Глава 20. Не то место

 

Ночью Ньютон проснулся от приступа сухой рвоты. Перевернулся на живот, попытался опорожниться, но из нутра вырвался только сухой кашель.

Аня оказалась рядом и дала ему попить. В чёрном небе мерцали звёзды.

– Пей, у тебя обезвоживание, – тихо говорила девушка, вливая ему в рот из алюминиевой кружки какой-то тёплый травяной отвар.

Утолив жажду, Ньютон взял Аню за руку и грубо отстранил от себя. Содержимое кружки слегка выплеснулось на одеяло.

– Лучше бы тебе выпить всё.

– Спасибо. Уже лучше, – сказал Ньютон вернувшимся голосом и утёрся рукавом штормовки.

– Я готовила этот отвар…

– Сказал же – достаточно, – раздражённо перебил он.

Лицо девушки вытянулось в удивлении. Но затем она только улыбнулась и свободной рукой потянулась к его лбу. Ньютон хотел ей помешать но, почувствовав нежное прикосновение, не смог. Как и не мог оторваться от успокаивающей ледяной синевы её глаз.

– Жар спал, – удовлетворённо сказала Аня и отняла руку.

Ньютон огляделся. У горящего костра, от которого веяло приятным теплом, сидел связанный Корвич и косо поглядывал на него одним глазом – второй всё ещё скрывала фиолетово-зелёная опухоль, разросшаяся от расквашенного носа до виска.

– А где Гуру и Хосе? – спросил Ньютон у Ани.

– Отошли по нужде, – без смущения ответила она и, увидев на лице Ньютона тупую сосредоточенность, засмеялась.

– По нужде? – с непониманием спросил он.

– Кое-кто всё ещё спит, не так ли?

– Что за шум?! – неожиданно раздался из-за кустов крик Хосе.

Малыш буквально выпрыгнул из зарослей, второпях застёгивая ширинку, и, увидев ожившего друга, расцвёл своей почти беззубой улыбкой.

– Человек-таран, ты проснулся! – радостно завопил он на весь лес и бросился к Ньютону с объятиями.

* * *

Гуру заявил, что «раз все пришли в себя и снова мобильны», с первыми лучами солнца нужно выдвигаться в путь – к окраинам локации, чтобы пересечь границу Эдема и вернуться на общую территорию мира снов.

Проспавший почти двое суток Ньютон вызвался дежурить на всю оставшуюся ночь. Все, особенно Аня, пришли в восторг.

Перед отбоем Гуру отвёл Ньютона в чащу недалеко от лагеря. В свете звёзд и двух белых лун гигантские грибы отливали изумрудным свечением. Лицо учителя в этом свете казалось похудевшим и каким-то постаревшим. Однако в его тёмных глаза таились прежние сила и уверенность.

– Ты точно в порядке? – спросил он.

– Да. Голова почти не болит. Я справлюсь с дежурством, не беспокойтесь.

– Уверен? Ты весь день пролежал в лихорадке и нёс такую несусветную чушь, что…

Гуру многозначительно посмотрел на Ньютона, и тот виновато улыбнулся:

– Надеюсь, я никого не обидел. Почти ничего не помню, да и вспоминать не хочу, если честно.

– Хорошо, – Гуру по-отечески подмигнул, глянул по сторонам и заговорил тише. – Я хотел предупредить насчёт Корвича. Будь с ним начеку. Язык у него подвешен что надо.

– Что надо?

– Он умеет убеждать. Он как крокодил – терпелив и хитёр, и при любой возможности попытается запудрить тебе мозги, вызвать сочувствие или что-нибудь в этом роде. Не верь ни единому его слову. Он ненавидит Орден и меня и сделает всё, чтобы настроить нас друг против друга. Понимаешь?

От этих слов Ньютон слегка напрягся, но понимающе кивнул. Учитель ещё раз настороженно огляделся, и, доверительно приблизившись к ученику, сказал:

– Корвич тоже был в Ордене когда-то. Но он здорово оплошал и предал нас. Я его прогнал. Поэтому, помимо фанатизма Лиги, он ещё жутко хочет отомстить лично мне и может попытаться сделать это через кого-нибудь из вас. Так что будет докучать болтовнёй – огрей дубиной. Не возбраняется.

* * *

Ньютон попробовал местные фрукты. На вкус они оказались кислее лимона и острее красного перца. Он отплевался под хохот Хосе и понял, почему никто, кроме Гуру не ел эти синие ананасы. Учитель же поглощал их с невозмутимым и даже непрошибаемым видом.

Когда все уснули, время стало тянуться. Ньютон подолгу ворошил угли в костре и часто подкидывал дрова. Несмотря на дневную жару, ночью в лес заползал холод пустыни, которая окружала временный приют сноходцев и тянулась вдаль на многие километры. Даже Гуру укрывался двумя одеялами, а теплолюбивый Хосе и вовсе не высовывал носа из спальника. А вот Аня спала крепко.

Ньютон разглядывал её чистое лицо, чуть скрытое растрепавшимися чёрными локонами. Отсветы костра плясали на её скулах. Брови смешно нахмурены, а чуть вытянутые губы уткнулись в сжатый кулачок. В таком виде девушка походила на маленькую девочку, которой снилось что-то крайне увлекательное. Ньютон улыбался, не понимая, как мог быть грубым и невежливым с этим милым созданием пару часов назад. К тому же её чудесный отвар в самом деле подействовал ободряюще.

Зашуршал грязный плащ Корвича. Ньютон напрягся и уставился в сторону пленника.

Корвич приподнялся с покрывала и поглядел на Ньютона сонным глазом, торчащим из-за красно-синих бугров.

– Извини, – дрожащим голосом прошептал он и плотнее закутался в плащ, насколько позволяли связанные руки. – Могу я п-п-одойти к огню? Очень х-х-олодно.

Его зубы стучали, а изо рта выходил пар.

Ньютон кивнул и, не сводя глаз с Корвича, сутуло крадущегося к костру, нащупал под штормовкой охотничий нож, выданный Гуру, и тут же подумал, что едва ли наберётся духу использовать оружие, даже если придётся. Но рукоять клинка, сжимаемая в руке, определённо наделяла его чувством превосходства и спокойствием.

С минуту они сидели рядом в напряжённой тишине, в которой даже костёр затрещал резче. Корвич выдыхал шумно с особым старанием, словно таким образом выгонял холод из тела.

– Прости, что угрожал тебе и девчонке, – отогревшись, тихо заговорил он, глядя в огонь. – Мне жаль, что до этого дошло.

Ньютон покосился на пленника. Изуродованный Корвич выглядел жалким. Теперь жизнь пепельноволосого была в руках не склонного к милосердию Гуру. При этой мысли Ньютон отпустил рукоять ножа и вдруг тоже захотел извиниться перед врагом за лицо и дать ему одеяло. Но, вспомнив слова Гуру, промолчал.

– Хочу, чтобы ты знал, – произнёс Корвич. – Мы бы не причинили вам вреда. Я погорячился, когда сказал… – он смолк, встретив внезапно жёсткий, как удар хлыста, взгляд Ньютона, и снова отвернулся к огню. – Впрочем, сам всё помнишь…

Они ещё долго сидели у жаркого пламени, прежде чем пленник вновь подал голос:

– Эй.

Ньютон снова встретил его неприветливым взглядом.

– Хочу, чтобы ты понял, – Корвич говорил тише и твёрже, чем прежде, и смотрел на Ньютона прямым серым взглядом. – Я не враг тебе. Мне с тобой делить нечего. Как и нечего было делить Ольге и Большому.

Пленник отвернулся к костру и опечалено склонил голову. Ньютон тоже невольно вспомнил их лица.

– Просто жаль, что мы встретились не в том месте и не при тех обстоятельствах, – с неподдельной грустью сказал Корвич и через минуту добавил. – Спасибо, что позволил погреться.

Он поднялся на ноги, вернулся к своему лежаку и отвернулся к темноте леса.

 

Глава 21. Эдем

 

Едва росинки на редкой траве окрасились бриллиантовым блеском рассвета, сноходцы собрали лагерь и двинулись в путь.

Гуру, нагруженный огромным рюкзаком с провизией, шёл первым. Аня с поклажей поменьше и половиной артефакта шагала за ним. Хосе был третьим и держал на привязи Корвича, навьюченного спальниками. Малыш периодически подёргивал за верёвку, обратный конец которой обвивал руки пленника хитрым узлом. Ньютон, вооружённый охотничьим ножом и суровым молчанием, об которое разбивались любые попытки Корвича заговорить, замыкал строй.

– Здесь действительно, как в реальности, – сказал Ньютон на первом привале, изнурённый длительным переходом через жаркую лесостепь.

– Ага, и время так тянется! О, мамма Мия! – поддержал его Хосе.

– Всё дело в восприятии, – объяснил Гуру уставшим, но по-прежнему менторским тоном. – В Эдеме время воспринимается иначе, чем в остальных областях мира снов. Здесь час один к одному с реальностью.

Пока остальные трапезничали, Ньютон промывал зудящий от пота шрам на лбу, обильно поливая его тёплой водой из фляжки.

– Что же это такое, маэстро! – вдруг возмутился Хосе, кусая галету. – Выходит, мы уже по-настоящему три дня не ели и не пили?

– А чем же ты сейчас занимаешься? – учитель слегка улыбнулся.

– Так это ж не по-настоящему, – Хосе изумлённо уставился на надкушенную галету.

– Сознание человека – вещь тонкая, – сказал Гуру и хотел продолжить, но Аня его перебила.

– Раз вы трапезничаете, господа, – заговорила она, бросая рюкзак у ближайшего дерева, похожего на карликовую ель. – Я немного вздремлю. Вы не возражаете?

Никто не возражал. Только Ньютон в очередной раз про себя удивился Аниной сонливости, обострившейся за эти дни. Девушка постелила свой плащ на землю и легла в жидкой тени ветвей, закрыв лицо платком.

– Так что там насчёт сознания, маэстро? – напомнил учителю малыш.

Гуру вскрыл три банки с кашей. Одну оставил себе, остальные протянул Корвичу и Хосе. Ньютон заранее отказался и обошёлся галетами – его всё ещё подташнивало.

– Дело в том, Хосе, – заговорил учитель. – Что сознание влияет на состояние организма в целом. Ты ешь сейчас этот кусочек пресного хлеба, но твоё физическое тело не получает углеводов. И всё же разум твой убеждён, что раз ты ешь, то и организм насыщается. И благодаря этому твоё физическое тело задействует резервные запасы жиров и углеводов, которые уже имеются в организме. Плюс ко всему стимуляторы, которые я вам прислал, вводят мозг в состояние, схожее с неглубокой комой. В этом состоянии и все физические процессы протекают в очень экономном режиме.

– Так сколько же у нас времени? – спросил Ньютон. – Прежде чем мы начнём медленно умирать от истощения?

– Зависит от особенностей организма. В среднем недели две-три, – невозмутимо ответил Гуру, пережёвывая холодную кашу, и, лишь заметив беспокойство на лицах учеников, оптимистичнее добавил. – Но мы доберёмся до границы Эдема намного раньше. Там мы воспользуемся колодцем – это такие очаги незатвердевшей энергии, бреши в границе локации, – и вернёмся домой.

Ньютон не совсем ясно представлял, как это всё будет выглядеть, но решил не допытываться. Его больше интересовало другое. Минут пять все сидели молча, стуча вилками и ложками в консервных банках. Затем Ньютон заметил высоко в небе парящего орла и спросил:

– А всё-таки, что такое – этот Эдем?

Неожиданно Корвич оказался проворнее своего бывшего учителя.

– Это то, что находится под общей территорией мира снов, – просипел пленник.

Глаза Хосе моментально вспыхнули, и он дёрнул бы за верёвку, если бы руки не были заняты едой.

– А ну молчи! – с набитым ртом приказал он пленнику, но неожиданно получил от Ньютона лёгкий пинок в носок ботинка. – Эй! Ты чего? – возмутился было малыш, но тут же хитро усмехнулся под сердитым взглядом друга и вернулся к обеду.

Гуру только искоса глянул на пленника, держащего в скованных руках надкусанную галету и пустую жестянку, и ничего не сказал.

– Эдем состоит из локаций, лишённых своих артефактов, – Корвич глядел на Ньютона уже почти двумя глазами – опухоль спала.

– То есть, Эдем разрастается каждый раз… – задумчиво заговорил Ньютон.

– Каждый раз, – продолжил за него пленник. – Как подобные вам приходят разорять локации. Вы воруете артефакты, а локации как-бы проваливаются под мир снов, в Эдем, и образуют новую реальность.

– Брехня, – вмешался всё-таки Гуру, плюнув кашей от возмущения и, утерев губы ладонью, добавил. – Это западня, а не новая реальность. Ещё одна ловушка мира снов. Чтобы авантюристы вроде нас сгинули здесь и больше не лезли, куда не нужно. Эдем – это никакая не реальность! Это всего лишь состояние крайне глубокого сна, из которого сложно выйти. И только!

Почти минуту никто не решался ввязываться в спор, как вдруг Корвич ехидно улыбнулся.

– Да неужели? – протянул он.

Гуру бросил на него недобрый взгляд.

– Тогда как ты объяснишь чувство голода? – нахальным тоном продолжил расспрашивать учителя бывший ученик. – Слабость, сонливость, боль? Как ты всё это объяснишь?

– Я уже объяснил, – ответил Гуру. – Обычная психосоматика. Разум верит – тело чувствует. И наоборот.

– Но почему фрукты на деревьях съедобные?

– Биас – создатель этого места, воображал их съедобными, – в голосе Гуру сквозило нетерпение. – Вот они и для нас съедобные.

– А как ты объяснишь это? – Корвич указал в небо, где всё ещё кружил одинокий орёл.

– Что именно? – нехотя взглянув на птицу, спросил Гуру.

– Они живые! Птицы, звери, деревья!  По-твоему, они тоже проекции, созданные тем, кому принадлежало это место?

– Именно!

Ньютон с Хосе перебегали глазами с одного спорщика на другого.

– Тогда скажи, почему они имеют свою собственную волю? – не унимался Корвич. – Живут, охотятся?

– Да с чего ты взял, что у них есть воля? – вскипел Гуру.

– А с того, что после смерти человека все созданные им проекции одушевлённых существ исчезают вместе с ним! Тебе ли не знать! – серые глаза пленника блеснули странным воодушевлением. – Если мы всё ещё в мире снов, то есть в его «западне», как ты говоришь, тогда почему нас повсюду окружает жизнь?

– Да нет здесь никакой жизни! – Гуру окончательно рассвирепел и телом подался на Корвича. – Не неси ересь, идиот! Всё вокруг – иллюзия, чтобы мы никогда больше не проснулись! Птицы, звёзды, фрукты, – учитель замахал вилкой в разные стороны, отчего Хосе с опаской отпрянул от него. – Зверушки, ящерицы, гигантские грибы – всё просто очень искусная иллюзия, которая играет с нашим сознанием!

– Да? – Корвич скалился самоуверенной златозубой улыбкой. – Тогда зачем ты ешь? А? Ну, раз ты знаешь, что всё это иллюзия – попробуй не есть! И посмотрим, что с тобой станет через два-три дня.

– Я же сказал: психосоматика! Ты знаешь, что это такое, тупица?

– Знаю. Дешёвое словечко, которым…

– Просто это очень убедительная иллюзия! – не дал договорить ему Гуру. – Настолько убедительная, что даже зная об этом, мы не можем пересилить своё сознание, пока не найдём колодец и не почувствуем живую энергию мира снов.

– А смерть – это что тогда? Тоже иллюзия?

– Если убедить мозг в смерти, он отключится. А без мозга тело не живёт.

– Эх, Гуру, Гуру, – Корвич сокрушённо покачал головой. – Ты как сновидец – видишь то, во что веришь, но не веришь тому, что видишь. Циничный старик. Ищешь подоплёку там, где её и нет. И всему даёшь абы какое объяснение, лишь бы казаться учёным в глазах своих прихвостней.

От последних слов даже смуглый Хосе оскорблённо покраснел, как помидор, и едва не бросился на пленника с вилкой. Но Ньютон вновь остановил его.

Гуру недолго пилил взглядом Корвича, а затем, без обиды или гнева, а лишь с разочарованием, ответил:

– А ты, сопляк, как был бездарем, так им и остался, – он обмакнул галету в жир, размазанный по банке, и закинул в рот. – Я думал, ты чему-то научишься с годами, но нет. Бездарный и ленивый мальчишка, летающий в облаках… Уверен, будь я хоть трижды Гуру, перед смертью меня будет мучать вопрос: как ты вообще выжил в мире снов с таким легкомыслием?

Улыбка сошла с лица Корвича, и его взгляд, как и сиплый голос, неожиданно похолодел:

– Выжил, потому что вовремя перестал быть твоим прихвостнем. И потому что ты не успел принести меня в жертву, как остальных.

Гуру презрительно ухмыльнулся в один бок и, ничего не ответил, только стал активнее наполнять рот хлебными крошками.

Ньютону показалось, что на этом спор закончится. Но Корвич по-прежнему не отрывал от учителя злого взгляда, из-за которого стал похож на одичалого пса, готового к прыжку.

– Напомнить тебе, – произнёс он вдруг проницательным тоном, от которого челюсти учителя замерли. – Напомнить тебе, что ты сделал с  Жаком и Бромом?

Неожиданно лицо Гуру ожесточилось. Внезапно учитель отбросил консервную банку в сторону и кинулся на пленника так стремительно и свирепо, что по случайности едва не зашиб Хосе. Он схватил Корвича за шиворот и рывком приподнял с камня. Галета и жестянка вывалились из связанных рук.

– И за каким чёртом я не прикончил тебя? – сквозь зубы выдавил Гуру прямо в лицо Корвичу.

Тот сморщился, закусал губы в беспомощной злобе, но глаз в сторону не отвёл.

– Будешь меня злить, – прошипел Гуру. – Сломаю ноги и оставлю здесь. Заодно проверишь, насколько это место реально!

Он рванул Корвича на себя и отпустил так резко, что тот упал лицом в грубый солончак и через секунду отчаянно взвыл. Гуру ушёл прочь собирать рюкзак.

Пленник возился в пыли, жмурился от жгучей боли, шипел сквозь слюни и покачивался взад-вперёд, не отводя рук от лица.

– Да ладно тебе, гринго, – принялся неумело, но с неожиданной искренностью утешать его Хосе. – Подумаешь – упал.

Ньютон продолжил жевать галету, но, увидев лицо Корвича, потерял всякий аппетит. На уродливый шрам, всё ещё сочащийся гноем и лимфой, налипла грязь, и сквозь эту буро-жёлтую корку струпьев проступили тёмно-красные капельки. Кровь сгущалась, стекала по лицу и окропляла истрескавшуюся землю. Хосе тоже поморщился и отложил недоеденный паёк.

Аня так и не проснулась от шума, пока Гуру не скомандовал «Подъём». Тогда девушка сонно потянулась и, увидев Корвича, озадаченно спросила:

– Вы чего? – она переводила взгляд с пленника на Гуру, собирающего рюкзак, и наоборот. – Гуру, у нас что, уже закончилась еда?

– Мы выдвигаемся, Анечка, – мягко ответил учитель, совсем на неё не глядя.

Аня ещё раз окинула всех взглядом и удручённо вздохнула:

– Мальчишки…

Когда все уже подготовились к движению, Аня всё ещё усердно смывала кроваво-гнойное месиво с лица Корвича водой и промачивала рану собственным маленьким полотенцем. Кожа вокруг шрама воспалилась. Теперь пленник молчал, но сбивчивое дыхание и выступивший на лбу пот выдавали нестерпимую боль.

– Обработать бы и перевязать, – сказала Аня и вопрошающе посмотрела на Гуру. – Иначе ему скоро придётся ампутировать голову.

Хосе, стоявший возле Ани и пристально следивший за процессом, сначала усмехнулся, но потом серьёзно посмотрел на Гуру:

– Маэстро, Аня права. Нельзя моему пленнику голову ампутировать.

Гуру сначала даже не посмотрел на них. Но потом всё же подошёл и молча протянул Ане походную аптечку из собственных припасов, таившихся в безразмерных карманах шинели.

* * *

Пустыня дышала сухим жаром. Казалось, под толщей солончака, редко поросшего верблюжьей колючкой, черти разжигали костры для грешников, и пламя этих костров обжигало стопы сноходцев даже сквозь толстые подошвы ботинок. Ньютону хотелось разуться и облить стёртые ноги ледяной водой. Но толку от этого было бы мало, да и воды оставалось немного – целая бутылка ушла на рану Корвича, который теперь шагал в абсолютно поникшем молчании и с щедрой белоснежной повязкой на половине лица.

Ньютон оглядывался, выискивая признаки жизни, о которой говорил пленник. Но ничего, кроме мутной ряби на горизонте, в этом месте не двигалось.

Ему хотелось расспросить Корвича о тех двоих, упомянутых в недавнем споре, о Жаке и Броме. Но пустыня изматывала. К тому же не хотелось снова провоцировать Гуру, который теперь почти не оставлял пленника без собственного надзора. Оставалась лишь Аня. Она могла бы пролить свет на прошлое учителя и ученика, но она шла слишком далеко. И Ньютон, по привычке ощупывая пустоту на месте левой руки, в глубине души радовался, что девушка не шла с ним бок о бок.

Когда солнце склонилось к закату, на горизонте показались карликовые деревья, а в трещинах под ногами зазеленели травинки. Вскоре крохотные кривые силуэты оказались невысокими песчаными соснами.

Сноходцы достигли подлеска, когда небо уже разделилось на две половины: красно-оранжевую и тёмно-синюю с проступившими звёздами. Гуру сбросил поклажу с плеч. Корвич сел под деревом, а Хосе повалился на сладко пахнущий ковёр из сухих иголок и шишек, не отпуская верёвку из рук, и легонько застонал.

– Я схожу за хворостом, – сказал Ньютон и бросил свой рюкзак на живот равнодушного от усталости Хосе.

– Я с тобой, – неожиданно сказала Аня и, встретившись с Ньютоном глазами, добавила. – Хочу прогуляться.

Хосе истерически захохотал:

– Ну, конечно! День пути по этой вонючей пустыне – это ж не прогулка!

Аня только скромно улыбнулась. Из всех она одна не выглядела измотанной. Только загоревшей и чуть взмыленной.

– Я лучше сам, – сказал ей Ньютон.

Девушка достала из рюкзака бутылку с водой и сделала пару маленьких глотков, не сводя с Ньютона пристального испытующего взгляда.

– Я сам справлюсь, – мягче повторил Ньютон и направился в ту сторону, где деревья сгущались.

– Конечно, справишься, – Аня оставила бутылку и пошла следом.

Ньютон остановился, когда она обогнала его и зашагала впереди.

– Так ты идёшь? – бросила она через плечо.

* * *

Остановившись с охапкой хвороста в руках, Аня глубоко вдохнула сладковато-терпкий запах хвои и смолы.

– Почти как дома, – блаженно произнесла она, и Ньютон невольно улыбнулся, вспомнив их первую встречу в яблочной роще.

– Здесь есть шишки, – он пнул маленькие бурые шишки под ногами и посмотрел на зелёные, висящие на ветвях. – Может, в них есть орехи?

– Ты ведь шутишь?

– Нет, – серьёзно ответил Ньютон. – А что смешного? В шишках же есть орехи?

– В кедровых шишках – да, – девушка подняла с земли пустышку, подошла к Ньютону и демонстративно расшелушила её. – А это песчаные сосны. В их шишках орехов нет.

– А зачем тогда они вообще нужны?

– Для размножения, – Аня хитро улыбнулась и отошла на несколько шагов в сторону. – Ну, или чтобы делать так.

Она неожиданно обернулась и бросила шишку в Ньютона. Та совершенно не больно отскочила от его груди, и он с недоумением уставился на девушку.

– Ну, давай! – озорным голосом попросила Аня.

Её глаза игриво мерцали в полумраке.

– Что «давай»?

– Брось в ответ.

– Зачем? – Ньютон нахмурился, и, не дожидаясь ответа, вновь принялся за сбор хвороста, каждый раз кладя скудную охапку на землю, чтобы подобрать ещё одну ветку.

Аня обречённо выдохнула:

– Зануда.

 Она шла параллельно с Ньютоном и через какое-то время спросила:

– Ты что, правда, никогда не кидался шишками?

Ньютон молчал.

– Родители тебя не водили в лес в детстве?

– Нет, – буркнул он себе под нос.

– Что, и даже с друзьями не играл в лесные войнушки?

– Нет.

Ньютон остановился и сердито посмотрел на Аню, но, не заметив на её искреннем лице ни доли усмешки, смягчился.

– У меня не было друзей, – неожиданно для себя признался он, глядя под ноги. – Мы жили с мамой и с… С братом. В общем, мы часто переезжали. Так что нам было не до походов в лес.

– Прости, – тихо произнесла Аня и грустно улыбнулась в пустоту. – Тяжёлое детство значит?

– Да нет, – спокойно ответил Ньютон, продолжая идти. – Я вовсе не это имел в виду.

– А что же ты имел в виду? – с неожиданно глупым и озорным тоном спросила девушка, и Ньютон почувствовал, как его вновь окутывает раздражение.

Он замер и рассерженно посмотрел на неё, затем покосился в сторону лагеря и заговорил тише:

– Я слышал, что ты говорила Гуру обо мне. Слышал, как ты сказала, что не хочешь видеть меня.

Улыбка сошла с Аниного лица. Девушка сделала шаг к Ньютону.

– Ну, слышал, и что? – спросила она с открытым ясным взглядом.

– Почему ты так разговариваешь со мной?

– Как «так»?

– Так, будто мы друзья.

Девушка словно слегка смутилась:

– Но мы ведь сейчас в одной лодке, верно?

– И что с того? Это значит, что мы теперь должны кидаться друг в друга шишками и рассказывать друг другу о своём детстве? – Ньютон нервно скривился. – Может, и Гуру с Корвичем пригласим, коль на то пошло?

– Я не против, – Аня пожала плечами и неожиданно оживилась. – В самом деле, было бы неплохо! Может, тогда они меньше будут хотеть убить друг друга.

От нарисованной воображением картины, Ньютону вдруг тоже стало смешно, однако он не подал виду.

– А насчёт того разговора с Гуру, – внезапно серьёзно сказала Аня. – Прости, если мои слова тебя задели.

Ньютон посмотрел на девушку. В её глазах отражался звёздный свет, отчего они походили на два мерцающих аметиста. В них можно было заметить раскаяние.

– Я сказала это сгоряча и, как бы глупо ни звучало, но лично к тебе это отношения не имеет. Всё что я говорила – это только обо мне и Гуру.

Ньютон отвёл взгляд, глубоко вдохнул бодрящий смолистый запах, и вновь посмотрел на недвижимую Аню.

– И ты прости, – с улыбкой сказал он. – За то, что явился к тебе со своими нравоучениями тогда… Я хотел извиниться раньше, но всё не удавалось. Мир?

– Мир, – чуть погодя ответила Аня и тепло улыбнулась.

Набрав хвороста, они двинулись к лагерю. Когда впереди уже послышался голос Хосе, Ньютон опомнился и торопливо заговорил:

– Послушай. Пока мы не вернулись, расскажи о Корвиче и Гуру.

– Что именно ты хочешь знать? – спросила Аня.

– Что между ними произошло?

Девушка пару секунд молчала.

– Гуру рассказывал, что Корвич был его учеником лет пятнадцать назад или около того. Они отправились за артефактом: Гуру, Корвич и ещё двое опытных охотников, тоже из Ордена, – Жак и Бром. План был как всегда: трое делят артефакт и разбегаются. Гуру остался прикрывать отход. Когда Жак и Бром поделили артефакт, Корвич вроде как струсил, бросил свою часть и сбежал.

Ньютон вспомнил, что сам едва не поступил так же, и почувствовал как жар стыда приливает к ушам.

– Из-за этого Жака поглотил «улей», а второй, Бром, едва уцелел, но вроде как лишился рассудка, пока бежал от хранителей. Гуру сказал, что он так и не выбрался из Эдема.

– А что Корвич?

– Корвич выжил и, как видишь, цел и невредим. После охоты Гуру сразу всё понял и прогнал его из Ордена. Тогда Корвич и переметнулся к Лиге Весов, рассказал им о Гуру, о его охотах за артефактами, об Ордене Уравнителей, – Аня замолчала, подбирая россыпь крупных ветвей под высохшей сосной. – Так и началась вражда между Лигой и Орденом. Это всё, что я знаю.

– А ты уже встречалась с Корвичем раньше? – спросил Ньютон, чуть погодя.

– Да, и не раз. Война была в самом разгаре, когда я, – на секунду Аня словно замешкалась. – Когда попала в Орден. Так что да. С Корвичем мы уже встречались. Но это было давно. Честно говоря, я не могла его вспомнить, пока он не начал угрожать там, на башне, – девушка хихикнула.

– Но ведь война окончена, а Лига пала, ведь так? – спросил Ньютон.

Аня утвердительно кивнула.

– Так что же Корвичу и его людям нужно было теперь?

– Кто их знает? Может, у них и правда поехала крыша. Может, всё ещё фанатично верят в то, что Орден – великое зло, которое нужно остановить.

– Ну, если честно, мне так совсем не кажется, – признался Ньютон и, перехватив вопросительный и заинтересованный взгляд Ани, добавил. – То есть, как по мне – Корвич совсем не похож ни на какого фанатика.

– Может и так, – сказала Аня. – Тогда, может он попросту всё ещё мстит Гуру за то, что тот не дал ему второго шанса.

Ньютон скептически ухмыльнулся.

– Ну, больше у меня нет предположений, – словно оправдываясь, с улыбкой сказала девушка.

– А может, – несмело стал предполагать Ньютон в полголоса. – Лига вновь набирает силу?

– Всё может быть, – равнодушно согласилась Аня так, словно они беседовали о погоде. – Но это вряд ли. Их бывший предводитель – Абиас – погиб. Как вся его свита. А Корвич всегда был лишь мальчиком на побегушках. Кому далась эта Лига, эта война? – она глубоко вздохнула. – Безумия в мире снов поубавилось с тех пор. Да и если бы Лига набирала силу, Гуру знал бы об этом.

– С чего такая уверенность?

– Это же Гуру, – Аня важно улыбнулась. – Великий и ужасный!

 До лагеря оставалось всего несколько десятков метров.

– Постой, – шёпотом попросил Ньютон, и они замерли друг перед другом. – Как думаешь, – прошептал он, чуть склоняясь к Ане. – Корвича всё ещё стоит опасаться?

– Пока он в руках малыша Хосе? Хм, – Аня изобразила задумчивость. – Не думаю.

– А если серьёзно? – не отступал Ньютон.

– А если серьёзно: Корвич – трус. Но трус очень хитрый и скрытный, – ответила она. – Никогда не знаешь, чего от таких ждать.

– Почему же тогда Гуру оставил его в живых?

– Что? – внезапно на лице Ани повисло искреннее удивление. – По-твоему, нужно было убить его?

– Не знаю, – Ньютон пожал плечами. – Остальных же Гуру убил.

– Одного из них, – поправила его Аня, и взгляд её похолодел. – И только чтобы тебя спасти.

Ньютон почувствовал укор совести где-то у горла и напряжённо повёл челюстью.

– Но Гуру сказал, – неуверенно заговорил он снова. – Что Корвич нам нужен как заложник, на случай нападения. Но мы здесь уже почти три дня…

«И что с того?» – читалось во взгляде девушки.

– Я думаю, если бы где-то здесь были ещё люди Лиги, то они бы давно пришли на помощь Корвичу. А если бы они шли за нами по следу, то мы бы узнали об этом ещё в пустыне – там ведь невозможно скрыться. Разве не странно, что Гуру всё ещё возится с ним? Как думаешь? То есть, я хочу сказать, неспроста ведь Корвич всё ещё с нами, как думаешь?

Аня удручённо закатила глаза к небу. Затем снова посмотрела на Ньютона.

– А может, – снисходительным тоном заговорила она. – Гуру просто не хочет лишний раз убивать без крайней необходимости?

– Тогда бросил бы его где-нибудь и дело с концом. Ну, или отпустил бы на все четыре…

– Может, он не хочет его бросать, потому что сам чувствует вину за то, что случилось с Жаком и Бромом?

Аня с насмешливой вопросительностью посмотрела на Ньютона, и тот понял, что действительно не подумал об этом.

– Или он не хочет бросать здесь раненного Корвича на смерть, потому что тот всё же был его учеником, пусть и никудышным? – Аня подмигнула задумавшемуся Ньютону. –  Попробуй смотреть глубже.

Девушка поудобнее взяла охапку и зашагала к лагерю, где за деревьями послышался тихий вой Хосе, отдалённо напоминавший пение. Ньютон пошёл за Аней, задумчиво глядя в щёлкающую темноту под ногами.

– А с чего ты так уверена насчёт чувств Гуру? – спросил он.

– Это же очевидно.

– Но как? – Ньютон не понимал. – Он же весь поход либо злится на Корвича, либо вообще ничего не говорит.

Аня хитро улыбнулась.

– Это и так понятно, Ньютон, – важно протянула она. – Есть вещи, о которых вслух не скажешь, но этого и не нужно! Ведь это вещи очевидные, – она посмеялась. – Я ничего не упустила? Твои слова?

Ньютон не сдержал улыбку, от которой пересохшая обгоревшая кожа на щеках растянулась до боли.

– Это не мои слова, – признался он. – Я их в книжке какой-то прочитал.

– Хорошая книжка, однако.

– Скажу название, если вспомню.