский – своеобразный символ государственной машины царской монархии, в котором, вопреки его относительной новизне, раскрываются все те же, и еще более жуткие, черты господствующего класса. Человек, в руках которого сосредоточена вся полнота власти, поражает не силой мысли, а разрывом между мыслью, словом и жизнью, разрывом сказывающимся и в его личном облике и в чертах его как государственного деятеля. Сперанский – интеллектуальная машина, форма без содержания, человек без живого внутреннего импульса. Задачу такой характеристики и ставит перед собой Толстой в эпизоде встречи Болконского со Сперанским.
Отвлеченный государственный разум Сперанского предопределил не его силу, а слабость, и оказался, по мысли Толстого, причиной его отрыва от жизни и бесплодности его начинаний. Замкнутый в сфере своей мысли, Сперанский как бы не видит того, что его окружает. Его совершенный интеллектуализм, логическая завершенность мысли и слова показаны Толстым как бедность всех других духовных способностей – живого восприятия действительности, непосредственного отношения к людям и т. п.
Оценка Сперанского окончательно устанавливается последней сценой, где Сперанский не случайно показан в домашнем кругу. Даже здесь Сперанский не может быть просто человеком (главный критерий для Толстого)– это сплошная маска, манекен, функционирующий лишь в одном плане, лишенный живого внутреннего наполнения. Болконскому стал окончательно ясен характер Сперанского, когда он внезапно услышал его смех, «хохот... каким смеются на сцене». Смех, который больше чем что бы то ни было служит выражением непроизвольных душевных импульсов человека, смех в кругу ближайших друзей, был у Сперанского такой же фразой, как и его государственные рассуждения. Разговор в кругу друзей не выходил для Сперанского за пределы служебного мира. Он был в том же белом жилете и высоком белом галстуке, как и на заседании Государственного совета, его голос поражал фальшивой нотой, зеркальные, не подпускающие к себе глаза убеждали в том, что нет связи между деятельностью этого человека и жизнью. Именно Сперанский отвратил князя Андрея от попыток участвовать в государственной деятельности.
В том же обличительном плане «Война и мир» раскрывает деятельность Ростопчина. В основу образа положены фактические данные, касающиеся деятельности одного из видных исторических лиц эпохи – московского главнокомандующего Ф. В. Ростопчина, и выразившиеся главным образом в его попытках самостоятельно организовать сопротивление французскому нашествию. Ф. В. Ростопчин действовал в эти дни преимущественно двумя способами – путем своеобразной агитации среди мещанских низов столицы и ее окрестностей и путем организационных мероприятий, которые в силу молниеносного развития событий были неизбежно беспорядочны и во многом бесплодны. Ф. В. Ростопчин, безусловно, не был пошляком, действия которого были сплошь карикатурны.
Ростопчин в «Войне и мире» – это тип губернатора, вообразившего себя в роли народного вождя. Не имея общего языка с народом, он пытается говорить якобы народным языком, снисходя до народа и продолжая чувствовать себя неизмеримо выше его. Эта роль его была смешна и бессмысленна. Будучи совершенно неподготовленным для самостоятельного решения ответственных политических задач, Ростопчин предпринимал бесполезные и нередко вредные шаги–дискредитировал военное командование опрометчивыми обещаниями, побуждал московские низы к бессмысленной расправе с неповинными людьми, занимал подводы вывозом ненужных вещей и т. п. В образе Ростопчина показаны те черты квасного патриотизма, которые были характерны для наиболее реакционной части дворянства, чуждого и русской национальной культуре и не поднявшегося до понимания культуры европейской. Травля иностранцев в Москве, не имевших ничего общего с французской агрессией, преследование за французский язык – эти и подобные им явления, стимулированные ростопчинской агентурой, приносили только вред, а не пользу.
В широком обозрении’ военно-исторических событий на всех этапах повествования выступают различные слои участников военных действий. Среди них заметное внимание уделено высшему командованию российской, австрийской, прусской и французской армий. В обрисовке этих высших военных слоев и отдельных его представителей большая роль отводится их общей социально-исторической оценке.
В повествование входят самые разнообразные круги военной аристократии, генералитета, штабных офицеров и др. В первом томе – группа офицеров главной квартиры, представленная Несвицким и Жерковым, не раз появляющимися на поверхности повествования как обязательные лица, сопровождающие всякое военное действие, Телянин, командир Павлоградского полка Шуберт и его противник– командир пехотного полка, офицеры австрийского генерального штаба, австрийский император Франц; в аустерлицком эпизоде – Берг и Борис Друбецкой как представители привилегированного офицерства, генерал-адъютант князь Долгоруков, австрийский главнокомандующий Вейротер, Александр I, Наполеон. В немногих военных эпизодах второго тома – снова Борис Друбецкой, его друзья и гости в Тильзите, Александр и Наполеон и их окружение. В третьем томе, в связи с широким разворотом военной темы, эта группа персонажей наиболее разнообразна. Помимо Наполеона, образ которого получает здесь особую функцию, и персонажей, уже упоминавшихся ранее, это – польский уланский полковник, Мюрат, Даву, французские офицеры и дипломаты; представители главной квартиры русской армии и, особенно, военных «партий», среди них прежде всего–Пфуль, Беннигсен, Вольцоген, капитан Рамбаль и мн. др.
Основная масса военной аристократии, на каких бы ступенях служебной иерархии ни находились принадлежащие к ней лица, показана в «Войне и мире» как антинародная привилегированная каста, чуждая национальным интересам своей страны. В основе каждого из этих образов лежит классовая характеристика. В составе русского генералитета Толстой отмечает множество иностранцев, единственным стимулом которых являются личные выгоды и честолюбивые помыслы. Изоляция военной аристократии от народа, ее безразличие к судьбам родины, непонимание своей эпохи, величия всенародного подвига, совершающегося на ее глазах, превращение военной деятельности в игру мелких интриг, в турнир полководцев и состязание военных партий – таковы общие черты, присущие ей.
СЕМЕЙНАЯ И ДЕТСКАЯ ТЕМА В РОМАНЕ "ВОЙНА И МИР"
Тема семьи, всегда присутствовавшая в творчестве Толстого, заметная и в сохранившихся сохранившихся главах «Декабристов», и в ранних конспектах «Войны и мира», в процессе создания романа не отступала на второй план, а углублялась, поскольку широкий показ русской жизни, русского быта, как понимал эту задачу именно Толстой, был невозможен без разработки темы семьи – одной из основных форм бытового уклада. Семейный быт, в котором по преимуществу оседала, откладывалась и консервировалась национальная традиция, обычай, получил еще большее значение на последнем этапе романа, где тема национальной традиции выдвинулась на первое место в связи с общей темой русской нации.
Семья для Толстого, разумеется, не единственная форма простых человеческих отношений. В его глазах связь человека с крестьянским миром, например, неизмеримо более высокая форма отношений с людьми, равно как и боевое содружество людей одного полка, одной батареи и многое другое. Большую деятельную силу видит Толстой в дружбе – в дружбе Андрея и Пьера, Наташи и княжны Марьи (на последнем этапе романа), но семья среди всех этих разновидностей человеческих отношений, как одна из простейших, наиболее доступных форм, занимает в идеологии Толстого и, в частности, в «Войне и мире», большое место. Толстой рассматривает семью не как бытовую форму, а именно как сферу человеческой деятельности, имеющую право на большое место в жизни, как сферу, оплодотворяющую жизненный путь человека, как сферу, в которой человеческая деятельность находит широкое и плодотворное применение.
Вот почему теме семьи в романах Толстого – и особенно в «Войне и мире» – уделено такое внимание, вот почему в «Войне и мире» так много материала для ошибочного наименования этой книги «семейным романом» – ошибочного в силу того, что семейная тема все же далеко не является в ней центральной и уж ни в каком случае не определяет ее жанра.
Раскрывая свою мысль о большой духовной потенции, заложенной в семье, Толстой показывает самые разнообразные формы семейных отношений. Это супружество во всех возрастах и во всех оттенках отношений от юношеской влюбленности до полного душевного единства на исходе жизненного пути, от светской матримониальной или примитивной чувственной связи до всестороннего эмоционального и духовного единения супругов; это отношение родителей и детей, братьев и сестер, материнство. Наконец, что особенно важно, Толстой показывает семейное гнездо как некоторое единство, как особый, неповторимый в своей индивидуальности мир. В мировой литературе нет ни одного произведения, в котором тема семьи была бы разработана так широко и всесторонне. Но не в этом только отличие «Войны и мира» от других произведений, затрагивавших тему семьи. Особенность «Войны и мира» в этом отношении заключается в том, что семейные эпизоды даны в романе не столько в плане бытовой темы, сколько в плане психологическом. Толстой подходит к теме семьи не как сатирик, а как адепт и защитник, и семья выступает у него преимущественно не в качестве темы, а в качестве идеологии.
Выступая защитником и пропагандистом семейного начала, Толстой опирается на патриархальную традицию и сознательно и объективно оказывается консерватором. Он защищает семью как форму, сложившуюся в прошлом. Выдвигая идею семьи; он борется с современностью и с новыми социальными тенденциями, а не с прошлым. Его не заботят уродства и пороки патриархальной семьи с ее деспотизмом и насилием над человеческой личностью, он их игнорирует, ему до них нет дела. Ему важно не то, что патриархальная семья была плоха, была искажением человеческого общежития, воплощением или отголоском ■ «домостроя», – ему важно то рациональное начало, которое должно лежать в основе семьи, – содружество и общность, духовная и материальная, нескольких кровно близких людей.
Семья у Толстого не связана с социальной действительностью, а отгорожена от нее, и в этой изоляции писатель видит ее норму, закономерность. Подлинная сфера человеческой жизни–сфера интимная: только в ней человек может достичь высокого нравственного совершенства. Задача семьи – быть своеобразным микрокосмом; чем меньше она нарушает свои границы, отделяющие ее от внешнего мира, тем лучше сохраняет она себя, тем выше ее моральный уровень.
Патриархальная традиция при разработке темы семьи представляет собой консервативную форму, осложняющую основной комплекс толстовских идей, но отнюдь не составляет их сущность. Это исключительно важное обстоятельство обычно не принимают во внимание.
Весь роман иллюстрирует ту мысль, что семья должна быть прочной основой для плодотворного развития человеческой личности. Положительные герои – это те лица, жизнь которых строится на твердой семейной базе. Исключение составляет Пьер, который, однако, сам тянется к семье и завершает семьей свой жизненный путь в романе. Отрицательные герои–отщепенцы, люди без семьи. Семейное начало поругано в кругах высшей знати, где привычной нормой является отсутствие духовной связи между членами одной семьи, полная разобщенность между ними, неверность и рассеянный образ жизни супругов, безразличие детей к родителям и родителей к детям. И наоборот, семья сохраняет свою целостность и оказывает благотворное влияние на формирование человеческой личности там, куда не проникли растлевающие влияния «света», далекого от народа, где сохраняется национальная традиция. Именно через семью, по Толстому, человек усваивает народную традицию, чувство национальной гордости и ответственности перед своей страной, сознание необходимости труда и своего долга перед людьми, навыки обязательной деятельности, теплоту и сердечность личных отношений.
Толстой не просто изображает семейные отношения–супругов, братьев, сестер, родителей и детей и т. д., – а проводит мысль о жизненной полноте, духовной плодотворности этих отношений. Графиня Ростова была очень недалекой женщиной, но какую огромную роль сыграла в формировании личности Наташи ее интимная близость с матерью! В беседах с матерью Наташа собственным.разумением уясняла себе встававшие в ее девических мыслях вопросы, чего она никогда не достигла бы в разговорах с посторонними людьми. В этих беседах устанавливался такой прочный контакт, такая атмосфера внутреннего покоя и искренней откровенности, при которой все разрешалось само собой. Близость родителей с детьми, хочет сказать Толстой, содержит в себе предпосылки к уяснению нравственных, житейских и всяких иных вопросов, наполняющих жизнь простого человека. Толстой показывает, что в семье, при настоящей полноте личных отношений, духовно значителен всякий этап, всякий факт человеческой жизни. Как черства и жалка, как жестока в своей беспощадной пустоте минута смерти старика Безухова, не имевшего семьи и умиравшего в той же бездушной официальности света, в какой протекала его жизнь! Момент смерти разоблачает пустоту его жизни, обнажает человека в его беспросветном одиночестве. И как полна, при всем своем трагизме, минута смерти старика Болконского, отношения которого с княжной Марьей, несмотря на всю остроту душевного конфликта между ними, были настоящими отношениями отца с дочерью. Не трудно найти источник различия в характеристике этих эпизодов. Достаточно представить себе, что у старика Безухова с Пьером были отношения отца и сына, а у старика Болконского с княжной Марьей этих отношений не было, чтобы характеристика этих моментов в корне изменилась.
Духовно значительны в семье момент смерти, момент рождения, момент серьезного кризиса в жизни одного из членов семьи, когда близкие люди всеми своими помыслами сосредоточиваются на его судьбе. И тогда этот кризис, в результате дружной общей внутренней работы, приходит к благополучному разрешению. Момент рождения ребенка для близких людей, составляющих целый семейный мир, становится центральным фактом их обшей жизни, вытесняющим все остальное, чисто личное; это – момент их глубочайшего единения и настоящего, большого сближения, это общее событие их жизни. Такое единство людей, связанных общностью семьи, представляется Толстому важнейшим для жизни каждого.
Каждая семья, говорит Толстой своим романом, имеет индивидуальное лицо. Семья – это не просто форма общежития. Это целый мир, неповторимый в своем своеобразии. Человеческая жизнь выражается не только в индивидуальных существованиях отдельных людей, но в своеобразных мирах, образуемых семьями. Каждый такой мир имеет особенности мировоззрения, взглядов, привычек, вкусов, наклонностей, в каждом из них формируются такие силы, которые не могут возникнуть в других. Созидание такого мира является большим делом человека, ибо такой мир – источник плодотворной деятельности его членов, через него осуществляется преемственность человеческой практики и сознания.
Прав ли Толстой, так выдвигая идею семьи, подчеркивая полноту жизненных сил, таящихся в семье? У Толстого есть тенденция ограничивать семьей личную жизнь человека, особенно жизнь женщины. Поскольку в этом сказывается сопротивление «светским» дворянским связям, его мысль понятна и убедительна. Но полемическая тенденция Толстого состояла не только в этом. Ограничение личной жизни человека семьей выдвигалось Толстым также и в противовес новым формам общественной жизни, втягивавшим человека, и в особенности женщину, в общественную деятельность. Это – несомненно присутствующая у Толстого антидемократическая, реакционная струя. Но все дело в том, что за этой полемической тенденцией, одна сторона которой прогрессивна, а другая реакционна, стоит совершенно ясный положительный тезис, отличающийся поразительной жизнеутверждающей силой. Этот тезис заключается в том, что семья, как форма общежития, в которой человеческие связи определяются общностью жизненного пути и глубоким взаимным пониманием, является не тормозом человеческого развития, но основой формирования личности, источником ее поступательного движения и духовного роста, что семья–хранительница накопленных поколениями сокровищ сознания – взглядов, выводов, наблюдений – и средство их передачи следующим поколениям.
Одной из больших разновидностей семейной темы является в «Войне и мире» тема детского мира. Детский мир – это не жанровые сценки, как в семейном романе, не этап в композиции психологического повествования, как в «Детстве» и «Отрочестве». Разумеется, и та и другая функция есть у детского мира и в романе Толстого: им расширяется обрисовка быта, закладывается основа психологии героев. Но не это главное.
Центральная фигура детского мира – Наташа Ростова. Ни в ком идея утверждения жизни не проявляется с такой силой, как в ней. Но содержание этого образа выходит далеко за пределы детского мира. Через • образ Наташи Ростовой тема детского мира с присущим ему утверждением жизни вступает в новую фазу.
Незаметная эволюция постепенно перевоплощает детский мир в романтический мир юности. В нем сохраняется та же свежесть, та же сверкающая жизнерадостность, но его стены раздвигаются, шире становится круг впечатлений, сфера сознания, сложнее эмоциональный мир. Развитие темы юности приводит в «Войне и мире» к проблеме любви и брака, в разрешении которой но-новому раскрывается жизнеутверждающая сила Толстого. Проблема брака, которая не раз поднималась и раньше в его произведениях и которая стала одной из центральных в следующем романе, поставлена в «Войне и мире» во всей глубине и со всей остротой. Она сосредоточена, разумеется, не в эпилоге, а в «центре» повествования – в том его звене, которое Толстой назвал «узлом» всего романа (см. юб., 61, стр. 180, 184). Именно здесь она поставлена в своем основном разрезе, как ее понимала классическая литература, именно здесь находит полное разрешение вопрос, намечающийся во многих предшествующих эпизодах и ситуациях романа с его многочисленными любовными и брачными мотивами.
Проблема брака ставится обоими писателями в форме дилеммы, обусловленной противоречивостью решающего* внутреннего мотива. Жизнеутверждающий мотив радости, единый и гармонический, который выступает на раннем этапе человеческого развития, в детстве и ранней юности, внезапна обнаруживает свою двойственность, противоречивость, создавая ситуацию первого внутреннего кризиса. Противопоставление Курагина и Болконского в мировосприятии Наташи, противопоставление Марьи Николаевны и Джеммы и чувствах Санина есть, по Толстому и по Тургеневу, противопоставление двух модификаций чувства самого героя, двух модификаций того жизнеутверждающего начала, которое движет его поведением.
В том, как Толстой раскрывает период юношеского душевного кризиса героя, сказывается признание противоречивости основной жизнеутверждающей силы человека, исходного жизненного начала, которое может развиваться по двум противоположным направлениям. Одно определяется внутренней гармонией, единством множества мотивов, составляющих внутреннюю жизнь человека. Оно открывает бесконечную перспективу благотворного развития – путь к счастью. Другое ведет к преобладанию одной стороны, и чаще всего в этой роли оказывается чувственный мотив. Поглощение одним мотивом всех душевных сил человека влечет за собой разрушение единства. Так бесплодной оказывается душа княжны Марьи, после того как героиня аскетическим рационализмом вытеснила из чувства любви запросы широкого человеческого общения; она потеряла не только душевную обаятельность, но и духовную действенность чувства, ее жизнь стала бесплодной, капитулировала перед требованиями действительности, что так заметно сказалось в ее отношениях с отцом.
Чувственный вариант, по Толстому, еще более порочен,– чувственный мотив затопляет все остальные, подменяя целое частью.
Первое, что он говорит, раскрывая кризис Наташи Ростовой, есть беспощадное осуждение такого развития внутренней жизни человека, когда полнота жизненных проявлений подменяется какой-то одной ее стороной – страстью. Но за этим скрывается еще и другая мысль, неизмеримо более важная и оригинальная. Кризис не есть катастрофа, разрушающая все, что было создано и накоплено человеком, не есть гибель. Драма, пережитая Наташей, – не конец, не падение героини, а критический момент, за которым последует подъем. Момент кризиса героя ведет и самого автора не к идеологической капитуляции перед действительностью, а к утверждению борьбы, к вере в победу человеческой личности над всеми препятствиями, и внешними и особенно внутренними, которые встают на его пути.
Таким образом, философско-этическое мировоззрение Толстого этого периода строится не на аскетическом отрицании жизни, а на приятии ее во всей ее полноте. Тема любви, всесторонне раскрытая в романе, не только овеяна поэтическими чертами, но показана во всей силе ее этического значения. Развивая в образе Наташи Ростовой тематику детского мира с наполняющей его радостью жизни, Толстой создает настоящий гимн жизни, радости и красоты во всех неисчислимых ее проявлениях. Только в полном и гармоническом единстве всех сторон человеческой природы, организованном силой высоко развитого сознания, видит Толстой подлинное и плодотворное развитие человека.
Идея эта предстает, конечно, в определенном полемическом сопровождении. Толстой подчеркивает, что семья является главной сферой личного человеческого общения – особенно для женщин. Писатель игнорирует консервативные стороны патриархальной семьи и полемизирует с демократической идеологией, но эти полемические элементы, содержащие в себе и сильные и слабые стороны мировоззрения Толстого, являются второстепенными в эпилоге романа. С точки зрения общего замысла эпилог представляет собой завершение основной жизнеутверждающей идеи романа и имеет своей задачей показать, что только в сочетании естественного, свободного цветения жизни с полнотой и глубиной духовно-интеллектуальных человеческих связей заключено решение личного вопроса, стоящего перед всяким человеком.
